***
Удушающая жара окутывала окрестности замка Сендай. В самом же замке, на верхнем этаже, клубилась ледяная дымка. Стены и татами пропитались кровью, но нигде не было ни единого тела. Лишь прах покрывал одинокие мечи, нетронутый никем. Больше ничего не осталось: ни жестокого эксперимента, ни его жертв, ни его создателя. Вскоре и Хиджиката Тошидзо, последний оставшийся капитан Шинсенгуми, исчерпает свою жизнь. Хейске знал, что история разетсу закончится здесь, но тот разговор в лагере в Ширакава не шел у него из головы. Войну уже не выиграть. Когда конец наступит, что станет с теми, кто сможет его пережить? Ледяной туман расползался по половицам. Лезвие верного вакидзаши капитана восьмого подразделения заиндевело. Казусаноске Канешиге вздрогнул, стряхивая с себя пепел, когда-то бывший его хозяином. Сгорая в синем пламени, Хейске пытался запомнить подаренную ему улыбку отважной красавицы и самого дорогого друга, но слышал лишь глухие удары разбивающихся слез. Когда никого из них уже не останется, чтобы ее защитить, будут ли эти невыносимые слезы так же литься из ее глаз? Когда кончится война… «Ты уже никого не сможешь защитить». Проклятые слова скрипели в ледяном вихре. Чувство вины душило хлеще жажды крови. Туман сгущался, клубился, стягивался. Казусаноске Канешиге дрожал, источая пронзительный звон. Ледяной воздух пронизывал пустынные коридоры замка. Где-то снаружи, среди палящего зноя, надрывались цикады. Лед на лезвии треснул.***
Хейске открыл глаза. Первые лучики солнца, пробивающиеся сквозь рисовую бумагу, застыли на его щеках. Чизуру облегченно вздохнула — страшная ночь наконец закончилась. — Доброе утро! — улыбнулась она и невесомо провела рукой по растрепанной голове на своих коленях. Боль и жажда измотали его — Хейске отключился едва те отступили. Он тяжело дышал во сне и почти не шевелился, а Чизуру пыталась отогреть его ледяные руки, когда ее собственные не переставали дрожать. Он рассеянно смотрел на нее, забавно щуря глаза от солнца, но не сдвинулся с места. — Я что, спал? — Очень крепко. Как ты себя чувствуешь? Но Хейске не ответил. Его рука неожиданно дернулась назад, пальцы крепко обхватили ее ладонь у себя в волосах. Чизуру испугалась, что позволила себе лишнего, но он лишь осторожно притянул ее руку к себе и сдвинул белый рукав дзюбана по самый локоть. Он сосредоточенно провел большим пальцем по тонкой розоватой полоске, оставшейся от недавнего пореза, словно надеялся, что та исчезнет. У Чизуру мучительно сжалось сердце. Она еще никогда не видела его таким разбитым. — Прости. Как часто бы Саннан-сан ни говорил, что разетсу обречены на страдания, если не будут пить кровь, Хейске всегда отшучивался. Иногда даже казалось, что после Абурано-Коджи ничего не изменилось, но… За эти два года, сколько же раз проклятая жажда терзала его, заставляя задыхаться от боли? Логика неумолимо шептала: сотни. Но, сколько бы раз это ни случалось, он всегда был совершенно один. Руки Юкимуры Чизуру начинали дрожать. Она позволила себе снова запустить пальцы в жесткие каштановые прядки: почему-то так становилось спокойнее. Хейске был здесь, совсем рядом, а значит каким-то чудом злосчастная сыворотка ее отца больше не отнимала его жизнь. Этого уже более чем достаточно. С жаждой можно справиться. Даже если это безумие будет преследовать их каждую ночь, она больше не позволит ему бороться в одиночку. Пусть даже он будет ненавидеть ее за то, что не оставила ему выбора. И раз уж неприятной темы избежать не удалось, Чизуру все же решила задать вопрос, мучавший ее со вчерашнего дня: — Хейске, а кто-то еще… Может, Саннан-сан? — робко спросила она. — Нет. Когда я очнулся в Сендае… ничего не изменилось. Его мечи были там же. Как и то, что еще оставалось. А я… сам не знаю. Уголки его губ поползли вверх, и Чизуру готова была поклясться, что это была самая горькая улыбка, которую ей только доводилось видеть. Капитан-огонек продолжал смотреть куда-то в пространство. — После осады Айдзу вывесили списки пленных. Хаджиме в них не было. В портовых списках Сендая тебя тоже не оказалось. А потом еще и объявили о капитуляции Эдзо и окончании войны. Это казалось так… неправильно. Я ведь должен был разделить судьбу ребят. Она качнула головой. — Не говори так. Они все были бы очень рады, узнав, что ты жив. После этих слов он все же посмотрел на нее. От неожиданности Юкимура нечаянно дернула свалявшуюся за ночь прядку, но Хейске, казалось, этого даже не заметил. Он смотрел долго, внимательно. И улыбнулся, так тепло и немного виновато. — Знаешь, в Фудодо я много думал о том, как изменится моя жизнь после отимидзу… Все словно с ног на голову перевернулось. День стал ночью, эта чертова жажда, и даже Шинпачи и Сано стали меня избегать. А встретив тебя тогда в Шимабаре, я почему-то решил, что все сможет быть как раньше… Глупо, да? — А разве что-то изменилось? Хейске распахнул глаза от удивления. Но Чизуру уже не могла остановиться — слова сами вырывались из высохшего горла. Она говорила о том, как безмерно была счастлива, когда именно