Играя чувствами

      Увидеть рыдающую Холли подобно високосному году — такое событие бывает раз в четыре года. И как бы это ни было удивительно, но за её саркастичными шутками и вечной хитрой улыбкой скрывается очень ранимая и чувствительная Холли. Другая Холли, не такая, какой её привыкли видеть все.       — Простите, что тревожу вас так поздно, — её первые слова, когда мы с Тобиасом только входим в их с Уолтом квартиру. Глаза красные, щёки опухли от слёз, голос сел, пропала её фирменная хрипотца.       Я бросаюсь к ней и обнимаю, так как знаю, что это именно то, что ей сейчас нужно. Я ощущаю, как её плечи начинают дрожать, она вновь плачет. Мне становится очень тяжело и морально плохо, потому что я не привыкла видеть Холли в таком состоянии. И от того, что плачет человек, который вечно улыбается, — от этого мне намного больнее. Вот кто-кто, а она точно не заслужила всего того, что испытывает сейчас.       — Холли, расскажи, как ты об этом узнала. Не плачь, прошу, — шепчу я, поглаживая её по голове, словно маленького ребёнка. Холли вытирает лицо и пробует что-то сказать, но слёзы вновь застилают её глаза.       — Мне позвонили из полиции, — наконец говорит она, поборов саму себя. — И сказали: «Ваш парень попал в аварию, мотоцикл разбился, а его госпитализируют. Пока непонятно, в каком он состоянии».       — А как это всё произошло? — вступает в разговор Тобиас. — В смысле, это произошло из-за его халатности или по чьей-то вине?       — Мне сказали, что полиция с этим разберётся. Но я тоже хочу знать ответы на эти вопросы, — Холли отходит от меня и начинает надевать на себя кардиган, явно готовясь куда-то отправиться. — Я в больницу поеду, к нему.       — Нет, Холли, — Тобиас закрывает перед ней дверь. — Ты сейчас никуда не поедешь, тем более в таком состоянии, когда ты сама можешь к нему присоединиться.       — Ты не смеешь указывать, что мне делать. Если я хочу к нему поехать, я поеду к нему, и никто, слышишь, никто меня не остановит, — цедит она сквозь зубы, явно удивив этим Тобиаса.       — Он прав, Холли, — заступаюсь я, вызвав её удивлённую реакцию. — Тебя сейчас вряд ли пустят, потому что сейчас ночь, а приём допускается только с утра. И тебя тем более к нему не пустят, если он находится в реанимации или на операции, чего, конечно, не дай Бог. Холли, тебе нужно поспать и прийти в себя. Ты можешь поехать к нам, а завтра мы все вместе съездим к Уолту. Я обещаю.       Она с подозрением смотрит то на меня, то на Тобиаса, но ничего не говорит. В этот момент Холли кажется сумасшедшей, которая прямо сейчас готова сорваться с места и поехать в больницу. Но в таком состоянии, когда слёзы застилают ей глаза, она и вправду может поехать к нему, но только в качестве пациента. Тобиас прав: ей нельзя сейчас никуда ехать, ни при каких условиях.       — Ладно, — соглашается она спустя время. — Я поеду к вам, потому что здесь, в окружении его вещей и наших совместных фотографий, я просто сойду с ума. Вы правы. Четыре, прости за эту грубость, мне не следовало обращаться к тебе в таком тоне.       Тобиас качает головой, мол, ему не на что обижаться и выходит из квартиры. Вероятно, он спустится к машине, чтобы прогреть её. Холли уходит в свою спальню и возвращается оттуда спустя пару минут с сумкой в руках. Она пробует держать себя в руках. Любой другой подумал бы, что она ненадолго отошла от всего случившегося и пробует сохранять спокойствие. Но я не вижу этого. Я вижу, как она борется со слезами, которые её душат, с комом в горле, что не позволяет ей дышать, с чувствами, что могут выйти наружу. Она старается держать себя в руках, хотя бы ради Уолта.       