Высокая цена

17 ноября Сегодня произошёл ещё более неприятный случай: ночью кто-то устроил пожар в комнате с рисунками Вильгельма Лайднера, забравшись туда со двора через разбитое окно. Внутри был настоящий разгром: всё было перевёрнуто, сломано, картины и мольберт – сожжены. В двух соседних комнатах – такая же обстановка. Но все дети, с которыми была проведена беседа, утверждают, что спали и ничего не слышали. Никто не знает наверняка, все ли были на месте в ту ночь. Это должен быть кто-то из воспитанников, постороннему человеку трудно было бы ориентироваться на территории приюта, тем более, что становится очевидно: уничтожить хотели именно картины, всё остальное – лишь маскарад. 21 ноября Прошлой ночью гораздо худшее произошло уже с самим Вильгельмом: под покровом ночной темноты ему на голову вылили баночку зелёной краски и высыпали сверху горсть пуха из распоротой подушки. Проснувшись, мальчик закричал, но пока на его крик прибежал дежурный преподаватель – тогда дежурил господин Мюллер – то злоумышленник уже успел добраться до своей кровати и лечь, никем не замеченный, так как ночь была безлунная, и никто спросонок ничего не понял. Ах, почему же меня там не было и я узнал обо всём лишь утром?! Теперь я точно уверен: это сделал Вайс! Кроме него, ни у кого нет причин ненавидеть Лайднера – гораздо более талантливого и благородного мальчика, к общению с которым постепенно стали тянуться многие из других ребят, особенно Каролина. Я втайне от других преподавателей решил посмотреть, пока дети были в столовой, на месте ли подушка Вайса. Да, его подушка не исчезла, пропала другая – из кладовки. Этот маленький бес хитёр: он предугадал, что его легко могут вычислить, и использовал для своей гадкой задумки пух из той подушки, которая ему не принадлежала. Мне пришла в голову идея: что если попытаться заманить Вайса в ловушку, чтобы раскрыть его? Для этого я во всеуслышание объявлю, что Лайднер будет рисовать в моём кабинете и все рисунки будут храниться там под замком. Мы с герром Мюллером и герром Шульцем по очереди будем каждую ночь тайно наблюдать за моим кабинетом, и если Вайс предпримет попытку туда пробраться, то мы поймаем его. 29 ноября Наш замысел не привёл ни к чему: Клаус, вероятно, догадался о том, что его могут поймать, и не проявляет ни малейшей заинтересованности касательно моего кабинета и его содержимого. Мы напрасно прождали целую неделю – но он так и не появился. Вайс стал старательнее учиться, что приятно обнадёживает меня: может, теперь этот странный парнишка заживёт нормальной жизнью, без диких выходок? В свободное время он пропадает в саду, скрываясь от посторонних глаз. Важно: Каролина случайно проболталась, что посреди кустов форсайтии Клаус соорудил себе нечто вроде шалаша, используя в качестве строительного материала множество сухих ветвей, и украсил его внутри засушенными хризантемами, булыжниками и старыми занавесками, которые уборщица уже хотела выбросить на помойку. Он настойчиво приглашал девочку посмотреть его «дворец», но она пока что отказывается, говоря, что не хочет залезать в такие густые заросли. Лайднер болен и находится сейчас в отдельной комнате, доктор говорит, что у мальчика грипп. Вчера приходила фройляйн Шмидт и принесла новые краски, взамен тех, что Вильгельм уже использовал, и разлитых. К нему не пускают других детей, чтобы избежать распространения инфекции, поэтому он находит единственное утешение в рисовании. 1 декабря Поскольку Каролине сейчас нельзя видеться с Вильгельмом, она вновь стала много времени проводить с Клаусом. Не к добру это, я вновь тревожусь за девочку. Мои попытки найти тайное убежище Вайса не увенчались успехом: форсайтия растёт так густо, что даже ребёнку трудно пролезть туда – не то, что мне. 9 декабря Лайднер уже совершенно здоров. Оказалось, что вчера он начал рисовать новый портрет Каролины, который должен стать ещё лучше, чем тот первый. Я сам мысленно отметил, как улучшилась техника рисунка: нарисованное личико девочки было ещё более живым и настоящим, особенно её голубые