Mysterium tremendum

Ludovico Einaudi – Love Is A Mystery

Лу нетерпеливо застонал в поцелуй, руками сминая и утягивая наверх ткань рубашки Сехуна, и окольцевал ногами бедра возлюбленного, потеревшись полувозбужденной плотью через тонкий слой одежды о чужой живот, чувствуя, как напряжен был Сехун, будто в тот момент он находился в раздумьях: стоит ли ему продолжить или, пока не поздно, сделать шаг назад и хорошенько все обдумать. Но Хань не намерен был отступать, приподняв свои бедра выше, он стал толкаться навстречу, круговыми движениями имитируя занятие любовью. Он знал, что испытывал именно это чувство. Оно поглотило всё его сознание, заставив в животе порхать экзотические бабочки, а душу вознестись во влажный воздух тёплой ночи к тем самым звездам, которые казались столь прекрасными в своем загадочном далеком свете, а родинки на теле Сехуна стали новой звездной картой для Лу, который старался поймать губами каждую маленькую тёмную «звездочку» на ней. Его губы изучали чужое тело, его мускусный, пряный запах, твердость мышц и гладкость кожи. Ханю было несказанно приятно вести своими руками по широкой спине, чувствуя, как перекатываются стальные мышцы под его пальцами. Он прикусил губу, прогибаясь в спине сильнее и желая ощутить большего. Ему нужно было больше Сехуна. — Не так быстро, милый, — О взял в руки круглое кукольное личико Ханя, одарив порхающими поцелуями веки, щёки, скулы, губы и курносый нос. — Сегодня особенная ночь, нам некуда торопиться. Как и хорошее вино, я буду смаковать тебя медленно и чувственно. Губы Сехуна спустились ниже к алебастровой шее, оставляя поцелуи вперемешку с кровавыми засосами, отчего Лу под ним откинул назад светловолосую голову и рвано задышал. Стоило ему прикрыть глаза, как ощущения тёплых влажных губ и горячих рук усилились в стократ. Как и думал О, глядя на это тело прошлой ночью, кожа Ханя была сладка на вкус, словно жженная карамель, и гладкая, как самый дорогой шёлк королей. Он готов был просто наслаждаться ей, лаская руками и губами и оставляя свои следы любви. Сехун пальцами пересчитал каждое выпирающее ребро на грудной клетке, втянул в рот кожу чуть ниже пупка, получая сдавленные стоны Лу в ответ. Чтобы не пугать старшего, сыщик выводил языком на косточках таза причудливые узоры, расслабляя и одновременно стягивая руками с парня нижнюю часть гардероба. Тело Ханя покрылось гусиной кожей от дуновения ветра в приоткрытом окне, которое холодило пылающую от поцелуев кожу. Он облегчённо выдохнул, когда рубашка Се оказалась на полу, а его ладони поглаживали крепкую мужскую спину. Блондин набрался наглости просунуть ладони под кромку штанов сыщика и сжать половинки попы, выдавая похожий на кошачье мяуканье стон. Хотелось, чтобы младший побыстрее стянул со своего тела эту ненужную вещицу и дал, наконец, в полном объеме собой полюбоваться. Ему было слишком хорошо и идеально под Сехуном. Заслуживал ли он такого парня, как он? В его душу закралось сомнение и младший, будто почувствовав это, приподнялся над Лу и, пройдясь ладонями по бокам юноши, пристально посмотрел в глаза. — Нет никого лучше тебя, ЛуЛу. Он пылко прильнул к чужим губам, пытаясь через поцелуй передать половину своей души и тех самых чувств, что испытывал только к Ханю. Его сердце разошлось в безумном ритме и сердце парня под ним так же дико билось, когда их языки встретились и горячо приняли друг друга в свои собственные объятия. Сехун оторвался от губ юноши. Его руки поползли вниз по взмокшему от волнения телу любовника. Он касался подушечками больших пальцев затвердевших вершин сосков старшего, перекатывал их между средним и указательным и поддевал ногтями, получив взамен след от укуса на левом плече. Он ощущал то, как Лу тянулся к нему всем своим существом, отрываясь и разрешая погружаться на дно сладострастного блаженства. Как же Ханю не хватало этой нежной страсти, в которую хотелось полностью окунуться, броситься словно в омут с головой и раствориться, пребывая навсегда в этом океане бескрайнего удовольствия. Сехун спустил свои штаны, бросая на них сверху кальсоны, и толкнулся вперед, показывая и чувствуя ответное возбуждение твердой плоти Ханя. Они одновременно протяжно замычали, стоило только горячим и пульсирующим органам встретиться друг с другом. Старший качнул бедрами раз, другой, понимая, что его это неимоверно распаляло, и ему хотелось как можно скорее удовлетворить свои потребности, оказаться за гранью и ощутить, как электрические импульсы проносятся по всему телу. Его кровь, казалось, буквально превратилась в кипящую лаву и его сжигало изнутри от слишком губительного блаженства. — Ох, нет, нет, Лу, — выдал короткий смешок Сехун, перехватывая эпицентр возбуждения Ханя у основания и