***
Около восьми часов вечера я почувствовала неодолимую сонливость. Ужинать совершенно не хотелось, и я отправилась в свою спальню. Сил хватило только на то чтобы дотащиться до кровати и упасть на подушку. Я даже не стала переодеваться, так и уснула в том же платье, в котором ходила днем. Вновь этот разливающийся по жилам холод и колющая боль, словно в мою грудь впилась острая ледяная игла. Меня поглотило черное тягучее забвение и не отпускало до самого утра. Я открыла глаза, не понимая, где я нахожусь. Не знаю, что именно мне снилось, но я почему-то думала, что нахожусь в своей старой спальне, в театре и была безмерно удивлена, увидев роскошный бордовый балдахин над своей головой. Мне потребовалось несколько минут, чтобы сообразить, что нахожусь я в замке Рауля, в Провансе, за много миль от Парижа. Как странно. Как странно все обернулось… Мне почему-то безумно хотелось пить, горло пересохло. Мне казалось, что где-то в моей груди образовалась засушливая пустыня. Кое-как подвинувшись к краю своего роскошного ложа, я схватилась руками за столбик кровати и поднялась на ноги. Кажется, на мне то же платье, что и вчера. Видимо, я уснула прямо так, не переодеваясь. Сейчас это не важно, главное – добраться до кухни и найти воду. Боже, как же я хочу пить… Медленно, невероятно медленно я пересекла комнату и вышла в коридор. Ноги отказывались мне повиноваться, каждый шаг давался с огромным трудом, я то и дело останавливалась, чтобы отдышаться. Голова немилосердно кружилась. Цепляясь руками за стены, я доковыляла до кухни. Там я заметила двух девушек-кухарок и попыталась привлечь их внимание, но не могла выдавить из себя ни слова. Я лишь привалилась к стене, дыша глубоко и часто. Одна из служанок обернулась и, заметив меня, испуганно округлила глаза и всплеснула руками: - Мадам де Шаньи! Что с вами? Вам дурно? Я молча кивнула, указав рукой в сторону графина, полного драгоценной желанной влаги. Кухарки засуетились вокруг меня, одна из них помогла мне усесться на подставленный табурет, а вторая наполнила стакан водой и подала мне. Я жадно припала к нему и, не отрываясь, осушила его до самого дна. Более менее утолив свою ужасную жажду, я почувствовала себя немного лучше. Но все равно ощущения были такими, будто в моей груди оказались раскаленные угли, которые сжигали меня изнутри. - Мадам, позвать кого-нибудь? Может, месье Луи или мадам Лавуазье? – допытывались обеспокоенные девушки. Я лишь покачала головой и, поблагодарив их вялой улыбкой, едва слышно произнесла: - Нет, никого не нужно. Просто слабость напала. Вы не видели мадемуазель Кармиллу? - Кажется, она вышла в сад. Она так любит гулять там, - неуверенно ответила одна из кухарок, испуганно переглянувшись со своей подругой. - Спасибо вам, - поблагодарила я девушек, поднимаясь на ноги. Я, все так же медленно, словно к каждой моей ноге была привязана пудовая гиря, двинулась в сторону выхода. Мне вдруг показалось совершенно необходимым увидеться с моей дорогой компаньонкой, словно какой-то невидимый магнит притягивал меня к ней. Непостижимым образом она овладела моей душой, будто опоив меня любовным колдовским снадобьем. Каким-то чудом я добралась до двойной лестницы, ведущей во внутренний двор, но ступеньки показались мне неодолимой преградой. Я не рискнула спуститься, ведь ноги совсем не слушались меня, я могла потерять равновесие и скатиться вниз, сломав себе шею. Так я и стояла, тяжело опираясь на белые мраморные перила, и жадно вдыхала прохладный воздух. У меня болела и кружилась голова, чувствовала я себя просто ужасно, но меня это почему-то мало