Охотники и жертвы

— Грей! Тетя Пенелопа сидит на веранде дома, но, когда я выхожу из машины, вскакивает и заключает в крепкие обьятия. Я улыбаюсь, сердце почему-то колотится так, словно это встреча всей моей жизни. Возможно, мне и стоило начать «другую жизнь» с визита в этот дом. Ведь все начинается отсюда: с родных и близких. — Я так рада вас видеть, тетя Пэнни, — выдыхаю я, тут же поджимая губы, чтобы не заплакать. Я привыкла считать, что моей семьи больше нет, и этот ее отголосок — то, что заставляет меня вспомнить времена, когда все было хорошо. И то, что мне больше всего было нужно. — Пойдем в дом, я приготовила обед к твоему приезду. Я чуть смущаюсь, надеясь, что не напрягла сестру отца своим внезапным звонком. Если бы я была частым гостем в этом доме — могла бы приехать без приглашения, однако я не знала, будут ли мне рады. Я редко заглядывала к кузенам вместе с родителями и ни разу в одиночестве: Кейны всегда сами приезжали к нам. Пенелопа часто шутила, что это потому, что она не любит готовить, но, даже если и так, получалось у нее все равно отменно. — А Каллисто здесь? — я бросаю взгляд на лестницу, ведущую на второй этаж, когда мы идем на кухню. — Я так давно ее не видела. Тетя Пэнни печально качает головой. — Лис уехала. Пару месяцев назад. Но у нее все хорошо, она… — женщина замирает, кажется, подбирая нужное слово. — Оправилась. Чуть помедлив, я киваю. Интересно, когда-нибудь слова перестанут причинять нам всем такую боль? — Это что, томатный суп? — я стараюсь как можно живее изобразить воодушевление. — Господи, сотню лет его не ела! Тетя чуть улыбается и усаживает меня за стол. — Я знаю, что ты его любишь, — хмыкает она. — Как твои дела? Чем ты сейчас занимаешься? Мне становится неловко: Пенелопа встречает меня с распростертыми обьятиями и знает мои любимые блюда, а я не навещала ее так долго. Ни разу после смерти родителей. — Тетя Пэнни, мне так жаль… я долго не давала о себе знать… Я должна была приехать после… похорон. И я должна была проститься с Питом, — последние слова даются мне с особенным трудом. Я поднимаю глаза на женщину, ожидая увидеть разочарование или досаду на ее лице, но она остается удивительно спокойна. Снова обнимает меня и потом целует в макушку. — Я понимаю, Грей. Не волнуйся, я понимаю, что тебе пришлось пережить, все хорошо. И будет хорошо, — ее голос низкий, успокаивающий, чем-то напоминающий тембр отца. Я несколько раз киваю, соглашаясь, и теперь, впервые за долгие месяцы чувствую, что меня начинают понемногу отпускать былые страхи и воспоминания. Все будет хорошо. Наверняка, будет. — Так чем ты сейчас занимаешься? Университет ведь позади? — снова спрашивает тетя, накрывая на стол. — Устроилась в небольшую компанию переводчиком, сейчас работаю удаленно. — Это хорошо, — говорит она. — Я бы навестила тебя в городе, у тебя будет свободное время? Я киваю. — Да, конечно, но, я боюсь, мне негде принять вас. — О, прости, я не хотела стеснять тебя, если у тебя там молодой человек или… — начинает Пенелопа, но я только качаю головой, почему-то усмехаясь. — Нет, дело не в этом. Просто дом… он сгорел, — я сглатываю. Мне отчего-то кажется, что тетя будет рассержена этим фактом: ведь я должна была защищать его, но не справилась. Вместо этого она пораженно смотрит на меня, едва не роняя тарелки на пол. Я помогаю ей поставить их на стол и бодро улыбаюсь, стараясь показать, что все в порядке. — Это случилось несколько недель назад. — Как… ты не пострадала? Тебя ведь не было там? Как это произошло? — женщина начинает нервничать, и мне весьма непривычно наблюдать за такой переменой: тетя всегда казалась мне сдержанной. — Да, все хорошо. Правда от дома и вещей ничего не осталось, а источник возгорания