***
На следующее утро Рауль вместе со своим верным слугой покинули поместье, мы с Кармиллой проводили их до ворот, и смотрели вслед удаляющемуся экипажу, взметавшему за собой клубы пыли на проезжей дороге. Мне было грустно, а Кармилла, наоборот, была необычайно весела. Заметив мою печаль, подруга взяла меня за руки и с улыбкой сказала: - Не грусти, моя милая, это ведь всего лишь на пару дней. Чем дольше расставание, тем приятней встреча. Я молча кивнула, соглашаясь с ней, но все равно ничего не могла с собой поделать. Я уже начинала скучать по моему дорогому мужу. Кармилла взяла меня под руку и повлекла в сторону замка. Мы поднялись на второй этаж, она вела меня в музыкальную комнату. Оказавшись внутри, она опустилась за старый рояль и коснулась пальцами клавиш. Странно, до этого я ни разу не видела, чтобы она играла и даже не предполагала, что она так хорошо знакома с этим инструментом. Руки моей подруги легко порхали по клавишам. Она играла какой-то веселый вальс, мне он был незнаком, но музыка всегда радовала мой слух и рассеивала печаль. Она словно знала это, потому что, доиграв, принялась петь. Языка, на котором она пела, я не знала, кажется, это был немецкий, слов я не понимала, но ее голос, ее чудесный голос поразил меня в самое сердце. Я и не думала, что она так красиво поет! Я вдруг мысленно перенеслась в Париж, в Гранд Оперу, этот прекрасный дворец, в стенах которого провела столько лет, впитывая в себя ту восхитительную музыку, что дарил мне мой учитель и друг. Интересно, что бы он сказал, услышав пение Кармиллы? Ее высокий сильный голос проникал в самое сердце… Она переворачивала мне душу, заставляя погрузиться в воспоминания. Она пела так легко и непринужденно, словно всю жизнь только этим и занималась. Я была поражена и восхищена ею. Я давно уже не пела, слишком много болезненных воспоминаний было с этим связано, но я испытывала потребность прикоснуться к прекрасному, сейчас мне хотелось петь вместе с ней, вознестись в небеса и слиться с ней в этой красивой, печальной песне. Я не понимала ее слов, но сердцем чувствовала, что поет она о любви и смерти, о вечной жизни и страшной тайне. Я принялась подпевать ей, стоя рядом с роялем, снова чувствуя себя маленькой ученицей, которая тянется вслед за совершенством своего учителя. Мы вместе допели эту грустную песню, а потом она вновь заиграла веселую мелодию. Я узнала ее – это была тема из оперетты «Орфей в аду» Жака Оффенбаха. Музыка всегда имела надо мной поразительную власть, эти веселые ноты мигом стерли мою печаль и развеяли тоску. Я радостно смотрела на мою компаньонку и улыбалась. Она вдруг резко оборвала игру и быстро вышла из-за рояля, продолжая напевать мелодию. Кармилла подскочила ко мне и, схватив за руки, закружилась со мной по комнате, ведя в этом странном вальсе. Она весело улыбалась, а ее глаза лукаво смотрели на меня. Сначала я немного растерялась от ее действий, но сообразив, что она просто дурачится, решила ей подыграть. Я позволила ей кружить меня в этом нелепом веселом танце. Наконец, она, словно галантный кавалер, усадила меня в кресло и с радостным смехом упала на стоявший рядом стул. Ее звонкий смех напоминал нежный перелив серебряного колокольчика. Это веселье было заразительно, но в моей голове вдруг мелькнула какая-то печальная мысль, и дурное предчувствие вновь кольнуло сердце своим ядовитым жалом. Я мигом погрустнела и отвернулась от моей беззаботной подруги. Заметив такую разительную перемену в моем настроении, она положила руку на мое плечо и обеспокоенно поинтересовалась, хорошо ли я себя чувствую. Я немного помолчала, стараясь собраться с мыслями и сформулировать в предложения те смутные предчувствия, что меня взволновали. - Ах, милая Кармилла… Я даже и не знаю, как выразить свои чувства. Ты, должно быть, посмеешься надо мной… Но я почему-то вспомнила о тех несчастных девушках, которых сломил недуг… Ведь они тоже смеялись и беззаботно танцевали… Любили и ждали своих мужей или братьев. А сейчас их нет. И никто не может объяснить, почему так случилось! Как непредсказуема и жестока бывает жизнь! – вдруг с отчаянием воскликнула я. - Ну, тише, тише, дорогая. С чего это ты так разволновалась? – удивленно посмотрела на меня подруга. – Ты боишься смерти? – вдруг спросила она, чуть сжимая мою кисть в своих ладонях. - Да