он оказался в той комнате. О том, как после Абурано-Коджи думала, что навсегда потеряла его, и как Ямадзаки тогда пришлось оттаскивать ее от раненого Тодо. О том, как той же ночью Нагакура и Харада ввалились в ее комнату с пузатой бутылкой саке и, напившись до чертиков, ругали Хиджикату и самих себя за то, что их друг станет разетсу. И как Харада-сан потом сказал, что это совершенно не важно, ведь пока мы живы — мы еще можем веселиться. — Так пока я дрых, Шин и Сано времени зря не теряли? Вот паршивцы, — тихо рассмеялся капитан-огонек. И что-то в его хитром прищуре подсказывало, что Нагакура и Харада провинились совсем не в том, что решили предаться зеленому змию без боевого товарища. — Ты о чем? — Да так… — Хейске мягко улыбнулся. — Спасибо, Чизуру. Он оторвал голову от ее затекших ног, подался вперед и сел рядом. А она едва заметным движением запахнула край дзюбана, прежде чем бывший капитан восьмого подразделения успел бы разглядеть ее оголившуюся коленку. — Мне нужно в додзё, пойдешь со мной? — неожиданно спросил он. — А точно можно? — Конечно! Сенсей — замечательный человек! Он точно не будет против. Капитан-огонек что-то рассказывал про их небольшое додзё, практики, поединки — Чизуру терялась в терминологии, но была счастлива видеть вновь разгоравшийся в его глазах огонь. — Хейске, раз уж мы идем в додзё, можно я надену твои хакама? — Разумеется, можно! — удивленно воскликнул он, всплеснув руками, и смущенно отвел глаза. — И вообще… Надо б одеться, что ли…***
Торопливо шагая под разгоравшимся солнцем, Чизуру много думала о том, каким будет додзё, о котором Хейске столько раз упоминал. Она ожидала увидеть гордых воинов с деревянными мечами, сошедшихся в поединке. Просторный дом сo множеством тренировочных помещений, идеально убранный садик, и строгого, надежного учителя, мысли о котором сплывались в добрую улыбку Кондо Исами. Признаться, она боялась: ее уровень владения мечом хоть и был неплох по словам Сайто Хаджиме, который когда-то лично устроил ей экзамен, прежде чем отпустить патрулировать Киото, но ребята из Шинсенгуми никогда не допускали ее до реального боя. Да и прошло уже больше года с тех пор, как она в последний раз держала в руках меч. Навыки слишком легко теряются — Юкимура это знала как никто другой. Когда они добрались до места, она была совершенно не готова к тому, что предстало ее глазам. Небольшой домик с прохудившейся крышей сложно было принять за додзё, но Хейске легонько потянул ее вперед, шепнув, что они пришли. А затем Чизуру поняла, что изумленно таращится на вышедшего встретить их человека. Ей даже и не приходило в голову, что Сенсей был настолько стар. Но она и не могла не заметить, что держался он необычайно прямо, несмотря на вероятно девятый десяток лет. — Доброе утро, Хейске! — поприветствовал он четким, спокойным голосом и окинул оценивающим взглядом сначала бывшего капитана восьмого подразделения, а затем и ее, после чего одобрительно кивнул: — Вижу, отдых пошел тебе на пользу. — Да вроде как. — Хейске виновато улыбнулся. — Сенсей, это Чизуру. Вы не против, если она тоже к нам присоединится? Она уже владеет основными техниками короткого меча. От такой его прямоты Юкимура растерялась. Более того, Хейске явно преувеличивал ее навыки. Не найдясь, как правильно вести себя, она низко поклонилась. — Ну что вы! Я так давно не практиковалась… — Здесь всегда рады тем, кто желает учиться. Это додзё всегда открыто для искренних людей. Но прежде, чем Чизуру успела придумать, что ответить этому почтенному человеку, из додзё выбежали… дети. Четверо ребятишек в вытершихся на коленях хакама, старшему из которых вряд ли было больше четырнадцати лет, а младшему — восьми, подбежали к Хейске, сжимая деревянные вакидзаши в правых кулачках, поклонились, и сразу же затараторили наперебой: — Хейске-сан, Вы покажите нам сегодня новую стойку? — Хейске-сан, а я вчера практиковал ката, как вы и говорили! — Хейске-сан, Ичиноске брал мой боккен! — Хейске-сан, а это ваша невеста? Капитан-огонек вытаращил глаза и тут же замотал головой. — Да какой я вам Хейске-сан! Говорил же, просто Хейске! А ну мигом в зал, раз такие энергичные! Прости, Чизуру! Он виновато улыбнулся, пожав плечами, и убежал вслед за ребятишками в дом. Ребятишками, чьи матери наверняка сшили им хакама из старого футона и выкрасили в темно-серый — на ткани в некоторых местах уже проступал пух. Пожилой учитель проводил их неодобрительным взглядом. — Прошу прощения. Как видите, ученики очень активные, а я уже слишком стар для того, чтобы учить их дисциплине. — Эти ребята ведь не из самурайских семей? Сенсей сдержанно улыбнулся. — Благородство крови не всегда означает благородство духа. Воин должен обладать крепким разумом, быть человечным и смелым. Этим детям по праву рода не повезло попасть в додзё знаменитых мастеров, но они уже знают большую любовь к труду. Чизуру это знала. За те пять лет, что она прожила с Шинсенгуми, лишь брань и презрение доносились им вслед. Несмотря на мастерство и преданность, их не считали за воинов, а