Охотники и жертвы

— Что? — недоуменно переспрашиваю я. — Тебе не знакомо это имя, Грей? — любопытствует Питер, и я вижу, что Дерек тоже ждет моего ответа. Бред какой-то. — Джордж… Это, должно быть, отец Руфуса, мой прадед по отцовской линии, — пожимаю плечами я. — Он умер еще до моего рождения. Я впервые слышу, чтобы он был одержим духом. — Это не одержимость, — цокает языком мужчина. — Это добровольная связь, даже призыв. — И зачем это моему предку? — я мотаю головой, не понимая. — Ну, ты сама посуди, сколько плюсов от такого союза: орел позволял Венатору сразу видеть, что за существо перед ним. Полезная способность для охотника, — Питер говорит, играючи, но я чувствую в его голосе что-то неприятное. — Джордж давно умер, — повторяю я. — Какое отношение он может иметь к тому, что происходит? К тому же ты сам сказал, что он был владельцем орла, не ягуара. — Джордж умер, а его род продолжается. Если смог он — вероятно, его потомки тоже не так просты… — Ты говоришь обо мне, я понимаю, — резко обрываю я оборотня. — Подожди, Грей, — вмешивается Дерек. — К чему ты клонишь, Питер? — Никаких намеков. Просто несколько любопытных фактов: способность призвать духа доступна не каждому, но если смог ее прадед — скорее всего, и у нее не составит большого труда, — мужчина замолкает, ухмыляется и с видом человека, которому нечего добавить, ложится на койку, закидывая руки за голову, и закрывает глаза. Я нервно дергаюсь. Мне совершенно не нравится то, что говорит Питер, хуже того — я не знаю, стоит ли ему верить. Предположим, я и правда могу призвать того или иного духа, но я понятия не имею, как это сделать, зачем и применимо ли это к происходящему. А еще все услышанное достаточно жутко, потому что я и представить не могла того, что творилось в моей семье. Что могло твориться, потому что, как бы складно ни пел оборотень, верить ему на слово — последнее, что я должна делать. Вслед за Дереком идя про коридору к лестнице, я то и дело бросаю на спутника взгляды: после итогов дяди он не произнес ни слова и даже не посмотрел в мою сторону. Мне отчего-то становится очень обидно: выходит, мужчина недолюбливает меня настолько, что даже неподтвержденные догадки Питера — пациента психиатрической клиники — рушат положительное впечатление обо мне. Хотя о чем тут говорить: судя по нашим отношениям, я — последняя, кому Дерек начнет доверять. Не беда всей жизни — но все равно горько. Что же я за человек тогда? — Грей, ты идешь? — окликает меня мужчина, уже с первого этажа, в то время, как я так и остаюсь внизу. Странно, что он не воспользовался удачей забыть меня здесь и преспокойно уехать. Я медлю, подавляя неприятное чувство саможаления, а потом начинаю подниматься по лестнице. Волчий слух не требует вербального ответа, и потому повторного вопроса не следует. Дерек терпеливо дожидается, пока я как можно медленнее догоню его, и до машины мы идем уже вместе. Неловкость при этом граничит с нашей первой встречей. По крайней мере, так кажется мне. Задумавшись, я автоматически дергаю еще запертую дверь, и всю руку — от кисти до плеча простреливает жуткая боль. Я подавляю мучительный стон и отдышавшись, все же оказываюсь в салоне. Многострадальная конечность продолжает ныть, и я совершенно не реагирую на внешние раздражители: как следствие — не замечаю, что машина давно трогается с места. — Ты хотел позвонить Крису, если узнаешь что-то, — негромко замечаю я, не открывая глаз. — Если узнаю что-то важное, — поправляет меня Дерек. Уставшая сидеть в напряжении, я смотрю на него с удивлением, но молчу. — Грей, чего ты от меня ждешь? Что я буду использовать против тебя любой новый факт? Что я хочу выжить тебя из города? Я опускаю глаза и неопределенно веду плечом. — Разве ты не это делаешь с нашей первой встречи? — Разве ты всячески не показываешь окружающим, что от тебя лучше держаться подальше? Я открываю рот и тут же его закрываю, потому что ответить мне нечего. Он прав. Но так ли далека от истины я сама? — Это мерзко — узнавать о своей семье такие вещи, да еще и от посторонних, — я отворачиваюсь к окну, поджимая губы. — Извини, если