Играя чувствами

      — Я думаю, что мои родители тоже должны всё знать, — говорю я, усаживаясь за стол рядом с Тобиасом. — О том, что мы снова вместе.       — Они нормально отреагируют? Не так, как Маркус? — он ставит передо мной чашку кофе. — Потому что в последний раз, когда мы видели твоих родителей, они были не очень мне рады.       — Мой папа тебя любит, а мама просто в восторге, — я пожимаю плечами. — Поверь мне, они будут рады этому, Роберта они любили так же, как твой отец любит меня.       Тобиас замолкает и принимается за свой завтрак. Я следую его примеру, но быстро отвлекаюсь от основного занятия и думаю над тем, когда и каким образом можно сказать моим родителям о нас с Тобиасом. Я вспоминаю, что он выходной сегодня и завтра, а у меня следующая смена начнётся завтра вечером.       Я ухожу в спальню и ищу там телефон. Я звоню маме, чтобы узнать, в городе ли они с папой и могли бы сегодня вечером отвлечься от своих дел. Мама крайне рада услышать мой голос, и она в полнейшем восторге от того, что мы с ней сегодня увидимся.       — Сегодня днём мы летим в Чикаго, — говорю я, заходя в комнату. — Завтра обратно, потому что мне на работу вечером.       — А где мы будем спать?       — У меня дома. Мама сказала, что моя комната свободна с тех пор, как я в последний раз была там. Так что жильё у нас есть.       — А почему именно самолёт, Трис? — он поднимает на меня взгляд. Его глаза сужены, будто он устраивает мне допрос и хочет слышать только то, что ему нужно.       — На самолёте намного быстрее, чем на машине, — уверенно говорю я, но тут же осекаюсь. — Прости, я забыла о твоём страхе.       — Нет, всё в порядке, можешь звонить в аэропорт и бронировать билеты, со мной всё будет хорошо, — он смотрит на меня. Я задаю ему безмолвный вопрос, на который он тут же отвечает: — Точно.       Я убираю со стола и мою посуду. Тем временем Тобиас уходит в спальню, где включает телевизор. Я присоединяюсь к нему, когда все дела оказываются окончены. Я ложусь на его грудь, и он обнимает меня одной рукой за талию, другой — за лопатки. Мне так тепло и уютно, что мне даже не хочется куда-то лететь, лишь бы не разрывать эти объятия.       — Трис, я хочу тебе кое-что сказать, — говорит он, крепче обнимая за талию. — Мне всё равно, что о тебе думает Маркус, его мнение для меня неважно. Я хочу быть с тобой. Только с тобой, — подчёркивает он.       — Мне плевать, что он обо мне думает, — я приподнимаюсь, чтобы наши лица были на одном уровне. — Я люблю тебя, Тобиас, и я не стала бы тебя прощать, если бы была уверена, что ты снова можешь меня бросить. Ведь если ты вернулся спустя несколько лет к той, которая тебя ненавидела, это действительно что-то доказывает. То, что у тебя к ней были настоящие чувства.       Он целует меня, как бы в ответ признаваясь в любви. Я отвечаю на его поцелуй, нежно поглаживая его шею. Мои пальцы спускаются к плечам и мнут их. Я чувствую улыбку сквозь поцелуй, и в этот момент Тобиас отстраняется.       — Тобиас, не волнуйся, мои родители любят тебя, — говорю я, приведя в порядок дыхание. — Они знают, что ты не дашь меня в обиду. А мой отец — не Маркус, он не будет высказывать мне, что мы с тобой не пара. И он тем более не скажет мне выйти замуж за какого-нибудь Ричарда... Джона... или Райана. Он скажет мне выйти замуж за тебя, и он не ошибётся.       — Ты хочешь за меня замуж? — с широкой улыбкой на лице спрашивает он. Но он спрашивает это в шутку, а я готова ответить всерьёз.       — Может быть, в будущем. Но сейчас я не хочу иметь статус жены или матери. Но Зик и Шона, Бетани и Мэтт... они женаты и с детьми. Иногда я думаю о том, что я отстаю от них в этом плане, но потом вспоминаю Холли и Кристину. Они не замужем и даже пока не думают о детях. В любом случае, я буду готова выйти за тебя тогда, когда ты будешь готов на мне жениться. Когда ты почувствуешь, что ты реально готов взять на себя эту ответственность.       