волновало. Я лишь раз лениво подумала о том, что неплохо бы послать кого-нибудь за доктором Сурье и выяснить у него, что со мной происходит. Вдруг в глубине тенистой аллеи показалась Кармилла. Ее голубое платье ярким пятном выделялось на фоне темно-зеленой листы. Кажется, она меня заметила, потому что тут же изменила направление и направилась в мою сторону. Это хорошо, потому что сил, чтобы позвать ее, у меня не было. Красавица подошла ко мне и испуганно уставилась на мое лицо. - Кристина, дорогая, что с тобой? Ты ужасно выглядишь! – с тревогой воскликнула она. Не дожидаясь моего ответа, она подхватила меня под руку, поддерживая заботливо и осторожно, и повела в дом. Кармилла проводила меня в спальню и помогла улечься в постель. - Что же делать? Нужно послать кого-нибудь за тем врачом, месье Сурье, кажется? – растерянно произнесла она, взволнованно глядя на мое бледное лицо. Я молча кивнула в ответ. - Сейчас я отправлю кого-нибудь из слуг за доктором, а потом загляну на кухню и прикажу приготовить для тебя бульон. Тебе нужно немного поесть, ты совсем ослабела! Никуда не вставай, отдыхай, милая. Я мигом! – скороговоркой пробормотала она и поспешно вышла из комнаты. Я лежала на спине, в каком-то полузабытье. Мои открытые пустые глаза созерцали белый потолок, я периодически проваливалась в сон, дремала, словно опьяненная каким-то отравляющим мою кровь зельем. Не знаю, сколько времени прошло с тех пор, как Кармилла ушла, мне показалось, что целая вечность, в моем воспаленном неведомой болезнью мозгу секунды превращались в долгие часы. Но наконец, дверь распахнулась и, держа в руках большой поднос, вошла она. Опустив поднос на прикроватный столик красного дерева, она помогла мне приподняться и сесть. Кармилла чуть ли не с ложечки кормила меня ароматным наваристым бульоном из фарфоровой миски. Есть мне не хотелось совершенно, но вняв ее уговорам, я осилила половину тарелки и съела маленький кусочек ржаного хлеба. После этого меня еще больше потянуло в сон и я, отодвинув тарелку подальше от себя, откинулась на подушки. Кармилла заботливо укрыла меня одеялом и, взяв мою холодную ладонь в свои руки, устроилась рядом с моим ложем, сидя на стуле. Она принялась что-то мелодично напевать, ее нежный голос действовал на меня гипнотически, и я тот час погрузилась в глубокий сон.***
Проснулась я только на следующее утро, но не почувствовала себя отдохнувшей. Я не чувствовала вообще ничего, даже собственного тела, словно оно стало невесомым и призрачным и перестало мне подчиняться. Я не могла поднять руку, чтобы поправить сбившееся одеяло. Мне было холодно, очень холодно, не смотря на летнюю духоту, царящую в комнате. Стул рядом с моей постелью, на котором вчера сидела Кармилла, опустел. Она куда-то ушла. Наверное, моя подруга всю ночь просидела рядом со мной, потому что сквозь сон я слышала ее тихий убаюкивающий шепот… Когда это все началось? Когда я успела так ослабеть и все забыть? Мне казалось, что я лежу здесь уже несколько долгих недель и уже никогда не увижу голубого неба над своей головой, не почувствую дуновения легкого ночного ветра. Это какой-то страшный сон, безумное наваждение, мистический мираж… Нет, это происходит не со мной… Наверное, я умираю. Наверное, эта загадочная хворь добралась и до меня… Кармилла обещала послать за доктором. Как его зовут? Нет, не могу вспомнить… Приходил ли он? Я ничего не помню… Вдруг неожиданный проблеск света озарил мой утомленный, опустошенный ум. Прошло два дня! Сегодня должен вернуться мой муж! Ах, Рауль, мой милый Рауль… Он позаботится обо мне. Он не допустит, чтобы