«Спи, моя малышка-дочь, Папочка уходит в ночь»
Звонкий мальчишеский голос, скорее дразнясь, чем убаюкивая, напевает колыбельную. Это не дает уснуть, только привлекает внимание. К нему добавляется второй — девчачий:«Он добудет волчью шкурку, Чтоб тепло спала дочурка»
И они оба заливаются довольным смехом. Он становится трелью, высокой и острой, которая раскалывает космос и обрушивает его мириадами осколков. Небо обнажает что-то белое, слепящее и дикое, что заставляет сжаться и прятаться. Сверху сыплется стеклянная крошка, пронизывая насквозь, а потом еще и еще, пока все не становится стеклянным. Хрустальный мир застывает на мгновенье и со звоном разбивается. Крик, смех и тишина. — Сегодня полнолуние, это должно было сработать. — Если только… — Нет, ты тоже слышишь пульс. — Боюсь, слишком редкий. Что, если мы уже опоздали?..«Спи, моя малышка-дочь, Мамочка уходит прочь. Вот тебе большая пушка, Ни к чему теперь игрушки»
Всюду пыль и стекло, почти неразличимые в белизне света. Время уходит. Шорох его шагов, хрусткий в осколках, стихает. Свет блекнет, будто сжалившись, и остается круглым пятном где-то в вышине. Теперь он зовет, а не пугает.«Спи, моя малышка-дочь, Кто придет тебе помочь? Все ушли в лесную чащу…»
— Сработало.«…А тебя злой волк утащит»
Я продолжаю слышать Волчью колыбельную, выдуманную близнецами, но уже совсем тихо, как шепот. Тело ломит, но почти не болит, и, отрывками вспоминая, что произошло, я дергаюсь вверх, зарабатывая звон в ушах. Зрение медленно приходит в норму: сначала я различаю яркое пятно костра и белое — луны, а потом силуэты людей, которые узнаю спустя несколько секунд. Все они смотрят на меня, и их взгляды какие-то странные. — Когда вы… — я хватаюсь за горло, вспомнив, как едва могла говорить в тисках Ягуара, но шея не болит. Я не чувствую даже синяков и хмурюсь. — Что произошло? Как давно вы пришли? — Всего несколько минут назад, — отвечает Скотт. — Криса удалось привести в чувство, а тебя… нет. Он отводит глаза. Я глупо улыбаюсь. — А по-моему, удалось, — я опускаю глаза, изучая багровое пятно на футболке. — Если я, конечно, не призрак. Никто не произносит ни слова. Я перевожу взгляд со Скотта на Лидию, застывшую в нерешительности, на хмурую Малию, на Стайлза, с остервенением кусающего губы. — Как ты себя чувствуешь? — Кира присаживается рядом со мной на корточки. — Что-нибудь болит? — На удивление… — начинаю я и осторожно прикасаюсь к ране на груди, ожидая сама не знаю чего. Но нахожу все равно не то. Нож Лис должен был прошить меня, как игла бабочку, я даже почувствовала это. Я помню, как замедлялось мое сердце, как я давилась кровью… Я провожу кончиком языка по губам, и Стая, пристально следящая за мной, реагирует на это еще страннее. Я стираю подсохшую кровь с подбородка и понимаю, что не ошиблась. Ягуар почти убил меня. Почти. — Как вам удалось? Я смотрю на каждого из них, но они слишком долго собираются с мыслями, и я успеваю заметить Дерека. Он стоит по другую сторону костра, неподвижный, спиной ко мне. Я хочу окликнуть его, но почему-то боюсь. — Грей, я не мог позволить тебе умереть, — произносит Крис, и я оборачиваюсь, чтобы проверить, что он в порядке. Так и есть: действие транквилизатора Лис прошло бесследно, кроме усталости, которую я замечаю не только в выражении его лица, но и во всем теле. — Я понимаю, — медленно произношу я, на самом деле ничего не понимая. Но он не спешит продолжать, и от неловкости я поднимаю руки, чтобы убрать за уши растрепавшиеся подпаленные волосы. И тут что-то бросается мне в глаза. Я смотрю на левое запястье, и во мне поднимается поистине животный ужас. Он застилает глаза, и следующие несколько секунд я вижу только бурые пятна крови, но потом… — Ка… как? — мой возглас разносится по поляне в абсолютной тишине, и я сразу различаю еще один звук с другой стороны костра: как будто хрустнули сразу все костяшки пальцев. — Это сделал я, — говорит Крис, но у меня вырывается жалобный смешок. — Когда это вы успели отрастить клыки? — я вхлипываю, снова поворачивая запястье укусом вверх, но лишь на секунду. — Скотт?.. — Грей, прости, другого выхода… — начинает он. — Не было, — заканчивает за него Крис. — И это я попросил его укусить тебя. Когда я пришел в себя, они спорили, знали, что тебе это не понравится. — Да неужели? — Но ты не могла принять это решение, — твердо произносит он. — А я мог. — Что я теперь… Как мне… Что мне делать? — сама того не желая, я начинаю плакать и уже не могу остановиться. — Грей, все будет хорошо, — обещает Скотт. — Мы поможем тебе справиться с этим. — По крайней мере, ты жива, — тихо добавляет Лидия. — Теперь все решения ты можешь принимать сама. Я не сразу понимаю, почему все на поляне оборачиваются в ее сторону. А когда понимаю… — Мне нужно подумать, — глухо произношу я, избегая взглядов. Тела Лис рядом со мной больше нет: ее унесли в сторону, положив рядом с берсерком, который… Который на самом деле мой брат. Я сглатываю и поднимаюсь на ноги. Они по-прежнему следят за каждым