иногда даже и за людей. Семьи этих детей не имели достаточно средств, чтобы оплатить им посещение додзё. Но даже будь у них достаточно денег, никто не позволил бы простолюдинам обучаться благородному искусству владения длинным мечом. Но Сенсей, похоже, не внимал общепринятым нормам так же, как и ее друзья. — Так Вы поэтому содержите эту школу? Пару секунд старец внимательно смотрел на нее, а затем предложил сесть на крыльцо возле зала, где дети сосредоточенно переплывали из одной стойки в другую. В этом взгляде Чизуру рассмотрела одобрение… И что-то еще, но так и не смогла понять что именно. — Не скажу, что мы не испытываем трудностей, но с тех пор, как Хейске стал помогать, процесс обучения стал куда эффективнее. Вижу, Вы с ним давно знакомы. — Уже больше пяти лет. Он хороший человек. — Он смел, открыт сердцем и понимает трудности этих детей. Признаться, я был весьма удивлен встретить мастера меча, желающего помогать старику в почти пустом додзё. Чизуру не сдержала улыбки. В этом был весь Хейске: он всегда и без оглядки бросался на помощь любому, даже если численное преимущество было не на его стороне. Капитан-огонек не пропускал ни одной уличной драки, но одним летним вечером в Киото он сказал ей, что ненавидит кровь и хотел бы, чтобы конфликты можно было решить без нее. Каждый капитан Шинсенгуми виртуозно владел оружием, но никто из них не гордился своим мастерством. Тогда еще Сайто Хаджиме говорил, что очень любит мечи, но их предназначение завораживает его еще больше. В этот момент он всегда грустно улыбался. — Один человек сказал мне однажды, что истинное предназначение мечей — убийство недругов. — Этот человек наверняка побывал во многих битвах, — многозначительно кивнул Сенсей. — Но не мечи убивают — убивают люди. Сенсей указал рукой в сторону деревянной подставки в тренировочном зале, на которой Хейске оставил свое оружие. Чизуру не покидало ощущение, что пожилой учитель смотрит куда-то глубже ее глаз — прямиком в душу. — Посмотрите внимательно: шелк на рукояти этой катаны уже обтерся. Меч привыкает к руке хозяина и покорно служит его воле. Если Вы решили обучаться владению оружием, Вам следует это понимать. А ведь и правда, шелковый шнур на рукояти катаны давно пора было менять. Но взгляд Юкимуры упал на ярус ниже — короткий меч Хейске казался нетронутым и… прекрасным. Из-под черного шелка на рукояти проглядывала кожа ската, лакированные ножны блестели. Она не слишком хорошо разбиралась в мечах, но даже так катана на верхнем ярусе блекла рядом с этим вакидзаши. — Превосходный меч. В нем чувствуется рука мастера провинции Тсу. Вы слышали об этом месте? Она кивнула. — Переход даймё Тсу на сторону нового правительства сыграл решающую роль в битве при Тоба-Фушими. — Вижу, Вы хорошо осведомлены. Думаю, у этого меча есть и дайто*. Обычно их не разделяют, но вакидзаши иногда дарили своим детям — считалось, что родительский меч сбережет от опасности лучше чужого. И в этот момент Чизуру поняла, что ровным счетом ничего не знала о Хейске. О его прошлом, о его семье… Он никогда не упоминал об этом, кроме того что он, так же как и она, вырос в Эдо. Рассматривая аккуратную перевязь шелка на рукояти, она улыбалась — наверняка у него было счастливое детство. — Наверное, родители Хейске очень любили его. Сенсей улыбнулся почти заговорщицки, чего никак нельзя было ожидать от человека его лет. — Говорят, у даймё Тсу, Тодо Такаюки, был внебрачный сын. Достойный мечник, обучавшийся у кенсея Чиба. Жаль, конечно, что он так и не смог участвовать в войне. — Что же с ним случилось? — Погиб в инциденте у Абурано-Коджи. Но прежде, чем Чизуру успела отойти от шока, из-за приоткрытых сёдзи выскочил Тодо Хейске наперевес с боккеном. — Эй, Чизуру! Давай к нам!***
Юкимура Чизуру вложила деревянный меч в воображаемые ножны и вместе с юными учениками поклонилась инструктору. Поблагодарив его, ребята выбежали на улицу, где их ждал Сенсей с каким-то свитком — судя по всему, ребятам после кратковременной передышки еще предстояло осваивать путь воина и слушать рассказы о бравых героях прошлого. Первый, и самый главный урок ей, похоже, уже преподали еще до того, как она взялась за рукоять боккена. — Ну как? Я не слишком строг? — улыбнулся ей Хейске, раскладывая деревянные мечи на подставки. Чизуру смахнула пот со лба. Теперь она понимала, почему дети так его любили: капитан-огонек не только носился по додзё, поправляя малейшие ошибки, но и мастерски подначивал ребят работать над собой. Тренировки хоть и были веселые, но очень интенсивные. — Строгость ведь необходима для поддержания дисциплины, разве нет? — Ага. Только нам с Шинпачи и Сано это как-то не очень помогало. Он весело подмигнул ей, но, когда Чизуру протянула ему боккен и поклонилась, Хейске качнул головой и вместо боккена вложил в ее руки деревянный вакидзаши. — Позволь я кое-что покажу. Это по поводу твоей техники короткого меча. — Он отошел на несколько шагов и направил боккен в ее сторону. — Вытяни руку вперед и просто подходи ко мне. Чизуру не совсем поняла, что