Paradis

— Стеф, а что, если ко мне кто-нибудь пристанет? — озадачивал себя Брайан, стоя возле входной двери в клуб, где сейчас проходил фейс-контроль какой-то крайне непримечательный мужчина с залысиной на затылке и крючковатым носом. Чем ближе они были к двери, тем сильнее бушевали нервы студента: — Я ведь не гей. Я вообще не знаю, зачем согласился с тобой идти. Черт, что делать? Может, лучше без меня, а? — Стеф уже дергал за ручку входной двери. — Мать твою, ну я и вляпался, — проворчал брюнет и, залившись густым румянцем, поволочился следом за приятелем. — Расслабься, Брай, — невозмутимо пробормотал блондин, когда им, наконец, позволили войти. Первым делом Молко стопорнулся при виде едва вмещающего более двух человек в линию подозрительно скудно освещенного коридорчика, но Стеф подбадривающе похлопал друга по плечу, тем самым вынудив его наладить контакт с собственным мозгом и нервными окончаниями и идти прямо к входу на бессознательном автопилоте. — Это тебе не бордель — здесь никто не набрасывается на первого встречного с расстегнутой ширинкой. — Правда? — неуверенно уточнил Брайан, прокладывая свой путь к двери, сквозь которую все отчетливее и настойчивее просачивались громкие басы какого-то среднесортного дедовского клубняка (что тем самым на секундочку позволяло усомниться в правдивости столь уверенно преподнесенных утверждений). — Конечно, — беззаботно вещал Стефан, снова с уверенностью дергая за ручку, — но если кому-то уж больно сильно захочется потискать щечки на твоей смазливой мордашке, то ты можешь с гордостью возмутиться и заявить о том, что ты, якобы, не гей, а просто пришел сюда за хлебом. Если, конечно, ты успеешь что-то сказать, прежде чем… — Ну все! Заткнись! — огрызнулся Брай, и яркие прожекторы поглотили его румянец. Паника неугомонного студента стремительно таяла с каждой проведенной минутой в клубе: люди здесь действительно были не такими, какими он их себе представлял, и пока Брай сидел в самом углу зала и внимательно наблюдал за вполне неплохо чувствующим себя Стефаном, в его голову закрадывались весьма скудные мысли о том, что он вряд ли бы смог распознать гея в ком бы то ни было из присутствующих — и даже Стеф не вызывал подозрений, не знай он его тайну. Все вели себя прилично, никто не приставал и даже не пытался завязать разговор с тем, кто этого вовсе не желал (что Молко весьма отменно умел выражать посредством взгляда исподлобья и скрещенных на груди рук). И да, представители его возрастной группы практически не попадались на глаза: вероятно, именно это и не давало Стефану чувствовать себя как сыр в масле. Через час его друг и вовсе потерялся из виду, поэтому Брайан решил, что его поддержка более не потребуется: можно выйти и потусоваться в клубе напротив, где помимо мужского одеколона слышатся гармонично сочетающиеся с его потребностями и сексуальной ориентацией ароматы приторно сладких женских духов. И, конечно же, лучше бы он не выходил из своего угла… Ведь среди стада овечек всегда затесается один большой расфуфыренный баран. — Эй, нет! Я не хочу ничего, я уже ухожу! Раскрасневшегося и паникующего Брайана под локоть доволокли до барной стойки и, нелепо подняв на руки, усадили на высокий стул со словами: — Ну чего ты такой скромняшка, а? Сидишь тут один и ни с кем не знакомишься. Так дело не пойдет, мальчик. В первый раз всегда страшно, но ты не стесняйся — здесь все свои. Брайан окинул двух размалеванных фриков поблизости пучеглазым взором и еще раз предпринял попытку бегства, однако тот, кто к нему обращался, настойчиво давил ему на плечи и продолжал беззаботно вещать о пользе внезапно свалившегося на него с небес гейского общества. — Эй, Фрэд, налей парню чего-нибудь, а то он так и