Born to die

Хеймитч, человек, которого в своё время лишили слишком много, чтобы он смог так просто отпустить Эффи, находясь в полусознательном состоянии, терпеливо ждал. Он, допивая третью или четвёртую бутылку чего-то крепкого, понимая, что без этого уже никак не справиться с яростью, закипавшей внутри, терпеливо ждал, когда в её комнату зайдут миротворцы, Коин и сама Эффи. Ждал извинений от ненавистного президента за ложные обвинения. Дешевое пойло закончилось, с яростью пришлось бороться силой духа. Прошло ещё несколько дней, а он всё выжидал новостей, от которых ему было сложнее бороться с желанием придушить Коин. Прошла почти неделя, когда в комнату тихо зашла Китнисс и села напротив мужчины. Теперь их стало двое - выжидающих и борющихся с желанием убить. Они молчали день и ночь, изредка выходя из отсека, узнать, как обстоят дела с заключенными, которых с каждым днём становилось всё больше и больше. А когда вторая неделя закончилась, ярость овладела им полностью. И уже было не важно, как долго он ждал - Хеймитч рвался убить. Он ещё очень давно пообещал себе, что больше никому не позволит забрать у него самое ценное в жизни - так что ж, обещание нужно сдерживать. Он дал шанс, достаточное количество времени, чтобы понять - она не виновна. Не его вина, что Коин предпочла им не воспользоваться. Эбернети чертыхаясь на всё, что двигалось, прорывался сквозь толпу людей, вверх и вниз по коридорам, прямо в сердце Тринадцатого. Оттолкнув от себя Хэвенсби он уже метнулся в сторону той самой заветной двери, но холодный, размеренный голос Распорядителя, словно ледяная вода, заставил остановиться. - И каков план? - Я убью Коин, - процедил бывший ментор. - А затем вернусь за тобой. - Я не знаю где Эффи, сомневаюсь, что она вообще в пределах Тринадцатого. Но я могу помочь в её поисках, - он улыбнулся, но во взгляде явно читалась усталость. - Мне бы и самому хотелось узнать, что задумала наш президент. Составишь компанию или отправишься на самоубийство? Мужчина, ничего не ответив, только кивнул в знак согласия, и уже через пару минут, они стояли на пороге в отсеке Битти. - Так, мне нужны все камеры заключенных, - отдал распоряжение Хэвенсби, пока Хеймитч, сжимая кулаки так сильно, что костяшки побелели, раздумывал о том, что сделать с телом Коин. - Это невозможно, в тюрьме нет камер, - осторожно заметил Битти. - Есть, я лично распорядился об их установлении. Нужно только словить нужную частоту, ну а дальше Вы и сами всё знаете, - парировал мужчина, все так же улыбаясь. Через несколько минут на экране замерцали изображения с каждой камеры, а Хеймитч, словно приходя в себя, практически набросился на экран, пытаясь отыскать знакомое лицо. - Нет, её нет, - шептал тот, из последних сил отгоняя мысли о самом ужасном. - Хеймитч, - обратился к словно оглушенному Эбернети Плутарх, потирая виски указательными пальцами, пытаясь сосредоточиться на чём-то важном. Мужчина никогда прежде не выглядел таким уставшим. - Дай мне время, и я найду её. Обещаю. Только не делай глупостей. И Хеймитч согласился. Прошел долгий месяц, когда в дверь его отсека буквально влетел Плутарх с новыми новостями. - Я словил новый сигнал, - быстро тараторил Битти, - он слишком слабый, чтобы я мог настроить изображение, но я кое-что услышал. - Из того, что мы имеем, можно понять, что это тюрьма, где держат капитолийцев, - перебивая компьютерного гения, вступил в диалог Плутарх. - Она где-то в катакомбах Дистрикта Двенадцать. Всю дальнейшую информацию Эбернети воспринимал плохо. Мысли о том, что его невыносимую капитолийку мучают, изводят не хотели укладываться в голове. Всё, что ему нужно было - видеть, как умирает Коин. Ещё через месяц Плутарх предложил внедрить своего человека в отряд миротворцев, чтобы он смог хоть как-то помочь девушке и только с наступлением зимы, мужчина, улыбаясь той самой улыбкой и смиряя взглядом новоиспеченный отряд спасения, дал добро на новый мятеж.