В тишине мы вместе доезжаем до нашего дома. Мы с Тобиасом разделяемся: он уходит на кухню, а я отправляюсь в одну из комнат, чтобы подготовить место для Холли. Это не приносит каких-то трудностей, так как она и раньше оставалась у меня ночевать, и нам обоим будет легче в том плане, что мы знаем привычки друг друга: Холли долго и очень крепко спит, но если ей куда-то надо, она может проснуться и гораздо раньше, лишь бы успеть.       — Холли, это тебе, — в комнате появляется Тобиас с чашкой чая в руках. Холли забирает у него чашку и немного отпивает из неё.       — Он какой-то горький, — констатирует она и морщится.       — Наверно, я сделал слишком крепкий чай, — он чешет затылок, но я понимаю, что всё дело не в крепости чая, а в виски, которое он добавил туда. — Может, будешь лучше спать.       — Спасибо тебе, Четыре. На самом деле, спасибо, — она улыбается и садится на диван, который сегодня будет её спальным местом. — Вы оба очень добры по отношению ко мне.       — Тебе надо отдохнуть, — произношу я, забирая пустую кружку из её рук. Холли укладывается на постель и ждёт того момента, когда в комнате будет темнота и тишина. Я вижу это по её глазам и поэтому спешу убраться из комнаты. — Спокойной ночи.       Я не слышу, что она дальше бормочет, потому что закрываю за собой дверь. Поставив кружку в раковину, я ухожу в нашу с Тобиасом спальню и переодеваюсь в ночнушку.       — Пообещай мне, что ты не сядешь на мотоцикл, — я залезаю под одеяло и подвигаюсь ближе к нему.       — Я не могу этого обещать, прости.       — Что? — спрашиваю я в надежде, что ослышалась. Но я не ослышалась и хочу ещё раз услышать то, что он сказал. — Почему?       — Я не могу обещать тебе того, что не сяду на мотоцикл. Трис, я полицейский. Сегодня я могу поехать на машине, на следующей смене — на вертолёте, а могут вообще выдать мотоцикл и отправить ловить какого-нибудь нарушителя.       — Я не это имела в виду, Тобиас. Хотя и это тоже. Тебе не хватило вот этого? — я указываю рукой на стену, за которой спит Холли. — Слушай, Уолт окажется настоящим счастливчиком, если у него будет работать всё тело, а не его половина, а Холли будет самой счастливой, когда узнает, что он жив. И ей будет всё равно, кто он: здоровый человек, параплегик или квадриплегик. Ей просто будет достаточно того, что он жив. А ты... ты просто этого не понимаешь, ты слишком легкомысленно ко всему относишься.       — Это ты ничего не понимаешь, — он говорит на тон выше. — Трис, я полицейский. Откуда ты знаешь, как я умру? Может, я попаду в перестрелку, может, случится теракт, а может, на меня сверху упадёт кирпич. Так что нет, я буду садиться на мотоцикл, если мне так скажут. И я сяду за его руль, если сам так захочу. Так что это ты легкомысленно относишься ко всему, в том числе и ко мне.       У меня пропадает всякое желание видеть его и разговаривать с ним, поэтому я отворачиваюсь от него и ложусь на свою сторону кровати. Я слышу его вздох, я слышу, как он ложится рядом со мной. Его рука ложится на мою талию в качестве извинения. Но обида сильнее меня.       — Нет, Четыре. Отстань от меня, я не хочу с тобой разговаривать.       Меня терзает чувство злости к нему, к Уолту, ко всем окружающим. Тобиас так и не отодвигается от меня, он всего лишь убирает свою руку. Под его дыхание, которое ощущаю на шее, я мгновенно засыпаю.       Я просыпаюсь на том же боку, на котором и заснула, не чувствуя ни усталости, ни бодрости. Это то промежуточное состояние, которое я называю ленью. Я не могу заснуть, но и не хочу вставать. Спустя некоторое время, проведённое в тишине, я слышу сопение Тобиаса. Я сразу вспоминаю, что мы в ссоре и из-за чего поссорились; я вспоминаю, что в соседней комнате спит Холли, ожидая визита в больницу к Уолту. Эти мысли резко бодрят меня, и я принимаю решение встать с постели и пойти на кухню готовить завтрак.       — Я думала, вы встанете позже, — на кухню заходит Холли в отличном расположении духа. Слёз как не бывало. — Ну, счастливые часов не наблюдают и всё такое.       — Я рада, что у тебя хорошее настроение, — улыбаюсь я, стараясь перевести разговор о нас с Тобиасом в другое русло. — Садись, позавтракай.       — В последний раз на этой кухне я была ещё летом, — задумчиво говорит она, присаживаясь рядом со мной. — Помнишь тот выпускной бал? Мы с Уолтом решили выделиться и прийти в современных нарядах. Мы ещё притворились, что не знаем друг друга.       Я замечаю на её щеках слёзы, а на губах — слабую улыбку. Это тот момент, когда воспоминание приносит ей радость, но она не может скрыть своего волнения за Уолта. Она слишком любит его.       Холли съедает свои оладьи и выпивает свой кофе, а потом уходит в комнату. Через несколько минут в кухне появляется Тобиас. Я ставлю перед ним его завтрак и ухожу в ванную; мне не хочется сейчас быть в его компании и выслушивать оправдания по поводу нашего разговора этой ночью, не сегодня.       Холли бывает в этой квартире слишком часто, чтобы быть моим гостем. Она без напоминания знает, где лежит её полотенце, где есть некоторые вещи, которые она оставляла у меня на случай внезапной ночёвки, у неё здесь лежит всё необходимое. Я застаю её в комнате, причёсанную, с макияжем и одетую совсем не в ту одежду, в которой она приехала.       — Ты готова? — она бросает взгляд на косметичку в моих руках и на мои мокрые волосы. — Видимо, ещё нет. А Четыре?       — Он в душе, — бросаю я и ухожу в свою спальню. — Можешь спросить у него, когда мы поедем, он принимает душ гораздо быстрее, чем я.       В следующий раз я вижу Тобиаса, когда он заходит в спальню, чтобы взять свою одежду. Наблюдая за ним через зеркало, я ловлю себя на мысли, что мне гораздо привычнее видеть его в полицейской форме, нежели в обычной одежде. На крайний случай, я больше привыкла видеть его без футболки, чем в ней. Он выходит из комнаты, и я снова остаюсь одна. Я заканчиваю с макияжем и причёской. Надев на себя джинсы и кофту, я выхожу в гостиную, где сидят Холли и Тобиас, смотря телевизор.       — Мы можем ехать, приём пациентов уже разрешён, — говорю я. Холли встаёт с дивана и первая выходит из квартиры. Тобиас выключает телевизор и проходит мимо меня, явно желая что-то сказать. Так или иначе, я пропускаю его вперёд себя и, надев куртку, закрываю квартиру.       С парковки мы выезжаем в тишине. И даже вечно болтливая Холли сейчас мирно и спокойно смотрит в окно на дорогу, ничего не комментируя. В зеркале заднего вида я замечаю, что она смотрит на нас с Тобиасом и готовится что-то сказать одному из нас.       — Что происходит между вами двумя? — наконец спрашивает она. Мы с Тобиасом переглядываемся, и у меня пропадает дар речи. Я не знаю, что ей сказать.       — Всё как обычно, — пробую отмахнуться я. — А что такого?       — Вы за всё утро и парой слов не обмолвились, и ты говоришь, что всё хорошо? Не обманывай себя, Трис, у тебя это очень плохо получается.       Я ещё раз смотрю на Тобиаса и чувствую себя застигнутой врасплох. Весь дальнейший путь Холли молчит, но время от времени с ухмылкой поглядывает на меня, явно давая понять, что она оказалась права, в который раз. Когда мы подъезжаем к больнице, она первая выходит из машины и чуть ли не бежит ко входу. Я выхожу следующей и спешу за ней, чтобы не потерять её. Она подходит к информационной стойке и быстро заводит разговор с одной из медсестёр:       — ...Он находится на третьем этаже в отделении интенсивной терапии. Я бы рекомендовала вам не беспокоить его сейчас, потому что...       