Тобиас улыбается и целует мою макушку. Пальцами правой руки он поглаживает мой бок, задрав край майки. Он переключает каналы в поисках чего-нибудь интересного. Если честно, для меня нет никакой разницы, что он выберет, я хочу насладиться его обществом, ведь впервые за несколько недель у нас совпадают дни выходных. Утром мы видимся редко, а ночами он уходит на дежурства, и мне приходится засыпать одной; а когда он дома — я либо на работе в ночную смену, либо очень устаю, что даже на разговоры не всегда было время. И когда совпадает хотя бы один день — на этот день сразу появляются планы, и это устраивает нас обоих.       Мы бездельничаем до двух часов дня. Затем начинаются сборы вещей и подготовка к аэропорту. Дорога к самому ресторану в Чикаго должна занять около двух часов, поэтому нужно поторопиться в аэропорт, чтобы вовремя пройти все контроли и регистрацию. Я беру с собой небольшую дорожную сумку, в которую укладываю свою косметику, вещи Тобиаса и свою кофту. Некоторые мои вещи остались у меня в комнате, поэтому с выбором своих вещей я могу особо не заморачиваться, ведь многое есть в Чикаго.       Мы прибываем в аэропорт чуть меньше чем за полтора часа до вылета. Я никогда не любила летать на самолёте из-за суеты перед вылетом, ведь надо пройти регистрацию на рейс, пройти таможенный и паспортный контроли, и при всём этом нужно сесть в самолёт не позже, чем за полчаса до его отправления.       Ещё больше, чем всю суматоху в аэропорту, я не люблю нью-йоркский аэропорт имени Джона Кеннеди. Я не знаю, чем вызвана эта неприязнь. Возможно, здесь очень сухой персонал, отвечающий так, как нужно, ни слова от себя. Я редко видела на лицах сотрудников улыбки, все ходят хмурыми и словно обиженными. Я не люблю проходить таможенный контроль, ведь там могут задать миллион вопросов, чтобы убедиться, что я обычный человек, зачем-то летящий в Чикаго.       Я не люблю этот аэропорт, потому что он слишком скучен, хотя я видела здесь много туристов, которые каждую вывеску встречали с открытым ртом. У меня иногда возникает такое чувство, что я уже перешла эту грань, когда я была туристом этого города. Вся эйфория от пребывания здесь улетучилась примерно через год после того, как я переехала сюда, для меня Нью-Йорк стал обычным городом со своими проблемами и недостатками. Но тем не менее, я не хочу отсюда уезжать, потому что этот город стал для меня родным, я в своей квартире на Манхэттене живу дольше, чем в Чикаго.       Без двадцати восемь наш самолёт приземляется в аэропорту Чикаго. Пройдя все внутренние проверки и контроли, мы сразу садимся в такси и едем в ресторан, выбранный моей мамой. Сейчас на улице темнеет рано, поэтому мы едем по шоссе, освещаемом не только фарами автомобиля, но и уличными фонарями. Мы проезжаем рядом с Нэви Пиер, я вижу огромное колесо обозрения. Я смотрю на Тобиаса, будто напоминая ему то, что было, и в его глазах я вижу своё отражение, и оно больше похоже на шестнадцатилетнюю меня.       Мы проезжаем мимо школы, где мы учились, возле Миллениум-парка, где, кажется, каждый из нас вспомнил тот летний вечер, который разделил нас на четыре года. Такси останавливается, и Тобиас оплачивает нашу поездку. Он достаёт из багажника сумку и ждёт меня.       Я смотрю на ресторан, выбранный моими родителями. Раньше я не видела его здесь, да и это неудивительно: в городе я в последний раз была очень давно и не спешила ходить по тем местам, которые мне нравились.       На входе нас ожидает хостесс. Блондинка с накрученными волосами улыбается своей фирменной улыбкой и интересуется, был и у нас заказан столик. Я отвечаю ей, что столик был заказан на имя моей мамы, и она с радостью спешит нас проводить. Она ведёт нас на второй этаж в противоположный край лестницы. Мама с папой не сразу замечают нас. Они спокойно сидят друг напротив друга и разговаривают, не обращая ни на кого внимания. Я на мгновение останавливаюсь и задерживаю Тобиаса, наблюдая за ними.       Мама родила меня, когда ей было двадцать четыре. Соответственно, Калеба она родила ещё раньше, в моём возрасте. А сейчас мы с ним выросли, и мама с папой живут сами, для себя, и я думаю, что именно так они и хотели. Они ещё молоды, и я невольно вспоминаю о словах Бетани. Но я всё равно пока не вижу себя в роли матери.       — Беатрис! — мама встаёт из-за стола, заметив меня. Она крепко обнимает меня, и я понимаю, что я дома, рядом с самым родным мне человеком.       