По Принципу Мечты.

Мы были где-то между Уильямспортом и Янгстауном. До последнего оставалось около ста - стадесяти километров, а нашей следующей целью являлся Эри - относительно небольшой городок на берегу озера Эри, куда я планировал добраться примерно к девяти утра. Фрэнк сказал, что у него есть друг в поселке неподалеку и мы сможем остановиться там для отдыха. Парень сидел справа от меня и болтал без умолку: о том, как ему нравится музыка, восход солнца ранним утром, чипсы с сырным вкусом и ощущение сильных порывов ветра в своих волосах; о том, почему он ушел из дома в свои неполные двадцать лет; о том, что заставляет его жить и двигаться дальше. Он очень просто объяснил свой клокочущий бунтарский дух: "Куда ни посмотри - боль, отчаяние, постоянная ненависть и правила, выполняющие роль сплошных, непробиваемых стен. Я не хотел всю оставшуюся жизнь чувствовать себя загнанным в угол. Я сильнее этого". Мне показалось, будто из меня выбили воздух. Я спросил Фрэнка, почему он поехал со мной, а он с по-детски наивной улыбкой сказал: "Мне показалось, что так должно быть". Больше мне было не о чем спрашивать. Мы разделили несколько пачек чипсов на двоих и громко смеялись, выдувая пузыри из сладкой жевательной резинки; в рюкзаке Фрэнка их оказалось больше двадцати. В общем-то, весь его рюкзак был наполнен едой, исключая, разве что, несколько сменных рубашек и футболок, а так же запасной пары джинсов. Его гитара удобно расположилась на диване, куда я собирался поместить на ночевку самого Фрэнка, так как кровать в конце трейлера была занята мной. Какую-то часть этой ночи мы провели, заново знакомясь друг с другом. Стоило только миновать Янгстаун, как Фрэнк уснул. Уже подъезжая к Эри, я оставил авто. Выпил газировки, вышел наружу и закурил. Было около семи утра; уже яркий солнечный освещал меня, трейлер и темно-серую полосу дороги, уходящую вдаль. Вокруг недвижно стояли деревья. Я всматривался в густую чащу и находил в той темноте что-то зловеще-таинственное, пугающее, притягательное и неизвестное. Легкий утренний бриз заставил кроны зашуметь. Я долго стоял, смотря куда-то перед собой, пока характерный щелчок не заставил меня отвлечься. - Я думал, ты спишь. Фрэнк улыбнулся, держа Полароид в одной руке, другой пытаясь высушить получившийся снимок посредством сильной встряски. Он взглянул на сделанный кадр и практически сразу протянул его мне. Я взял фото и ощутил теплоту бумаги кончиками пальцев; Фрэнк запечатлел меня в профиль, как раз в тот момент, когда сигаретный дым вылетал из моих приоткрытых губ. - Как тебе? - спросил он, немного приближаясь, чтобы заглянуть через мое плечо. - Выглядит неплохо. - Я сохраню этот снимок, если позволишь... Вытащив из моих рук фотографию, Фрэнк открыл черный маркер и сделал пометку внизу, гласящую: "Джерард в 7:02. Чертовски загадочный". Это заставило меня смутиться, не понимая, почему он решил написать именно так, но слова как некстати застряли в горле. - Надолго привал? - Нам нужно позавтракать, - потухшая сигарета вывалилась из моей руки; Фрэнк проследил траекторию ее падения. Он кивнул и возвратился в трейлер. * * * Днем Фрэнк познакомил меня с Робертом и его семьей. До этой встречи он рассказал мне немного об этих людях и я знал, что каждое лето они приезжают сюда, на полуостров, в свой небольшой домик в трех минутах ходьбы от песчаного берега. Фрэнк учился с Бобом в средних классах и второй неоднократно приглашал его навестить их семейство летом, поэтому наш визит оказался ожидаем. Мы пообедали вместе; сидели за одним столом, поначалу немного смущаясь друг друга, но впоследствии беседуя, как старые знакомые. Роберт оказался очень похожим на Фрэнка. После обеда мы все разошлись по комнатам. Для меня и Фрэнка семейство Брайров выделило небольшую спальню с двумя кроватями, одна из которых занимала почетное место у окна и поэтому сразу оказалась занятой моим соседом. Мы проспали до самого вечера. Ближе к пяти часам, когда солнечные лучи все еще ярко освещают мир вокруг, а воздух накален до предела и наполнен целой смесью сладостных летних ароматов, я вышел из дома на веранду чтобы закурить. Отовсюду слышится пение птиц, смешанное с незатейливым стрекотанием насекомых, и за этой летней симфонией я не заметил, как оказался не один. Мистер