Вторую часть предложения Холли уже не слышит, так как убегает к лифтам. На моё счастье, он приходит не сразу, и я успеваю дойти к ней. Перед нами распахиваются двери, и мы заходим в лифт. Холли с силой жмёт кнопку с третьим этажом, будто от этого лифт начнёт ехать быстрее.       Когда лифт останавливается на третьем этаже, она выбегает из него и уносится прочь по коридорам. Не так быстро как она, я самостоятельно ищу отделение интенсивной терапии. Оно находится за вторым поворотом после хирургического отделения, которое находится за первым поворотом от лифта. Я оглядываюсь на планшеты, которые висят рядом с дверью каждой палаты, пока не нахожу имя Уолта.       Дверь в эту палату оказывается открыта. Внутри сидит Холли, держа за руку Уолта. Он выглядит ужасно: он бледен, на его лице кислородная маска, вокруг множество пищащих приборов и большое число проводов и трубок. Но он жив. Я облегчённо выдыхаю. Вскоре к нам присоединяется Тобиас, и мы сидим, ожидая момента, когда Уолт придёт в себя. В такие моменты время тянется слишком долго, и мне вот-вот начинает казаться, что уже совсем скоро настанет поздняя осень, но Уолт так и не очнулся.       И это случается в четыре часа после полудня. Он несильно дёргается и начинает самостоятельно дышать. Холли срывает с него кислородную маску и прислоняется к его груди.       — Уолт, Боже мой, ты жив!.. — громко шепчет она, смотря на его лицо. Такой взволнованной и одновременно радостной я вижу её впервые. Но я действительно рада за неё. Её худшие опасения не подтвердились. Уолт жив. С ним всё в порядке.       — Когда-нибудь я уйду от тебя, Коннорс, — тихо говорит он, выдавливая из себя улыбку. — Но только не в этой жизни.       Холли смеётся, смахивая с себя слёзы. Уолт обнимает её рукой, хотя видно, что ему с трудом даются эти движения. Он вытаскивает и вторую руку, которая оказывается в гипсе. Ужас охватывает Холли, но вскоре она берёт себя в руки и эту руку кладёт на свою спину. Но вошедший в палату врач нарушает её идиллию.       — Меня зовут Лиам Хардинг, — представляется он. — Ваш парень оказался самым настоящим счастливчиком: у него всего несколько переломов, спинной и головной мозг в полном порядке. Ему крупно повезло.       — А как это всё произошло? — интересуется Холли.       — Полиция с этим разбирается, — пожимает плечами доктор Хардинг. — Насколько мне известно, полицейские редко посвящают врачей в свои дела, — после этих слов он уходит, и мне становится как-то спокойнее.       — Если с этим разбираются ребята из моего отделения, я могу узнать, — говорит Тобиас, но Уолт лишь качает головой.       — Здесь не надо разбираться, всё и так ясно: дождь, мокрая и скользкая дорога, огромная скорость мотоцикла. И не надо быть сыщиком, чтобы понять причину аварии.       — Я продам этот чёртов мотоцикл, — со злостью говорит Холли. — Я не позволю тебе снова сесть на него.       — Ты невыносима, Коннорс, — смеётся он, прижимая её к себе. Холли ещё крепче прижимается к нему, будто пытается запомнить все ощущения и чувства от прикосновения к нему.       — Наверно, мы поедем, — говорю я после недолгого молчания и медленно пячусь к выходу.       — Трис, спасибо, что присматриваешь за ней, — говорит Уолт. — Зная её характер, я мог бы увидеть её ещё ночью, когда меня госпитализировали.       — Можно мне ещё сегодня у вас остаться? Я не хочу спать в пустой квартире одна.       — Да, конечно, — не задумываясь, отвечаю я. — Я не против. И Четыре тоже.       