глаза – будто смеющиеся, полные выражения счастья и мечтательности. Но сама Каролина отреагировала странно: она вдруг побледнела, громко сказала, что не хочет никаких рисунков, и, развернувшись, торопливо убежала. Вильгельм был очень расстроен, я видел, что он с трудом сдерживает слёзы. Он некоторое время сидел, опустив голову, а затем сказал, что ему очень хочется пить, и вышел. Я пошёл вслед за ним, но, услышав тихие голоса, остановился. - Вилли, милый, не плачь! На самом деле я очень хочу, чтобы ты нарисовал меня, но об этом никто не должен знать, понимаешь? Иначе случится что-то ужасное. Мне так страшно, я не хочу, чтобы с нами случилось то же самое, что с твоими рисунками! Я боюсь, Вилли! – шептала Каролина. – Я попрошу папу пригласить тебя к нам домой на выходные, там ты сможешь нарисовать мой портрет. Только никому – слышишь! – никому не рассказывай! Он ведь и тебя самого может ночью поджечь, а не только облить краской. Я не хочу этого! Мне страшно за тебя! - Тогда зачем ты гуляешь с ним одна в саду? Почему ты с ним общаешься, если в самом деле боишься? Каролина, если тебе с ним страшно, то оставайся здесь, со мной! Я не дам тебя в обиду! – горячо ответил Лайднер. - Я не могу, Вилли! Если я его брошу, то он точно сделает что-то ужасное! Когда мы с ним немного поссорились, то он сбросил на землю все птичьи гнёзда с липы и прыгал по ним, как сумасшедший. А потом… Я думаю, это он уничтожил твои рисунки и пытался причинить зло тебе. Он может натворить бед. Но когда с ним я, то он никогда не делает мне больно и даже старается вести себя хорошо. Может, я помогу ему исправиться и стать хорошим! Он не такой плохой, каким может показаться на первый взгляд – думаю, просто его никто не любит и поэтому он никого не любит! Мне пора, он может заметить нас вместе, а этого нельзя допустить. Приходи ко мне домой в субботу, Вилли. Я буду ждать тебя. Я был поражён: Вайс настолько запугал Каролину и требует, чтобы она всё время проводила только с ним! Нужно немедленно поставить в известность господина директора. 10 декабря Я известил директора обо всём, что мне удалось услышать. Он не очень-то поверил моим страхам и опасениям, но твёрдо решил поговорить с дочерью. Каролина всё отрицала и убедила отца, что всё в порядке. Бедная наивная глупышка! Зачем она это делает? Господи, защити её! У меня появились новые основания для тревоги: занимаясь дополнительно с Вайсом географией, я заметил на рукаве его куртки три крошечных тёмно-красных пятнышка, похожих на кровь, и спросил, откуда они. Он ответил, что недавно поцарапал руку в саду, когда забирался на дерево и даже показал мне те царапины. Я мог бы успокоиться и поверить ему, но его взгляд… я заметил, что в первое мгновение Клаус испугался, что совсем не сходится со сказанным им. Думаю, что он мне солгал. Вайс что-то скрывает, но что именно – я не знаю и не могу узнать. 13 декабря Сегодня Каролина вернулась с прогулки бледная, словно снег, измученная, с лихорадочной дрожью, но никому ничего не говорит. Доктор осмотрел её, но не нашёл никаких объективных признаков болезни. Он говорит, что причиной такого состояния девочки может быть шок и пережитое ею нервное потрясение. Боясь, что какая-нибудь выходка Вайса привела к этому, я украдкой спросил доктора, нет ли на теле Каролины синяков, ушибов или ударов. Оказалось, что, за исключением нескольких царапин на руках, нанесённых, по-видимому, ветками растений, на теле малышки нет ни малейших признаков каких-либо повреждений. Как бы там ни было, я отвёз девочку домой, отменив свой последний урок. На все мои вопросы о том, что же случилось, Каролина в ответ хранила молчание и в упор смотрела на меня своими прекрасными голубыми глазами, не мигая. Как больно видеть в её глазах выражение печали и страха! Я буду настаивать на том, чтобы Вайса забрали отсюда как можно скорее. Я уверен: это он виноват в том, что происходит с Каролиной. 