кто же ее не боится? – печально вздохнула я. - Но ведь можно умереть, как влюбленные, - умереть вместе и слиться навеки. В этом мире девушки все равно что гусеницы: потом они станут бабочками или мотыльками, но сперва надо превратиться в куколку или там, в личинку - у всех по-разному, но судьба общая. Так пишет мсье Бюффон в той большой книге, что стоит на полке в вашей библиотеке, - ответила она, впиваясь в мое лицо странным горящим взглядом. Я снова почувствовала себя смущенной. Ничего я не поняла из ее странной речи. А она, видимо, решив переменить разговор, вдруг спросила: - Ты бывала на балах? Я пожала плечами. Сложно было назвать полноценным балом тот маскарад, что проводился в вестибюле Оперы, тот, что был прерван явлением грозной Красной смерти. Ах, снова я вспомнила об этом… Снова вспомнила того, кого вспоминать не хотелось… Но Кармилла, словно и не заметив моего погрустневшего взгляда, продолжала: - А я вот бывала. Но так давно, что с трудом припоминаю. Ну, точно пловец ныряет и смотрит из глубины сквозь зыбкую прозрачную толщу. Однажды ночью жизнь замутилась, и поблекли все цвета. Убили меня или нет, не знаю, но ранили, ранили сюда, - она показала на грудь, - и с тех пор я стала другая. Я в удивлении подняла на нее глаза и спросила: - Что ты такое говоришь? Неужели тебя ранили и ты умирала? - Да, умирала: любовь жестока. Любовь требует жертв. Жертвы требуют крови. Что за жертва без крови? – меланхолично улыбаясь, спросила она. Ее голубые глаза вдруг показались мне удивительно пустыми и мертвыми. Господи, что же с ней произошло, если она говорит такие странные и жуткие вещи? Когда она успела все это пережить, ведь, насколько я знаю, она моя ровесница? Ей тоже семнадцать лет… Но, с другой стороны, того, что случилось со мной всего несколько месяцев назад, хватило бы на большой остросюжетный роман… Так что не мне сомневаться в ее словах.***
Коротая время до визита месье Сурье, мы с Кармиллой не возвращались к теме нашего дневного разговора. Доктор немного задержался в пути и прибыл только вечером. Я настояла на том, чтоб он составил нам компанию за ужином. Мы с Кармиллой не удержались от любопытства и засыпали месье своими вопросами о той непонятной болезни, что свирепствовала в наших краях. Я рассказала то, что услышала от бродячего торговца, но месье Сурье лишь посмеялся над этим глупым суеверием. Пожилой доктор порекомендовал мне поменьше волноваться и не принимать всерьёз поверья о загадочной хвори. После ужина, мы попрощались с этим милым вежливым человеком. Мне очень нравился общительный и тактичный седобородый врач, мы с ним прекрасно ладили и он всегда был желанным гостем в нашем доме. Следуя его советам о том, что полноценный сон – это залог хорошего здоровья, я отправилась в свою спальню, едва часы пробили одиннадцать. Кармилла, как обычно, проводила меня до порога комнаты и, пожелав доброй ночи, поднялась к себе. Я переоделась в ночную сорочку и забралась в постель. Мною снова овладела непонятная грусть и тоска. Я скучала по моему дорогому мужу и старалась поскорее забыться сном, ведь во сне время летит незаметно, приближая мгновение нашей встречи. Он должен вернуться послезавтра. Я лежала в постели, стараясь ни о чем не думать и избавить свой ум от раздражающих назойливых воспоминаний, которые вновь увлекали меня в Париж, в Оперу, к моему покинутому Ангелу. Почему-то перед сном я всегда его вспоминала и ничего не могла поделать с этим наважденьем. Болью отзывалась в сердце наша последняя встреча, я навсегда запомнила тот взгляд, которым он провожал меня, когда я вернулась, чтобы отдать ему кольцо. Мое сердце разрывалось от жалости, моя душа стенала от скорби, но я знала, что делаю правильный выбор. Я никогда не любила его так, как он любил меня. Он был моим другом, учителем, отцом, кем угодно, но не возлюбленным, не мужем. Надеюсь, что он уже понял это и простил меня. Это не было предательством, я поступила так, как должна была. Рано или поздно, та пелена ревности и страсти, что застилала ему глаза, спала бы, и он разочаровался в своих иллюзиях относительно нашей семейной жизни, если бы я осталась с ним. Это было бы во много раз хуже той боли, которую я ему причинила, покидая его подземный дом с моим любимым Раулем. Сейчас я отчетливо понимаю все это, у меня было много времени, чтобы