Охотники и жертвы

Я прихожу в себя так же резко, словно выдергивают за крючок. Нет ни тошноты, ни головокружения, даже малейших неудобств я не ощущаю. Но когда открываю глаза, свет так неприятно слепит, что я отшатываюсь, чувствуя, как покачивается стул, а в руки и ноги впиваются веревки. Мне становится страшно еще до того, как я понимаю, что происходит. В гостиной все, кажется, только и ждали моего пробуждения: первым его замечает Кира и не то воодушевленно, не то нервно привлекает внимание остальных. Оживляется Стайлз, хмурится Лиам, неприязненно смотрит Малия. Я сглатываю и хочу обернуться — хорошо, что я могу это сделать, — но предчувствие чего-то жуткого расползается внутри, и я не могу даже пошевелиться. Что произошло перед тем, как я отключилась? Ко мне поднялся Крис, да, это я знаю. Сказал что-то. Не помню, что именно. Потом — темнота. Теперь — связанные руки и ноги, осуждающие взгляды и тишина. Кажется, меня снова в чем-то подозревают. — Что происходит? — осторожно уточняю я, переводя взгляд с одного на другого. За моей спиной раздается шум, я невольно напрягаюсь, но потом передо мной появляется Крис, и я на мгновение прикрываю глаза. Вот уж кто развеет всеобщие сомнения на мой счет. — Почему я связана? Вы сошли с ума? Я прямо и непонимающе смотрю на Арджента, чье лицо не мягче камня, ожидая хоть какого-то объяснения или жеста. Через несколько секунд молчания, которое поддерживают и остальные в этой комнате, я опускаю глаза и вижу, что в руках он держит мою музыкальную шкатулку. Не понимаю, зачем он забрал ее из комнаты? — Вы рылись в моих вещах? — продолжаю сыпать вопросами я. — Это моя шкатулка, верните ее. И, черт возьми, развяжите мне руки и… что здесь происходит? — в ожидании ответов мне становится по-настоящему жутко. — Все дело в этом, Грей, — наконец произносит Крис, кивая на мое имущество. — В твоей шкатулке. Ты для этого приехала в Бэкон-Хиллз? Устроить здесь жатву? Я мотаю головой, не чтобы ответить, а чтобы прийти в себя. Совершенно не понимаю, о чем идет речь. — О чем вы? — морщусь я. — Потеря контроля у оборотней, у всех существ — все из-за этого, — Крис указывает на мою шкатулку. — Зачем ты открывала ее? — Я не открывала ее, — повышаю голос я. — И никак она не связана с вашим сумасшествием! Это всего лишь шкатулка. Я слушала ее все детство, и оборотни в округе не сходили с ума: я бы знала об этом. Это определенно какой-то бред. Точно. Но Стае моя реплика про детство не только не нравится: теперь подозрение в их глазах сменяется презрением. Да что я такого сделала? — Прекратите все это, — прошу я. — Если это розыгрыш, то отстойный. Я ничего не сделала, чтобы заслужить привязывание к стулу и допрос! — Мы уже говорили тебе, — начинает Скотт, и я поворачиваю голову влево, чтобы видеть его. — Что все это началось, когда ты приехала. — Слышали что-нибудь о сов-па-де-ни-ях? — по слогам, раздраженно говорю я. — Потом ты подслушала наш со Стайлзом разговор в участке… — продолжает альфа. — Я была там, потому что не знала, где искать свою машину. — И оказалась из древней семьи охотников… — Мне казалось, что с этим мы уже закончили. — А наши проблемы только начались, — качает головой Скотт. — Появился берсерк, который тебя не тронул, а человек, который прибыл с ним… — Это ты, — жестко заканчивает Крис. Я издаю нервный смешок, крайне неуместный. Но они же чокнулись! — Вы… сбрендили? — шепотом уточняю я, поднимая брови. — Это я позвонила вам, чтобы предупредить о возвращении берсерка в пещеры! Это мой дом он разгромил к чертям! Это я попалась в ловушку, которую… — Только ты знала, как обнаружить? — сухо уточняет Крис. — Ты сказала, что метки на деревьях — способ, придуманный Венаторами. Ты ушла из пещер, даже не заглянув внутрь, а потом они обвалились. Только ты знала, что мы с Дереком там. И когда мы едва успели выскочить, последнее, что я увидел, перед тем, как потерять сознание — берсерка, а рядом с ним — тебя. Я сижу, не шевелясь, забыв, что связана, и только составляя бросаемые Крисом факты в общий пазл, который до