же именно пытается сделать Хейске, но спорить не стала. Она еще раз поклонилась, четко отработанным движением вытащила тренировочный меч из левой руки и, направив конец в голову своего инструктора, стала осторожно подходить. Он ободряюще кивнул, но не сдвинулся с места, и она подошла ближе. А затем еще. И еще. И наконец поняла, что же именно он пытался показать: боккен Хейске уже почти что упирался в ее горло, когда ее собственный меч даже и с полушага не смог бы его достать. — Тут дело не в технике, — пояснил он. — Если противник равен по умению, даже мне будет тяжеловато сражаться против более длинного клинка. Как думаешь, почему Сано в основном использовал копье? — Оно давало преимущество перед катаной? — Не только. Копье покрывает большую площадь и потому идеально подходит для сражения против большого количества противников. Сано специально ставили в авангард, чтобы он мог быстро расчистить достаточно места для остального отряда. Хейске убрал меч, поклонился, а затем опустился на пол и принялся разматывать ткань с чего-то длинного — Чизуру с чего-то решила, что он хочет показать ей техники копья, но она ошиблась: ей протягивали деревянную нагинату. — Думаю, это тебе больше подойдет. Нагината подходит для фехтования против мечей, рукоять тоже используется для блоков, тычков и даже рубящих ударов, чтобы не подпускать противников в зону ближнего боя. Хват можно использовать широкий и узкий — руки свободно скользят по рукояти. Он встал рядом, уперев нижний край древка в пол, одной рукой придерживая громоздкое оружие сверху. — Возьми чуть выше, Чизуру. — Хейске обхватил ее ладошку и протянул выше так, чтобы положение ее рук делило рукоять нагинаты на три равные части. — Да, здесь. — Что теперь? — Принципы нагината-дзюцу не сильно отличаются от работы с мечом. Заводи клинок за голову под тем же углом. Да, а теперь опускай вниз. Не пытайся контролировать инерцию — она пока кажется тяжелой, но ее вес увеличивает силу удара. В прошлом нагинаты использовали для прорубания доспехов. Было очень непривычно, но с каждым повторением Чизуру начинала лучше понимать траекторию движения ее нового оружия. Двигалось не только лезвие — когда оно опускалось, за спиной взлетал вверх другой конец рукояти. Ей безумно нравилось это ощущение: нагината в ее руках была тяжелой, удары — мощными, а позади нее взлетала вверх рукоять, не позволяя никому находиться ближе, чем на метр от ее спины. Она чувствовала, что в любое время могла направить ее назад и охватить еще больше места. Юкимура помнила Хараду и его копье, кружившихся как в миниатюрном урагане. Наверняка то же самое можно было проделать и с нагинатой. Если бы только она могла научиться владеть ей так же виртуозно… — Давай пока остановимся на этом. С непривычки можно повредить плечо. Она хотела было возразить, что может продолжать и что, даже если это и случится, ее травма заживет в течение каких-то пары часов, но передумала — у ее инструктора были ну уж слишком взволнованные глаза. Вернув ему оружие, Чизуру вежливо поклонилась. — Спасибо, Хейске. — Да вообще не за что! Мы ж даже толком не практиковались! Ребятам пока рано осваивать нагината-дзюцу, но завтра после занятий… Нагината в его руках полетела вниз и, когда капитан-огонек молниеносно перенес руки в узкий хват и залихвацки крутанул древко, описала завораживающе смертоносный круг, возвращаясь в изначальное положение. — …я покажу тебе кое-что посерьезнее.***
Поздними вечерами в Киото было уже не так жарко. Хейске не любил яркое солнце: оно слепило глаза и припекало голову. А тренировки летом — так вообще сущий ад. Только и мечтай о том, чтобы прыгнуть в ледяной колодец и просидеть там до самого вечера. Прыгать в колодец, конечно, нельзя, а вот мечтать пока еще никто не запрещал. Ну кроме Хиджикаты-сана — тот бывало зыркнет так, что казалось, будто вицекомандир-демон умеет читать мысли. А Кондо-сан, внимательно выслушав эти бредовые фантазии, рассмеялся бы и предложил всем чая. Наверное, и у тех совсем юных пацанов, которых Хейске изо дня в день гонял в додзё не меньше, чем собственный отряд, когда еще был капитаном, были такие же простые мечты. — Тебе понравилось? — спросил он и бросил беглый взгляд на слишком уж энергичную Чизуру. Оставалось только поражаться, как у нее после первого-то дня занятий вообще сил хватало так бодро шагать рядом. — Очень! — радостно отозвалась она и улыбнулась: — Честно говоря, никогда бы не подумала, что ты будешь работать инструктором в додзё… — Да уж! Сам не ожидал. — Он закинул руки за голову, припоминая, как впервые встретил Сенсея и как эти дружные ребятишки были до невозможного похожи на прежних Шинпачи, Сано и его самого. — Наверное, это место напомнило мне о временах, когда я жил в Шиейкане. — Я и не знала… Я думала, ты и Ито были из одной школы. Хейске пожал плечами. — Да, мы тренировались у одного учителя. Чиба-сенсей разработал очень эффективный стиль фехтования, многие хотели у него учиться. Правда, брали туда по рекомендации. Учили хорошо, но поговорить было особо не с