Брайар мягко опустился в кресло-качалку позади меня, почти у самой стены дома и с шелестом достал газету, попутно надевая очки. - Значит, - негромко начал он, улыбаясь мне. - вы, молодой человек, путешественник? Я помнил, как обмолвился об этом за дневной трапезой и кивнул мужчине, затянувшись сигаретным дымом. - Это хорошо. У молодых людей должны быть определенные цели в жизни... Мы столкнулись взглядами. - ... И какие же цели у Вас? Листья затрепетали на ветру. - У меня нет цели, - откровенно признался я. - У всех есть цель, молодой человек. Если ее нет - значит, вы либо не хотите признавать ее наличие, либо вы мертвы. - Тогда, возможно, я погиб слишком давно. Мистер Брайар сдавленно засмеялся, пребывая в восторге от моего саркастичного ответа. Я, однако, не нашел в этом ничего веселого, поэтому продолжал курить, опершись на ограду веранды руками. - Вы умны настолько, насколько глупы, Джерард. Ваша цель здесь, - он указал пальцем на свою голову. - в вашем мозгу. Она настолько явна, что вы отказываетесь в нее верить. Перед тем, как из дома вышли Роберт и Фрэнк, мистер Брайар сказал мне: "Начинайте жить, молодой человек. У Вас впереди несколько десятилетий, они достойны того, чтобы быть лучшими в истории". Мы с парнями отправились на берег, чтобы искупаться. Боб сказал, что сейчас вода нагрелась достаточно и у нас есть как минимум пару часов прежде, чем водоем начнет остывать. Раздеваясь, неподалеку я приметил старую лодку; она была привязана веревкой к маленькому деревянному пирсу, покосившемуся и обросшему мхом за те долгие годы, что он тут стоял. Не было ни высоких зарослей камыша, ни густой тины, ни даже зеленеющих водорослей благодаря сильному течению, которое заставляло волны с бешеной силой выходить на берег и резво скатываться обратно, пока на их место приходили новые. На несколько минут я отдался умиротворяющему плеску воды и замер, то ли наслаждаясь здешним теплым воздухом, то ли не зная, где оставить свою одежду. - Давай же, Джерард! - крикнул мне Фрэнк, шумно забегая в воду вместе с Робертом. Благодаря парням вода взбушевалась на мгновенье до того, как они оба, сопровождаемые собственным смехом, ушли под толщу с головой. Решившись, я прошел чуть дальше, и, когда почувствовал прохладу влаги на своих ногах, остановился. Примерно в этот момент я увидел сначала Фрэнка, а затем и Боба, вынырнувших так резко, что повсюду разлетелись сотни брызг и меня окропило ими чертовски отрезвляюще, достаточно, чтобы я моментально покрылся мурашками. - Почему ты не заходишь? Я взглянул на Фрэнка. Он стоял по пояс в воде, пытаясь пригладить свои отросшие темные волосы, пока с него потоком струилась прозрачная жидкость. Невольно отметив его прекрасное для подростка телосложение, я перевел взгляд на Роберта, вытирающего лицо ладонями. - Тут... Не слишком тепло. В ответ на мои слова Фрэнк многозначительно закатил глаза и они с Бобом переглянулись, замышляя что-то недоброе: - Хочешь, чтобы мы помогли тебе? - Нет. Я живо оценил свои шансы остаться если не сухим, то хотя бы стать мокрым по своему желанию - улыбки парней не предвещали ничего хорошего и я решил идти дальше в воду, преодолевая желание вернуться на теплый песок и закутаться в не менее теплое махровое полотенце, которое одолжила мне мисс Брайар. В первые секунды я не чувствовал ничего, кроме обжигающей прохлады и свежего ветра, только усугубляющего ситуацию, но, в конце концов, я привык к этому. - Ныряй же, - скомандовал Фрэнк. Послушавшись его совета, я закрыл глаза и ушел под воду так быстро, что остро ощутил смыкающуюся над собой ее плотность. Озеро поглотило меня сразу - в какой-то момент стало по-настоящему холодно, однако, я проигнорировал это навязчивое ощущение, заставляя себя задержаться внутри так долго, как только мог. Только когда мои легкие сжало от недостатка кислорода, я выпрямился, оказываясь над поверхностью воды и избавляясь от ее остатков на моем лице. Первым, что я увидел, открыв глаза, был Фрэнк - как обычно слишком счастливый, слишком довольный, слишком живой. Он смотрел на меня, улыбаясь, и в его глазах я прочитал совершенно искреннюю похвалу за мою маленькую победу над собой. Спустя сорок минут мы лежали на берегу, абсолютно обессиленные и мокрые, говоря о пустяковых вещах на подобии