Эффи на террасе какого-то большого дома возле самого моря. В лучах заходящего солнца море играет переливами красок. Рядом, как и всегда, сидит Сенека, устремив взгляд в горизонт. Тёплый ветер скользит сквозь её пальцы, и девушка умиротворённо улыбается... - Совсем не долго осталось, милая Эффи. Скоро я заберу тебя в безопасное место. Веришь?
- Она находилась в полуобморочном состоянии. Пришлось принимать решительные действия, - произнёс миротворец, отчитываясь перед Трэдом. Тот нехотя, с неким разочарованием, отдал приказ об отмене голодовки и Эффи получила свои законные хлеб и воду. Первый глоток вышел неуклюжим. Девушка пролила жидкость из-за кошмарного тремора рук. Вторая попытка так же оказалась безуспешной: острая форма ангины не давала полностью насладиться водой, и Эффи казалось, что её горло горело огнём. Наконец, привыкнув к боли, ей удалось распробовать. Вкус был отвратительным. От этого напитка у неё свело судорогой внутренности. - Что за пакость! Почему это не простая вода, чистая горячая вода? - шептала девушка, продолжая ловить губами последние капли. - Отнесите её к остальным, - скомандовал Ромулус. - Пусть затеряется в толпе других идиотов, может тогда её не заметят. Миротворец аккуратно поднял хрупкое тело девушки, стараясь не причинять сильной боли, за что получил уничтожительный взгляд от палача и благодарный, полный слёз, от Эффи. Уже через минуту он так же бережно опустил её на пол в большой, тёмной комнате и спешно удалился. Толпа заключённых в момент окружила девушку, рассматривая новенькую с недовольством. Она попыталась подняться, но ноги совершенно не слушались. Её охватывала паника и Тринкет, не сдерживая крики, стала отчаянно бить кулаками по ногам, чтобы почувствовать хоть малейшее покалывание. Тщетно. Сильные руки сжали запястья девушки: - Эй, перестань. Только хуже будет. Мужчина 65-и лет склонился над Эффи. Истерика переполняла девушку, и та пыталась выбраться из захвата незнакомца. Наконец, немного успокоившись она прохрипела: - Что… - каждое слово давалось ей с огромным трудом, - со мной? - Понятия не имею, тебе виднее, - мужчина лучезарно улыбнулся, но затем встрепенулся, как бы вспоминая о чём-то важном, и протянул руку: - Джек. Вы тоже из Капитолия, верно? Эффи не видела улыбок с дня её заключения, тем более таких искренних. - Да, я Эффи, - девушка неуверенно подала руку новому знакомому. - Сколько Вы тут? – он продолжал всё так же весело улыбаться. - Не знаю... Я сбилась ещё на пятой неделе, - медленно прохрипела она. - А вы? - Я... Больше, - улыбка погасла, и он странно замялся, будто бы снова вспоминая о чём-то важном и страшном. - Ещё с первых дней революции. - И в чём Вас обвинили? - Сначала, я был посаженный в камеры Капитолия за антикапитолийскую пропаганду. Верил в то, что Революция изменит эти жесткие порядки, - он громко засмеялся, вызывая недовольные бурчания соседей по камере. - А теперь я здесь: в катакомбах Дистрикта, в руках Коин. Я тут все порядки уже выучил, все их уловки. Так что не волнуйтесь - будете вести себя тихо и снова сможете ходить. Так прошло ещё парочка «скучных» дней. Казалось, будто каждый раз пытки становились страшнее и изощрённее. Наказывали за любую мелочь, придираясь даже до громкости криков, до разговоров в перерывах между наказаний. Любой проступок, даже самый незначительный, имел необратимые последствия, и заключенные боялись. Поэтому они принуждали себя ни при каких обстоятельствах не думать о сроках освобождения, не обращать свой взгляд к будущему. Но, естественно, эти благие порывы, это старание обмануть боль, вознаграждалось весьма и весьма скудно. Они любой ценой хотели избежать окончательного краха, а картины близкого воссоединения с любимым существом на несколько секунд заставляли забыть о боли. Каждый находящийся там человек уже не жил; их несло волною бесплодных воспоминаний – они, беспокойные, блуждающие тени, которые могли обрести покой лишь погрузившись в самые отдалённые уголки своей памяти. Само прошлое, о