Сойка: Возрождение Легенды

POV Китнисс       Чувство вины. Неукротимое, неподвластное и всепоглощающее чувство вины овладевает мной каждый раз после очередной близости. Оно молниеносно настигает меня, окутывает, душит, подобно кислоте разъедает меня изнутри, это словно плата за испытанное, несколькими мгновениями раньше, столь запретное и постыдное удовольствие.       Я безуспешно пытаюсь убедить себя в том, что мне не из-за чего чувствовать себя виноватой, но где-то на подсознательном уровне понимаю, что все это глупые отговорки и попытки оправдать себя. Я даже не могу понять, за что именно мне становится стыдно, за сам факт того, что я получаю удовольствие от близости, или за то, кто именно дарит мне его, в чьих именно объятьях я так старательно пытаюсь забыться.       «Ты предательница, Китнисс Эвердин! Жалкая предательница!» - эта фраза безжалостно стучит в висках, насилуя черепную коробку. Она подобно мантре, выжженной в моем сознании. Может быть, дело в Пите? Может быть, это чувство вины перед ним? Хотя, за что мне винить себя? Это ведь он предал меня! Это он предатель! Это он бросил меня здесь одну!       - Китнисс, с тобой все в порядке? Ты вообще слушаешь меня? – голос Хеймитча спускает меня с небес на землю. Оторвавшись от своих мыслей, я понимаю, что он рассказывал мне о чем-то, а я опять забылась. – В последнее время ты сама не своя, такая задумчивая и отстраненная, – он подходит и, притянув меня к себе, убирает выбившуюся прядь за ушко. – Что с тобой, солнышко?       - Все хорошо, Хеймитч, – обнимаю его и, улыбнувшись, целую в губы. – Со мной все хорошо, тебе показалось.       - Я всегда говорил, что актриса из тебя паршивая, – ментор смеется и, слегка отстранившись, испытывающе смотрит мне в глаза. – Ну? Я слушаю, в чем дело?       - С чего ты вообще решил, что со мной что-то не так? – упрямо складываю руки на груди.       - Да вот даже с этого, – Хеймитч указывает на меня в обобщающем жесте. – Ты хмуришься больше, чем обычно, стала молчаливой, не то, чтобы раньше ты была шибко разговорчивой, просто сейчас из тебя слова крючком вытаскивать приходится, - ментор делает паузу, я молчу. – Ну же, детка, тебя ведь что-то мучает? – он буравит меня своими серыми глазами, словно желая прожечь во мне дыру. Я отвожу взгляд, старательно избегая смотреть ему в глаза. Чертов Хеймитч, ему хватает всего лишь одного беглого взгляда, чтобы понять, что со мной не все в порядке. Отхожу подальше и, отворачиваясь от него, сажусь на кровать. – Китнисс? – мужчина подходит и, схватив меня за плечи, аккуратно поворачивает к себе.       - Я… мне… стыдно… ясно? – Я заикаюсь. Вот как мне сказать ему? Как?       - Стыдно? Нет, мне не ясно! – ментор удивленно поднимает брови.       - Не то что бы стыдно… просто, – закусываю губу. – Я не могу объяснить, Хеймитч. Это пройдет, – в попытке закрыть эту тему, хочу вырваться из его хватки, но, Хеймитч явно желая продолжить беседу, лишь сильнее сжимает мои плечи, заставляя меня вскрикнуть от боли.       - Ну, ты уж постарайся, детка, объясни мне, в чем дело? – сам факт того, что он не может понять, что, собственно говоря, со мной происходит, начинает сильно злить его. Я же пытаюсь сформулировать мысль, но это получается у меня крайне скверно и вместо объяснений, с губ срывается совершенно неожиданный и непрошеный вопрос:       - Хеймитч, почему Пит остался в Капитолии вместо того, чтобы приехать в Двенадцатый? – ментор хмурится. На его лице за долю секунды проходит целый парад, сменяемых друг другом эмоций. После этого оно становится подобно каменной маске, на которой вообще отсутствуют какие-либо эмоции и лишь его глаза все еще наполнены чувствами, совсем не добрыми, противоречивыми, но все же чувствами.       - Ах, вот оно что? Пит? Я кажется, понял. Ты чувствуешь вину за то, что спишь со мной, да, детка? – он смотрит на меня колючим взглядом. Беснуется, а потом ухмыляется. – А почему бы тебе не позвонить ему, а Китнисс? – он гладит меня по щеке, но не в приступе нежности, а будто бы издеваясь, потом резко разворачивается ко мне спиной и идет к выходу из спальни, кидая на ходу: – Позвони ему. Он будет несказанно рад услышать тебя.       - Хеймитч, – окликаю его, но он даже не оборачивается, не то что бы остановиться. – Хеймитч, погоди! – подбегаю к нему и, вцепившись в его плечо, пытаюсь остановить – тщетно; он не желает меня слушать. – Эбернети! – Преграждаю ему путь, встав перед ним и упершись своими руками в его грудь, вынуждаю остановиться. – Просто скажи мне. Ты ведь знаешь, почему он не приехал?       - Разве это что-то меняет? – зло кидает он, опаляя меня уничтожающим взглядом. – Его здесь нет! – щелкает пальцами перед моим лицом. – Нет его!       - Почему? – чувствую, как нос начинает щипать, на глаза наворачиваются слезы. – Просто скажи мне: почему?! Это ничего, мать твою, не меняет, Эбернети! – с остервенением смахиваю непрошеные слезы, злясь на себя за это секундное проявление слабости.       - Тогда зачем тебе это? – он смягчается, его голос отдает ноткой вселенской усталости и обреченности.       - Я просто хочу знать, почему он оставил меня, Хеймитч? Почему он в Капитолии, а ты, черт бы тебя побрал, здесь со мной? Ведь это он, а не ты, клялся мне в вечной любви, Хеймитч! – ударяю его кулаком в грудь. Меня стремительно, подобно бурлящей, вязкой вулканической лаве, медленно текущей по земле и сжигающей все на своем пути, окутывает волна ярости. Я злюсь на Пита за то, что бросил, на Хеймитча за то, что остался со мной, на себя за это проклятое чувство вины, и, в конце концов, на весь мир, просто за то, что я ощущаю себя такой несчастной и покинутой.       - Я, правда, не знаю, солнышко, – ментор вздыхает. – Я не знаю, почему он решил остаться там. Он сказал мне, что так будет лучше для тебя. Он сделал это для тебя, детка. Пит боится, что может навредить тебе, – слова Хеймитча нисколько не убеждают меня.       - Он бросил меня, а все остальное лишь отговорки! Ты прав, Хеймитч, это ничего не меняет. Его здесь нет! – закрыв ногой дверь спальни, толкаю мужчину в грудь, заставляя его пятиться в сторону кровати. На ходу, дрожащими от злости пальцами, вытаскиваю его рубашку из штанов и спешно расстегиваю пуговицы на ней. Хеймитч слегка шокирован, но никак не препятствует мне.       - Что ты делаешь, детка? – он смотрит мне в глаза, а я успешно справляюсь со всеми пуговицами и избавляюсь от его рубашки, как от ненужной тряпки, откидывая ее на пол. – Китнисс? – ментор улыбается, а я хватаюсь за пряжку на его ремне. Звук расстегивающейся ширинки слышен в тот самый момент, когда ноги ментора упираются о край моей кровати. Толкаю его на мягкую постель.       - Что? – спрашиваю я, снимая футболку через голову. – Это называется секс, Хеймитч. Этим я и хочу сейчас заняться. Ты что против? – упираю руки в бока. Хеймитч смеется и, перехватив мою руку в запястье, тянет на себя, усаживая верхом.       - Нет, солнышко, я не против, – мужчина заключает мое лицо в плен своих ладоней и нежно целует в губы. – Я только за.       И я снова забываюсь в его объятьях, он помогает мне в этом. Он нежный, опытный и терпеливый, в очередной раз доставляет мне удовольствие, окуная в океан блаженства. Самое главное, что он рядом и не бросит меня, и это, пожалуй, первый раз за последний месяц - именно столько мы вместе - когда после близости я не испытываю это поганое чувство вины.

