***
- Соломон, едрит твою человечью матушку! Виктарион и Соломон яростно переругиваются над обуглившимися останками того, что должно было стать нашим ужином. Ухожу в лес. Сегодня на ужин у нас будут перепела с грибами. Неплохо было бы ещё сделать соус, но чего нет - того нет. Вся компания замирает как поражённая заклинанием Плоть в камень, когда я принимаюсь ощипывать птиц. После того, как покинули Невервинтер, мы питались тем, что получали у крестьян в обмен на помощь. Но сегодня ночуем в лесу, и Соломон с треском провалил экзамен на звание повара нашего отряда. Брандон и Виктарион едва ли лучше его. Лину лучше вообще не подпускать к приготовлению пищи во избежание. Если уж про её первое знакомство с Синтом можно слагать эпическую балладу, представляю, каким незабываемым приключением может обернуться попытка жрицы что-либо приготовить. - Энд, ты чё и готовить умеешь? – спрашивает Виктарион отчего-то шёпотом. - Да. Гном свистит на зависть лесным обитателям. - А зачем? Разве это не очевидно? - Я учился многому. Всему, что было интересно. Пытался найти своё призвание. - Нашёл? – спрашивает Соломон. - Пока нет. Но обещаю, что ужином вы не отравитесь. - Перепела. Охренеть. - Если бы было молоко, я бы сделал блинчики на десерт. Да и блинной сковороды нет. - Это должна быть какая-то особая сковорода? – заинтересованно спрашивает Брандон. Я читаю краткий курс по блинным сковородам, а они внимают мне, словно храмовые послушники.***
Они всё ещё пируют, а я ухожу в лес. Не слишком далеко. Сажусь на поваленное дерево. Достаю бумагу и карандаш. Надо успокоиться. Хочется курить. Не могу забыть глаза Фентика. Арибет… Пыталась ли ты? Вот что меня интересует. Рисую его лицо. Мягкий, нежный, твёрдый, стойкий. Как тепло, как сияние, как благодать. Поддавшись фантазиям, рисую рядом с ним себя. Если бы так и в самом деле могло быть! Жаль, что у нас не вышло спасти его. Ты будешь жить в моём сердце. В моих рисунках. Гробница Предателей. Какая несправедливость, что грядущие поколения запомнят о тебе именно это. Один неверный шаг… Имеют ли право на существование такие мягкость, щедрость и доброта? Я видел, чем это заканчивается. Горько и больно. Я рисую его среди цветов и трав, среди солнца, где ему и место. Благословенный самим Тиром свет. Да почиёт на тебе благодать Ао. Мы готовы были заплатить за тебя даже виселицей. В тот день мы встали рядом, готовые ко всему. Почему же тот, кого я любил, отказался встать со мною рядом в решающий момент? Здесь не требовалось ставить на кон жизнь. А всего лишь признать своё отличие от других. Быть другим… Сложно ли объявить об этом миру? Для меня – нет. Но Ивеллион… Тот, кому я верил как себе. Больше, чем себе. Три года. До того дня, когда я потерял бдительность. Но я и не собирался таить это всю жизнь. Жить, любя украдкой. Я верил – что бы ни случилось, мы будем вместе. Сытая распроклятая правильная жизнь… Обычаи и нормы как кандалы на душе. Почему же ты не встал со мною рядом ни в тот день, ни позже? За два года обучения он не прислал ни одного письма, хотя знал, куда я уезжаю. Наверное, теперь в его жизни всё правильно. Семья, может быть дети. Я сдохну, если буду анализировать всё это. Всё-таки закуриваю. Трещат сучья. - Энд, перепёлки просто охрененные! Вот бы и блинчики попроб… Ты куришь?! Когда совсем подпирает. Киваю. Виктарион плюхается со мною рядом на бревно. - Твоя зазноба? Опускаю взгляд на листок. Надо же… Оказывается всё это время я машинально рисовал Ивеллиона. - Ты не подумай, что суюсь, - смущённо говорит Виктарион. Киваю. Настало время признать правду. - Мы расстались. Он меня бросил. Так точнее. Как надоевшую игрушку. Молчим. - Всё как с бабами, - наконец изрекает гном. – Не такая уж и большая разница. Снова киваю. Гном хлопает меня ручищей по плечу и уходит, топая как огромный кабан. Удивительно, но становится немного легче.***