мое поведение тебя задевает. Дерек не отвечает, но я слишком расстроена, чтобы продолжать беседу. До сих пор не могу уложить в голове услышанное: связь семьи Венатор со сверхъестественным я приняла давно, но не то, как проходила борьба с существами. Мне не нравится, что они могли и сами быть замешаны в том, с чем сражались, и не нравится, как говорит об этом Питер. Я стараюсь отвлечься, наблюдая за осенним видом в окне и баюкая больную руку. Дерек странным образом сдерживает обещание, если это можно так назвать, и не говорит никому о том, что плел его дядя про мою семью: только о духах животного начала. Стаю и Криса совершено не радует разросшийся круг подозреваемых, но, слава Господу, они не планируют снова патрулировать лес. И хотя кто-то заикается о поиске логова берсерка, эта идея не получает должного развития. Я в разговор почти не вслушиваюсь, у меня трясутся руки и путаются все мысли, что в моем случае поистине страшно: обычно я легко воспринимаю все новости и меня сложно действительно задеть. Ребята совещаются в гостиной, но мне там делать нечего: всю возможную помощь я уже оказала — открыла семейное хранилище. В остальном, стоит признать, Стая лучше справится без меня. Пара тренировок не сделала из меня великого бойца, так что в какой бы то ни было битве, они будут больше отвлекаться на меня, чем благодарить. Скотт припомнил, что я спасла их вчера, но все понимают, что это была случайность. Поэтому я ухожу на кухню и пытаюсь сделать себе чай, но мне кажется, что без успокоительного он почти бесполезен. Я думаю плеснуть туда немного коньяка из запасов Криса, но чай с коньяком, должно быть, ужасная гадость. Когда я слышу оживление в коридоре, а потом ребята один за другим громко прощаются со мной (а Стайлз даже заглядывает в кухню), мне отчего-то становится еще тоскливее. Скорее всего, потому, что я ожидаю появления Криса с вопросами или планами, а мне, откровенно говоря, совсем не до этого. Я просто хочу выкинуть все это из головы. Но появляется вовсе не Арджент, а Хейл, и потому я, не совсем взвесив свое предложение, сходу заявляю: — Знаешь, я собираюсь выпить, но точно не здесь. Поэтому, если у тебя есть желание составить мне компанию — то ты за рулем. Пьяные разговоры — не мой конек. Мысли обычно путаются, язык заплетается, а за лицом вообще не уследишь, так что веселиться я предпочитаю другими способами. Однако сейчас у меня не стоит цели поднять себе настроение, я только пытаюсь запить что-то горькое, что гораздо хуже алкоголя, а в идеале совсем утопить его внутри. И все-таки напиваться я не собираюсь. Вообще не представляю, что делаю и как это остановить. Наверное, уже поздно. — Скажи, есть что-то, что ты безумно хочешь забыть, но, чем усерднее пытаешься, тем больше подробностей всплывает? — произношу я. Мы сидим на диване в лофте Дерека, и мой взгляд теряется где-то в просторах потолка, потому что я запрокинула голову. Так проще ни о чем не думать — когда ничего не видишь. Я вижу, как мужчина поворачивает ко мне голову, то ли удивленный самим вопросом, то ли тем, что я смогла сформулировать такое длинное предложение. Бутылка на столе пуста на две трети, и я уже смутно помню, когда это произошло. Дерек наливает себе в стакан еще на полпальца виски, и я отмечаю, что все его движения достаточно уверенные для пьяного человека: наверное, я выпила больше или у меня менее приспособленный организм. Мысль о тайной запойной жизни Хейла, которая привела к такому результату, вызывает у меня улыбку, и я радуюсь, что еще в состоянии что-то чувствовать. Обычно алкоголь быстро вырубает меня, на что я и надеялась, когда садилась пить. Не то что бы мне хотелось оставаться в лофте-логове Дерека надолго: просто опустошать бутылку в одиночестве не хотелось, а делать это в доме или компании Криса — выше моего понимания. Он ассоциировался у меня с другом отца, с самим отцом, так что я не могла позволить себе показаться перед ним в таком виде. Таком, как сейчас. — Есть, — коротко отвечает Дерек, и я скашиваю глаза в его сторону, уже подзабыв вопрос. Кажется, я задала его просто, чтобы озвучить свои мысли, и