кем — я ж не из знатного рода. — И ты затмил их всех своим мастерством? — спросила Чизуру с таким серьезным личиком, что Хейске не сдержал смеха. Однако ж, ничего себе комплиментики! Хотя что скрывать, слышать от нее такие слова было приятно и как-то совсем уж неловко, ведь от правды они были так же далеки, как Киото от Эдо. — Если бы. Отец помог, написал рекомендательное письмо, — честно признался он. — Вот только все равно у меня там не заладилось. Саннан-сан как-то пришел поздороваться с Чиба-сенсеем, мы разговорились, и он предложил познакомиться с Кондо-саном. Вот так я и перешел в Шиейкан. Иногда Хейске казалось, что дни, проведенные в додзё Кондо Исами, были самыми светлыми воспоминаниями его собственной юности. В Шиейкане он познакомился с Харадой и Нагакурой, и их самопровозглашенное трио придурков творило такое, о чем и вспоминать-то сейчас стыдно, а Кондо-сан лишь угрюмо собирал брови на переносице, а порой и сам смеялся над их мелкими шалостями. Саннан-сан относился к нему как к младшему брату, а старшие инструктора Хиджиката и Окита хоть и были легки на подъем, но никогда не бросали в беде. Вспоминая о них, у бывшего капитана восьмого подразделения Шинсенгуми теплело на сердце. Улыбнувшись Чизуру, явно ожидавшей продолжения истории, он добавил: — У нас не было достаточно риса, но именно там я встретил ребят, которых мог бы назвать друзьями. Но додзё разорилось, и мы вместе отправились в Киото. Что было дальше, ты и сама знаешь. Сенсей — великолепный учитель, но в его возрасте уже тяжело справляться в одиночку. Если и это додзё разорится, ребятам будет некуда пойти, совсем как и нам тогда. После его слов Чизуру почему-то перестала улыбаться и виновато опустила глаза. — Честно говоря, когда ты предложил идти с тобой, я действительно думала, что все будет совсем иначе, — ответила она, смутившись: — Например, как у нас в лагере. Если бы я только могла помочь… Хейске удивленно вскинул брови. — А кто помог мне сегодня вымыть тренировочный зал и отчистить всю копоть с котелков на кухне? — Если бы этого было достаточно… — покачала головой самая смелая девушка, которую ему только доводилось встречать, и тихо вздохнула. Вот вечно она так: всегда думает, что делает недостаточно. И наверняка даже не догадывается, сколько жизней спасла вовремя доставленным посланием и ящиком с патронами. — Ну чего ты грустишь, Чизуру? Он подмигнул ей, уже вынашивая дерзкий план очередного похода за данго, а после — в городской сад, где под прохладными кронами деревьев можно гулять бесконечно долго и где в ленивой речушке плещутся такие же ленивые разноцветные карпы. И где, пока никто не видит, он собирался руками выловить для Чизуру самого большого и пестрого, а потом отпустить обратно по своим рыбьим делам. У Хейске уже почти сорвалось с языка предложение выпить чая с манджу* после ужина, как неожиданно в нос ударил запах… Бывший капитан восьмого подразделения выскочил вперед, загребая Чизуру себе за спину. Ножны выдвинуты вперед, ладонь уже сжимает рукоять катаны. Мышцы, как натянутая пружина — отпустить, и ноги сами сорвутся с места, а клинок рассечет пространство спереди. — Хейске? Что… — Тш-ш! Он уже слышал шаги: легкие, тихие, на зависть любому разведчику. Но тень, отделившаяся от ряда едва колышущихся деревьев, точно не была разведчиком. Вокруг — ни души, только пыльная дорога, деревья и ни одного огня. От света большой белой луны по земле расползалось еще больше теней. Инстинкты начинали вопить, что ситуация — хуже некуда, что их двое и что уж лучше бы он был один. Легкий ветерок разносил вонь засохшей крови и трупной гнили. Тодо дернул носом в омерзении. Этот запах он бы ни с чем не спутал. От этого типа разило смертью. Лунный свет наконец выхватил его из темноты: бледный, тощий, даром что на две головы выше. В одном из этих допотопных европейских нарядов, да и сам европеец. Из оружия — только дайто, причем явно небезызвестного мастера. Привязан классическим способом с левой стороны и на правой же руке поблескивает пижонский перстенек. Тодо пожалел бы меч, который носили таким образом, вот только от одного вида этой катаны он уже почти готов был поверить в сказочки про проклятия — аж кровь в жилах стыла. Странноватый тип остановился. На бывшего капитана восьмого подразделения он даже не посмотрел. Он пожирал глазами девушку у того за спиной. — Нынче под луной распускаются воистину прекрасные цветы, — произнес он так спокойно, что Хейске аж передернуло. — И я бы не советовал тебе к ним прикасаться! С такого расстояния противника не достать. До атаки — три шага, и Тодо совсем не был уверен в том, кто из них быстрее. А вот в том, что этот тип привык получать свое любым, даже самым грязным способом, он даже не сомневался. Всего одна ошибка, и Чизуру может пострадать. Черта с два он такое допустит! А эта cамодовольная сволочь как назло продолжала делать вид, что вместо одного из капитанов Шинсенгуми перед ним находится абсолютно пустое место. Вперил хищные глазищи в беззащитную девушку, а морда вся такая