16 декабря Директор сказал, что как раз кто-то из родственников Клауса, кажется, та самая пожилая дама, которая приходится ему тёткой, выразила желание забрать его к себе, как только наступит весна. Слава Богу! 5 января Раннее утро. День начался с очередного странного и неприятного происшествия: обнаружилось, что Вильгельм Лайднер исчез. Раньше он никогда не убегал из приюта и не выказывал подобного желания. Сначала я подумал, что мальчик сбежал с целью повидать Каролину, которая с середины декабря больна и не приходит сюда. Когда я спросил об этом господина директора, то он удивлённо развёл руками: маленький Лайднер не приходил к ним домой, и Каролина никуда не выходила. Она вообще практически не покидает пределов своей комнаты. У фройляйн Шмидт Вильгельма тоже нет. Девушка пообещала, что поищет мальчика в городе, и я вернулся в приют, так как должен был вести урок естествознания. Боюсь, я сегодня слишком легко оделся. На улице очень холодно и идёт снег с дождём. После урока я спросил Вайса, не знает ли он, где сейчас Лайднер. Тот с презрением ответил, что не интересуется этим «жалким нытиком-художником, который наверняка где-то сейчас сидит и пачкает бумагу своими закорючками». Вечер. Сейчас, когда пережитый сегодня ужас понемногу отступает, я могу записать о произошедшем. Едва я закончил уроки и учебный класс опустел, меня вдруг охватила страшная усталость. Возможно, дело в том, что я сильно замёрз утром в городе, когда ходил искать Лайднера. Я хотел проверить некоторые тетради и сидел за столом, но постепенно опустил голову на руки, лежащие на столешнице, и задремал. Постепенно на улице начали сгущаться сумерки. Я проснулся от того, что фрау Шнайдер, остававшаяся сегодня дежурить в приюте, со слезами на глазах тормошила меня за плечо. Когда я спросил её, что случилось, то она разрыдалась и сказала, что Каролина, пришедшая в приют около полудня, тоже бесследно исчезла, как и Вильгельм. Меня вновь охватило ужасное предчувствие - такое же, как в тот момент, когда я впервые увидел Клауса Вайса. Я уже ни на секунду не сомневался, что он совершил новое злодеяние. На ходу надевая пальто, я поспешно выбежал в сад, забыв даже про шляпу и шарф, и принялся взволнованно оглядываться по сторонам и прислушиваться. Ледяной ветер свистел у меня в ушах и заставлял дрожать от холода. Но ещё сильнее я дрожал от страха за жизнь Каролины и проклинал себя за то, что вообще позволил Вайсу приближаться к ней. Я направился к зарослям форсайтии, надеясь, что они там. На полпути к тому участку сада я убедился в правильности своего решения: оттуда слышались голоса Клауса и Каролины! В то мгновение я обрадовался, что девочка, по крайней мере, жива. Я побежал со всех ног, значительно опередив фрау Шнайдер. Моему взору открылось отвратительное зрелище: возле кустарника стояли Вайс и Каролина. У Клауса что-то было в руках… это была кошка, которую он душил. - Нет, не делай этого! Ты же не такой, Клаус, ты хороший! – порывисто говорила девочка, цепляясь за рукав Клауса и пытаясь помешать ему. – Ведь здесь тебе никто не причинил зла! А что ты сделал с Вильгельмом? - Не будешь меня слушаться, с тобой будет то же самое! – зашипел маленький садист, бросая кошку и набрасываясь на Каролину. - Вайс, стой! – закричал я, бросаясь вперёд, но споткнулся о что-то и с разбегу упал лицом в снег. Когда я поднял голову, то увидел, как Каролина побежала прочь от Вайса, на лице которого было написано выражение такой жгучей ненависти ко всему живому, такой злобы и ярости, что он был похож на маленького разгневанного демона. Клаус молниеносно схватил тяжёлый булыжник и швырнул его вслед девочке, попав ей в голову. Каролина потеряла равновесие и налетела лицом на дерево, росшее у тропинки, а затем закричала от боли и упала. В эту же секунду я схватил Вайса, лишив его возможности бежать. Он неистово вырывался, визжал, словно свинья, и даже укусил меня за руку, как зверь. Но я не отпускал его. В это время фрау Шнайдер уже стояла на коленях у безвольно лежащей на снегу Каролины. Лицо девочки было в крови. Эта картина будет до самой смерти стоять у меня перед глазами. Ненадолго придя в себя, Каролина расплакалась и рассказала, что не