Только не в этот раз

Пять лет назад Адам не любил, когда его назвали по фамилии, - лучше просто Адам. Нельзя сказать, что он стеснялся своего отца-европейца, но для большинства новых знакомых в маленьком японском городишке это было непривычно и дико. Ему хватало постоянных насмешек над рыжей копной курчавых волос и голубыми глазами, которые все упорно именовали второсортными линзами. А ведь у отца были красивые глаза - казалось бы, такая мелочь, но... Отец Адама погиб в автокатастрофе полтора года назад. Погиб и оставил на произвол судьбы пятнадцатилетнего солнечного сорванца с восточным разрезом глаз, миниатюрную жену-японку и небольшую строительную фирму с большими долгами, ради которых и пришлось продать квартиру в Будапеште и перебраться в захолустье страны восходящего солнца, где от родителей матери остался двухэтажный домик. Забавно, но солнце для Адама здесь уже не восходило так же, как в детстве. Со смертью самого дорогого человека оно, казалось, навсегда скрылось за горизонтом, чтобы изредка выбрасывать на серую поверхность будней скупые лучи. Еще через полгода заболела мать. "Рак желудка третьей стадии, вы запустили", - бессильно разводили руками врачи, а молчаливый Адам кусал губы в кровь и зло рыдал в подушку, когда хохотушка художница Кэйко-сан отказывалась от еды, каждые полчаса хватаясь за бутылку минералки и бесконечные шеренги блистеров с красными, синими, желтыми и одинаково бесполезными таблетками и пилюлями. Тогда-то он и поклялся стать врачом - в любом случае, даже если мать не выживет. Чтобы выжил хоть кто-то еще. Чтобы смог выжить тот, кого он, возможно, полюбит в будущем, хотя любить кого-то сильнее родителей казалось Адаму нереальным и кощунственным. А пока подросток в свободное от уроков время подрабатывал в продуктовом магазинчике на углу, бегая по мелким поручениям, таская мешки, уматываясь до полусмерти, улыбаясь степенным пенсионерам, незаметно дорешивая алгебру за прилавком и практикуя японский, который никак не хотел поддаваться изучению со своими дикими после латиницы иероглифами. Иногда какой-нибудь особо назойливый посетитель бросал сквозь зубы злое "чертов гайдзин!", когда Адам вместо соевых бобов протягивал ему томатную пасту. Зато теперь у них были хоть какие-то деньги, чтобы покупать лекарства. В новой школе Адам худо-бедно, но прижился. Он и сам не ожидал от себя такого - японцы были какими-то другими, более закрытыми и подозрительными, несмотря на внешнее дружелюбие. Парня спасало только то, что он попал в класс почти в конце учебного года, когда все были обеспокоены переводными тестами и весело обсуждали, кто куда отправится на каникулах. Теплое лето пахло травой и чем-то терпким, незнакомым. Обладатель рыжей макушки занял место около окна, да там и оставался почти всё время - футболист из Адама был никакой, мангу, дорамы и поп-музыку он не любил, что автоматически исключало его из поля зрения женской половины класса, а без ланча вполне можно было дотерпеть до конца учебного дня - не та ситуация, когда можно сорить деньгами на снэки. Оставалось только сидеть тихо, чтобы лишний раз не нарываться на окрики и смешки, а безнадежно расползшееся во все стороны время всегда могли скрасить лист бумаги, карандаш и огромные старые сакуры за окном, кивающие ветвями на ветру. Однажды Адам услышал это слово - "фрик", брошенное на плохом английском. Какой-то напыщенный старшеклассник в дорогой рубашке показывал на него пальцем, покатываясь со смеху, как гиена, а взгляд его высокого спутника невозмутимо и изучающе блуждал по Адаму, попавшему в такую дурацкую ситуацию со своим шкафчиком. Адам никогда не понимал, почему подростки так бессмысленно жестоки ко всем, кто хоть немного не вписывается в общую канву их компании, вот и сейчас какой-то старатель оставил на жестяной дверке безобразную вмятину, и она никак не хотела поддаваться, а потом щелкнула под напором парня и чуть не сбила его с ног, вызывая новый приступ хохота у невольных наблюдателей. Что ж, довольно примитивное издевательство, видали и похуже. Кажется, эти двое учились в параллельном классе, хотя по виду их легко можно было перепутать со студентами. Или это сам Адам был слишком щуплым для своих семнадцати? Пока парень рассеянно думал об этом, пытаясь приладить слетевший с петель жестяной прямоугольник на место, позвонила соседка - матери стало хуже, и ее увезли на "скорой". Нельзя было терять ни минуты.