ужасающего точно сходится. Когда он говорит о Дереке, я вспоминаю его бездыханное тело, забитое камнями, и теряю все возможные слова. Это не может быть правдой. Я не могла. — Час назад ты поднялась наверх и открыла шкатулку, а все, кто был в гостиной, вся Стая, обезумела, — чеканит он, и я чувствую, как последние силы покидают меня. Все молчат. Я пытаюсь воспользоваться этой тишиной и разбить сложенную мозаику, придумать хоть какие-то аргументы, но, как и всегда, она кажется ужасающе крепкой. Чем больше я думаю о случившемся, обо всем случившемся, каждом случае, когда на меня падало подозрение, тем больше болит голова. Я не причастна ко всему этому, меня не было там, и я точно не открывала шкатулку, чтобы навредить кому-либо. Да я сама пострадала от нее!.. — Но я была в лесу, когда на вас напал берсерк, — я поднимаю глаза на Скотта, потом смотрю на Лиама, но ни один из них не кивает, не соглашается, словно мои слова — это пустой звук. Я знала, что Стая не доверяет мне, но теперь, когда я действительно не виновата, почему они просто не могут… принять то, что я не опасна? Я не приехала сюда с чертовым списком смертников, я не попыталась убить их при первой же возможности, я… я стреляла в берсерка, потому что действительно не хотела, чтобы он разорвал их. Я не заслужила хотя бы капли доверия? — Я была на той поляне вместе с вами. Кажется, Скотт немного виновато опускает голову, но потом отвечает, и я теряю всякую надежду: — Мы отключились раньше тебя. Мы не знаем, кто и как открыл шкатулку, но… — В тот раз это был я, — неожиданно произносит Крис, и я, как и все остальные, оборачиваюсь в его сторону. — Я знал, что у Грей есть оружие против сверхъестественных существ, и я пытался найти его. — Вы рылись в моих вещах! — я первой прихожу в себя, порываясь вскочить, но вместо этого только резко дергаю стул и едва не падаю на бок. Кто-то помогает мне удержать равновесие. — Тогда я открыл шкатулку случайно, — поясняет Крис, но вовсе не мне. — И, вернувшись, вы рассказали, что был очередной приступ. Я стал догадываться, в чем дело, уже тогда. — Откуда вам было знать, что у меня есть оружие? Я же непрактикующий охотник, — с нарастающей обидой говорю я, глядя прямо на него. — Все, что осталось от родителей и их ремесла, — сгорело, и вы знали об этом. — А это, видимо, не горит, — Крис переводит на меня взгляд, но тут уже не выдерживаю я, и отворачиваюсь. Голова начинает раскалываться от боли, горечь растекается по каждой клеточке тела. Мне кажется, что меня использовали, держали на поводке, выжидая, пока я покажу зубы. — Когда шкатулка «работала» в последний раз, — я тщательно подбираю слова, потому что наружу просится очень многое. — Я была с Дереком. У меня не было вещей. И это было бы чертовски глупо провоцировать оборотня, находясь с ним в одном запертом помещении, — с трудом заканчиваю я, надеясь, что мой голос звенит вовсе не от подступивших слез, потому что плакать хочется невыносимо. — Я подтверждал свою теорию, — говорит Крис с таким видом, словно правда — на его стороне, а я виновата несмотря ни на что. Все, конечно же, молчат. — Вы не говорили об этом, — произносит Скотт, обращаясь к Ардженту. — Как вы узнали про оружие, которое она хранит? — Калаверас рассказали мне. И, видимо, предупреждая всевозможные вопросы, он продолжает: — Я уехал вместе с ними, пообещав помочь в поимке Кейт, и однажды, зайдя в тупик, мы навестили храм Тескатлипоку. Не ожидали найти ничего, но нашли брошенные вещи, а среди них — старый дневник неизвестного автора, наверное, друида. Он описывал свою практику и упомянул о том, что работал вместе с кланом охотников, — Крис бросает на меня короткий взгляд, но я не реагирую. — С Венаторами. Они вместе что-то изобрели, но ни уточнений, ни применения так и не упомянул. Точно мы узнали только одно — это было оружие против сверхъестественных, и его передавали от отца к сыну, — он замолкает и, видимо, заметив мой отстраненный взгляд, окликает: — Я знал, что ты не охотник, Грей. Калаверас хотели просто забрать его у тебя, чтобы