А вот этого мне говорить совсем не следовало, я понимаю это по его дёргающимся желвакам. Я чувствую себя виноватой, когда сажусь в машину. Мне нужно было спросить его мнение, даже несмотря на то, что мы в ссоре. В этот момент мне было бы спокойнее даже с вечно комментирующей всё происходящее Холли. Но эта тишина, это напряжение, — всё это угнетает меня, заставляя чувствовать ещё большую вину за содеянное. Когда он заезжает на парковку, меня несколько удивляет то, что он не выключает двигатель.       — А ты не идёшь? — спрашиваю я, выходя из машины. Меня настораживает его поведение, но я не могу сказать ему об этом. — Тебе ещё куда-то надо?       — Да. По делам, — отрезает он. По его тону понятно, что этой фразой он закончил наш разговор и просто ждёт подходящего момента, когда можно будет уехать с этой стоянки. Я решаю не задерживать его и поэтому закрываю дверь машины и поднимаюсь в квартиру.       Окружённая тишиной и одиночеством, я укладываюсь на диван и включаю телевизор. Натыкаюсь на какой-то сериал и довольная этим, приступаю к его просмотру. К моей радости, я не замечаю течения времени, поэтому проводить его в одиночестве оказывается не так скучно, как мне казалось на первый взгляд.       Я слышу открывающийся замок в то время, когда я сажусь ужинать. Тобиас входит в квартиру и сразу идёт на кухню, ко мне. Он кладёт на стол стопку купюр, которые примерно составляют полторы тысячи долларов. Я в удивлении поднимаю на него глаза.       — Что это за деньги?       — Я продал мотоцикл, — выпаливает он. Я в изумлении открываю рот, чтобы спросить, был ли у него вообще мотоцикл, и если он был, то почему я ничего не знала. — Мой мотоцикл, который я купил пару месяцев назад. Я хотел показать его тебе, но после всего, что мы пережили этой ночью, я понял, что лучше продать его сейчас, пока на месте Холли не оказалась ты.       Он садится на стул рядом со мной и ерошит свои волосы. Я пальцами отодвигаю деньги в его сторону, потому что мне они ни к чему, а ему пригодятся, он может купить всё, что угодно, но только не мотоцикл. Я встаю со своего места и усаживаюсь на его колени, обнимая руками его шею. Он обвивает руки вокруг моей талии и прижимает чуть ближе.       — Прости меня за всё, что я наговорил тебе этой ночью, — он утыкается носом в мою шею. — Если бы ты легкомысленно ко мне относилась, ты бы не заводила какую-то речь обо мне и мотоцикле. И уж тем более, не стала бы помогать Холли.       — Кстати, о ней. Мне следовало спросить твоего мнения, прежде чем отвечать за двоих. Так что ты тоже меня прости.       — Уолта скоро выпишут, Холли тоже скоро уедет, так что нам вряд ли кто-то будет мешать. Хотя знаешь, без неё будет скучно, потому что никто нас так не сводит, кроме неё.       Он притягивает меня к себе для поцелуя. Я встаю с его колен и усаживаюсь так, чтобы мои ноги были рядом с каждой из его ног, чтобы быть лицом к нему, а не боком. Я чувствую, как его руки скользят под мою кофту, его пальцы касаются кожи на моей спине...       И в этот момент раздаётся стук в дверь. Нехотя я отрываюсь от Тобиаса и говорю, что дверь открыта. Внутрь заходит Холли и застаёт нас в таких позах, обнимающих друг друга.       — Мне действительно неловко, — она поднимает свои брови. — Простите, — она быстро и тихо уходит, однако момент уже упущен. Но Холли возвращается. — Вы можете заниматься всем, чем хотите, я вас слушать не буду, — она улыбается, демонстрируя наушники.       Она уходит в комнату и закрывает за собой дверь. Вероятно, таким способом она извиняется за причинённые нам неудобства. Я похлопываю Тобиаса по плечам и сажусь обратно на свой стул, чтобы доесть ужин.       — Ты хочешь кушать?       — Нет, я около часа назад пил кофе, так что пока не хочу, — он встаёт из-за стола и уходит по коридору в направлении ванной комнаты. — Трис, я буду ждать тебя в спальне.       