я умерла. Я спасена… Спасена… Я лежала, пытаясь слабыми пальцами подтянуть к себе одеяло и укутаться в него, меня бил озноб, но я ухватилась за эту мысль и, словно молитву, твердила его имя. Мой Рауль, мой муж. Мой ангел-хранитель, ты спасешь меня, ты меня не оставишь. Ты обещал… Не знаю, сколько еще я пролежала в своем полубредовом состоянии, когда дверь в мою спальню неожиданно приоткрылась и в комнату снова вошла Кармилла, моя дорогая подруга. О, как я обрадовалась! Мне надоело лежать одной, мне было страшно и тревожно, а сейчас она со мной. Красавица с нежной улыбкой подошла ко мне и, склонившись над постелью, поправила мое одеяло. Я собралась с силами и тихо спросила ее – не возвращался ли мой муж? Она отрицательно покачала головой и ее алые губы исказила какая-то презрительная усмешка, а светлые брови чуть нахмурились. Я хотела еще спросить, не посылала ли она за врачом, но она вдруг приставила свой белый пальчик к моим пересохшим губам, приказывая мне молчать. - Тсс, дорогая. Тебе нужно беречь силы. Я почти закончила, осталось совсем немножко. Не успеешь оглянуться, как выздоровеешь и похорошеешь. Ты станешь самой прекрасной лунной бабочкой и, сама пленившись однажды, станешь пленять других. Я люблю тебя, милая. Как ты хороша! Тень смерти тебе к лицу, - нежно шептала она, зачарованно глядя на меня. До меня с трудом доходил смысл ее слов. Что она такое говорит? Что она задумала? Я почувствовала, что мое сердце сковал леденящий ужас. Я молча смотрела, широко распахнув от страха глаза, в ее гипнотические кошачьи зрачки. А она улыбалась и глядела на меня с какой-то болезненной любовью и пламенным обожанием. - Ты моя, Кристина. Скоро ты станешь моей навсегда, - прошептала она, нагибаясь к моему уху. Ее жаркое дыхание щекотало мне шею, ее лицо было так близко, опасно близко! У меня перехватило дыхание, я замерла, не в силах пошевелиться, вжавшись затылком в подушку. Вдруг ее алые губы скользнули к моим приоткрытым губам, и она поцеловала меня! Горячо и нежно… А я лежала ни жива, ни мертва… Не было сил закричать, не было сил прогнать ее, это очаровательное наваждение. Я вдруг почувствовала, как из моих глаз покатились немые горькие слезы. Мне было тошно, тошно, я чувствовала себя погибающей, сгорающей изнутри в огне ее странной привязанности. Еще чуть-чуть и я начну ее ненавидеть! Что она делает?! Она заметила слезы, безудержно текущие из моих воспаленных глаз, и ласково провела ладонями по моим щекам, стирая соленую воду. - Ну-ну, милая, не нужно плакать. Скоро ты разучишься плакать, как и я. Я уже давно не плачу, - задумчиво глядя на меня, произнесла Кармилла. – Отдыхай, я навещу тебя позже. Она поднялась на ноги, плавно и грациозно, и, меланхолично улыбаясь своим потаенным мыслям, вышла за дверь. А я лежала, содрогаясь от ужаса и отвращения, глотая слезы. Я все еще чувствовала прикосновения ее горячих жадных губ. Мне было так противно и сладко одновременно… Это ужасно! Ужасно! Так не должно быть! О, Рауль, мой Рауль! Где же ты?! Я достигла апогея своего отчаяния, когда услышала стук колес по мощеной булыжником подъездной дорожке. Господи, я спасена! Это он! Должно быть, эта мысль придала мне сил, потому что я смогла медленно приподняться над подушкой и ухватиться ослабевшими руками за прикроватный столик. Я смогла подтянуть себя к краю кровати и свесить вниз ноги. Не обуваясь, в одних чулках, делая один шаг в минуту, цепляясь дрожащими пальцами за мебель, я, словно умирающий калека, отчаянно не желающий сдаваться, добралась до двери. Хорошо, что Кармилла не догадалась ее запереть и оставить