ощущая неудовлетворенное дыхание старшего на своей щеке. — Слишком рано. Лу сжал пальцы на ногах и разочарованно заскулил, прикусив нижнюю губу и почувствовав металлический вкус крови: он слишком сильно впился своими зубами в тонкую кожу. Сехун облизал два пальца, смачивая их слюной и неотрывно смотрел на старшего, внимательно подмечая каждое изменение в лице возлюбленного, затем он провел ими по всей длине плоти, смешивая с естественной смазкой и делая Ханя ещё более чувствительным к каждому движению. Холодный воздух заставлял слюну слишком быстро высыхать под напором горячей ладони Сехуна, из-за чего Лу чувствовал волны болезненного наслаждения и, неосознанно твердил о том, чтобы Се дал ему кончить. Сыщик либо был чертовым садистом, либо ему нравилось наблюдать за тем, как Хань слизывал языком капельки пота над губой и постоянно хмурил брови, когда большой палец касался головки. — Се, у меня это впервые... — У меня тоже, мой хороший. С парнем, — уточнил младший, касаясь смоченными слюной пальцами сморщенного ануса Лу. — Поэтому сегодня для нас обоих многое впервые. — Сехун, — выдохнул Хань, чувствуя проникновения пальца. — Мне страшно. — Не бойся. Просто расслабься и доверься своим ощущениям. Здесь не нужно думать, — чмокнул в мокрый от волнения лоб старшего О, продолжая медленно растягивать пальцами Лу. — Боги, ты так сжимаешь меня, Хань... Я же порву тебя. Слюна — самая неподходящая для первого раза вещь. У тебя есть что-то подходящее? Блондин не стал интересоваться, откуда Сехун так хорошо разбирается в том, чем именно его нужно растягивать. Чтобы первый раз прошел менее болезненно и более приятно, а лишь повернул голову в бок и стал искать что-то, что могло им поспособствовать в важном процессе, от которого зависело сколько именно наслаждения получит Хань во время секса. — Масло для тела подойдет? — Лу ткнул указательным пальцем на маленький деревянный столик у окна, на котором стоял маленький стеклянный флакон с янтарной жидкостью. — Отлично, — тень Сехуна исчезла над старшим, тот поднялся с постели и взял масло. Хань опустился вдоль голой спины сыщика и восхищённо охнул: хорошо развитые широкие плечи, суженная к талии фигура, представляющая собой перевернутый треугольник, пара темных родинок на ягодичных мышцах, стройные длинные ноги, покрытые легким волосяным покровом, натренированные икры, кричащие о том, что Сехун хороший бегун... — Так нравится, что ты видишь? — Сехун развернулся передом к старшему и приподнял один уголок рта в хитрой усмешке. Лу лишь продолжал пялиться и пожирать глазами грудь, выступающие кубики пресса, выпирающие кости таза, тёмный треугольник волос в паховой области и то, что должно было превознести его на вершину блаженства, указывающее точно на него с капелькой смазки на кончике. — Можешь не говорить. Твой взгляд намного красноречивее слов, — Сехун вернулся на постель к старшему, приподнимая ноги Лу. От смущения тот прикрыл руками лицо. Сыщик вылил на ладонь масло и вновь проскользнул пальцами в желанное тело. Он раздражал подушечками набухшую железу, заставляя Ханя разойтись в более пошлых и протяжных стонах. Лу стыдился этих звуков и боялся, что его родители смогут услышать их, поэтому прикусил ребро ладони и зажмурил глаза, постоянно видя в темноте вспышки света, когда сыщик давил на заветную простату. Сехун убрал руку ото рта Ханя, облизывая языком слюну с кончиков губ и негодующе смотря на отпечаток зубов на мраморной коже сына охотника. — Хань-хён, не стесняйся этого. Твои стоны упоительны для моих ушей, они действуют, как мята на кошку. Сейчас ты выглядишь просто потрясающе, — присвистнул О. И он был прав: в агонии страсти щеки Лу покрылись здоровым цветом наливных яблок, глаза блестели агатом, губы ярко горели гранатом, пшеничного оттенка волосы волнами разметались по подушке. Хань излучал сияние и собрал в себе все нотки божественного летнего сада, являясь самой большой усладой для глаз и губ Сехуна. Старший цеплялся за плечи сыщика, пытаясь почувствовать себя увереннее, и двигал тазом вперед, доказывая полное доверие Сехуну, когда пальцы раздвигались и кружили внутри него, дразня и заставляя насаживаться на них самостоятельно. В какой-то момент сыщику стало неимоверно трудно сдерживать себя, даря удовольствие только Лу. Ему хотелось насладиться близостью со старшим и ощутить, что тот полностью его. Сехун подготовил себя маслом, подметив, как, прикусив нижнюю губу, за ним внимательно наблюдал Хань, и после осторожно толкнулся вперед. Эти ощущения будоражили рассудок Сехуна. Узкий, горячий, жадно обхватывающий его Хань лишал всякого рассудка. Сын охотника прижался вплотную всем телом к младшему и понял, насколько учащенно билось сердце парня. Он был столь же