Тобиас пожимает папе руку, здоровается с мамой, и мы садимся за столик. Я замечаю, что они без всякого презрения и злости здоровались с ним, будто он для них совсем не чужой, ведь в последнюю нашу встречу всё выглядело именно так. В душе я всё ещё испытываю волнение, так как мне неизвестно, как мама отреагирует на это. Возможно, она сама всё поняла, когда ещё увидела нас вместе, когда мы входили в ресторан, или намного раньше.       Раньше я видела, как мама с папой смотрели на него, и в их взглядах не было места презрению. Они будто доверяли ему меня, они знали, что именно с ним я буду в полном порядке. И я точно знаю, что они не побоялись бы отдать меня за него замуж.       — Мам, — я прерываю её беседу с папой и Тобиасом. Все трое удивлённо смотрят на меня. Я обмениваюсь взглядом с Тобиасом, и в следующий момент я вижу понимание в его глазах. Незаметно для всех он берёт меня за руку своей дрожащей ладонью. — Я хотела тебе сказать, что мы с Тобиасом... мы снова вместе.       На её лице улыбка. Она будто совсем не удивлена, и её реакция удивляет теперь меня. Я ожидала удивления, но не получила его. Будто мама всё знала ещё с того момента, как я позвонила ей сегодня утром.       — Ты разве не должна быть удивлена? — спрашиваю я, и родители смеются. Я чувствую, как краснею, и поэтому крепче сжимаю ладонь Тобиаса. — Что-то не так?       — Беатрис, я поняла, что вы вместе ещё когда увидела вас в Нью-Йорке. И я прекрасно понимала, что ещё чуть-чуть, — и мы будем праздновать вашу помолвку, — она смеётся, а папа хохочет, разглядывая наши с Тобиасом лица.       Я оглядываюсь на него и замечаю на щеках слабый румянец. Он также смотрит на меня, в его взгляде скользит неуверенность. Мы оба застигнуты врасплох, хотя я ожидала таких чувств от моих родителей.       — Твои родители знают об этом? — мама обращается к Тобиасу. Он не сразу реагирует на её вопрос, поэтому всю инициативу решаю взять я.       — Они приезжали к нам две недели назад, — тихо говорю я, — по каким-то своим делам. Эвелин была рада, когда увидела нас вместе, а Маркус...       — Мягко говоря, не был рад тому, что мы с Трис вместе, — говорит Тобиас вместо меня. Я множество раз благодарна ему, потому что одной мне было бы трудно об этом говорить. — И, как он сказал, заранее не даёт согласия на нашу свадьбу, — он замолкает, опуская взгляд в пол. Я не слышала этой части разговора той ночью, поэтому ближе подвигаюсь к нему. — Но меня абсолютно не волнует, что он говорит, я люблю вашу дочь, Натали. И поэтому я хочу...       Тобиас долго молчит, так и не договорив то, что хотел сказать. Первое, что приходит мне на ум, — вероятно, он хочет сказать это не в моём присутствии. Меня несколько напрягает то, что у него от меня есть какие-то тайны, но сейчас я не хочу зацикливаться на этом. Мама и папа, похоже, с пониманием относятся к этому и даже будто знают, что он хотел сказать. Остаток вечера проходит в спокойствии и непринуждённых беседах, темы которых далеки от наших с Тобиасом отношений, и в некоторой степени я рада этому.       Когда я вхожу в дом, меня окутывает тот самый еле уловимый запах маминых любимых духов, который всегда здесь присутствует. Ненадолго я возвращаюсь в то время, когда ежедневно возвращалась сюда и каждый день видела всю эту мебель и украшения, всё даже осталось на своих местах. Я вижу, что Тобиас испытывает некоторое волнение, и даже не знаю, отчего, ведь он знает, что мои родители хорошо его примут, что я рядом. Всё, что мне сейчас нужно знать, — что я дома. Я знаю, что когда зайду в свою комнату, меня будут окружать десятки лиц с плакатов на стенах, которые я вешала, как только они у меня появлялись. Я знаю, что когда лягу на кровать, там будет любимый комплект постельного белья. Я знаю, что мои родители рады моему приезду.       — Трис, а как дела у Калеба? — я вхожу в комнату, обёрнутая в полотенце и застаю Тобиаса, рассматривающим фотографии на моей полке рядом с книгами.       — Мама говорит, что у него всё в порядке, — я надеваю одну из своих туник, которая во много раз больше меня. — А чего это ты вдруг им заинтересовался?       — А ты с ним разве не общаешься? Я ни разу не видел, чтобы ты разговаривала с ним по телефону или что-то вроде этого.       