меня узницей в собственной комнате… В голове билась лишь одна мысль – добраться до Рауля, увидеть его, дать ему понять, как мне плохо… Я уверена, он сможет помочь мне. Нетвердо ступая, то и дело останавливаясь, чтобы отдышаться, я доковыляла по коридору до вестибюля. Ах, где же он? Почему все еще не зашел в дом? Господи! Я почувствовала, что силы оставляют меня, и в этот момент распахнулась входная дверь и на пороге показался мой муж. На его лице застыло обеспокоенное выражение. За его плечом я заметила Кармиллу, вид у нее был скорбный, но глаза сияли каким-то злым торжеством… - Рауль… - успела выдохнуть я. Перед глазами поплыли черные точки, и я почувствовала, как теряю равновесие и начинаю заваливаться назад. Мне казалось, что я падаю в глубокую черную яму, бездну, из которой нет выхода. Ужасный театральный люк под сценой, куда мы провалились с моим обезображенным Ангелом. Кажется, Рауль успел меня подхватить, потому что последнее, что я запомнила перед тем, как в моих глазах померк свет – смертельно испуганное лицо моего мужа…***
POV Рауль Мое сердце замерло, когда я увидел ее… мою Кристину! Господи! Она стояла в дверях вестибюля, бледная, словно смерть… Она что-то неразборчиво пробормотала и начала падать назад. Я бросился к ней и успел подставить руки и подхватить ее, еще бы чуть-чуть, и она упала на мраморный пол. Боже…что с ней? Она почти не дышит, а ее ладони холоднее льда. Меня охватила паника и я начал кричать и звать доктора и слуг. На помощь мне подоспела Кармилла, за ней мадам Лавуазье, месье Луи и Бержерак. Я приказал своему слуге скорее ехать за доктором Сурье. Он испуганно кивнул и бросился исполнять мой приказ, увидев, что дело серьезно. Я осторожно прижал жену к груди, словно она была хрустальной, и понес ее в спальню. По пятам бежали мадам и Кармилла, Луи отправился на кухню, чтобы вскипятить воду и подготовиться к приезду доктора. Я уложил Кристину на смятую постель, женщины оттеснили меня и принялись хлопотать над ней. Мадам поднесла к ее лицу нюхательную соль, но она никак не отреагировала на этот раздражающий запах. Она пребывала в глубоком обмороке. Боже, да что же это?! Зачем я уехал? Зачем я оставил ее одну? Но, каких-то два дня назад она была совершенно здорова! А что, если ее поразил тот ужасный неизлечимый недуг?! Нет! Нет! Я не должен так думать! Месье Сурье наверняка сможет ей помочь! Она не умрет, моя Кристина будет жить! Она обязательно поправится, обязательно! Она не может не выздороветь! Моя милая Лотти справится! Мадам заметила, что мою бедную жену бьет озноб и укрыла ее всеми найденными в комнате одеялами. Я не знал, что мне делать, не знал, что предпринять! Я был растерян и убит свалившимся на нас несчастьем! Я только бестолково суетился вокруг Кристины и, кажется, пользы от меня не было совершенно никакой. Я и сам пребывал в бреду, до того я испугался за мою Кристину. Наконец, Кармилла, которой, видимо, надоели мои беспорядочные метания, усадила меня на стул и вручила стакан с водой, заставив выпить его и успокоиться. Тем временем, Луи и еще одна служанка, кажется, это был кто-то из кухарок, я не обратил внимания, принесли тазы со льдом и водой и чистые сухие полотенца… Я сидел, обхватив голову руками, блуждающим взглядом провожая бегающих туда и сюда людей, они все хлопотали над моей Кристиной, стараясь облегчить ее страдания, один я сидел без дела, беспомощный и совершенно растерянный… Я просто не мог осознать эту страшную мысль, что, возможно, моя жена умирает… Вскоре в комнату вбежал Бержерак, а за ним быстро, насколько позволял возраст, приковылял месье