того, почему небо голубое, а моря бывают черными и синими, пока трава испокон веков остается зеленой, освещаемая вечно желтым солнцем. Я испытывал жгучее желание запечатлеть великолепие происходящего вокруг, начиная от старых деревьев с огромной зеленеющей кроной над нашими головами и заканчивая беззаботными выражениями лиц своих товарищей, уставившихся куда-то в облака. После ужина с семьей Брайаров мы, уже привычной компанией, отправились на недолгую охоту за фотографиями. Разнообразностью пейзажей здешняя местность не отличалась, но от этого была не менее живописной. По счастливой случайности или благодаря прекрасной адаптации Боба нам удалось встретить здесь некоторых представителей фауны: относительно небольшое стадо овец, мирно пощипывающих короткую траву почти у самого берега озера; компанию белок, охотно принимающих с наших рук дары в виде разнообразных орехов, которые нас заставил прихватить Роберт из дома его семьи; огромную стаю маленьких, но действительно громких птиц, соответственно, их было сложно увидеть, но крайне легко услышать. Непосредственно в фотографировании Брайар младший участие не принимал, он скорее выступал в роли гида и за прекрасное выполнение этой роли я и Фрэнк должны были поблагодарить его от чистого сердца. - Улыбнись же, Джерард, - в очередной раз фотографируя меня на свой Полароид, просит Фрэнк. Повинуясь, я растягиваю губы не то что натянуто и неискренне, но немного напряженно, чувствуя относительную неловкость по поводу обращенного ко мне внимания со стороны обоих парней. Фрэнк, дождавшись, пока последний кадр высох достаточно, нажимает на кнопку еще раз, теперь уже захватывая в объектив Боба, сидящего в траве у толстого, ветвистого дерева, с большим старанием плетя венок из маленьких голубых цветов. Мимические морщины на его юном лице несомненно говорят об абсолютной сосредоточенности юноши, поэтому он даже не замечает, как оказывается запечатленным на бумаге. С минуту Фрэнк рассматривает оба получившихся снимка, после чего отправляет их в задний карман своих потертых джинсов к остальным фотографиям и присаживается рядом с Бобом, опираясь спиной на его плечо. Он блаженно прикрывает глаза, складывая руки на груди, пока Роберт заканчивает со своим произведением искусства и, аккуратно извернувшись, надевает толстый зеленый венок с ярко-голубыми вкраплениями на голову сидящего рядом друга. Я пока что наблюдаю за ними издалека, восседая на скрученной, низко опущенной ветви очередного дерева, попутно отправляя фото происходящего на почту Майки. Он не получал от меня известий с самого утра и наверняка будет рад увидеть картину, раскинувшуюся предо мной, хоть на экране своего мобильного. В конце концов я убираю телефон в карман, снова возвращаясь к созерцанию происходящего. Роберт и Фрэнк выглядят так умиротворенно, просто лежа на земле, пока на голове одного из них зеленеет пучок травы с голубыми цветами и это кажется мне невероятным настолько, что стоит вдуматься в увиденное, как оно мгновенно перестает казаться реальным. Я решаю не мучить себя размышлениями о том, какой внутренний порыв может заставить человека за пару часов измениться до неузнаваемости. Спокойствие накатывает на меня волнами, как волны, шумящие всего в нескольких десятков метров от нас, пока раскаленный днем ветер приподнимает края футболки, приятно щекоча кожу. Мне вдруг нестерпимо хочется пить; я рефлекторно сглатываю, стараясь унять сухость в горле, а в этот момент мимо меня проходят несколько овец, после чего ложатся рядом с деревом, где до сих пор сидели Боб и Фрэнк. Оба парня открывают глаза и с улыбками осматривают белоснежных овечек, развалившихся вокруг них. Я отмечаю по себя, что они похожи на пушистые облака, спустившиеся на землю. Рука Фрэнка опускается на одну из овечек. Он ведет ладонь по ее шерсти, пока его улыбка становится все шире с каждой секундой. - Джерард, иди сюда. Потрогай их. Я спрыгиваю с ветки, подхожу ближе, переступаю через "облако" и опускаюсь рядом с Фрэнком, немного его потеснив. Он с готовностью отодвигается, предоставляя мне возможность погладить лежащую перед нами овечку. На ощупь ее шерсть кажется похожей на слипшуюся от жары сладкую вату, однако, после прикосновения мои пальцы не оказываются смазаны клубничным сиропом. С