спокойно все обдумать. И я не жалела, я ни на секунду не пожалела о моем выборе. Я любила Рауля всем сердцем, и он любил меня. Но я все равно с горечью и благодарностью вспоминала моего Ангела… Я ведь даже не знаю его имени. Жив ли он? Надеюсь, что да. Он ведь Ангел… Он Призрак… Мои веки тяжелели, я чувствовала, как на меня наваливается тяжелая свинцовая дремота. Медленный парализующий яд растекается по моим жилам, и мои мысли путаются, знакомые лица искажаются, принимают иные формы и какие-то фантасмагорические воплощения. Картинки, словно в волшебном калейдоскопе, сменяют друг друга. Почему-то образ моего учителя исказился, уменьшился и посветлел. Его серо-зеленые глаза превратились в томные голубые глаза моей подруги. Ангел растворялся во мраке, и на его месте появлялась Кармилла. Мне привиделось, что она стоит у моего ложа в белом кружевном платье, с распущенными по плечам длинными волосами, и пристально смотрит на меня своими странными глазами, пылающими призрачным кошачьим огнем. Ее алые губы шевелятся, она едва слышно шепчет, неотрывно глядя на меня: - Ты моя, ты будешь моей. Мы должны принести эту жертву нашей любви. Мы будем с тобой едины, мы сольемся в одно. Я жива тобою, и ты умрешь ради меня, ради моей любви. Не бывает бескровных жертв. Мои отяжелевшие веки сомкнулись, я не могла сопротивляться этому убаюкивающему шепоту, этой тяжелой зыбкой пелене, сковавшей мой усталый рассудок. Я спала, спала, словно в беспамятстве, словно провалилась в глубокий темный колодец, из которого не видно выхода. Вдруг, сквозь сон я почувствовала, как острая боль пронзила мою грудь, и на меня повеяло леденящим замогильным холодом. Я хотела закричать, но не могла издать ни звука, словно меня настигла внезапная немота. Не знаю, каким чудом, но мне удалось приподнять голову. Я открыла глаза и дернулась. Мне показалось, что с моей груди сползла какая-то угольно-черная тень и стекла мне в ноги. Я, все еще стараясь отличить сон от яви, резко села на кровати и расширенными от ужаса глазами вглядывалась во тьму. Меня мелко трясло от страха. Руки и ноги словно занемели и наполнились свинцом, я не могла пошевелиться, только сидела и тупо смотрела в то место, куда, как мне показалось, уползла черная тень. Внезапная спасительная мысль мелькнула в моем парализованном страхом мозгу. Амулет! Я должна приколоть амулет к подушке, как сказал тот цыган! Мне было невероятно страшно, но я ухватилась за эту идею как хватается утопающий за спасательный круг. Я нашла в себе силы придвинуться к краю кровати и свесить ноги вниз. Каждую секунду я ждала, что меня кто-нибудь схватит за голые лодыжки, что-то страшное и неумолимое, чудовище из моих ночных кошмаров, затаившееся под кроватью. Нервы были натянуты словно струны. Я метнулась к гардеробу, куда повесила платье, в котором ходила днем, и поспешно распахнула дверцы. Мои дрожащие пальцы отказывались мне повиноваться, но я умудрилась нашарить в кармане тот магический оберег. Я зажала его в ладони. Мне показалось, или позади себя я услышала какой-то разочарованный вздох? Да нет же, скорее всего, это мой донельзя взбудораженный ум сыграл со мной злую шутку. Я отвернулась от шкафа и бросилась к кровати. Словно ребенок, я заскочила на постель и с головой накрылась одеялом. Я сжимала мой амулет в руке, а руку прижала к груди. Я чувствовала, как неистово бьется мое сердце. Мой обострившийся слух улавливал каждый шорох в ночи. Но все было спокойно, лишь привычные звуки старого замка. Кажется, опасность – реальная или только привидевшаяся мне, миновала. Постепенно, я стала успокаиваться, накопившаяся усталость брала свое. Я снова почувствовала, как проваливаюсь в сон, но, на сей раз он не казался мне таким тягучим и навеянным, как предыдущий. Я спала очень чутко, открывая глаза от каждого подозрительного шороха. Но больше никто не стремился потревожить меня этой ночью.***