будет сидеть мышкой по углам, — протянул его новый знакомый и, как только Молко перестал сопротивляться, сам уселся за барную стойку, подперев ее локтем и облокотившись на свою ладонь. Проглотив язык от возмущения, Брайан еще раз присмотрелся к парню и его другу за другим стулом, после чего мысленно заключил, что ему попались какие-то, откровенно говоря, педики, ибо кроме них здесь никто так ярко не красил губы и ресницы. Несмотря на то что чувак напротив светился дружелюбной улыбкой, ничего не делало эту ситуацию хотя бы на йоту радужнее. — Ну чего ты притих? Расскажи, как ты сюда попал. Не стесняйся. Перед Брайаном поставили стакан с коктейлем, и он понял, что если не попытается отговориться, то все кончится очень плохо. Для него. Не для них. — Простите, вы не так поняли, — промямлил он, нелепо соскользнув со стула и приземлившись на пол. Щеки парня пылали так, что на них с легкостью можно было поджарить парочку стейков. — Я здесь не за этим… Новый знакомый улыбнулся во все зубы, что было больше похоже на какой-то оскал или даже насмешку: — Ну конечно. За хлебом пришел. Брюнета схватили за руку и снова потянули к стойке. — Нет, послушайте! — откровенно начиная паниковать, Молко отчаянно расплескивал в пустоту все возможные вразумительные фразы. — Мне не хочется ничего, я не собираюсь… — Ну что такое, а? Мы же не собираемся тебя обижать, — убеждал его странный женоподобный парень, настырно дергая за руку и откровенно лишая шанса на побег. Он притянул брюнета к себе и, обхватив его со спины, снова приподнял над полом, но теперь уже усадив к себе на колени. Пока Брайан проглатывал панику и озирался по сторонам в поисках Стефана, его новый знакомый заправил ему пару выбившихся прядок волос за ухо и, практически вплотную прислонив губы к незакрытому прической участку кожи на шее, прошептал: — Какая разница, кто первым тебя нагнет? Тебе все равно будет больно давать в первый раз. Стиснув зубы и зажмурившись от злости, Брайан в отчаянной панике дернулся с такой силой, что тому парню пришлось обхватить его руками практически намертво, только бы тот не улизнул снова, однако брюнет все-таки соскользнул на пол, по-прежнему пребывая в цепком захвате. — Да пошел ты! — отбивался он, безуспешно пытаясь толкнуться вперед. Теперь его главной задачей было громко сыграть на публику. — Извращенец! Отпусти меня, сейчас же! Как только парни поблизости обратили внимание на столь внезапно развернувшийся концерт, кто-то из присутствующих с долей скепсиса в интонации бросил: — Господи, Оли, чего ты к нему прицепился? Он еще зеленый, и твоих идиотских шуток не понимает. Как только хватка ослабла, Брайан выскользнул и с ярым вызовом во взгляде обернулся в сторону своего обидчика. Однако тот, даже не пытаясь погасить в своем взгляде насмешливую искорку, лишь дружелюбно подмигнул в ответ. Молко почувствовал себя ослом и снова покраснел от неловкости. Конечно, этот идиот просто веселился. Да больно нужно ему возиться с какой-то несформированной истеричкой. Воспользовавшись минутным замешательством собравшихся, брюнет решил нырнуть в толпу, дабы хоть как-то избавить себя от всеобщего внимания, однако кто-то очень сильно не желающий уйти с дороги не позволил ему протиснуться дальше. Брайан проворчал что-то и попытался пихнуть неразворотливое тело, однако руки этого кого-то легли на его плечи и тем самым вынудили поднять голову в попытке разглядеть его лицо и узнать, в чем, собственно, дело. Глаза Молко расширились от изумления и немого ужаса. — Не волнуйся, я никому не расскажу, — провозгласил его наставник, стараясь выглядеть как можно более серьезным. Хотя волосы Дэвида и были выкрашены в рыжий, Брайан, изумленно хлопая глазами, категорически отказывался