Сурье. Я тут же вцепился в лацкан его черного сюртука и принялся донимать назойливыми вопросами и умолять помочь моей бедной жене. Увидев, в каком невменяемом состоянии я нахожусь, доктор терпеливо объяснил, что ему сначала нужно осмотреть пациентку, а потом уже делать какие-то выводы, и что для этого ему нужна тишина. Он попросил Бержерака увести меня из комнаты, чтобы я не мешался, вместе со мной вышли лишние слуги. В спальне, с доктором, остались лишь Кармилла и мадам Лавуазье. Я мерил шагами коридор, не задерживаясь на одном месте дольше секунды. Ожидание было невыносимо! Каждый миг я боялся, что дверь ее комнаты распахнется и на пороге возникнет пожилой доктор, объявляя мне приговор или даруя помилование… Эта неизвестность поглощала последние крупицы моего здравого смысла. Наконец, дверь распахнулась и из нее выглянула Кармилла. Ее лицо было очень бледно и казалось каким-то застывшим и испуганным. Мое сердце пронзила острая игла отчаяния… Но она поманила меня в комнату и, когда я вошел, заперла за мной дверь. Месье Сурье, нацепив на нос пенсне, сидел на стуле рядом с кроватью моей жены и напряженно прослушивал ее дыхание стетоскопом. Его кустистые седые брови были сосредоточенно нахмурены. Заметив меня в комнате, он тяжело вздохнул и отложил свой медицинский инструмент. Он встал на ноги и подошел ко мне. Я, снедаемый тревогой, смотрел ему в глаза, пытаясь прочитать в них ответ на мучавший меня вопрос. Месье Сурье еще раз тяжко вздохнул и, положив руку мне на плечо, негромко произнес: - Крепитесь, господин виконт. Кажется, мадам де Шаньи постигла та же неизвестная болезнь, что и несчастных крестьянских девушек. Я вздрогнул и пошатнулся. Нет… Этого не может быть… Это происходит не со мной, а с кем-то другим… Кристина! Моя Кристина! - Сейчас она в обмороке, но как только придет в себя я дам ей лекарство. Я сделал ей укол, чтобы предотвратить остановку сердца. У нее малокровие и, как следствие – кислородное голодание. Дыхание очень глубокое и частое, она невероятно бледна и слаба. Я не знаю, что послужило причиной ее состояния, такое бывает лишь после серьезных ранений с большой кровопотерей, но я не заметил у нее никаких царапин, а уж тем более, открытых ран. Я ведь навещал госпожу виконтессу всего два дня назад, она была абсолютно здорова. Не представляю, что за болезнь могла за такой короткий срок лишить ее жизненной силы. Судя по ее состоянию, она потеряла, как минимум, пару литров крови. Я, с немым ужасом, застывшим на моем лице, слушал слова доктора. - Так она поправится? Она не умрет? – еле слышно спросил я. - Я надеюсь на это… Я не могу понять, из-за чего она заболела, но я думаю, если лечить ее как при кровопотере, она должна поправиться, - задумчиво погладив седую бороду, произнес доктор. У меня стало немного легче на душе, но я все равно безумно переживал за мою несчастную милую жену. Она казалась мне такой маленькой, слабой, беспомощной, дивной нежной лилией, которую подкосил ударивший ночью беспощадный мороз. Я поблагодарил месье Сурье и попросил его остаться в моем доме, чтобы Кристина денно и нощно была под присмотром доктора. Он согласился, и я попросил Кармиллу передать Луи, чтобы тот подготовил комнату для нашего гостя. Мадам Лавуазье, убедившись, что ее помощь пока тоже не требуется, покинула комнату и отправилась распорядиться насчет обеда и приготовить для Кристин особое питье, рецепт которого продиктовал ей месье Сурье. Едва мы остались с ним одни, он вдруг схватил меня за руку и необычайно резво подтащил к постели моей бедной жены. Он наклонился над ней и, чуть отодвинув