На следующее утро проснулась довольно поздно и еще пролежала с полчаса в постели, вспоминая свой кошмарный сон. Я не могла воссоздать в памяти конкретный образ того, что меня напугало, я лишь помнила то неприятное ощущение парализующего страха и отголосок боли где-то в области ключиц. В моей ладони почему-то был зажат амулет, который вчера мне подарил тот странствующий торговец. Интересно, зачем я взяла его с собой в постель? Я точно засыпала без него и не могла вспомнить, как вставала за ним. У меня не было аппетита, я чувствовала себя подавленной и разбитой, но я заставила себя подняться с постели, переодеться и спуститься в столовую. Слуги подали мне завтрак, я ковырялась ложечкой в своей тарелке, поджидая свою подругу. Но она еще не спускалась из спальни и вряд ли спустится раньше полудня. Что ж, придется завтракать в одиночестве. Я заставила себя выпить чашечку кофе со сливками, чтобы хоть немного взбодриться, и съесть половинку круассана с ягодным джемом. На этом я закончила свой завтрак и отправилась на второй этаж, в библиотеку. Там я думала скоротать время до пробуждения Кармиллы. Я специально оставила дверь открытой, чтобы увидеть ее, когда она будет проходить мимо по коридору, чтобы спуститься вниз. Я взяла с полки недочитанную книгу – какой-то нелепый любовный роман, он помогал мне отвлечься, читая, я могла думать о своем, и уютно устроилась в глубоком кресле, стоящем напротив открытой двери. Я поминутно отрывала взгляд от печатных строчек и поджидала Кармиллу. Наконец, я ее заметила. Она вышла из комнаты в своем легком утреннем платье, похожая на белого хрупкого мотылька. Я окликнула ее, когда она направилась в сторону лестницы. Заметив меня, она вяло улыбнулась и медленно двинулась ко мне. Мне показалось, что она выглядит какой-то бледной и нездоровой. Ее обычный румянец пропал, а под глазами появились легкие синеватые тени. Я забеспокоилась и спросила ее о самочувствии. Она пожала плечами и одарила меня томным взглядом: - Не знаю. Мной овладела какая-то апатия и слабость. Я еле заставила себя встать и одеться. Сил совсем нет… Еще и дышать тяжело, - пожаловалась она, прикладывая руку к груди. – Полночи проворочалась, мне все казалось, что меня кто-то душит… Я испуганно посмотрела на нее и воскликнула: - Кармилла, милая! Я сейчас же отправлю кого-нибудь за доктором Сурье! Вдруг это тот страшный недуг?! - О нет, нет. Я не доверяю докторам, они ничего не знают, и помочь не смогут, - запротестовала она. Но, я взглянула ей в глаза и заметила потаенный страх. Бедняжка! Я схватила ее за руки и усадила в кресло. Только я протянула руку к маленькому колокольчику для вызова слуг, как она вдруг перехватила мою кисть, и отчаянно глядя на меня, горячо прошептала: - Не нужно, не нужно, я с детства боюсь докторов и никогда не видела от них толку. Милая моя, я вовсе не заболела, просто слабость напала. Это со мной бывает, сил у меня не много, я быстро утомляюсь. Трехлетний ребенок и тот выносливей меня. Лучше сядь со мной рядом, да держи меня за руку… Я, испуганная ее нервным состоянием, поспешно присела рядом с ней и исполнила ее просьбу. Я держала ее ладони в своих руках, и они показались мне ледяными, словно жизнь ушла из нее и она обратилась в мраморную статую. - А ты бы грустила, если бы я умерла? – вдруг спросила меня Кармилла, впиваясь в мои глаза горящим взглядом. Я вздрогнула и покачала головой: - Не говори так, Кармилла! Этого не случится! Она рассеянно улыбнулась и вздохнула. - Я не доверяю врачам, они никогда ничем не могут помочь. Они даже не знают, что это за неведомая болезнь… Я, того и гляди, начну верить в байки того предприимчивого бродяги, - печально произнесла она и устало откинулась на спинку кресла. – Надо было последовать твоему примеру и купить этот амулет. - Но, ведь у меня он есть! Я отдам его тебе, если хочешь! – с горячностью воскликнула я. Мне было больно видеть ее такой печальной и меланхоличной, она словно и вправду чувствовала приближение скорой смерти. Я так хотела ей помочь! - Но он же твой… Как же ты сама останешься без защиты? – ласково глядя на меня, спросила Кармилла. - Тебе он нужнее. Сиди здесь, сейчас я его принесу! – воскликнула я, порывисто подскочив на ноги. Я выбежала в коридор и метнулась вниз по лестнице в свою спальню. Утром я оставила амулет под подушкой и сейчас, запустив под одеяло руку, нашарила его там. Я зажала его в ладони и побежала обратно. Кармилла дожидалась меня на том же месте и в том же положении, в каком я ее и оставила. Я отдала ей талисман, и она с благодарной улыбкой тут же спрятала его в карман своего белого платья. После этого она как будто немного повеселела и оживилась. - Идем, милая. Пройдемся по саду. Я чувствую, что свежий воздух будет мне полезен.