так и не нашли. — Как он мог сгореть дотла? — она, кажется, берет себя в руки. — Это ведь не могло быть покушение? — Пенелопа с тревогой ждет моего ответа. — На меня? Кому я перешла дорогу? Я же просто человек, — пожимаю плечами. Признаюсь, мне уже приходило в голову, что пожар случился не просто так и, возможно, кто-то намеренно пытался причинить мне вред, однако я не стала строить теорий и развивать паранойю. Иногда беды просто случаются. — Где ты живешь теперь? Если тебе нужно… — Нет-нет, мне есть где жить, я приехала не потому, — я даже усмехаюсь, успокаивая тетю. — Скоро я получу страховку и присмотрю новый дом, а пока я живу в Бэкон-Хиллз. — В Бэкон-Хиллз? — недоуменно переспрашивает Пенелопа. — Где именно? — В доме бабушки и дедушки на Шестой улице. Адвокат позвонил мне и сообщил о том, что вопрос страховки еще решается, однако он обнаружил, что этот дом переписан на мое имя. Наверное, это что-то из наследства отца… — я пожимаю плечами. — Да? — она неуверенно замолкает. — Наверное, ты права, просто мне казалось, что он был завещан нам… О, нет, не беспокойся, я ничего такого не имею ввиду! Я, скорее всего, ошибаюсь, потому что никогда не имела дела с документами. Этим занимался Патрик, так что Венаторы наверняка оставили его тебе. — Да, — я киваю, нетерпеливо теребя застежку сумки. — Просто я хотела показать вам кое-что. Я нашла это в доме, — и протягиваю тете Пенелопе кожаный альбом. Она осторожно, еще не до конца понимая, что это, принимает книгу. Первые лица, так же как и у меня, не вызывают у нее никаких эмоций, однако она гораздо быстрее догадывается, что перед ней. — Грей, я впервые вижу это. Где ты его нашла? — В хранилище, в одном из ящиков, — я улыбаюсь, наблюдая за реакцией тети на старые снимки, где ее саму можно увидеть ребенком. — Наверное, мои родители вели его. Последние фото сделаны всего за пару лет до их смерти. Но старые рисунки… — размышляет она. — Может быть, его начал первый Венатор? Тогда из поколения в поколение потомки добавляли снимки, — эта мысль греет мне душу: десятки людей до меня рассматривали этот альбом, и от каждого в нем что-то осталось. — Но где ты, говоришь, нашла его? — снова спрашивает Пенелопа. — В пролете лестницы спрятана дверь, — я не понимаю, что именно она имеет в виду, и пускаюсь в объяснения, где обнаружила альбом. — За ней потайная лестница на старый склад с оружием, и там я… — Ты была в хранилище? — женщина хватает меня за руку, и ее взгляд страновится испуганным. — Зачем ты туда пошла? — Я просто изучала содержимое, — меня сбивает с толку ее реакция. — Просто нам нужно было узнать, если ли там что-то против берсерка, поэтому… — Берсерк? Ты… ты охотишься? — голос тети садится в одно мгновение. — Грей, ты что, стала охотником? Я мотаю головой, меньше всего ожидая, что Пенелопа испугается. Она ведь и сама была охотником, да еще таким, которого ставили мне в пример старшие Венаторы! Почему ее так взволновало, что я могу пойти по стопам родителей? К тому же, все мои намерения заканчиваются желанием защитить себя от возможной опасности. — Нет, то есть не совсем, — с заминкой отвечаю я. — Бэкон-Хиллз уже успел показать мне, что сверхъестественные существа повсюду, и я просто должна уметь постоять за себя. К тому же… если кто-то и правда покушался на меня, сжигая дом… Пенелопа сильнее сжимает мои пальцы. — Грей, я так надеялась… я завидовала твоим родителям: им удалось оградить тебя от этого кошмара. Ты жила в мире, не тревожимом ужасом и опасностью. Все, кто встают на путь охоты, приносят свои жертвы. А нашей семье не повезло с гордостью передавать это из поколения в поколение. Когда Грейс и Райан позволили тебе выбирать, наш отец был в ярости: никто никогда не отказывался