вовсе не рассчитывала на конкретный или, тем более, положительный ответ. Но теперь мне становится интересно. А еще я вижу в этом возможность отвлечься от собственных проблем. — Я скоро покину этот город, если меня не успеют прикончить, — намекаю я и тут же понимаю, что криво и не с того начав. — В смысле… Если тебе нужно этим поделиться, то я забуду все к утру. А потом и вовсе уеду. Можешь начинать. Я морщусь от глупостей, которые говорю, а потом качаю головой и снова откидываюсь на спинку дивана, подтягивая под себя ноги. Не похоже, чтобы мы были в состоянии вести адекватную беседу. Ну и черт с ним. — Это не похоже на интересную историю, — он так выделяет слово «интересную», что становится все понятно: больше от него и слова об этом не вытянешь. Я пожимаю плечами. — Когда горел мой дом, мне уже некого было оплакивать, — глухо произношу я, стараясь ничего при этом не чувствовать. Я давно пытаюсь это сделать — заставить себя не ощущать никакой привязанности к тому, что можно потерять. Пустой дом, от которого остались одни головешки, не должен был вызывать эмоций: я лишилась всего гораздо раньше. И все-таки это было уже слишком. Достаточно поздно я понимаю, что говорить такое при Дереке как минимум бестактно. Как максимум — жестоко. И все-таки, задавая вопрос, я думала только о себе и точно так же не думала о нем, отвечая. Попадать в точку мне не понравилось, хотелось взять свои слова назад, но я не собиралась снова повторять сказанное. — С чего ты взяла, что я имел в виду свой дом? — сухо интересуется Хейл, и я удивленно смотрю на него. — Я думала и говорила только о себе, прости, что мои неприятности как-то перекликаются с твоими, — по привычке начинаю огрызаться на него я, а потом выдыхаю, стараясь успокоиться. — Но, даже если бы это было намеренно, сгоревшая семья, волчьи гены и хмурое выражение лица — все, что я о тебе знаю. Меня снова тянет усмехнуться, но я сдерживаюсь. Делаю глоток и невзначай смотрю на собеседника. — Не лучшая часть моей истории, — замечает Дерек, и я все же позволяю себе улыбку. — Наследная охотница, неприятный характер и вечная жертва — тоже не набор мечты. А еще странные родственники, у-у… нет, правда, что имел в виду твой дядя? Я понятия не имею, откуда в моей семье обладатели Духа. Тем более — как это связано с нападением берсерка, — я закатываю глаза и автоматически делаю новый глоток из стакана. Все-таки, это мерзкое пойло. Эффект, может, иногда и неплох, но сам процесс… Да и компанию, если честно, я выбрала странную. Еще больше непривычна мысль, что мне вполне комфортно в обществе оборотня, чего, наверное, нельзя сказать о нем самом. Я осторожно рассматриваю его, пытаясь понять, что меня так напрягало в Дереке все это время. И, удивительно, ни одна верная мысль не посещает мою голову. Зато неправильных — вагон. Например, у него на редкость приятное, для меня, лицо. И вся фигура, если быть честной, тоже… мм… В общем, тело тоже ничего. Вот я сижу с ним в одной комнате, и мне не страшно, хотя неделю назад я бы лезла на стенку. Я чувствую себя в абсолютной безопасности, что кажется практически смешным в этом городе, пусть я и до сих пор не могу понять, что заставляет Дерека опекать меня. Неприязнь иногда застилает глаза, заставляя ошибаться в людях. Впрочем, алкоголь делает это не реже. А о влечении и говорить не стоит!.. Господи, о чем я вообще думаю? Я насильно отворачиваюсь, вынуждая себя вновь разглядывать потолок. Там, конечно, вид похуже, но зато какой простор для фантазии. — Дерек, почему ты так носишься со мной? — задаю я дурацкий и неожиданный даже для себя самой вопрос. С полминуты он смотрит на меня непонимающе, а потом, кажется, напрягается. — Можешь не отвечать, — разрешаю я. — Хотела узнать о чем-то, возможно, лучшем в тебе. Хейл усмехается, а потом произносит: — Проблема в том, что это вытягивает на свет нечто худшее. Мой затуманенный мозг отказывается расшифровывать намек, и потому я только вопросительно приподнимаю брови, в упор глядя на мужчину. В итоге, это срабатывает. — Я, скажем так, больше беспокоюсь о Крисе, — помолчав, отвечает он. — Защищаешь