использовать в правильных целях, но я убедил их, что все можно решить по-хорошему, — в его голове слышится толика сожаления. — Когда мы узнали, где тебя искать, ты уже прибыла в Бэкон-Хиллз, и тогда я отправился следом. Конечно, после того, как дом Райана и Грейс сгорел дотла, ты бы забрала из него все, что уцелело, включая артефакты. Не представляю, как мне удается слышать то, что он говорит. В голове такой грохот, что хочется зажать уши руками, но они связаны, и поэтому я только опускаю голову так сильно, как могу, надеясь унять этот рой мыслей в голове. Зачем напоминать мне о том, что произошло? Зачем снова говорить об их смерти? Это невыносимо. Не-вы-но-си-мо. Господи, я сейчас просто умру. — Хватит, — шепчу я. — Пожалуйста, прекратите… Я считала вас другом своего отца, я надеялась, что… найду в вас какой-то отголосок его самого. Я смотрела на вас — и видела его! — мне уже не удается сдержать дрожь в голосе. — А вы просто использовали меня, чтобы получить какое-то мифическое оружие. Крис отворачивается, кладет шкатулку на стол и задерживается возле него. — Когда Стая рассказала, что происходит в городе, я догадывался, что в этом замешана ты. А ты, к тому же приехала ко мне вместе с ними. Чтобы узнать, что они знают об этом? — спрашивает он, не оборачиваясь. Я разговариваю с его спиной. — Я услышала, что вы в городе. Я не знала ничего о шкатулке, не открывала ее и понятия не имела, что она может принести кому-то вред… Это просто было памятью о родителях. Голова раскалывается так сильно, что хочется удержать черепушку двумя руками. Я сгибаюсь на стуле еще сильнее, утыкаясь лицом в колени. Кто-нибудь, вырубите меня снова, я просто не могу больше здесь находиться, не могу это терпеть. — Так, хватит, — раздается негромкий, но твердый голос Лидии. — Вы не видите, что ей плохо? Я принесу воды, — стук ее каблуков забивает гвозди мне в череп, и я не знаю, сколько это еще продлится. Наверное, последствия моей вынужденной отключки. Когда она возвращается, одного только выразительного взгляда хватает, чтобы Скотт развязал мне руки. Я не двигаюсь с места, едва кивнув, принимая стакан, но пить выходит с трудом. В горле ком, и я не могу заставить себя сделать новый глоток, хотя понимаю, что он необходим мне. Поэтому я просто прикладываю холодное стекло ко лбу, упираясь локтями в колени. От воды начинает тошнить.  — Что если она действительно открыла шкатулку случайно? — доносится до меня приглушенный голос Киры. — Действие было кратковременным, не дольше минуты. Кроме первого раза, перед полнолунием.  — И все же за эту минуту мы могли сильно напортачить, — так же тихо отвечает Скотт. — И все равно мы не знаем наверняка…  — Боже, ну зачем эти сложности? Скажи, Грей, зачем ты открыла шкатулку по приезде в Бэкон-Хиллз? — это, несомненно, Стайлз.  — Я слушала ее в детстве, когда родители уходили на охоту, — едва выдыхаю я. — Она… Не знаю… Успокаивала меня.  — Похоже, что успокаивает она только тебя, — невесело подмечает Стайлз. — А потом?  — Это все, я не знаю. Больше я ее не открывала, — я допиваю остатки воды и поднимаю глаза, не зная, на кого смотреть. — Мне нужно в ванную. Пожалуйста. Стая переглядывается, видимо, молча советуется с Крисом, так что мне остается только дождаться вердикта. Так тяжело и дико одновременно, что я просто не знаю, о чем думать в первую очередь. Наверное, стоит сунуть голову под ледяной кран. Если, конечно, мне… разрешат.  — Малия поднимется с тобой, — мягко, но безапелляционно говорит Скотт. Я выдыхаю и поднимаюсь, не смотря по сторонам. Как только отрываю глаза от пола, тут же утыкаюсь в лестницу, ведущую на второй этаж, а потом в дверь ванной, но меня останавливает Малия. Я не обращаю внимания на то, что она делает там, но наверняка просматривает на предмет спрятанного оружия или прочих сюрпризов. А мне плевать. Я только хочу поскорее запереться изнутри и держать лоб под холодной водой, пока… Пока все это не закончится. Щелкнув задвижкой, я медлю, осторожно поворачивая оба крана. Еще несколько минут отстраненно выравниваю