приходила сюда в последнее время именно из-за Клауса. В тот самый день, когда у неё началась внезапная лихорадка, Каролина побывала в том тайном шалаше, который Вайс соорудил в саду. Там было множество трупов птиц и мелких зверей, которых этот маленький монстр, которого невозможно назвать ребёнком, истязал в своём жутком прибежище до смерти. Тогда девочка со слезами стала умолять его не делать этого, но он ответил, что в таком случае она сама должна стать его добровольной жертвой и набросил ей на шею верёвку. Каким-то чудом Каролина вырвалась и убежала. Она решила больше никогда сюда не приходить, но, узнав, что исчез Вилли, тайком убежала из дома. Она догадалась, что жестокий и мстительный Клаус сделал с её другом что-то дурное. Вайс поклялся ей, что ничего не делал, и даже похвастался, что вообще перестал делать то, что раньше. Расчётливый и подлый мальчишка пригласил девочку снова посетить его шалаш, сказав, что там больше нет той гадости. Каролина побоялась, и тогда он набросился на кошку. Сейчас Вайс заперт на ключ. Завтра его передадут тётке. В полицию обратиться невозможно, потому что он по прежнему слишком мал, чтобы его можно было привлечь к суду. Господин директор шокирован и неистово раскаивается в своём попустительстве и легкомыслии, из-за которых его дочка чудом осталась жива. Да, Каролина осталась жива. Но когда она налетела на дерево, одна из веток проткнула ей правый глаз. Отныне девочка навсегда останется одноглазой. Её первоначальный облик сохранился лишь на единственном уцелевшем старом портрете, вернее, карандашном наброске портрета, который Каролина отдала мне и попросила сохранить. Ей самой тяжело видеть то, как она выглядела прежде. Вильгельма Лайднера нашли в подвале – связанного, с заткнутым ртом и окровавленного – его предплечья и грудь были сплошь покрыты мелкими порезами. Он потерял много сил и был почти что без сознания, но жив. Фройляйн Шмидт, узнав о случившемся, попросила у директора разрешения забрать мальчика к себе на съёмную квартиру, пока он не поправится. Господин директор, узнав о её бедственном положении, распорядился дать ей работу в нашем приюте (она бывшая гувернантка и может вести уроки пения и французского языка у девочек), а также отдал ей очень маленький, но надёжно построенный и тёплый домик неподалёку, доставшийся ему в наследство от дальних родственников. Девушка смогла усыновить Лайднера, так как теперь закон не запрещал ей это. Теперь, надеюсь, он сможет позабыть о пережитом. *** - Холмс, это … это невероятно, – тихо произнёс Ватсон, закончив читать и захлопнув дневник Отто Шварца. – Этот Клаус… Да он просто чудовище, а не человек! - Не оскорбляйте сказочных чудовищ таким сравнением, – с иронией ответил великий сыщик. – Они не внушают такого отвращения, как он. Кстати, на следующий день после случая с Каролиной Клаус был передан тётке, но через три дня сбежал оттуда, украв все её сбережения и драгоценности. Затем о нём никому ничего не было известно. В шестнадцать лет он добровольно нанялся информатором в разведку и быстро пошёл в гору. Его методы были циничны и жестоки. Клаус пользовался своей привлекательной наружностью, чтобы очаровывать жён сотрудников иностранных посольств. Соблазнив женщину, он начинал её шантажировать, угрожая, что обо всём сообщит её мужу, если она не выкрадет и не принесёт ему некоторые секретные документы. Когда он получал требуемое, то убивал жертву. Таков был его излюбленный способ работать. Мистер Шварц также рассказал мне, что фройляйн Шмидт вскоре после тех событий вышла замуж за одного из преподавателей. Вильгельм Лайднер действительно стал художником. Когда они с Каролиной повзрослели, то полюбили друг друга и поженились. У них уже есть дети – двое дочерей-двойняшек и двое приёмных. Однако я не знаю, что сказать вам, друг мой: доброй ночи или доброе утро? Уже больше трёх часов. - Пожалуй, доброе утро. Я пойду к себе, но спать не буду. Лучше почитаю что-нибудь по патологической физиологии. После такого чтения, как этот дневник, всё равно невозможно заснуть.