моим движением, словно ждут, что я прямо сейчас пущу себе пулю в лоб. Никак не реагируя на это, я подхожу к неподвижным телам и опускаюсь на колени между ними. — Кто это, Грей? — говорит Лидия. — Девушка очень похожа на тебя. — Это моя кузина, — отвечаю я спокойно. — И кузен. — Погоди, ты имеешь в виду… — Да, — так же ровно продолжаю я. — Берсерком все это время был мой брат Питер. — Что им было нужно? — спрашивает Стайлз, подходя ближе. — То же, что и всем, — шкатулка. — Но зачем? Как она работает? — Она может… — я осекаюсь. — Может… Восстанавливать природный баланс, — я трудом договариваю я, отыскивая глазами шкатулку в руках Криса. Он непонимающе смотрит на нее, а потом ждет продолжения. — Все это время она напитывалась вашей сверхъестественной силой, а теперь она… может… — у меня начинает кружиться голова. — Что может?.. — подсказывает Скотт. — Она может обратить берсерка в человека, — шепчу я. Несколько секунд на поляне стоит тишина. — Значит, Лис хотела вернуть Питера? — Крис задает верный вопрос, но я знаю, что это не единственное, что можно спросить сейчас. Есть еще один вопрос. И еще. — Да, — коротко киваю я. — Это сработает с укушенным? — быстро спрашивает Лидия. Вопрос номер два. — Мне нужно подумать, — снова повторяю я, вставая. Все взгляды снова прикованы ко мне. Я пытаюсь уйти с поляны, но они двигаются за мной, как будто боятся что… Я нащупываю на поясе заряженный пистолет. Мне нужно подумать. — Грей! — кричит мне в след Стайлз. — Все ведь в порядке? Ты можешь стать человеком с помощью шкатулки, если хочешь! Тебе не обязательно… У меня язык не поворачивается сказать им, что Пит все еще жив. Значит, я останусь оборотнем, а мой брат вернется. Или стану человеком, а он останется в медвежьей шкуре и без хозяина, но, вероятнее всего, ненадолго. Буквально до той минуты, когда станет известно, что он живой. Он был готов поступить по Кодексу, когда пришло его время. Как он отнесется ко мне, более малодушной, оставившей себе клыки и когти? И как я смогу жить дальше, зная, что не сделала и шага из тысячемильного пути, который прошла ради него Лис? Как мне это решить? Я ухожу все дальше от поляны, но ответ так и не находит меня. Кажется, они кричат что-то мне в след, а кто-то даже идет за мной, но я не могу заставить себя повернуться. Я просто должна выбрать, что важнее: нормальная жизнь для самого лучшего человека, которого я знала, или моя нормальная жизнь. С одной стороны, спаси я его — мы оба будем живы. Возможно, станем врагами навсегда. Но он ведь будет жить. Лис бы не раздумывала. «Верни его» Да. Обязательно. Я разворачиваюсь и так же медленно возвращаюсь обратно. Это дает мне слишком много времени на сомнения, поэтому я ускоряю шаг, чтобы не передумать. Так будет правильно. Так нуж... По поляне прокатывается оглушительный рев — как будто собранный из нескольких. Я каменею, когда он доносится до меня, а потом начинаю бежать так быстро, как могу, пока воображение рисует десятки картин, одна ужаснее другой. Я пересекаю границу из деревьев как раз в тот момент, когда тело Питера, все еще в костяной броне, оседает на землю, и кричу, даже не понимая, что именно. Никого рядом с ним нет, все заняты чем-то в паре шагов от него, но я ничего не вижу, кроме брата. Когда я падаю перед ним на колени, он еще дышит: тяжело и протяжно, а потом затихает. — Что вы… — начинаю я, но замечаю в его шее четыре иглы транквилизатора. Похоже, этот пистолет был первым, попавшимся на глаза Крису. — Не стреляйте больше! — Почему ты не сказала, что он жив?! — Потому что… — Дерек, посмотри на меня! — раздается голос Скотта, и мы с Крисом одновременно поворачиваем головы к нему. Стая расступается. Я перестаю дышать. Дерека окутывает целая лужа крови. Он пытается что-то сказать, но не может, только захлебывается собственной кровью и судорожно дергается. — Что случилось? — я не узнаю собственный голос, не чувствую собственного тела и не могу сдвинуться с места. — Берсерк пришел в себя, а Дерек стоял ближе всех и… Когти пробили его грудную клетку, — лепечет Лидия. — Он же начнет регенерировать, да? — говорит Кира. — Сейчас. Уже должен, — продолжает эту нелепую болтовню Стайлз. — Он омега, — тихо произносит Скотт. — Если бы он все еще был альфой… Я до сих пор не могу пошевелиться. — Мы должны что-то сделать! — Малия не выдерживает обреченной тишины. — Мы ничего не можем… — Скотт опускается рядом с Дереком, пристально всматриваясь в его рану, прежде чем осознать свое бессилие. — Он был альфой? — глухо произношу я. — Он должен был быть альфой и сейчас, но отдал свои силы, чтобы спасти сестру, — говорит Скотт, но я уже забыла, что должна слушать ответ. Время в моей голове растягивается, как резиновое, все замедляется, и тот ужас, сковавший все мое тело, превращает секунду в вечность. Я возвращаюсь взглядом к бессознательному брату, ждущему моего решения, снова к Дереку, умирающему на моих глазах, и, наконец, к своему укушенному запястью. У меня есть только эта секунда. Мне нужно решить.