его от меня, — понимающе киваю я. — Защищаю тебя ради него, — перефразирует Дерек. Я все еще не могу уловить суть. — Если ты можешь и хочешь сказать — просто скажи, — не выдерживаю я. — Небеса не разверзнутся от пары сло... — Я убил Викторию. Первое мгновение я пытаюсь вспомнить, кто это. Жену Арджента я знала плохо — вернее, вообще не знала. Наши с Эллисон отцы дружили, но вот мамы едва ли были близки. Осознание, что Хейл лишил Элис матери, приходит только в этот момент, и я чувствую себя сбитой с толку и потерянной: — Ты загрыз ее? — спрашиваю я тихо, ожидая однозначный ответ. — Укусил. — Я… но… от укуса умирают единицы, — какие-то обрывочные сведения лезут мне в голову, и я не знаю, избавиться от них или впустить. — К тому же… — Это было полнолуние, а я еще тогда был альфой, — с едва заметной тяжестью в голове поясняет Дерек. Она должна была обратиться, — доходит, наконец, до меня. — Значит, она… — Кодекс охотника, — выдыхаю я. — Она покончила с собой, чтобы не обратиться. Мне не нужен ответ, потому что я знаю, что так и есть. Каждый из охотников должен так сделать, если будет необходимо. Ни Виктория, ни мой брат не пожелали для себя другой судьбы. Они поступили, как должно. — Это был ее выбор, — отчего-то говорю я. Мне становится горько самой, но скорее от того, что я понимаю, как должно быть тяжело Дереку. Я боюсь смотреть в его сторону, поэтому просто продолжаю разговор: — Но при чем здесь я? — Ты, похоже, что-то значишь для Криса, и я бы не хотел, чтобы он потерял кого-то снова. Я — его дань вины за Викторию. Наверное, какая-то часть меня хотела услышать другое — не знаю, что именно — просто другое. Я встряхиваю головой и протягиваю ему почти пустой стакан. Дерек молча чокается со мной, а потом делает большой глоток. Я тоже немного отпиваю. Подумать только — пью с оборотнем. Докатилась. — Я все никак не пойму: где твой предел? Сколько ты можешь выпить, прежде чем скатишься под диван? — решительно перевожу тему я. Ну правда, бутылка почти подошла к концу, а Хейл, я уверена, может пройтись по прямой линии до Канады. — Много, Грей. — Насколько?.. Он медленно ухмыляется, и я невольно сглатываю, наблюдая за ним. — Я вообще не пьянею. Что? — Погоди, но ты же… Я чувствую себя обманутой. Мне казалось… — Ты соврал! — Ты предложила выпить. Я бы даже сказал, категорично заявила о своем намерении. Я просто не стал отказываться. Он пожимает плечами и, явно назло мне, делает еще один глоток. Вот мерзавец! — Только спиртное переводишь… — шиплю я и поджимаю губы. — И как только тебе живется… Что, совсем не чувствуешь? — Мне хватает и других ощущений. Я снова непроизвольно сглатываю. С чего это я воспринимаю его фразы так двусмысленно? Это же невыносимо, черт подери. Хейл отставляет пустой стакан, а потом откидывается на спинку дивана, скрещивая руки на груди, и прикрывает глаза. Совершенно невыносимо. Я отчего-то не верю, что он отключился, и решаю хорошенько щелкнуть его по носу, в отместку за вранье. Приподнимаюсь на коленях и подаюсь вперед, практически не контролируя свои действия. Протягиваю руку, чтобы хлопнуть его по щеке, а потом останавливаю себя. Давай, Грей, лучше сядь на место, ничем хорошим это не закончится… Лицо оказывается неожиданно мягким, хотя щетина и покалывает пальцы. Я некоторое время ошеломленно смотрю на собственную ладонь, а потом намереваюсь убрать ее и вернуться на свою половину дивана, но внезапно чувствую, как рука Дерека обхватывает мое запястье, а в следующий миг он уже прижимает меня к себе, медленно выдыхая мне в шею. Я замираю, когда его губы касаются моего уха, а потом спускаются к ключицам. Руки ослабевают, но через мгновение я почти болезненно впиваюсь пальцами в его плечи, с негодованием отмечая наличие футболки. В этот момент моя собственная майка с легким треском испаряется, и чувствую спиной прохладную кожу дивана, которая на миг позволяет мне мыслить трезво. Но потом Дерек опускается сверху, и я с легким стоном возвращаюсь в затуманенную возбуждением вселенную. Когда наши губы, наконец, соприкасаются, меня бросает в жар, и я абсолютно теряюсь в пространстве.