одеяло, развязал ворот белой ночной рубашки, в которую ее переодели женщины, и, не успел я возмутиться, как он указал мне на крошечное красновато-синее пятнышко, напоминавшее укус насекомого. Оно располагалось над ее ключицей. - Вот, взгляните, виконт. Я не стал говорить об этом при дамах, но я обязан показать вам то, что я обнаружил при осмотре. Это единственное повреждение. Похоже на укус насекомого, не правда ли? Я молча кивнул, внимательно рассматривая этот маленький синяк, уродующий безупречную белизну ее шеи. - Так вот, мой коллега обнаружил нечто подобное на телах остальных девушек, - продолжал доктор, войдя в раж, охваченный любопытством исследователя, и не замечая моего помертвевшего лица. – Мы пока не знаем, что это, но предположили, что неизученные микробы, вызывающие этот недуг, проникают в организм с укусом какого-то насекомого, мухи, например, или комара. Но на телах других девушек они гораздо крупнее, словно их проткнули тонким шилом. Я не знаю, что это. Но, госпожа виконтесса находится в гораздо лучшем состоянии, чем те несчастные. Они, обычно, под конец второго дня были на последнем издыхании и мучились в агонии. У мадам де Шаньи есть все шансы выздороветь. - Да, хорошо, спасибо, месье Сурье, - машинально пробормотал я, присаживаясь на стул рядом с постелью моей больной жены. Я взял ее руку в свои ладони и поцеловал ее тонкие пальцы. Я не мог без слез смотреть на ее бледное личико с заострившимися чертами, на ее бескровные губы и закрытые глаза. Моя принцесса спит, всего лишь спит. Она обязательно поправится. Я все сделаю для нее.***
Прошло две недели с того момента, как этот загадочный и необъяснимый недуг поразил мою дорогую Кристину. Две недели я почти не спал, коротая ночи рядом с ее постелью, дежуря в ее комнате. Иногда, когда становилось совсем тяжко, и я чувствовал, что не могу преодолеть усталость и сонливость, меня сменяла Кармилла. Она превратилась в заботливую сиделку и неохотно делила со мной эти обязанности. Она все время старалась находиться рядом с Кристиной, и была безмерно счастлива, когда я просил ее сменить меня на моем ночном дежурстве. О, если бы я знал! Если бы я только знал тогда! Моя маленькая жена находилась в очень странном состоянии, месье Сурье никак не мог объяснить бессвязность ее мыслей, не мог сказать, почему лечение не приносит никаких результатов. Время от времени, она приходила в себя, но начинала бредить, иногда она звала кого-то или, наоборот, прогоняла, кричала что-то невразумительное, шептала что-то и улыбалась, заливаясь одиноким безумным смехом. Мне казалось, что ее разум бродит в каком-то темном и страшном лабиринте, мне казалось, что я схожу с ума вместе с ней. Но иногда у нее случались приступы ясности, тогда она узнавала меня, звала по имени и говорила, что любит. И вот, в один из таких моментов, она поделилась со мной историей из своего детства, своим ночным кошмаром о странной светловолосой женщине в ее спальне. Она попросила меня прогнать эти ужасные сны, спасти ее, помочь ей высвободиться из липкой паутины полночного бреда и поэтому я сейчас сижу в поезде, который мчит меня прочь из Авиньона в Париж, чтобы я смог найти своего заклятого врага и попросить у него помощи в этом трудном деле. Я смирил свою гордость, я отбросил прочь логику и доводы разума. Я верил ее словам, верил всем сердцем, как безумец хватался за эту призрачную надежду. Я не представлял, где я буду искать его, если подвалы под Оперой окажутся заброшенными и опустевшими. Я не представлял, что я скажу ему, если найду… Но разве у меня были какие-то другие варианты?