сладенькая, безобидненькая! Аж кулака просит! — Юная леди, не желаете ли полюбоваться лунным светом со мной? — Вот иди сам и любуйся! — прошипел Хейске. Он даже не надеялся, что ему соизволят ответить, однако морда, ухмыльнувшись, выдала нечто, несомненно адресованное именно ему, да еще и такое, что у бывшего капитана восьмого подразделения чуть уши в трубочку не свернулись: — Бутон к бутону*, мне слаще всю тьму ночи с девой провести. Если бы взглядом можно было убить, Тодо бы уже это сделал. — Паршивый из тебя поэт. И не стыдно при девушке нести такие похабности, а? Хейске оскалился. Он догадывался, что его наглейшим образом провоцируют, да вот волки — звери не глупые. Если этот вонючий гад считает, что один из капитанов Шинсенгуми на такое попадется, то очень сильно ошибается. Впрочем, его противник это, кажется, тоже понял. Самодовольная морда все же посмотрел прямо на него. В глазах, красных, как пламя самого ада, отчетливо читался приговор. — А мне кажется, эту девушку мои слова нисколько не удивили. Сейчас! Хейске рванул вперед, выхватывая меч. Обычный человек даже не заметил бы движения, но клинок рассек воздух — противник отскочил назад. Быстрый, скотина. Но Тодо не собирался давать ему возможность для ответной атаки. Резко уведя рукоять назад, он уже атаковал колющим в грудь. От такого — только уклоняться; руками меч, летящий с такой силой, не остановить, а достать катану из ножен эта сволочь уже не успеет. Он ему не позволит. Но морда даже и не думал уклоняться. Он чуть двинулся влево, вскинул правую руку вверх, навстречу несущемуся на него мечу, и ухмыльнулся. И это было настолько абсурдным ходом, что Хейске стало не по себе. А потом он сообразил, что перстень на его руке уж слишком похож на миниатюрный барабан револьвера. Вспышка ослепила глаза и грудь обожгло болью. До ушей запоздало донесся звук выстрела. Хейске почувствовал, что его меч так и не встретил сопротивления на своем пути и слепо рубанул вправо, но и там никого не оказалось. Глупо! Как же, черт возьми, глупо! Ужас цепкими лапами сдавил горло, он даже не мог вдохнуть. Звук шагов доносился уже далеко из-за его спины. Крутанувшись назад, Тодо метнул катану вдогонку противнику, а сам бросился к Чизуру, выхватывая вакидзаши. Вновь загородив ее собой, он крепко сжал рукоять, направляя острие клинка вперед. Катана вошла во вражье горло по самую рукоять, кровь заливала одежду и дорогу, но мерзавец даже и не думал падать. Он остолбенело разглядывал окровавленное лезвие, а затем обхватил его голыми руками и резко толкнул назад. Меч со звоном ударился о землю. Дыра в его шее затянулась почти мгновенно. — Жаль, мой костюм безвозвратно испорчен, — вздохнул он и снова поднял глаза на Чизуру. — Увы, мне придется покинуть Вас, юная леди. Прогуляемся под луной как-нибудь в другой раз. Удалился он так же вальяжно и высокомерно и скрылся среди теней. Даже отвратительный запах пропал. Хейске подозрительно изучал окрестности, но бестолку. Вокруг — ни души, только деревья едва заметно колышутся, и в обрасываемых ими тенях не было совершенно ничего необычного. Он убрал вакидзаши в ножны. Подняв с земли катану, Тодо смахнул с нее вонючую кровь и тоже убрал. До тошноты противно. Адреналин пока еще не выветрился из головы — до сих пор дышать тяжело, а дзюбан неприятно липнет к телу. Хейске обернулся к Чизуру и вздохнул. Дрожит, бедняжка, такого ужаса натерпелась. Он и сам все еще дрожал от напряжения. Ну да ничего, чаек с манджу и теплое одеялко помогают отойти и не от такого. Он виновато улыбнулся, пытаясь подобрать как можно более деликатные слова, и в который раз жалел, что его ораторские навыки пребывали в настолько плачевном состоянии, что из-за них в самые ответственные моменты самый младший капитан Шинсенгуми частенько все только портил. — Чизу… Звуки застряли поперек горла. Он не мог понять в чем дело и попытался еще раз, но закашлялся, согнувшись пополам. Во рту стоял гадкий привкус солоноватого железа, совсем как после удара Амагири. И Хейске посмотрел вниз… Из раны на груди выдуло большой кровавый пузырь. Кажется, теперь он начинал понимать, почему Чизуру так испуганно на него смотрит. — Молчи, дурак! — закричала она, очнувшись от оцепенения, и, обхватив его левую ладонь, крепко прижала ее к вздымающемуся и опускающемуся пузырю. — Зажми здесь! Плотно! — Нестрашно. Хейске почувствовал, как Чизуру крепко вжала что-то в его спину. Поднырнув под его правую руку, она перекинула ее себе на плечи и осторожно поднялась на ноги. Он попытался идти сам, но теперь ноги напрочь отказывались слушаться. Чизуру приняла на себя почти весь его вес, и Тодо отчаянно пытался хотя бы держаться на ногах и кое-как их переставлять. Чувствовал он себя отвратительно. Не физически, нет. Потому, что в ее глазах снова блестели чертовы слезы, а она, совсем как в Сендае, все равно улыбалась так ласково: — Ты только потерпи немного, нам совсем недалеко.***