взволнован, как и сам Лу, и боялся причинить боль своему партнеру своим немаленьким размером. Хань постоянно сглатывал вязкую слюну и пытался дышать через нос, что с трудом удавалась, поэтому он старался поймать воздух ртом, носом утыкаясь в грудь Се и раздражая кожу возле темно-золотистого соска приятным теплом дыхания. — Ещё чуть-чуть, Лу, — успокаивал любовника сыщик, сильнее надавливая на заднюю часть колена и медленно погружаясь глубже, до основания. Стук сердца Ханя отдавался в гладких стенках прохода и неосознанно старший сжимал Сехуна сильнее, заставляя О видеть перед глазами звездочки и играя со сдержанностью парня в опасную игру. Лу тихо захныкал, стараясь отвлечься от неприятных ощущений, которые возникали от напора эрегированной плоти на стенки его прохода. Тихое «Прости» сорвалось с губ младшего, когда он начал размеренно двигаться, отчего Хань зашипел в плечо и сильнее надавил пальцами на лопатки Сехуна. Лу плавился и терял рассудок от противоречивых ощущений, которые разрывали его напополам; боль смешалась с наслаждением. Горячий твердый член внутри него пробудил в Хане совсем другого зверя, голодного до плотских утех. Он позабыл о своей зажатости, подаваясь навстречу и обнимая ногами талию сыщика. Сехун поменял позу, но та оказалась не слишком удобной: его удерживающие ноги старшего под коленями руки постоянно скользили из-за масла, поэтому в итоге пятки Ханя уперлись в плечи О, который, согнув старшего практически напополам и придавив сильнее к матрасу, наклонился ниже, втянув в рот многострадальную нижнюю губу Лу, посасывая её и рыча при каждом особенно размашистом толчке. Нежность уступала горячей лаве желания. Сехун ускорился, с шлепками резко толкаясь в разморенное ласками тело. Лу ловил ртом воздух и мычал от безумного напряжения между ног. Он не постыдился проникнуть рукой между телами и взять в руку свою требующую внимания плоть. О крепко обхватил одной рукой ноги сына охотника и, блаженно прикрыв глаза, с напором вбивался в любовника, откинув назад голову. Хань сквозь прикрытые глаза мутным от желания зрением смотрел на то, как двигался кадык на шее младшего, ему так хотелось лизнуть его, но поза и быстрый темп, на который перешел сыщик, не давали ему осуществить желаемое. — Хань, — прохрипел Сехун. — Это божественно... Хань! По миллиметру они сгорали, сгорали вместе в своем собственном мире, на своей собственной ярчайшей во вселенной звезде. Но всему когда-то приходит конец, звезды становятся сверхновыми, взрываясь и вспыхивая ещё ослепительнее, поэтому надолго старшего не хватило. От долгожданного оргазма его тело судорожно затряслось в агонии страсти, и он почувствовал, как семя разливалось на его груди, марая пальцы, его и О. Сехун осознал, что Хань на пределе, когда стенки прохода блондина завибрировали, но он ещё не подошёл к своему пику, его тело жаждало большего, поэтому О перевернул отходившего от пережитого оргазма Лу на живот, надавил на талию, чуть выше копчика, приказывая прогнуться. Старший податливо выполнял всё, о чём его просил в тот момент Сехун, поэтому послушно встал на четвереньки и выпятил попу. От такого зрелища сыщик на короткое время подзавис, гулко сглатывая, а после вновь вошёл в гибкое тело, касаясь губами блестящей от пота спины и ведя языком между лопаток, отчего Хань захныкал и упал лицом в подушку, сжимая руками до побеления простынь. Сехун подался вперед, ощущая, как Хань его жадно засасывал. Через пару резких толчков с громкими шлепками тел друг о друга сыщик не выдержал, кончая в парня, но продолжил двигаться в нем, даже когда его плоть обмякла, подмечая, как густая белесая сперма вытекает из Лу и капает на простынь. Наконец он вышел из любовника, с поцелуями поднимаясь по спине к затылку. — Бесподобен... ЛуЛу... — горячий шепот пробил до мурашек Ханя. Отдышавшись, тот перевернулся на спину, запустив липкие пальцы в тёмные волосы Сехуна, и надавил на голову, заставив опуститься и поцеловать его томно и мокро в губы. — Это было восхитительно... И именинник хочет ещё, — признался между поцелуями Лу, положив ладонь Сехуна на свой вновь окрепший орган. В ту секунду его мало заботило, что О мог посчитать его ненасытным и бесстыдным. Ему до чертиков понравилось ощущать в себе Се и быть ведомым в постели. — И я не в праве ему отказать, — легкая улыбка тронула губы сыщика, который вновь атаковал тело старшего ласками своих рук и мимолетными поцелуями. Парни не могли оторваться друг от друга практически до самого восхода солнца, оставляя на телах любовника всё больше красных меток и отпечатков пальцев. Только когда уже было трудно шевелить пальцами на руках и ногах, они заснули, сплетя руки и ноги вместе. И в царстве Морфея они вновь нашли друг друга.