***

Миротворец очень осторожно положил девушку на кушетку и отступил на пару шагов, позволяя довольному Трэду подойти к ней. - Ещё немножко Тринкет и я узнаю всё, что мне нужно. Очередная доза наркотиков разлилось по крови, удар за ударом, вплоть до хруста костей - Эффи словно ничего не чувствовала, только молча смотрела в потолок, про себя размышляя о том, почему так больно терять дорогих ей людей. - Отвечай! - кричал Ромулус, но до девушки долетали лишь обрывки его слов, словно сквозь туман. Её руки, изрезанные, и без того покрытые шрамами, свисали, как плети, тяжелые, как свинец; дикая жажда жгла изнутри; её дыхание прерывалось, а сердце стучало неровными толчками - какое ей дело до всего происходящего и уж тем более до разъярённого Трэда? Раздался выстрел, в комнату забежал ещё один миротворец, но он рухнул и больше не поднялся. Эффи показалось это очень забавным, и девушка не сдерживала хрипящего тихого хохота. Ромулус теперь выглядел не яростным, а явно обеспокоенным. Он увеличил дозу наркотика в несколько раз и подбежал к двери, плотно закрывая её на железный засов, грозя пальцем и что-то крича о девушке и о смерти. Миротворец, который принес Эффи, достал оружие - пистолет - и нацелился на Трэда, вызывая ещё один порыв смеха у Тринкет, более ясный и чёткий. Раздался ещё один глухой выстрел, и тело палача опустилось на холодный пол. Мужчина снял шлем, и девушка от удивления перестала смеяться, сжимая ладошкой открывшийся рот. Она видела Сенеку. Тот вколол нечто похожее на антидот, и так же бережно подняв её на руки, понёс по мрачным коридорам, освещаемых вспышками, сопровождающихся чередой глухих выстрелов, словно они были так далеко от Эффи. - Ничего уже не понимаю, что говорят рядом со мной, - думала она, всматриваясь в улыбающиеся лицо Крейна. Всматриваясь в его глаза, которые были ей чертовски знакомы, она вдруг осознала, что это вовсе не Сенека, а Эбернети, хотя понятия не имела кто это. – Слышно, как кто-то зовёт Хеймитча. Кто такой Хеймитч? Они нашли Эффи. Повезло ей, значит, они убили не всех... Девушка потеряла сознание, как только её перенесли в планолёт. Остаток путешествия Эбернети не сводил с неё взгляд, мысленно проклиная тот день, когда оставил её одну, а ещё тот, когда привёз её в Тринадцатый, и тот, когда понял, что привязался к ней слишком сильно, и тот, когда увидел её впервые. В больнице, сидя вместе с Китнисс, они молча сверлили дверь в операционную. Всю ночь оба не смыкали глаз, чтобы не пропустить тот самый момент, когда счастливый врач выйдет и сообщит: - Всё хорошо. С ней всё будет хорошо. В палате, где находилась девушка, было ещё трое спасённых капитолийцев — мужчина и две женщины. Мужчина лежал на боку в полубессознательном состоянии. Он что-то шептал и пускал слюни. Одна из женщин безразлично смотрела в потолок, а другая извивалась под простынями и тихо стонала, всецело пребывая во власти какого-то кошмара. Но Хеймитч словно не замечал их, нервно заламывая руки от безысходности. А вот Китнисс не выдержала и уже на следующие сутки покинула помещение. Мужчина нервно заламывал руки. - Что с ней? - тихо спросил Хэвенсби у врача. - Эффи в критическом состоянии, - он тяжело выдохнул и присел рядом с Хеймитчем. - Яд вызвал паралич конечностей. К счастью, мы остановили его распространение и сняли болевые ощущения. Возможно, девушка не сможет иметь детей. Так же неё тяжелая форма ангины и простуженные лёгкие и почки, требующие хирургического вмешательства. Если вовремя не прооперировать, может возникнуть угроза рака. - Так почему вы не вмешиваетесь? - прорычал Эбернети. - Дело в том, что Эффи в течении нескольких месяцев принимала психотропное вещество, и сейчас, дабы избежать дальнейшей зависимости... - он заметил гневный взгляд бывшего ментора и, нервно сглотнув, продолжил, - и, конечно же, во избежание отторжения двух разных препаратов, нужно выждать сорок восемь часов... - Что? - Мы же не можем проводить операцию без морфлинга, верно? А смешивать два сильных препарата не в коем случае нельзя. Это опасно! Эффи может не перенести последствия такого лечения и через сорок восемь часов, когда абстинентный синдром станет невыносимым, она может погибнуть. - Она будет умирать, а вы за всем этим наблюдать, так? - вспыхнул Хеймитч. Твёрдая рука Плутарха сжала его плечо, чтобы хоть как-то разрядить обстановку. - Послушайте, мистер Эбернети, нам удалось сделать несколько операций, чем сохранили ей жизнь. Сейчас же, всё зависит от Эффи. Но честно говоря, даже если она и выживет... Представьте, что творится у неё в голове! Пройти через такое и остаться в здравом рассудке? Вы сами верите в это? Абсурд! - Если он не заткнётся, лечить придётся его! - зарычал Хеймитч. Плутарх, уводя врача из комнаты, гневно посмотрел на него. - Вы только сломаете ей жизнь. Она уже умерла, как вы не понимаете. В комнату влетела Китнисс. Когда Плутарх рассказал ей всю сложность ситуации, девушка, не отрывая взгляда от Хеймитча, лишь роняла слёзы на пол. - Ты убил её, - тихо прошептала она, когда их глаза встретились. - Ты, и не смей отрицать! Ты обещал ей, что всё будет хорошо! Ты обещал мне, что никто больше не пострадает! - закричала девушка, от бессилия сжимая руки в кулаки и сжимаясь в комок. Мужчина подошел к ней, присел рядом и крепко обнял. - Она сильная, справится. Я знаю.

***

Милая Эффи, нам пора уходить, - шептал голос Крэйна, похожий на песок, пересыпающийся из ладони в ладонь. - Нужно только отпустить. Девушка очнулась на третьи сутки. Солнечный свет заливал комнату, ослепляя Эффи так, что все предметы в комнате превращались в блики. Только через время она, привыкнув к освещению, заметила мужчину, спавшего около её ног. Она всё пыталась вспомнить кто это, но попытки были тщетны - словно все воспоминания ускользали от неё. Она поцеловала спящего в макушку, а затем опустила безжизненные, посиневшие ноги в прохладную, влажную от росы, траву. Солнечный свет мягко согревал своими тёплыми лучами, а запах и шум моря успокаивали Эффи. Девушка попыталась встать, ноги очень плохо слушались. Сенека стоял у самого обрыва, устремив взгляд в бесконечный горизонт. - Отпусти всё, что тебя держит, и мы будем в безопасности, - шептал мерный голос, и Эффи, поднимаясь на ноги, подошла к нему, так же всматриваясь в горизонт. Через час сердце Эффи Тринкет остановилось навсегда.