Играя чувствами

      На моих губах улыбка появляется сама собой, когда я вижу, что в отель входит Холли. Мы не виделись с ней около двух недель, потому что она была в отпуске, который она провела с Уолтом. Не могу сказать, что я не скучала по ней и её колким замечаниям, которые она отпускала в мой адрес довольно часто.       — Я скучала по тебе, — она раскрывает руки для объятий, и я выхожу из-за стойки, чтобы обнять её. Я крепко обнимаю её, стараясь показать ей, что её чувства взаимны.       — У меня для тебя очень много новостей, Холли. Я очень соскучилась по тебе. Как Уолт?       — О, с ним всё прекрасно. Он сегодня зайдёт на пару минут, поэтому, можешь спросить у него сама.       Она быстро уходит в сторону служебных помещений. Буквально летящей походкой она в своих потрясающих туфлях на каблуке выходит в холл. Она становится за стойку рядом со мной и включает свой компьютер. На моей душе сразу становится спокойно, радостно и легко, потому что проведённый рабочий день с Холли не считается рабочим. Мне намного приятней работать в компании Холли, чем с другими администраторами. Я со всеми в хороших отношениях, но никто из них не заменит мне Холли.       — Итак, что я пропустила за это время? — она сворачивает программу управления отелем и усаживается на кресло. Я сажусь на своё кресло и поворачиваюсь к ней лицом.       — Мы с Четыре были в Чикаго, и к нам приезжали его родители, — выпаливаю я, чем сразу привлекаю её внимание. Я вижу это, когда она поднимает свои брови, к которым у меня симпатия ещё с нашего первого знакомства.       Я в подробностях рассказываю ей оба события, и Холли внимательно слушает, не отпуская никаких комментариев и замечаний. Она лишь изредка задаёт вопросы, чтобы что-то уточнить, и я с охотой поясняю ей всё и отвечаю на её вопросы.       Я люблю, когда Холли внимательно меня слушает. Это всегда означает, что она реально заинтересована в этом; но также это означает, что по окончании моего разговора она подвергнет критике меня, мои действия и действия всех, кто принимал в этом участие. Она ничего не пропустит, все мелочи окажутся под её вниманием и контролем. Холли обязательно выскажет всё, что она думает, и за это она мне нравится. Она обязательно осудит, но сделает это из благих побуждений. Она слишком прямолинейна, чтобы врать.       — Знаешь, что я думаю?.. — говорит она после недолгого молчания. — Это Четыре должен заботиться о том, чтобы понравиться твоим родителям, ведь это у них ему нужно просить твою руку. А у его отца, Маркуса, к тебе личная неприязнь, с этим ничего не поделаешь. Ты правильно поступила, что не стала в ответ оскорблять его, иначе ты выглядела бы глупо. Ты просто играла роль хорошей и гостеприимной хозяйки, но в то же время не доставала его своими разговорами. Как по мне, главное — нравиться его матери. А ему уже сложнее — здесь он должен нравиться и твоей матери, и твоему отцу: просить твою руку он будет у обоих, если уже этого не сделал.       Я анализирую всё, что она сказала, и только сейчас до меня доходят последние сказанные ею слова. Я не помню того, чтобы Тобиас просил моей руки у моих родителей, ведь ни тем вечером за ужином, ни следующим утром он и словом не обмолвился о чём-то подобном и мне ничего не говорил. Я в полном недоумении смотрю на Холли, и она много раз кивает, подтверждая свои слова. Мы не сразу замечаем мужчину, что стоит рядом с нашей стойкой.       — Чем мы можем помочь? — Холли опережает меня, приветствуя гостя. Я благодарна ей за это, потому что сама сейчас не в силах что-то сказать.       — Меня зовут Стивен Харрис, я из газеты «Нью-Йорк Таймс». Я ищу Йена Аллена, не подскажете, где его найти?       — Его сегодня нет, — Холли озирается по сторонам. — У него выходной.       — А Луиза Томпсон? — журналист с неким разочарованием смотрит на неё, будто надеется, что услышит от Холли положительный ответ.       — Её сегодня тоже нет, к сожалению.       — Раз никого из управляющих нет, придётся вам всё брать в свои руки, — он смотрит на её бейдж. — Холли, вам придётся дать мне интервью. Где мы можем поговорить?       На радость нашему гостю, она с восторгом поворачивается ко мне, и теперь приходит моя очередь много раз кивать, чтобы она согласилась и последовала за журналистом. Она быстро выходит из-за стойки и ведёт Стивена в ресторан. Я отмечаю про себя, что такой оживлённой и суетящейся я не видела Холли уже давно, поэтому это интервью — как новый глоток воздуха, это что-то новое в той жизни, где её нельзя чем-то удивить.       Проходит около получаса, а Холли вместе со Стивеном так и не вышли. Я начинаю задумываться, берёт он интервью для газеты, где для его статьи дадут маленький кусочек бумаги, либо для журнала, где на такие интервью отводятся несколько страниц.       Я вижу Уолта, входящего в отель. Если сильно присматриваться, то можно заметить, что он слегка хромает. В последний раз я видела его в тот день, когда Холли уходила в отпуск. Тогда он хромал сильнее, да и на лице не было того румянца, что есть сейчас.       — Отлично выглядишь, — я улыбаюсь ему, когда он подходит ближе к стойке. — Холли даёт интервью корреспонденту «Нью-Йорк Таймс».       — Ты серьёзно? — точно такое же удивление, какое было у Холли, я вижу во второй раз, теперь уже на лице Уолта. В который раз убеждаюсь, что они идеально подходят друг другу. — Холли даёт интервью?       — Да, она даёт интервью, — утверждаю я. — И прошло уже почти сорок минут с тех пор, как она ушла.       — Сорок минут? Поражаюсь терпению этого парня, — он усмехается. — Она заговорит кого угодно, поверь, иначе я бы не встречался с ней уже шестой год. Она просто заговорила мне зубы. А тот парень будет просто везунчиком, если выйдет живым после этого интервью.       Под мой смешок из ресторана выходит Холли, довольно улыбаясь. Она гордится собой, это видно по её походке и выпрямленной спине. Уолт берёт первый попавшийся клочок бумаги и ручку и подходит к ней.       — Девушка, можно ваш автограф? — он подходит к ней, и Холли вешается на его шею, целуя. Я вижу Стивена, который скрывает своё разочарование, когда видит, что я смотрю на него. Вероятно, Холли ему понравилась, и он был бы не прочь продолжить с ней общение уже не в качестве журналиста. Но она уже заговорила зубы Уолту.       Как оказалось, Уолт заходил сюда, чтобы Холли удостоверилась, что с ним всё в порядке. Она представляет собой заботливую мамочку, которую я вижу всего во второй или третий раз. Как по мне, она идеально справляется со своей ролью, давая ему заботу.       Я не хочу сидеть одна дома, пока с работы не придёт Тобиас, поэтому предлагаю Холли съездить в какой-нибудь торговый центр. Как оказывается, ей самой надоело сидеть дома, и она не прочь куда-нибудь сходить. Мы быстро переодеваемся в обычную одежду и оставляем отель в надёжных руках одного из управляющих.       Всю дорогу к машине мы спорим, куда поехать. Холли хочет посетить Трамп-тауэр, а мне больше по душе Башня Свободы, что в нижнем Манхеттене. Несколько минут мы сидим в машине, всё ещё споря. Упрямство Холли сродни упрямству малого ребёнка, — оно доведёт кого угодно. Иногда я люблю её за эту черту, а сейчас просто ненавижу, потому что уже в который раз я вынуждена ей уступить.       — Ладно, мы поедем в Трамп-тауэр, — я с нежеланием соглашаюсь и завожу двигатель машины. — Стой, это же магазин «Тиффани». Зачем нам ехать в ювелирный магазин?       — Я там ни разу не была, — признаётся она, — ни разу за всё время, пока живу здесь. И у меня нет ни одного украшения, я хочу хотя бы посмотреть на них, покупать пока не стану.       — Вот, можешь посмотреть у меня, — я протягиваю ей правую руку с серебряным кольцом, подаренным мне Тобиасом. — И ещё вот, — я демонстрирую кулон в виде бантика.       