Разное: NWN 2

…а он так и не смог заставить себя полюбить ее – крохотное бесполезное существо с потускневшим шрамом через грудь, дочку Эсмерель, такую же далекую, как и мать. Она сдружилась с сироткой Эми и Бивилом, которого не шпынял только ленивый, редко бывала дома, а когда приходила – молчала с отцом едва ли не больше, чем он с ней, отскребая болотную грязь с больших сапог. Эльфы изящнее людей, и его сапоги сохраняли ей ноги сухими. Дэйгун считал, что этого достаточно. Спроси кто – он едва ли сказал бы, какие у нее волосы или что она любит на завтрак; а вот глаза… Темные, не большие, как у Эсмерель, не ласковые, как у Шайлы, они преследовали его – доедал ли он нехитрый ужин, мастерил ли стрелы или застывал вечером у огня. Она никогда ни о чем не спрашивала, а он потерял интерес к ответам. А когда она ушла, появился Бивил: часами слонялся вокруг дома, неловко предлагал принести дров, воды, а однажды в Топях выскочил из кустов и буквально измолотил в прах хилого скелета, который ковылял на Дэйгуна, спотыкаясь на каждой кочке. Они вдвоем заночевали в неспокойных землях, где Дэйгун старался не задерживаться после ухода друидов: Топи Мертвецов вздыхали, тяжело ворочаясь, словно держать в себе все прибывающих мертвых земле надоело. Вороша костер, Бивил пробормотал: - Уйти бы отсюда. Дэйгун глянул на него и молча кивнул. В глазах парня еще догорала Западная Гавань. Когда-то он пришел сюда, чтобы больше не уходить далеко, но дом опустел, а вернуть в него надежду Дэйгун не сумел. Что он умел, так это читать следы. Впервые за много дней он поднял глаза от земли и увидел ее – высокую и сильную, со слезящимся глазом Невервинтера на груди и печатью обреченности на лице. Он готов был не узнать ее, но она узнала его, и Дэйгун назвал вслух ее имя, то, что завещала ему Эсмерель, и сказал: - Луна светит тебе в спину: ты хорошо выглядишь. Но она отвернулась, прижалась к плечу человека, сильного и высокого, как она, и суровые синие глаза с недоумением встретили взгляд Дэйгуна. Только не этого звали рыцарем-капитаном, не к нему Дэйгун шел сквозь Топи, человеческую неуклюжесть и вести о гибели последнего места, которое считал домом; и он не отступил, не склонился, а повернулся к ней и сказал: - У меня есть вести. Мой лук и мои глаза, если хочешь. Смотрел он только на нее.