Дошли! Наконец дошли! Ей хотелось смеяться в голос, надрывно, сквозь наворачивающиеся на глаза слезы. Но Юкимура Чизуру могла позволить себе лишь улыбку — фальшивую, искаженную дрожью таких же фальшивых ободряющих фраз. Рукав ее кимоно насквозь пропитался кровью, темные капли срывались с ткани на землю. Мышцы ног горели, едва удерживая их обоих от падения. Чизуру было все равно — сделав глубокий вдох, она сделала почти твердый шаг вверх и вместе с Хейске осторожно опустилась на татами. — Ты как? Можешь сидеть? Бледный, как полотно, он улыбнулся ей так беспечно: — Готов хоть сейчас порубить мерзавца на кусочки. — Хейске! — Да не переживай ты так, Чизуру. Я в порядке, сам виноват. Всегда он так, делает вид, будто ничего не случилось. Но уже то, что бравый герой был в состоянии ей возражать, не могло не обнадежить. Юкимура аккуратно отняла рукав от раны на спине и вздохнула с облегчением — кровотечение остановилось. Вот только раны разетсу должны были закрываться мгновенно, и даже по меркам демонов заживление шло слишком медленно. А Хейске уже потерял очень много крови. — Подожди меня, я сейчас! Она быстро зажгла лампу и выбежала к колодцу на ватных ногах. Принесла деревянный таз с водой, полотенца и, достав из шкафа чистую простынь, стала разрывать ее на узкие полосы. У Чизуру не было ни инструментов, ни лекарств, ни даже перевязочных материалов — ей исключительно повезло, что пуля прошла навылет, и что легкое, похоже, смогло восстановиться. Опустившись на колени рядом, она высвободила немного черной от крови материи из-под пояса на хакама и, аккуратно отлепляя промокшую ткань от тела, стащила с плеч Хейске кимоно. И вздрогнула: совсем немного правее, и пуля пробила бы сердце. Им просто несказанно везло. Сделав глубокий вдох, Чизуру обмокнула полотенце и принялась за работу. Хейске не шевелился. Он улыбался даже несмотря на то, что его била мелкая дрожь, а тело покрылось испариной. А она стирала липкую кровь с его кожи и тоже пыталась улыбаться, разве что глаза никак не переставали слезиться. — Прости, знаю, что больно, но я должна все промыть… — Совсем не больно. Просто ты так обо мне заботишься… Я ж и привыкнуть могу. Вязкий ком подкатил к горлу. Чизуру поняла, что лучше не отвечать — голос наверняка сорвется. Зато получилась улыбка, грустная, но совершенно честная. Чистым полотенцем она промокнула пот с его плеч, шеи, убрала мокрые волосы со лба… И застыла на месте. Страшного шрама, полученного в Икеда-я, не было. Хейске опустил глаза. Он больше не улыбался. Чизуру казалось, что еще чуть-чуть, и у нее разорвется сердце. Но одной из Волков Мибу не пристало скулить, все равно от этого никому не станет лучше. Снова сменив полотенце, она опустилась на колени за его спиной. В конце-концов, все что она сейчас могла — смыть уже свернувшуюся кровь и выбрать из раны прилипшие нитки. Она уже знала, что не увидит и другого шрама — широкого, рваного, от правого плеча к пояснице. События той ночи намертво врезались в память: оставшись без оружия, Хейске уже не мог защититься ни от мечa воина Сацумы, ни от удара Амагири Кюджу. Дрожащими пальцами она прикоснулась к ровной коже на его правом плече, невесомо провела рукой по лопатке, через позвоночник, вниз по спине… Ей даже не позволили зашить ту рану. Сказали, что шансов все равно нет. Капитан-огонек сухо засмеялся. — Если честно, я даже не уверен, мое ли это тело. Юкимура сморгнула влажные капельки с ресниц. Поднявшись на ноги, она бросила перепачканное кровью полотенце в таз с водой и опустилась на татами совсем рядом. Снова всматриваясь в такие грустные зеленые глаза, Чизуру улыбнулась со всей искренней теплотой, на которую только была способна. — Это ведь моя вина… — мягко прошептала она, бережно перевязывая страшную рану в его груди. — Если бы я тогда не полезла в бой, сейчас ты мог бы жить спокойно. Хейске широко распахнул глаза. Неожиданно он дернулся вперед, к ней, но скривился от боли. — Да о чем ты, Чизуру! — В словах бывшего капитана восьмого подразделения отчетливо прозвучал укор. — Я только в Тоба-Фушими больше сотни пуль словил. Не будь тебя тогда у Абурано-Коджи, и не рань меня Амагири, я бы умер в следующем же бою. Саннан-сан врядли бы успел предоставить мне роскошный выбор между забвением и отимидзу. Юкимура чувствовала, как разгораются ее щеки. Она попыталась спрятать глаза в переплетении белых лент, края которых она теперь заправляла под низ завершенной перевязки, но на ее плечо твердо легла вздрагивающая в ознобе ладонь. — Это было мое решение, и я о нем не жалею. Даже не вздумай себя винить. Пусть немного, но после его слов действительно стало легче. Чизуру смотрела в эти глаза и не понимала, как можно так улыбаться. Так легко и беззаботно. И только уголки его губ чуть кривились от очередного лишнего движения. Глупый Хейске, совсем не умеет себя беречь. Ее собственная рука легла поверх его ледяной ладони. Капитан-огонек так по-детски округлил глаза, что Чизуру уколола совесть. Было кое-что, что она еще могла сделать, и о чем он пока не догадывался. Не отпуская его руки, она зацепила мизинцем ворот своего кимоно и стянула с плеча как можно ниже. Молодой самурай ошеломленно