***

      - Ну же, Хеймитч, расскажи мне, – словно упрашивая, вожу пальчиком по его обнаженной груди. – Ну, давай же! Я ничего о тебе не знаю, за исключением того, что ты победитель пятидесятых Голодных игр, имени, возраста и того что, по невиданным причинам, ты до сих пор один, – ментор, в сотый раз за сегодняшнее утро, услышав слегка поднадоевшие причитания, театрально закатывает глаза.       - Китнисс, ты просто невыносима! – Хеймитч проворно вытягивается на кровати, после чего привлекает меня к себе и, обняв за плечи, нежно целует в губы. – Зачем это тебе? – спрашивает он сквозь поцелуй.       - Просто хочу знать, – улыбаюсь и, всерьез намереваясь вытянуть из него хоть какую-то информацию, пытаюсь отстраниться от Хеймитча, но он лишь крепче сжимает меня в своих объятьях, углубляя поцелуй.       - Брось, детка, тебе это ни к чему, – этот хитрый лис знает, как заткнуть мне рот, и активно пользуется недавно приобретенными знаниями. – Тем более, к чему нам эти пустые разговоры, когда мы можем заняться чем-нибудь более приятным и полезным?       - Я серьезно, Эбернети! – сделав над собой усилие и собрав всю волю в кулак, отстраняюсь от него. – Почему ты так и не завел семью? – от этих слов мужчина, словно получив пощечину, резко отстраняется от меня и встает с кровати.       - Боже мой, детка, я не хочу говорить об этом, – он собирается уйти, но я, проворно схватив за плечи, укладываю его обратно и, молниеносно оседлав, как строптивого жеребца, нависаю над ним, целуя в шею. Ментор одобрительно выдыхает, тем самым подстегивая меня с новым напором продолжить свои расспросы.       - Почему? – мурлычу, как кошка. – Неужели в целом дистрикте ты не смог найти себе женушку, м? – провожу языком по мочке его уха и, втянув ее в рот, начинаю слабо покусывать и посасывать. – Хеймитч? – томно выдыхаю.       - Смог, – коротко говорит мужчина. Не ожидая такого ответа, я резко отстраняюсь, устремляя на него вопросительный взгляд. – Ты ведь знаешь, что Сноу, получая очередного победителя, предпочитал извлекать из последнего как можно больше выгоды. А точнее, ему нравилось выжимать из нас все соки, до последней капли. Ты ведь помнишь, как он поступил с Финником, дорогая? – Я нервно сглатываю, мне совершенно не нравится то, какой оборот принимает наш разговор. Конечно же, я помню, что именно этот старый ублюдок заставлял делать Одэйра. Зря я затронула эту тему. – Когда он предложил мне, по его мнению, «выгодную сделку» - я отказался. Сноу предупреждал меня, что в случае моего отказа, мне не поздоровится, но я, будучи слишком молодым и самонадеянным, опрометчиво решил, что смогу противостоять ему. Я решил, что слова Кориолана Сноу всего лишь пустой звук, и он ничего не сможет мне сделать, но когда я приехал домой, то понял, что он не шутил. – Ментор делает паузу и, горько усмехнувшись, продолжает: – Сноу убил всю мою семью, мою невесту, он лишил меня всего. Он уничтожил все, что было мне дорого, Китнисс.       - Прости, – я ощущаю себя виноватой. – Я не должна была…       - Верно. Не должна была, – резко перебивает меня Хеймитч. – Знаешь, я проголодался. Как насчет того, чтобы пообедать вместе? – он спешно подбирает и натягивает, до сих пор валявшиеся на полу, штаны и изрядно измятую рубашку и, направившись к выходу, дает понять, что неприятный для него разговор окончен. Признаться, я искренне этому рада.       - Да, конечно, – бурчу себе под нос, подходя к вещевому шкафу.       «У него была невеста. Любимая невеста. Почему, потеряв ее, он все же остался одиноким?» - пронеслось в моей голове.       Спускаюсь на первый этаж. С кухни доносятся звуки гремящей посуды. Едва мой нос улавливает весьма аппетитные запахи жареного мяса, как рот невольно наполняется слюной. Чувство голода приходит вместе с неприятными спазмами в области живота, сопровождаемыми почти болезненным бурчанием и осознанием того, что в последний раз я ела сутками ранее.       Захожу на кухню. Вид Хеймитча, самозабвенно хлопочущего над сковородой, заставляет меня невольно улыбнуться. Никогда бы не подумала, что мой бывший ментор умеет готовить, пусть и немудреные блюда, но все же, он готовит. Это так на него не похоже, так мило. Он выглядит таким… домашним?       Обедаем мы в мертвой тишине. Хеймитч, не желая возвращаться к начатому мной в спальне разговору, делает вид, что крайне увлечен поеданием перловки с салатом, приготовленными Сальной Сэй, вкупе с наивкуснейшим, собственноручно зажаренным, оленьим мясом. Мне же, напротив, вид делать не приходится. Еда настолько вкусная, что я не могу оторваться от тарелки, пока та не оказывается пустой.       