признавать его присутствие в текущей реальности. — Оли хороший парень, не думай о нем плохо. Просто иногда он напивается и подшучивает над новичками. Тебя здесь никто не обидит, можешь быть уверен. — Мистер Боуи, — пробормотал Брайан, захлебываясь воздухом через каждое слово, — я… вы не правильно поняли… я здесь… я… — Что неправильно понял? — Дэвид изумленно изогнул бровь, все еще пребывая непоколебимым, словно кусок мрамора, хотя ему наверняка так же не урезонило пересечься с кем-то из колледжа в местном гей-клубе. — Ты за хлебом пришел? Брайан закатил глаза и запихал свои отговорки подальше в глотку. В конце концов, Стефан вряд ли скажет спасибо, если его лучший друг обмолвится с кем-то из колледжа о его ориентации. А тем более с этим… козлом. Прекрасно. Решил помочь другу. И стал геем. — Я не гей, мистер Боуи. Но можете не волноваться, о вас я тоже никому не скажу, — опустив глаза и отчеканив свой вердикт скороговоркой, Брайан попытался избавиться от назойливого общества своего наставника посредством стремительного продвижения к выходу. Мысль о том, что, возможно, во время их репетиции Дэвид представлял, как здорово было бы увалить его на фортепьяно и хорошенько засадить за “плохие” старания или еще что-нибудь в этом роде, просто не давала Брайану спокойно трансформировать свой словарный запас в адекватную вежливую речь. А ведь он, правда, так странно на него смотрел… Как можно не догадаться? Дэвид тоже подумал об этом и, тяжело сглотнув, последовал за своим студентом, уже через секунду ухватив его за руку теперь уже с целью высказаться самому: — Я не гей, а бисексуал. Наверное, как и ты. То, что ты сейчас увидел, не должно каким-либо образом повлиять на репетиции или выступление, ясно? Если ты думаешь, что я как-то по-особенному к тебе отношусь, то можешь выкинуть это из головы, ибо моя личная жизнь всегда остается за пределами колледжа, и со всеми людьми в его пределах меня связывают сугубо деловые отношения. А тебя я тем более не рассматривал в качестве предмета обожания, уж поверь мне. Брайан отдернул руку и, к своему стыду, почувствовал неожиданно вставший в горле сухой комок. Что значит, “а тебя уж тем более”? Неужели он для него настолько омерзителен, что такой исход событий попросту невозможен ни в одной параллельной вселенной? Может быть, поэтому Дэвид постоянно пытается его принизить и обидеть? Но ведь он казался таким... хорошим... — Не волнуйтесь, мистер Дэвид, — не оборачиваясь, ответил парень. — Я и мысли не мог допустить, что мое скромное общество может оказаться приятным для такого возвышенного представителя человеческого рода как вы. Дэвид вздрогнул от столь колкого замечания и, пытаясь переварить сказанное, хотел было спросить брюнета, чем он так сильно его обидел, но тот уже растворился в толпе, словно пылинка, и где-то неподалеку послышался скрип двери, утонувший в громкой клубной музыке так же бесследно, как его надежда на то, что они с этим парнем когда-нибудь найдут общий язык. Дэвид на самом деле не считал его омерзительным или недостойным. Он считал его необычайно милым, старательным и способным, но не мог ему сказать этого, ибо малейшее “молодец” может оказаться стоп краном для дальнейшего развития. Ведь совершенство — оно беспредельно. А “молодец” — относительно. И иногда оно с легкостью принимается за первое, сужая границу возможностей, останавливая стремления добиваться похвалы и мотивацию к достижению безупречного мастерства. Такова была идея Дэвида. Его принцип обучения. И он неслучайно взялся обучать мальчика. Он знал, что не смог бы найти кого-то более талантливого, чем он. Кого-то более чувственного. Кого-то более улыбчивого. Кого-то более ранимого. Как жаль. Он так и не спросил его имя.