температуру, почти не чувствуя разницы между кипятком и льдом. Потом все-таки подаюсь вперед, слабо соображая, что делаю, и склоняю голову прямо под струю. Она мерзкими щупальцами расползается по волосам, за ворот свитера, на лицо и в рот, когда я размыкаю губы, чтобы вдохнуть. Это не я. Не могла быть я. Не открывала шкатулку. Не знала о ней. Не я — спутник берсерка. Не я — та, кто подстроила ловушки в лесу, не я спустила зверя на Стаю, не я мучила всех существ в этом городе, не я, не я, не я… Я выныриваю, закашлявшись, когда вода попадает в нос, и в упор смотрю на себя на зеркало. Не могло быть такого помрачения рассудка. Только вот кто мне поверит, если все улики читаются против меня? Я медленно и судорожно вдыхаю, провожу дрожащими пальцами по мокрым волосам и киваю. Нужно выбираться отсюда. Непременно. Немедленно. Прямо сейчас. Первым делом я открываю кран на полную: шум воды должен заглушить максимум звуков. Потом оглядываю ванную в поисках подручных средств для побега, но, естественно, все это предусмотрела Малия. Но ничего, что-то всегда найдется. Окон здесь нет, единственный путь наружу — через дверь, возле которой притаилась оборотень-койот, и я искренне надеюсь, что никто к ней не присоединился. После этого я стаскиваю полусырой свитер и перебираю вещи на корзине с бельем, которые могу надеть вместо.  — Ты же не утопилась? — недовольно и громко осведомляется Малия под дверью. Я бросаю короткий взгляд на задвинутую щеколду.  — Сейчас, я сейчас выйду. Извини, я просто… — начинаю пусто отговариваться я, чутко прислушиваясь. Она раздраженно бормочет что-то, и ее голос немного удаляется. Я перевожу дух. Малия — диковатая, резкая, вспыльчивая. Скорее всего, ее отправили вместе со мной как единственную девушку, которая без раздумий вырубит меня при малейшем подозрении на опасность. От мягкой Киры или напомаженной Лидии такого ждать не стоило. А Малия… Должно же быть что-то, что отвлечет ее. Мои новоприобретенные навыки рукопашного боя вряд ли сильно помогут против оборотня с его инстинктами, хотя, казалось, что именно с ним я должна была научиться справляться. Можно еще, конечно, надеть ей на голову корзину с бельем, но, Господи, это же смешно, и почему я вообще думаю об этом в такой момент? Что там было в теории? Слабое место оборотня — шея, у самого основания. Только вот до нее еще нужно добраться. А как можно открыть дверь ванной, увидеть оборотня, который, скорее всего, в паре метров от тебя, шагнуть ему навстречу и нагло вырубить его очевидным ударом? И как это, усложняя задачу, сделать мне? Я отбрасываю неподходящие вещи — слишком тонкие или грязные — прямо в ванну, но добираюсь почти до самого дна — без результата. Мгновенно плюнув на минимальные требования в виду одежды, я вытаскиваю черную толстовку, которую, кажется, бросила сюда после того, как мы с Арджентом спускались в хранилище Венаторов первый раз. Она кажется вполне чистой, только помятой. И, Господи, как же давно это было! В Бэкон-Хиллз я приехала почти что вчера, но событий так много, что… Я просто не верю, что все это случилось со мной. Стащив с сушилки чистую футболку, я надеваю ее под толстовку, а волосы быстро скрепляю шпильками, которых полно на полке у зеркала. Я почти решила, что скажу Малии, воспользуюсь выигранным временем, потом попытаюсь, хотя бы просто попытаюсь дотянуться до шеи. Это кажется мне одновременно невероятным и правдоподобным: столько раз я прокручиваю в голове картинку. О том, что случится, если план не сработает, я стараюсь не думать. Это очевидно. Но нет, все получится. У меня просто нет другого выхода. Я вытаскиваю из косметички маникюрные ножницы, крепко сжимаю и убираю руку в карман, чтобы не привлекать к ним внимание раньше времени. Мои пальцы натыкаются на что-то еще, и я, помедлив, извлекаю на свет прозрачную пробирку. Что это?.. Вроде бы я прихватила это, когда была в хранилище. Точно, целая коробка с такими оказалась в ящике стола. Только вот что… Я отвинчиваю крышку и осторожно принюхиваюсь. Пахнет гарью. «Доза маленькая, должно быть, хлороформ…» Пепел рябины. Мне хватает доли секунды, чтобы принять решение.  — Малия, — я аккуратно открываю дверь ванной. Девушка поднимает на меня равнодушный взгляд, не отвечая. Она сидит в паре шагов, на кровати.  — Мне нужна сумка, — я перевожу взгляд ей за спину, туда, где на стуле, возле окна, действительно стоят мои вещи. Моя рука непроизвольно указывает направление.  — Нет, никакой сумки, — она качает головой и, ведомая моим взглядом, оборачивается назад, когда я в одно слитное движение шагаю вперед и сдуваю пепел с ладони прямо перед ее лицом. Малия, похоже, чувствует что-то не то и резко оборачивается, невольно делая вдох и… На долю секунды мне кажется, что она зарычит и бросится, но девушка только слабо обмякает, съезжая на пол вместе с покрывалом. Я напряженно вслушиваюсь в происходящее внизу, но шагов на втором этаже или по лестнице нет. Значит, у меня есть еще совсем немного времени. Я не думаю о том, какие вещи мне пригодятся, а какие нет: только пихаю в сумку ноутбук, за которым работала, а сверху — всю одежду, до которой дотягиваюсь. Тихо, но быстро открываю окно, то и дело прикидывая, насколько сильно волчьему слуху мешает шум воды, и без раздумий выкидываю сумку в окно. Вот самая простая часть и позади. То, что теперь, — чистое самоубийство. Чтобы не дать никому времени отвлечься на шум за окном, я быстро спускаюсь вниз, однако не так быстро, чтобы выглядеть взволнованно. Скорее наоборот: когда я появляюсь в гостиной, на моем лице еще более убитое выражение, чем раньше.  — А… Где Малия? — напрягается Стайлз, а за ним и все остальные. Я делаю шаг вперед.  — Ее нет с вами? Но… — я в замешательстве оглядываю всех присутствующих и впервые замечаю Дерека. Значит, он все это время был здесь?.. — Я подумала, что она не стала меня ждать… — я пытаюсь придать лицу максимально испуганный вид. Если повезет, мое сбитое сердцебиение примут за страх, а не за ложь. Наверх идет Лиам, и тогда у меня остаются считанные секунды.  — Что теперь со мной? — спрашиваю я, глядя на Криса. Мне удается сделать пару шагов вперед, а потом я резко отшатываюсь на месте, взглянув в окно. Все, смотрящие на меня, тоже переводят глаза на окно, и тут, практически чувствуя, как Лиам в спальне набирает воздуха в легкие, чтобы крикнуть, я подаюсь вперед и, безумно надеясь, что не промахнусь, смахиваю со стола шкатулку, открывая ее. Мелодии еще нет, но все, кроме Криса и Стайлза, мгновенно замирают, словно застигнутые дикой болью, а уже через пару секунд начинаются дикий рев и крики, которые я слышу, уже хлопнув входной дверью. Несусь к машине, на бегу хватая сумку и совершенно не чувствуя, как она бьется по коленям, а заодно, как впивается в локоть острый угол распахнутой шкатулки. Влетая в машину, я кидаю все, куда попало, параллельно заводя мотор, и уже краем глаза вижу, как распахивается дверь и на улицу высыпает вся Стая — озверевшая, дикая, подгоняемая охрипшим кличем банши. Мне так страшно, что я сдуру газую, едва не врезаюсь в машину впереди, но потом, когда чудом удается вывернуть на дорогу, вжимаю педаль до упора, не задумываясь о том, что на дороге полно автомобилей. Я едва вписываюсь в поворот, и тогда шкатулка с громким хлопком закрывается, оборвав мелодию. Я знаю, что это сущий идиотизм, и, если на то пошло, стоило просто спуститься из окна и уехать или вообще решить дело миром. Они могли бы отпустить меня. А могли бы и нет. И шкатулку мою они могли бы оставить себе. Точно бы оставили. А это уже слишком. Оставить ее в чужих руках оказалось выше моих сил. Родители бы никогда не одобрили подобное безрассудство. Они бы сказали, что это — просто вещь. Это просто последняя их вещь, уцелевшая во время пожара. И это мне решать, насколько она ценна. А если мама и отец не успели объяснить мне какую-то важную истину, не позволяющую поступать так, как поступила я… Что же, им, возможно, стоило подзадержаться в этой чертовой жизни! Я снова выжимаю педаль в пол, не слыша уже ничего, кроме свиста ветра в ушах. Прочь, прочь из гребаного Бэкон-Хиллза.