от такой «чести», — она горько усмехается. — Я не смогла, я была старшей в семье. Тебе повезло хотя бы жить до семнадцати в неведении, а я знала, что меня ждет уже с семи. Руфус рассказывал мне о способах убийства оборотней на… самих оборотнях! Твой отец мог целую ночь успокаивать меня перед утренней тренировкой: а ведь он был младше меня на четыре года. Ему все давалось легче, это правда. А я… у меня просто не было выбора. Мои родители перетянули на свою сторону даже Патрика: отец рассказал ему все незадолго до нашей свадьбы. К несчастью, он и правда проникся идеей борьбы людей и существ. О, наши предки были так рады. Мой дед пожал ему руку, узнав, что Патрик примкнул к семейному делу. А я… я так надеялась, что все это закончится, если я найду кого-то вне этого круга… Я не хотела, чтобы мои дети просыпались в страхе от каждого шороха! Я хотела, чтобы они были как ты, Грей. Я бы сама хотела быть как ты. А теперь посмотри на меня: мой муж погиб, мой сын поступил по Кодексу, а моя дочь… она… мне кажется, что она… — больше тетя не может произнести ни слова: все заглушают рыдания, и я, совершенно не зная, что сказать, просто встаю и обнимаю ее. Я и представить не могла, что не вся моя семья хотела быть тем, кем родилась. И меньше всего я ожидала этого от Пенелопы. — Все хорошо, тетя Пэнни, все хорошо, — бессмысленно бормочу я, совершенно не представляя, что делать. — Вы не должны так убиваться из-за того, что произошло. Мы не можем ничего исправить. Никто не может. Она качает головой, немного отстраняя меня. — Почему Лис не вернется домой? — спрашиваю я. — Я не знаю, не знаю, — тетя вытирает слезы. — Она сказала только, что ей нужно проветрить голову… — Хотя бы куда она уехала? — На юг, это все, что мне известно. Пару раз она звонила или писала, но это же… Я просто надеюсь, что с ней все в порядке, — сдерживая новые рыдания, отвечает Пенелопа. — Я уверена, что так и есть. Лис сильная, с ней ничего не случится, — как можно убедительнее заверяю я женщину. — Они были так похожи с Питером: силой духа точно. Тетя кивает несколько раз и, кажется, берет себя в руки. — После его смерти она отошла от охоты. Как я после гибели Патрика. Мы больше не воины, Грей, мы просто выжившие. И ты не должна становиться такой, какими были мы. Тебе это не нужно. Ни тебе, ни твоим потомкам. Некоторое время мы молчим, я смотрю на уже остывший суп и для того, чтобы отвлечь себя и Пенелопу от разговора, принимаюсь за еду. Я годами чувствовала себя предательницей семьи и традиций, мне казалось, что я отвергаю свое наследие и что разочарование родственников — то, чего я заслуживаю. Я знала, что просто слаба для продолжения их дела, что не справлюсь, и потому сбежала. Но, выходит, не все Венаторы чувствовали себя способными на борьбу: однако они, несмотря ни на что, шли проложенным заранее путем, потому что так было нужно. Потому что они знали ту опасность, которая могла грозить им, и старались спасти свои семьи. К несчастью, у некоторых получилось совсем наоборот. Я смотрю на тетю, которая снова листает фотоальбом, и произношу: — Я оставлю его вам. Мне все равно не знакомы эти лица, а вас там куда больше, чем меня. Она поднимает на меня глаза и, помедлив, кивает. — Спасибо, Грей. После обеда я прошу тетю отвести меня на кладбище, где похоронен Пит, и она, вздрогнув, соглашется. Его могила ничем не отличается от других, разве что она свежее, чем остальные. Пенелопа убирает завявшие цветы и я укладываю новые, те, что мы купили по дороге сюда. Некоторое время женщина стоит рядом со мной, пока мы молчим, а потом как-то отстраняется и становится поодаль, отвернувшись. Я сажусь на землю рядом с памятником и тоже не знаю, куда деваться. — Я не буду с тобой