Я сажусь на край кровати, догадываясь, что рано или поздно этот вопрос всплыл бы, и нам пришлось бы о нём говорить. Я придумываю как можно более непринуждённый и не обвиняющий ответ на его вопрос. Тобиас садится рядом и берёт мои руки в свои.       — Когда мы с тобой только расстались, он сказал мне, что если я дам тебе ещё один шанс, то он никогда не будет со мной разговаривать. Мне непонятно, откуда он узнал о том, что мы снова вместе, но тем не менее, в последний раз мы с ним разговаривали очень давно, а теперь, похоже, вообще не заговорим. Он тебя недолюбливал, поэтому я не сильно удивилась его ультиматуму.       По его лицу я вижу, что он чувствует вину за это, но мне кажется, что его вины здесь совсем нет. Я никак не могу объяснить то, что происходит между мной и моим братом, и я не могу сказать Тобиасу, что это из-за наших личных перепалок, а не из-за него.       Он засыпает довольно быстро, и я, обрадованная этим, выскользаю из его объятий и тихо спускаюсь вниз. Родители смотрят телевизор и будто ни на что не обращают внимания. Когда они видят меня, они улыбаются, как в старые времена. Я сажусь на диван между ними, и папа приглашает меня в свои объятия, которые я с радостью принимаю, укладывая голову на его плечо.       — Тобиас уже спит? — мама немного убавляет звук на телевизоре.       — Да, в этот раз он заснул быстрее меня, что бывает очень редко, — я сама удивляюсь сказанному. На лице мамы появляется едва заметная улыбка и тут же исчезает. — Мам, тебе не о чем волноваться, правда. Я люблю его и знаю, что он любит меня. Я же знаю, что он вам с папой нравится ещё со времён школы, когда вы только познакомились с ним. Я просто... чувствую себя в безопасности, когда я рядом с ним, и мне нравится это чувство.       — А ты никогда не задумывалась, почему он так не нравится Калебу, что вы теперь перестали общаться?       — Я задумывалась над этим столько же раз, сколько думала о том, почему меня невзлюбил Маркус. Калебу никогда не нравились мои ухажёры, а Маркус был настроен на то, что он женит Тобиаса на ком угодно, но только не на мне, — я перехватываю возмущённый взгляд мамы и поднимаю указательный палец вверх, чтобы она дала мне договорить. — Да, мне стыдно, что я сравниваю Калеба с Маркусом, но им обоим следует понять, что мы с Тобиасом счастливы друг с другом и расходиться не собираемся.       — Она не собиралась возражать, — мягко говорит папа. — Беатрис, этим вечером я видел, как он смотрел на тебя, с какими эмоциями в голосе будто защищал от Маркуса. Также я видел, как ты на него смотришь, как при каждом удобном моменте стараешься прикоснуться к нему. Ты любишь его. Ты влюблена в него. И хоть нам с твоей матерью трудно поверить, что совсем скоро ты можешь сменить фамилию, что моя маленькая девочка скоро уйдёт от нас, мы рады за тебя, поверь.       — Но я же всё равно останусь вашей дочерью, — я часто моргаю, чтобы от моих глаз отступили слёзы. — Я всё равно останусь вашей Беатрис, хоть, может, и изменю фамилию. Я никуда от вас не денусь, обещаю.       Мама обнимает меня и папу, и долгое время мы так и сидим, наслаждаясь этим моментом. Я так скучала по своим родителям, по таким разговорам и этим объятиям, что готова сидеть так вечно. Мне не хватало этой родительской поддержки, их улыбок и голосов, которые я слышу в живую, а не через динамик телефона. Похоже, что все начинают ценить родных, когда уезжают от них далеко и надолго.       Когда я чувствую, что начинаю засыпать, я аккуратно высвобождаюсь из объятий родителей, желаю им спокойной ночи и тихо поднимаюсь наверх. В темноте я различаю силуэт Тобиаса. Он лежит не в той позе, в которой заснул. Я аккуратно ложусь на свою сторону постели и поворачиваюсь лицом к нему. Кровать издаёт негромкий, но неприятный скрип, из-за которого Тобиас поворачивается. Я закрываю глаза на случай, если он решит убедиться, сплю я или нет. Ничего не происходит, но я глаза так и не открываю. Я чувствую на своём боку несколько поглаживаний и убеждаюсь в том, что разбудила его. Рука Тобиаса исчезает с моей талии. Я чувствую, как начинаю засыпать, но сквозь сон слышу тихие шаги рядом со своей дверью. Всё, о чём я могу сейчас думать, — что мне это всё просто чудится.