Такое ощущение, что работа только нас и ждала, несмотря на то, что Порт Лласт уже кишит приключенцами всех видов. Мари и Гримгно мы не увидели – наверное, увязли по уши, ища культ Ока. У нас программа развлечений тоже достаточно насыщенная. Найти сбежавших преступников, дочь мэра, книги Имаскара, драгоценные камни и Синта. В отношении последнего у меня имеются весьма серьёзные сомнения, но говорить этого Лину я не собираюсь.***
- Уши. Фу, мерзость, - ворчит Соломон, складывая очередной клеймёный трофей в сумку. Уже три. Осталось найти ещё два и можно топать в пещеры. - Свиных ушей бы щас с пивом! - А что сегодня на ужин? - Зайчатина с травами, - откликаюсь я. Природа вокруг дышит спокойствием. Я рисую сестёр. Отправил им письмо из храма. Надеюсь, когда мы вернёмся в Порт-Лласт, меня уже будет ждать ответ. - Ух ты! – заглядывает через плечо Соломон. В последнее время он ведёт себя адекватнее и уже не отскакивает от меня, как блин от сковороды. Купить молока и напечь, что ли, в самом деле? – Красотки. - Сёстры. С другой стороны нависает Виктарион. Кажется, от него пахнет лавандой. Ишь ты, как любовь выкручивает! Совсем недавно он посмеивался над моей привычкой мыться при любом случае. - Здорово! Слышь, а других баб можешь? Рисую. Почти не удивляюсь, когда к нам подходит и Брандон. Лину, притомившаяся за день, мирно посапывает поодаль. - Сиськи побольше подрисуй! - И ноги подлинней! Представляю, какое зрелище являем мы со стороны.***
Романтичную деву – дочь мэра – находим в заброшенных рудниках. Точнее, не в таких уж и заброшенных – орков там, как семечек в подсолнухе, и мы сполна практикуемся в воинских и магических навыках. Зарёванная, в разорванном, испачканном кровью платье она испуганно шарахается, когда я протягиваю ей руку. Соломон присаживается с ней рядом, улыбается и начинает что-то тихо говорить. Спустя несколько минут спасённая пленница успокаивается. Доставляем беглянку, возжаждавшую нежной страсти с беглым преступником, в отчий дом. Какое чудо заночевать в гостинице, попутно отдав один из найденных камней Элайту.***
Сижу ночью на улице, читая письмо от матери. У племянника, сыночка Мэйлин, прорезывается пятый зуб. Эвелин уехала с мужем в путешествие. Аэлис растёт и хорошеет. Лирис всё так же блистает на балах. Алессия по-прежнему возится с травами. «Отец скучает по тебе. Мы все скучаем. Возвращайся, родной». Складываю письмо и убираю в сумку. Не время. Ещё не время. - Не помешал? – раздаётся за спиной голос Соломона. В тиши стрекочут сверчки. - Нет. Парень мнётся, потом присаживается рядом. - Можно спросить? Киваю. Спрашивай, раз уж пришёл. - А… Как это у вас бывает? Спрашивает и заливается румянцем до ушей. Вот оно что. Долго же ты, наверное, думал. Не могу отказать себе в удовольствии немного поиздеваться. - Обмазываемся клубничным джемом и плетём друг другу косички. Вскидывает на меня обиженный взгляд. А мне каково? Словно я прокажённый. Не только для тебя. - Ты думаешь, у нас это как-то по-другому? То же сердце. Те же чувства. Смотрит мне в глаза. Видно, что ему крайне неловко, но взгляд не отводит. - Эндариен, прости меня. Протягивает руку. - Ты мужик, Энд. Хлопает меня по плечу и уходит. «Мужик». Снова хочется закурить. Или напиться. Или то и другое сразу. Мужик… А кем я, интересно, был до этого в твоих глазах? Трепетной барышней, готовой хлопнуться в обморок при виде капли крови? Я всегда был с вами. Убивал, как вы. Не прятался ни за чьей спиной. Так почему же… Прислоняюсь виском к стене, и холод камня приятно успокаивает. У меня нет ответа на этот вопрос. Отец, я веду нормальную жизнь. Пью, ругаюсь, крошу людей и не-людей с завидной регулярностью. Это хоть сколько-то компенсирует в твоих глазах мою «неправильность»? Перед глазами встаёт родной дом. «Мы все скучаем». Я тоже. Но пока не время.