Холли и раньше видела эти украшения, но сейчас на её лице я вижу удивление, будто она видит это в первый раз. Она пристально рассматривает кольцо, словно хочет выявить, подделка это или нет. Я снимаю кольцо с пальца и даю ей; Холли рассматривает его с внутренней стороны и скоро вкладывает в мою руку.       — Это оригинал, — уверенно заявляет она. — Тебе Четыре его подарил? Ты об этом не рассказывала.       — Да, но это было давно, мне тогда было шестнадцать, и мы отмечали Новый год здесь, в «Ритц-карлтон». Рассказывать особо нечего, потому что мы тогда впервые занялись сексом, а потом неделю друг с другом не разговаривали.       — Но сейчас же у вас с этим проблем нет? — она сразу пропустила ту часть, где могла осудить кого-то из нас. Я пожимаю плечами. — Ну а теперь мы можем ехать.       Я трогаюсь с места и не сразу встаю в ряд. Мне приходится развернуться, чтобы поехать кругом из-за внезапного ремонта участка дороги. Дорога таким путём займёт в разы больше времени, чем если бы мы сразу могли выехать на Пятую авеню.       Ближе к пересечению Амстердам-авеню и Западной сто десятой улицы я замечаю в зеркале заднего вида полицейскую машину с включёнными красно-белыми мигалками. Напряжение пробегает по моему телу, хоть я знаю, что ничего противозаконного не делала. На всякий случай я прижимаюсь к обочине и останавливаю машину, полицейская машина делает то же самое. Я переглядываюсь с Холли и вижу в её глазах испуг. Если боится Холли, то что можно говорить обо мне?       — Добрый вечер, — говорит полицейский, подходя к нашей машине. В салон попадает холодный воздух, чему мы особо не были рады. — Мисс, Вам придётся проехать со мной в участок.       — Но я же ничего не нарушала. И никого не убивала, если есть на то подозрение.       — Вы превысили допустимую скорость управления транспортным средством.       — Офицер, она ничего не нарушала, — вступает Холли. — Я видела, как она ехала с предельно допустимой скоростью.       — Вы тоже поедете вместе со мной, если так любите разговаривать, — невозмутимо отвечает он. — Машина будет на штрафстоянке.       — С каких пор превышение скорости должно обсуждаться в участке полиции? — негодую я, ведь это мало похоже на правду.       — Новые порядки, мисс. Их устанавливает руководство, а исполняем мы. Прошу вас пройти в нашу машину.       Мы с Холли выходим из машины на морозный воздух. Я закрываю машину на сигнализацию и следую к полицейской машине. Я сидела в такой всего один раз, да и тот был с Тобиасом, а сейчас, в окружении незнакомых мне людей, у меня пропадает всякое желание. Мы садимся на задние сидения и стараемся не пересекаться взглядами с полицейскими.       — Сообщи обстановку, Ронни, — среди этой тишины разрывается рация. Уверенный мужской голос, принадлежащий одному из сотрудников Мидтауна, Алексу, бывшему напарнику Зика. — Десять-два.       — Десять-четырнадцать, — отвечает задержавший нас полицейский в рацию. — Две девушки, задержал на Амстредам-авеню.       — Хорошо. Десять-двадцать три.       Рация замолкает, а у меня такое чувство, будто они говорили между собой на иностранном языке. Тобиас несколько раз рассказывал мне об этих кодах и что каждый из них значит, но я запомнила только сто восемьдесят седьмой код — убийство, двести одиннадцатый-А — ограбление, и девятьсот девяносто шестой-Т — угроза взрыва. А эти коды, которые я только что слышала, обычно используются для связи между собой и никак не связаны с преступлениями.       Мы приезжаем в тот участок, где работает Тобиас. Внутри меня загорается надежда, что он сможет мне помочь. Когда мы входим в холл, я глазами ищу его или Зика, но никого не нахожу. Множество людей ходит туда-сюда, но знакомых мне лиц не вижу.       Нас с Холли уводят в одну из камер, где проходят допросы. Когда я слышу, что дверь закрывается, нервно выдыхаю. Я обращаю внимание на стену с зеркалом. На нас прямо сейчас может смотреть кто угодно, а я даже этого не узнаю. Я снимаю пальто и кладу его на стол. В поисках правильного решения я меряю шагами комнату, что нервно действует на Холли. Она выглядит растерянной. Впервые после аварии с Уолтом.       — Что нам делать? — спрашиваю я. — Холли, что нам делать? Мы же ничего не нарушали, и нас просто ни за что сюда привезли.       — Не знаю, Трис, — вяло отвечает она. — Твой парень-коп с трудом может вытащить нас отсюда, не испортив при этом свою репутацию. Честно, я не знаю, что делать.       Мы сидим в этой комнате около получаса, и за это время меня изводит ожидание. Впервые в своей жизни я ненавидела кого-то ждать, но я не знаю, кого я ждала, кого или что. Я в первый раз нахожусь в этой камере в качестве подозреваемой и понятия не имею, как надо себя вести. Несправедливость обвинения угнетает, и в конце концов я сажусь за стол, стараясь не думать о людях, которые, возможно, находятся по ту сторону камеры и наблюдают за нами.       Наконец я слышу щелчок двери. В камеру входит Тобиас, которого я рада видеть, как никогда в своей жизни. Я вешаюсь ему на шею и крепко обнимаю, чтобы не отпустить.       — Господи, Тобиас, я так боялась, — я облегчённо выдыхаю раз за разом, радуясь его появлению. — Я думала, что тебе не скажут об этом, и ты узнаешь всё, когда придёшь домой, а меня там не будет, хотя в такое время я уже дома, и тебе могло бы всё показаться подозрительным...       — Трис, успокойся, — он успокаивающе гладит мою макушку. — Это я попросил привезти тебя сюда.       — В смысле? Зачем? — я могла бы высказать ему всё, что о нём сейчас думаю, но это первые слова, которые пришли мне на ум. Более изощрённого метода увидеть меня я ещё не встречала. Тобиас одной рукой обнимает меня за талию и чуть притягивает к себе. Я чувствую, что его губы находятся рядом с моим ухом и он весь дрожит.       — Будь моей женой, — шепчет он, и я на секунду теряю рассудок.       — Что? — я задаю этот вопрос, уверенная в том, что мне это послышалось. Дрожащей рукой Тобиас берёт меня за левую руку и садится на одно колено, выставляя перед собой бирюзовую коробочку с кольцом. Я смотрю на Холли, которая, как и утром, кивает мне.       — Беатрис Виктория Приор, ты выйдешь за меня замуж? — этот вопрос повисает в воздухе, и я в шоке таращусь на Тобиаса.       — Да, — срывается с моего языка прежде, чем я успеваю понять смысл его вопроса. — Я согласна.       Он улыбается и надевает кольцо на безымянный палец. Я смотрю на его лицо и внезапно для себя начинаю плакать. И не знаю, от счастья за свою помолвку или от облегчения, что это нарушение оказалось выдуманным, как и мой арест. Я закрываю лицо руками и позволяю себе выпустить пар, не заботясь о тех, кто может это видеть.       Я чувствую себя заключённой в его объятия. От этого я начинаю плакать ещё больше. Он прижимает меня ближе к себе, и я утыкаюсь в его плечо. Его ласковые и лёгкие поглаживания по спине чуть-чуть успокаивают меня, но я не могу перестать плакать.       — Я согласна, Тобиас, я согласна, — повторяю я сквозь слёзы, — я люблю тебя.       Он целует меня, и я отвечаю ему, обнимая за шею. Он кладёт обе руки на талию, а я подношу поближе к себе левую руку, чтобы рассмотреть кольцо. Оно усеяно четырьмя дорожками из бриллиантов, по две с каждой стороны, в центре находится крупный камень, тоже бриллиант. На свету он переливается и блестит. Возможно, мне так кажется из-за пелены слёз, которые от меня ещё не ушли.       — Ты просто бог романтики, Четыре, — Холли напоминает о себе. — Сегодня я не буду портить вам момент, а завтра обязательно накричу за такой нелепый и совсем несмешной розыгрыш, — она говорит это со злостью, но осекается. И меняет гнев на милость: — Поздравляю вас!       — Оу, и ты здесь? — в камеру входит Зик, который, похоже, знал обо всём этом. — Холли, прости, мы не думали, что ты будешь вместе с Трис.       — Я ненавижу вас! — она чуть ли не кричит на Зика. — Обоих! У вас дурацкие шутки, убеждаюсь в который раз. И как способ сделать предложение он действительно пугающий. Серьёзно. Но... Трис, я очень рада за тебя, поверь. Хоть и немного напугана, но больше рада. Четыре, Зик, простите, мне не стоило кидаться на вас, — она проходит мимо них и улыбается так, будто просит прощения.       — Всё в порядке, — Тобиас улыбается ей. — Я знаю, что свою порцию негатива от Трис я получу чуть позже, когда вся её эйфория закончится. Могу я в качестве извинения отвезти тебя домой?       — Было бы неплохо, — она надевает своё пальто и выходит из камеры. Она одаривает Зика презрительным взглядом, полным обиды и негодования. Тот лишь пожимает плечами и выходит вслед за ней, оставляя нас с Тобиасом наедине.       — Можешь и меня подкинуть к дому? — я поднимаю на него взгляд и закусываю нижнюю губу. — А то мою машину на штрафстоянку отвезли.       — Она на парковке нашего дома, — он целует меня в висок. — Я попросил ребят из участка, чтобы они привезли тебя сюда, пусть и под видом нарушительницы. Трис, мне нужно тебе ещё кое-что сказать. Когда мы с тобой были в Чикаго, я просил твоей руки у твоих родителей. Они согласились.       — Я другого ответа от них и не ожидала. И была права, когда говорила, что они скажут мне выйти за тебя. Они не ошиблись в тебе.       Мы отвозим Холли домой, и она уже с улыбкой прощается с нами и ещё раз поздравляет меня с помолвкой. Новое кольцо с непривычки натирает палец, и я каждые несколько секунд смотрю на палец, проверяя, на месте ли оно, и каждый раз я ощущаю счастье и радость, ведь я теперь официально считаюсь его невестой и обрученной с ним. Впереди теперь месяцы ожидания самой свадьбы.       Я снимаю свой халат и ложусь на постель, в которой уже лежит Тобиас. Медленно укладываюсь на его грудь и как бы ненароком выставляю левую руку перед ним, чтобы он видел. Я дожидаюсь того момента, когда он выключит телевизор, и наши с ним взгляды встретятся.       — Я тебе уже говорила, что это кольцо очень красивое? — на его груди я вывожу узоры своим пальцем, на котором красуется кольцо. — Если ещё нет, то знай: оно божественное, впрочем, как и то кольцо, которое ты подарил мне, когда мы отдыхали в отеле.       — Путь к твоему сердцу лежит через украшения «Тиффани», а не цветы и прочую романтику, которую любят все остальные.       — Именно поэтому ты решил сделать предложение в камере для допросов? Не в ресторане, не на крыше небоскрёба, не в постели, а именно в полицейском участке.       — Недаром же Холли назвала меня богом романтики! — он смеётся, и я хохочу вслед за ним. — Трис, я знаю, как тебе делал предложения Роберт, спрашивал у Холли. Из её рассказов я понял, что тебя впечатлит что-то необычное, а камера допроса в полицейском участке — это очень необычно, поверь.       — Это очень необычно, да, — повторяю я, — мне понравилось. Мне всё понравилось, ведь теперь мы с тобой считаемся помолвленными. А хочешь, я сделаю тебе массаж?       Он поднимает одну бровь, и я киваю ему, прикусывая нижнюю губу. Я слезаю с него, и он перекатывается на мою половину, ложась на живот. Я сажусь сверху него и кладу руки на его плечи. Дождавшись, пока он окончательно расслабится, я начинаю мягко мять его кожу и массировать плечи. Я слегка щипаю кожу на его спине и слышу сладкие стоны в ответ. Я щипаю каждый сантиметр его татуированной кожи, попутно рассматривая всё изображение. Я давно уже не видела его тату, потому что всякий раз, когда дело заходит дальше поцелуев, мы не вспоминаем о наших тату ни на секунду, мы заняты исключительно друг другом. Я мну кожу на спине и снова возвращаюсь к плечам, увеличив скорость и силу своего давления.       Когда я наклоняюсь к его уху, чтобы спросить, нравится ли ему, я обнаруживаю, что он спит. Его спина поднимается и опускается через одинаковые промежутки времени, его дыхание тихо и спокойно. Я слезаю с него и ложусь рядом. В темноте я смотрю на его лицо, такое спокойное во сне. Он выглядит довольным, об этом говорят его чуть приподнятые уголки рта. Я утыкаюсь в его плечо, которое недавно массировала, и вдыхаю запах его кожи. В квартире очень тихо, и эта тишина прекрасна.