разговаривать, даже не думай. — Я не буду с тобой разговаривать, Пит, не мечтай! — я пытаюсь закрыть дверь в свою спальню, но кузен оказывается проворнее: проскакивает внутрь, и мы буравим друг друга взглядами: только мой и правда злой, а его — напоказ. — Да ладно тебе, Грей, чего ты такая недовольная: парень бросил? Так давай я набью ему морду, — ухмыляется Питер, по-хозяйски устраиваясь на моей кровати. — Лис не говорила тебе, что вваливаться в комнаты девочек — неприлично? — Нет. — А то, что ты наглый? — Лис во мне души не чает. Тебе тоже советую. Так что произошло? — Мама пошутила, когда сказала, чтобы ты узнал, все ли в порядке, — я все еще пытаюсь выставить брата вон. — Ох уж эта тетя Грейс! А теперь без шуток. Я сдаюсь сразу. — Китти Стоун меня раздражает, но мама настояла, чтобы она пришла. Как будто ей неизвестно, какая она мерзкая! — Ух, попахивает дракой. Ты знаешь, когда девчонки дерутся, это не круто. Может, мы посадим вас за стол переговоров? — Если я снова окажусь с ней в одной комнате, я сверну ей шею. Папа меня уже учил. — Да ладно, Грей, кого ты удивишь этим? Все так умеют. Гораздо круче игнорировать ее и быть выше ссор. — Звучит неубедительно. — Я знаю, сам не верю, что говорю это. Но ты можешь попробовать. Что она натворила? — Пригласила Джейка Меттьюза на свидание. — О, новый персонаж. Может, ему все-таки стоит набить морду? Конечно, двенадцатилеток я не бью… — Ему четырнадцать! И, пожалуйста, заткнись, а то я уже жалею, что рассказала. — Хорошо. У меня есть выход. Я могу притвориться, что я не твой брат. — Лучше притворись, что ты вообще меня не знаешь. — Ты ничего не поняла: я сделаю вид, что без ума от тебя, и эта девчонка позеленеет от зависти. — Давай лучше ты сделаешь вид, что она тебе понравилась, назначишь свидание, будешь слать смс-ки с признаниями, а потом не явишься ни на одну встречу. Пит округляет глаза и даже открывает рот, чтобы возмутиться, но я прерываю его смехом: — Ладно, пошли обратно. Все уже заждались. — Так значит, Китти Стоун больше не проблема? — Ну, теперь я буду успокаиваться, вспоминая, какое у тебя было лицо, когда ты услышал мой план… Я не могу сдержать широкой улыбки, вспоминая, какое лицо было у кузена в тот момент. Мама была права, отправляя именно его развеселить меня: у Питера была потрясающая способность приводить в чувство любого, кто расстроен или зол. Для меня он был самым настоящим старшим братом, который, пусть иногда и достает тебя, но все же умеет найти нужные слова и может врезать бывшему парню. С Лис у меня так и не закрепилось прочных сестринских уз, хотя иногда и мы весело проводили время вместе: разница в пять лет мешала нам иметь достаточно общих интересов. Среди семьи и близких друзей она выделяла только Кейт Арджент, с которой они были ровесницами. А вот ее близнецу Питу то, что я была младше совсем не мешало быть другом. Со временем мы стали общаться чуть меньше, однако то, что я не явилась проститься с ним, было в высшей степени отвратительно. — Прости, — я провожу рукой по нагретому солнцем камню, чувствуя пальцами имя «Юпитер П. Кейн», потом поднимаюсь и иду к Пенелопе. — Мы можем ехать? — спрашивает она почти спокойно. Я киваю. — Тетя Пэнни, простите, но… только один вопрос. Вы сказали, что Пит «поступил по Кодексу»: что вы имели в виду? Женщина сглатывает и смотрит мне прямо в глаза, отвечая твердо, словно заставляя себя верить в свои же слова: — Только то, что он поступил так, как должен был. Во время охоты его укусил оборотень. Питер не позволил себе причинить другим вред: он застрелился. У меня замирает сердце. Все вокруг на миг блекнет, а потом набирает цвет слишком быстро. Начинает кружится голова. Я не знаю, что сказать, и потому просто