таращился на ее оголенную кожу, потом на нее саму, на спущенную ткань… А затем Юкимура потянулась к вакидзаши за его поясом. Словно ошпаренный, Хейске отдернул руку и мертвой хваткой вцепился в рукоять меча. — Ты чего удумала?! — воскликнул он. В глазах — едкая смесь страха, отчаяния и мольбы. Она и не надеялась, что уговорить его будет просто. Но если регенерация не ускорится, ослабленный организм мог попросту не справиться с инфекцией. — Рана хоть и не большая, но она плохо заживает и ты уже потерял очень много крови, — пояснила она, пытаясь добавить дрожащему голосу как можно больше твердости. От этой напускной решимости сейчас зависело все. — Но я правда не хочу… — прошептал он, и Чизуру заметила, как глаза, так напоминавшие ей бездонное море, блестят от несорвавшихся слез. Пусть. Когда поправится, может ругать ее сколько угодно. — Пока жажды может и нет, но она может возникнуть в любой момент. Что, если будет хуже, чем вчера? Тебе сейчас нельзя двигаться — кровотечение снова откроется, и тогда я уже ничего не смогу сделать! Пожалуйста, Хейске… Он в сердцах впечатал кулак в татами. Но пальцы, до белых костяшек сжимавшие рукоять вакидзаши, все же ослабли. Чизуру накрыла его ладонь своей и, чуть сжав, осторожно сняла его руку с меча. Он почти не сопротивлялся. Лезвие блеснуло в тусклом свете масляной лампы. Хейске проводил его взглядом от ножен до оголенного плеча и, когда острая кромка развернулась вниз, поджал губы. Юкимура виновато опустила глаза. — Тебе не обязательно смотреть… — Какое я имею право отворачиваться, когда тебе больно? — измученно выдавил он, не сводя взгляда от острия вакидзаши. — Давай уже. Она вдавила лезвие глубоко в кожу — почти не больно, вот только капитан-огонек смотрел так, что аж мурашки по коже. Так же пусто, как и когда она встретила его в Шимабаре. Он нерешительно протянул к ней руку, замер на полпути и едва слышно спросил: — Можно? Юкимура кивнула. Она догадывалась, каких непомерных усилий ему это стоило: запах крови сводит разетсу с ума, а Хейске даже не переменился в лице. Только дышать стал глубже. Он прикоснулся к ее плечу так бережно, будто боялся, что она может рассыпаться, и Чизуру пододвинулась ближе, почти вплотную. Багровые ручьи растекались по коже — Хейске подобрал их большим пальцем и, не выдержав, уронил голову вниз. Сухие губы накрыли порез, и Чизуру едва заметно вздрогнула. Он обхватил ее крепче и неосознанно тянул к себе, и она тоже положила руки на его плечи — удержать его тело от лишних движений. Она гладила взмокшие волосы и шептала, что все хорошо, что ей вовсе не больно, что обязательно поправится. Влажный язык раз за разом проходился вдоль раны, затем вокруг, там где разбежались алые капли. И снова… А ей оставалось только удивляться, насколько крепкие у него руки, ведь еще совсем недавно бывший капитан восьмого подразделения выглядел так, словно мог не пережить эту ночь. Чизуру поймала себя на мысли, что сейчас они словно заперты в отдельном измерении. Настолько миниатюрном, что только вот так, держась друг за друга, туда и поместились. И что пока они там, ни один шинигами* не посмеет покуситься на его душу. Порез на плече начинал гореть — ткани вновь срастались. Хейске собирал алые дорожки, растекшиеся по ключице, стирал кровавые разводы с кожи осторожно, тщательно, словно не хотел оставить и следа того, что они только что натворили. Его губы на мгновение задержались на уже стянувшейся ране. Руки, сжимавшие ее плечи, соскользнули вниз и Чизуру вдруг стало страшно. Она обхватила раненого самурая крепче и зажмурилась, совсем как маленький ребенок. Горько усмехнувшись, Хейске опустил лоб на ее плечо и едва слышно прошептал: — Вот и снова ты меня спасаешь… Спохватившись, что наверняка снова сделала ему больно, Юкимура осторожно отстранилась, но ее страхи не оправдались. Капитан-огонек снова улыбался, грустно, но так тепло. И от этого становилось легче, намного легче. — Как ты себя чувствуешь? Голова не кружится? — мягко спросила она, натягивая рукав кимоно обратно. Озноб прошел, а значит ее догадка оказалась верна — кровь действительно ускорила регенерацию. — Нет. Кажется, и правда лучше, — заверил ее Хейске. — Спасибо. Сама-то отдохни, Чизуру, ты на ногах едва держишься. — Не страшно, я буду с тобой. — Не стоит, лучше поспи немного, и я тоже отдохну. Посижу, пока рана совсем не затянется. Чизуру знала, что он совсем не хотел ее обидеть, вот только глаза снова начинали гореть. Глупый Хейске, лучше б уж отругал. Лучше б уж отчитывал ее до самого утра. Но, несмотря на улыбку, его голос был тверд, и спорить было бесполезно. Словами не передать насколько виноватой она себя чувствовала. Но даже так, оставлять его сейчас одного было просто невыносимо. — Тогда я приоткрою сёдзи. Обязательно позови меня, если станет хуже, закружится голова или если тебе что-то будет нужно… — Да не помру я от какой-то пули! — выпалил он, но, спохватившись, виновато улыбнулся. — Ну не переживай так, если вдруг станет хуже, я обязательно тебя позову. — Обещаешь? — Обещаю.