Про себя я думаю, что он пошёл совсем не в спальню, но когда становится слышен плеск воды, я понимаю, что он пошёл в душ. Я мою за собой посуду и несусь в спальню, чтобы найти свою самую красивую пижаму, которую не надевала ещё ни разу, хотя лежит у меня эта пижама довольно долго.       — Холли, как ты думаешь, она будет на мне смотреться? — я захожу в гостиную и застаю её с телефоном. От Холли, которую я видела этой ночью и следа не осталось. Возможно, она общается с Уолтом, что несомненно, пойдёт на пользу обоим.       — Чёрный цвет тебе идёт, — она пожимает плечами, — к тому же, шорты очень короткие, подчеркнут твои ноги, а кружевная оборка сделает тебя более привлекательной. А что такое? У кого-то будет весёлая ночь?       — Холли, — я с укором смотрю на неё, присаживаясь рядом. — Просто мы ночью поссорились и только недавно помирились. Поэтому первые несколько часов после этого у нас конфетно-букетный период.       — То есть, мне надо будет увеличить громкость и поглубже воткнуть наушники?       — Холли!       — Ладно, ладно, я всё поняла, — смеётся она. — Можешь спокойно идти и соблазнять своего парня, я не буду за вами подсматривать.       Улыбаясь ей в ответ, я ухожу обратно в спальню, в ожидании, когда Тобиас выйдет из душа. В отличие от меня, он не проводит там много времени, поэтому совсем скоро наступает мой черёд.       На моё удивление, я сама принимаю душ довольно быстро. Но вдобавок к этому я моюсь самым «вкусным» на мой взгляд гелем для душа, уделяя особое внимание шее и зоне декольте, так как это наиболее открытые участки моего тела, которые будут находиться рядом с лицом Тобиаса.       Вскоре у меня появляется такое ощущение, будто я готовлюсь к свиданию, раз так забочусь о своём внешнем виде и о том, понравится ли запах геля Тобиасу, оценит ли он мою пижаму. Мне нравится это ощущение, оно словно возвращает меня ненадолго в юность.       Расчесав волосы, я укладываю их на плечи и иду в спальню. Тобиас лежит на кровати в одних пижамных штанах. Я закрываю дверь комнаты, выключаю свет и ложусь на кровать рядом с ним. Он недолго изучает взглядом мой внешний вид и наклоняется, чтобы поцеловать.       Пальцами я поглаживаю его подбородок и замечаю, что он так же, как и я, готовился к этому. Я первая целую его, позволяя ему нависнуть надо мной. Тобиас отрывается от моих губ и целует шею, утыкаясь в неё носом. Я чувствую, как он чаще и чаще вдыхает этот аромат, исходящий от моей кожи. Он целует каждый миллиметр, руками проводя по изгибам талии. Он слегка приподнимает меня, и я обвиваю вокруг него ноги. Пользуясь случаем, я переворачиваю его на спину, оказываясь сверху. Тобиас садится на кровать, и наши лица теперь находятся на одном уровне. Я беру его лицо в руки и целую, будто у нас и вправду конфетно-букетный период, когда мы просто не можем насладиться этими множественными поцелуями и прикосновениями.       — А может быть... — Тобиас спускает лямку с моего плеча и тут же целует его. Он спускается ниже и потом оголяет второе плечо.       — Тобиас, мы не одни, — напоминаю я, и он тут же целует меня в губы, чтобы я замолчала.       — Мы будем очень тихо себя вести, — он целует мою шею. — Нас никто не услышит.       Под давлением его поцелуев я забываю о том, что в соседней комнате находится Холли. Я поднимаю его лицо и целую в губы, таким образом соглашаясь на его предложение. Тобиас берётся за края моей майки и тянет её вверх. Я поднимаю вверх свои руки, и тогда он снимает с меня эту майку. Крепко обняв его, я прижимаюсь к его горячему телу и немного тяну его на себя. Я ложусь обратно на свою сторону постели, а Тобиас снова надо мной. Ногами я стягиваю его штаны, и он довольно быстро освобождается от них, затем он снимает оставшуюся одежду и с меня.       