осторожностью надавливая чуть сильнее, я чувствую, как моя ладонь проваливается в ощутимую мягкость раскинувшегося на траве "облака". - Ты улыбаешься, - вдруг замечает Фрэнк, так же проводя рукой по спине животного. Мы смотрим друг на друга какое-то время и все, о чем я могу думать, это: "... Но не так, как это можешь делать ты". * * * Когда солнце приобретает все оттенки оранжевого, я, Роберт и Фрэнк, уходим домой. Там нас уже ждут старшие Брайары, сидящие у камина, пока мистер по своему обыкновению заинтересованно листает большие листья газеты, а миссис вяжет нечто, похожее на красновато-коричневый свитер. Мы трое приземляемся прямо на полу в гостиной, тут же принимая участие в разговоре, который начинает мистер Брайар, отвлекаясь от чтения. - Итак, Вам понравилась прогулка? - спрашивает мужчина. - Очень! - воодушевленно отвечает ему Фрэнк, растягиваясь на теплом ковре. - Боб показал нам здешнюю рощу недалеко от вашего дома. Там очень красиво. Роберт с весьма самодовольным видом кивает, подтверждая его слова. - Вы сделали фотографии, как планировали? - Разумеется. - Могу я взглянуть на них? - осторожно интересуется миссис Брайар. Фрэнк не имеет права отказать этой милой женщине и, вытащив из кармана джинсов около шести кадров, протягивает их ей; миссис откладывает вязание, принимая небольшие клочки плотной бумаги и внимательно всматривается в них. - У тебя определенно есть талант к фотографии, Фрэнки, - замечает она. Тот неопределенно пожимает плечами, в тусклом свете почти незаметно заливаясь румянцем. Я замечаю это, только потому что смотрю на него уже несколько минут. В конце концов Фрэнк снова забирает сделанные фото, устраивается поудобнее на полу и принимается делать пометки на каждом листе. Кадр, где Боб плетет венок из голубых цветов, он называет: "Роберт в естественной среде обитания"; следующие, где он висит на дереве или прячется в высокой траве, получают то же самое наименование, однако, с пометками в виде цифр. Чтобы лучше видеть, я подвигаюсь немного ближе к Фрэнку и вдруг вижу на очередной фотографии самого себя с действительно нервной улыбкой, что заставляет меня немного смутиться своего нелепого вида. Как только маркер Фрэнка приближается к белой полосе под снимком, я резко останавливаю его руку и тот смотрит на меня отчасти испуганно, через пару секунд понимая, что побудило меня это сделать: - Тебе не нравится это фото? Я отрицательно качаю головой, чувствуя, как сильно напряжены лицевые мышцы. Фрэнк ухмыляется, с осторожностью отводя мою руку и смотрит на меня, как на ребенка: - Я думаю, ты выглядишь отлично. Это действительно хороший кадр, который автоматически является лучшим, потому что на нем настоящий ты. Понимаешь? Больше не говоря ни слова, я самостоятельно убираю руку, одновременно поражаясь тому, какое влияние оказывает на меня этот парень. Что-то невероятной силы клокочет в области моей диафрагмы, пока Фрэнк смотрит на меня с такой неподдельной улыбкой, что я не могу позволить себе не верить ему. Происходящее кажется странным хотя бы потому, что на нас никто не обращает внимания, занимаясь своими делами: мистер читает газету, миссис вяжет свитер, а младший спит, опершись спиной на кресло, где сидит его мать. На долю секунды в моей голове проносится мысль, что я прожил половину своей жизни, ища ту, которую видел сейчас перед собой. Так много лет, проведенных в немом смирении со своей судьбой человека, просто-напросто не имеющего времени на личную жизнь, вгрызлись в мое сознание намертво, как злосчастная привычка избавляться от постоянного стресса путем выкуривания нечеловеческого количества сигарет, и теперь, при одной только мысли о влюбленности, создании семьи, я больше не испытывал мучительного головокружения, смешанного с отвращением и толикой скрытой зависти. - Фрэнк, - обращаюсь я к нему, явно ощущая, как бешено от волнения пульсирует кровь в каждом моем сосуде. - для чего должен жить человек? - Для счастья. - не задумываясь отвечает он и добавляет, спустя секунду: - Но у каждого оно свое. Это пульсирует в моей голове, точно попадая в ритм сердца. "Счастье" - звук отлетает от стен моей черепной коробки, грозясь разорвать голову, пока я пытаюсь уложить в мыслях только то, что снизошло на меня, как озарение: "Я уже на пути к своему".