Тишина становится просто невыносимой. Она тяжелым грузом давит на меня. Мне начинает казаться, что воздух в кухне накалился до предела, безжалостно выжигая кислород. В попытке хоть как-нибудь разрядить обстановку, благодарю Хеймитча за обед, не забыв упомянуть и о том, что он получился на славу. Ментор, увлеченный своими мыслями, лишь блекло улыбается и коротко кивает, даже не удостоив меня взглядом. Признаться, это мне совсем не нравится. Какого черта?       Беру стоящую на столе бутылку виски и, налив себе пол бокала, залпом опустошаю содержимое. Этот факт моментально привлекает внимание Хеймитча. Ну, надо же, стоит мне взяться за бутылку, и я тут же вызываю у него интерес. Ну что ж, раз так, значит продолжим. Повторяю процедуру, на сей раз безжалостно приговорив полный бокал. Мужчина недолго думая, отбирает у меня выпивку, но того количества алкоголя, которое я уже успела влить в себя, с лихвой хватает для того, чтобы порядком вскружить мне голову и развязать язык.       - Детка, мне казалось, мы уже решили проблему с пьянкой? – настойчиво и как бы с нажимом говорит ментор.       - Ну а мне так не кажется, Эбернети, – мне вдруг страшно хочется позлить его, чтобы сравнять счеты. – Не нужно мне указывать, что да как!       - Китнисс, не начинай снова. У меня нет ни малейшего желания лицезреть и переносить твои очередные скандалы и истерики, – твердо заявляет Хеймитч, внимательно вглядываясь в мое лицо. – Ты ведь и сама знаешь, что стоит тебе выпить, и ты тут же превращаешься в несносную, дурно воспитанную девчонку, которая к тому же страшно любит сквернословить. – Его слова оказывают на меня совершенно неожиданный эффект. Мне просто сносит башню.       - И это говоришь мне ты, Мистер «где же моя бутылка»? – с иронией спрашиваю я. Алкоголь, медленно, но верно, делает свое дело, туманя мой разум. Во мне вдруг возникает крепкая и импульсивная решимость и желание выговориться. – Тот, кто, не сумев уберечь своих близких, добровольно влез в эту самую бутылку и закрыл за собой пробку? Хеймитч Эбернети, да ты чертов лицемер!       Когда ментор меняется в лице, я, спешно прикусив язык, понимаю, что наговорила лишнего. Хеймитч, сжав зубы и тяжело дыша, казалось бы совершенно спокойно, переваривает выплюнутые мной секундой ранее гадости. Но спокоен он только снаружи. Бешено играющие желваки свидетельствуют о том, что внутри него разыгрался разрушительный, ему неподвластный и сокрушающий все живое на своем пути, ураган. Сказать, что он зол, - это ничего не сказать. Он в бешенстве, его глаза гневно и беспощадно буравят меня, белеющие костяшки на сжатых в кулаки руках, невербально говорят мне о том, что в эту самую секунду Хеймитч пытается перебороть пульсирующее в его мозгу желание немедленно свернуть мне шею. Признаться, я, вмиг протрезвев, даже непроизвольно пугаюсь, когда он медленно направляется в мою сторону.       - Хеймитч, ради Бога, прости, – решая исправить сложившуюся ситуацию и, в примирительном жесте, выставив руки вперед, тихо говорю я. – Извини, я совсем не это хотела сказать. – Когда он, оказавшись в непосредственной близости, начинает сжигать меня метающим молнии взглядом и опалять мое лицо своим прерывистым дыханием, я невольно сжимаюсь в ожидании неизбежного. Ментор же, скрипнув зубами, пугающе спокойно говорит:       - Ты сказала именно то, что хотела, детка, – с этими словами он, брезгливо оттолкнув меня в сторону, направляется к входной двери и, сильно хлопнув этой самой дверью, заставляя меня вздрогнуть, покидает мой дом.       «Какая же ты дура, Китнисс Эвердин! Какая же ты все-таки дура!» - мелькает у меня в мозгу. Осознание того, что я только что основательно и бесповоротно все испортила, больно колет где-то под ребрами. Также больно поддевает и то, что я, после того как Хеймитч, пусть и нехотя, но все же открыл передо мной душу, бессовестно туда плюнула. Ударила именно туда, где больней. Грязными пальцами расковыряла, все еще незажившие, кровоточащие раны.       Резко ощутимое чувство дурноты, не физической, а моральной, больно ударяет под дых, а столь ненавистное мне чувство вины отвешивает звонкую пощечину.       Решив побежать за Хеймитчем, я кидаюсь к двери, но едва добежав до нее, понимаю, что он в лучшем случае не захочет меня слушать, а в худшем, попросту свернет мне шею. Думаю, дождаться, пока он остынет и придет сам. Тогда я и попытаюсь загладить свою вину. Но он не приходит. Ни этим вечером, ни следующим утром, ни через день, ни через два. Его попросту нет, я остаюсь одна. Совсем одна, и снова мучимая кошмарами и демонами ночи. Впрочем, я сама в этом виновата.