И я не чувствую неловкости или стеснения относительно своей наготы. Мне не становится стыдно всякий раз, когда он касается моей груди или целует её. Я не испытываю смущения каждый раз, когда его безупречное тело оказывается рядом с моим, это чувство пропало уже давно, и я просто наслаждаюсь всем, а не думаю о том, что я нелепо выгляжу.       Как только я ощущаю, что совсем скоро я перестану контролировать свои эмоции, Тобиас накрывает мои губы своими. Он целует меня с напором, не позволяя мне оторваться от его губ ни в коем случае. Поняв, что он от меня хочет. Я в ответ целую его, и мои стоны застревают в горле Тобиаса.       Мы будем очень тихо себя вести, вспоминаю я его слова. От того, что за стеной кто-то есть, заниматься сейчас сексом мне кажется каким-то экстремальным занятием, так как мы хотим создать иллюзию, что либо спим, либо просто целуемся.       От таких мыслей во мне просыпается адреналин, и я своими руками ищу ладони Тобиаса и кладу их на свою грудь. Я чувствую его улыбку сквозь этот длительный поцелуй, и он жадно, но в то же время нежно мнёт мою грудь, отчего по моему телу проходят тысячи мурашек.       Губы Тобиаса спускаются к моей шее, к тому месту, где шея переходит в плечо; потом он спускается ниже, целует ложбинку в середине груди, очень медленно спускается к животу. От его лёгкого поцелуя у меня сжимаются мышцы, и вырывается негромкий стон.       Через несколько мгновений в темноте я различаю лицо Тобиаса. Он накрывает мои губы ладонью с неодобрительным взглядом.       — Ты же не хочешь, чтобы нас кто-то услышал? — шепчет он, и я качаю головой в ответ. Мне нравится подчиняться ему. — Вот и замечательно.       Он убирает руку с моего рта и целует меня. Я обнимаю его шею и чуть привстаю, чтобы проверить его реакцию. Тобиас не сопротивляется, и скоро я оказываюсь сидящей на нём. Я кладу руки на его плечи и начинаю медленно двигаться. Пальцы Тобиаса скользят по моим бокам, он и придерживает меня, и в то же время просто поглаживает.       Резким движением он укладывает меня обратно и сам начинает быстрее двигаться во мне. Я прижимаюсь к нему и целую его шею, место под ухом, слегка кусаю мочку. Он что-то бормочет, но сквозь его тихое рычание я не могу разобрать слова.       — Я люблю тебя, — мурлычу я ему на ухо, находясь в экстазе.       Тобиас продолжает двигаться во мне. Я нахожу общий темп и двигаюсь с ним в одном ритме. Я чувствую, что и он подходит к своей высшей точке удовольствия, поэтому чуть шире раздвигаю ноги и позволяю ему окончить. Некоторое время спустя я чувствую его обессиленное тело на себе.       — И я тебя, — он целует меня в плечо и ложится рядом. — Иди ко мне.       Я перекатываюсь по постели и укладываюсь на его грудь, закинув на него ногу. Он с обеих сторон поддерживает мою талию и время от времени кончиками пальцев он касается спины в разных её частях.       — Мне кажется, что только присутствие твоих или моих родителей не позволит нам заниматься этим, — говорю я после раздумий.       — С чего ты взяла, что они будут здесь? Я думаю, им и в Чикаго хорошо.       — Ну а вдруг появятся какие-то дела, и нужно будет остаться с ночёвкой. Всё возможно.       — Мы живём вместе в этой квартире только первый день. Я ещё хочу насладиться этим одиночеством с тобой, гости нам не нужны.       — Поцелуй меня, — я улыбаюсь ему. — Я тоже хочу разделить это одиночество с тобой.       Тобиас наклоняет ко мне голову и легко и недолго целует. Я ложусь обратно, укладываясь ближе к его шее. Я чувствую волну усталости и прикрываю глаза. Я сосредотачиваюсь на его пальцах, блуждающих по моей спине. И я просто счастлива от поцелуя на ночь.