молча иду вслед за тетей к машине. — Я буду приезжать чаще, — обещаю я, когда мы прощаемся перед моим отъездом. — Всегда рада тебя видеть, дорогая, — Пенелопа обнимает меня на прощание и повторяет, словно боясь, что я забуду: — Не оглядывайся на прошлое нашей семьи. Однажды ты сделала правильный выбор, и теперь тебе осталось только придерживаться его. Кивнув, я сажусь в машину и завожу мотор. Тетя ждет, пока я развернусь, а потом медленно удаляется в зеркале заднего вида. Я чувствую, что мне была необходима эта поездка, хотя она и оставила после себя странный осадок. Пенелопа пошла на поводу у родителей и потеряла все, я — решила сама, но все равно осталась ни с чем. Как бы ни был устроен мир, то, охотник ты или нет, ничего не меняет. У нас просто появляются другие причины для радости и печали. Дорога обратно в Бэкон-Хиллз занимает чуть меньше, чем из него — всего два часа. Как бы ни хотела тетя уехать подальше от прошлого, у нее не слишком получилось это сделать. На улице уже стемнело, и я, вспоминая прошлый раз, когда точно так же направлялась в город, надеюсь, что машина не заглохнет посреди шоссе. Но сейчас она явно не собирается подводить меня. Мне пора научиться доверять этому средству передвижения и не ждать постоянных подвохов. Я въезжаю в город, радуясь, что до дома Арджента мне гораздо ближе, чем до Шестой улицы: усталось берет свое, и мне хочется поскорее оказаться в постели, возможно, с хорошей книгой, если Крис разрешит мне сделать набег на свою библиотеку. Я давно не позволяла себе подобных радостей жизни, а сейчас чувствую, что мне их очень не хватает. Все то, что случается вокруг в последнее время, просто требует какой-то разрядки. Как по заказу, где-то слева раздается истошный крик, и я качаю головой, поражаясь тому, как быстро материализуются плохие мысли. Закон подлости, како… Я резко жму по тормозам. Что это было? Конечно, есть вероятность, что это просто подростки пугают друг друга на прогулке, однако… Это могут быть совсем другие школьники. Которые, например… Я не знаю, чем могут развлекаться сверхъестественные существа в юном возрасте. Даже не любопытство, а странное влечение заставляет меня покинуть машину и направиться вдоль дороги, по освещенной ее части. Долгое время я ничего не слышу кроме шума листвы и проезжающих мимо автомобилей, и потому на перекрестке поворачиваю обратно, чтобы отбросить лишние мысли и спокойно поехать домой. Однако не удается мне пройти и половину пути к машине, как я слышу еще один, уже негромкий, вскрик и звериный рык. Кожа мгновенно покрывается мурашками, но я не могу просто развернуться и уйти как ни в чем не бывало. Свернув с дороги, я углубляюсь в лес, внимательно и осторожно осматривая окрестности. Отойдя от проезжей части на десяток метров, я замечаю впереди какие-то фигуры и, помедлив, направляюсь туда, стараясь пока держаться за деревьями и не издавать лишних звуков. Со спины мне не удается узнать их, но, когда один человек оборачивается, я ускоряю шаг. Это Скотт и Лиам. Они оба в волчьей форме, и мне хочется отпрянуть, потому что я в один момент пугаюсь, что они обратились с целью охоты, а я, как всегда, оказалась не в то время не в том месте. Наверное, лучше все же убраться отсюда куда подальше, пока я ни во что не вляпалась. — Грей… — Скотт замечает меня и издалека зовет. Я выпрямляюсь, показываясь из-за деревьев окончательно: то, что он узнал меня, немного утешает, потому что со своими жертвами оборотни не церемонятся. Значит, все не так плохо. — Что произошло, Скотт? Я услы… — Грей, беги! — кричит альфа, и вздрагиваю от резкого звука где-то за спиной. Не успев последовать словам парня, я совершаю, наверное, одну из худших ошибок в своей жизни. Я оглядываюсь.