котором они думали не переставая, и то приобретало привкус сожаления. Им хотелось бы присовокупить к этому прошлому все, что, к величайшему своему огорчению, они не успели сделать, перечувствовать, когда еще могли. Но не смотря на поставленный себе запрет, каждый узник тайно надеялся, что когда-нибудь тот, кого он теперь ждёт, найдёт способ вытащить его из этой тюрьмы. И Эффи входила в число тех несчастных всё ещё надеющихся на спасение. Как-то на очередном допросе она наблюдала за мужчиной, который набрался смелости спросить: "Нельзя ли рассчитывать на смягчение... принимаемых мер?", решив, что терять ей не чего. Глупый. - Тридцать ударов плетью будет расценено как смягчение принимаемых мер? - рассмеялся Ромулус и мужчину уволокли в соседнюю комнату, где ещё витал запах свежей крови. Чтобы хоть как-то разнообразить допросы, палач решил использовать не совсем стандартные методы, вкалывая каждый раз на протяжении долгих недель разнообразные наркотические вещества, а затем проникал в головы бедных заключённых. Сыворотки правды – так он с гордостью называл вещества. Эффи с силой вжимала ладони в лицо, сотрясаясь от любого шороха. Джек присел рядом с Тринкет и взял её руки в свои. Эффи постепенно приходила в себя, и наконец-то подняв голову заметила знакомое лицо. Девушка кинулась обнимать Джека и тот понимающе погладил её по спине. - Я знаю, милая, - тихо шептал он, - но это иллюзия. Просто наркотик. Полностью успокоившись, девушка рассказала ему о том, что видела в этот раз, на что мужчина понимающе кивнул. - Как ты это переносишь? - она смотрела перед собой, потерянная и разбитая на миллионы атомов. - Полагаю, что я не трус, во всяком случае трушу редко. У меня было достаточно случаев проверить это. Но даже для меня есть непереносимые мысли. Эффи заглянула ему в лицо, которое украшали старые шрамы от глубоких порезов, морщинки и стальной взгляд, полный отрешенности. Она всматривалась в его глаза, знакомые до боли, пытаясь вспомнить, где она встречала их. И, казалось, разгадка была так близка, но… Один из миротворцев достал пистолет и выстрелил в голову Джека. Тело с грохотом повалилось на пол. Эффи застыла в ужасе, затем подползла к мёртвому и обняла его голову своими тонкими руками. Раздались ещё несколько выстрелов и прерывистых криков. Слёзы градом покатились с её глаз. Сначала она кричала, неистово и отчаянно, затем, когда голос окончательно пропал, она склонилась над бездыханным телом, прислоняясь к его лбу своим и тихо нашептывала имена тех, кого потеряла за годы Революции и до сегодняшнего дня, вспоминая как когда-то тоже самое делала девушка, которая снилась ей время от времени, но Эффи уже не могла вспомнить её имени. После долгого списка, девушка бережно уложила его голову себе на колени, вымазываясь в крови мужчины, и, устремив взгляд в одну несуществующую точку, молча перебирала пряди седых волос. Час, два, три... Наконец, за мертвым пришел конвой. Один из миротворцев держал вырывающуюся Эффи, а несколько других упаковывали тело. Мужчина шепнул девушке на ухо, что пора отправляться из-за нового восстания, но куда, девушка уже не слышала. Ей было абсолютно всё равно.***
- Вы, кажется, осмотрели все одиночные камеры, которые были в тюрьме. – холодно смерив взглядом Хеймитча, парировала Коин в ответ на его яростные крики. – А затем Вам была представлена небольшая экскурсия в общие отсеки. Разве Вы ещё не убедились, что её там нет? - А где же она? Если только я узнаю, что она погибла… - Я буду крайне удивлена, не меньше вашего, – отрезала женщина, теряя интерес к происходящему спустя час бесполезных криков и выпадов в её сторону. – Скорее всего, бомбардировка была лишь поводом удрать, и к несчастью для мисс Тринкет, ей удалось это сделать. Боюсь представить, что Капитолий сделает с предателем. - Я найду её, - медленно отчеканил мужчина, вызывая улыбку у Коин, которая всё время сверлила взглядом Хеймитча, совершенно позабыв о камерах за спиной, где начиналась спасательная операция.