Рисуя свободу

Утренняя серость с каждым новым днём становится более мягкой и нежной, воздух теплеет, а лёгкое дуновение ветра из распахнутого окна приятно бодрит ленивое ото сна тело. Близится лето, и тихую радость его прихода омрачает лишь предчувствие надвигающейся эпидемии, грозящей разразиться в беспощадную жару. Нахмурившись от этой страшной мысли, Двалин инстинктивно прижимает ближе Адама, спохватившись, когда тот недовольно фыркает сквозь сон и дёргает плечом – хватку приходится ослабить, попросив прощения прикосновением губ к беззащитной шее. Поцеловав и чуть отстранившись, мужчина принимается ласкать взглядом хрупкую фигуру обнажённого любовника, зарывшегося ногами в простыню. Суровая нежность не сходит с лица Грэма даже тогда, когда в душе при виде худого нескладного тела разбухает сладкое напряжение. Ведь Двалин помнит, каким соблазнительным оно было этой ночью под ладонями, каким гладким и тёплым – внутри, каким желанным и прекрасным выглядело в полумраке, окутанном стонами. Ори, на чужой взгляд угловатый, несуразный, ему видится не таким. Несовершенства молодого человека вызывают у мужчины приступы неконтролируемой нежности: он может дотронуться до худых острых плеч, очертив их руками и погладив, вдруг коснуться тонких губ, от улыбки складывающихся в неприметную некрасивую полоску, лопоухих ушей или потрепать спутавшиеся на высоком лбу тёмные пряди. Адам смущается, иногда нервничает, злится, что не красит его – кому-то может показаться, будто части этого нескладного тела слеплены рукой творца без должной любви к своему творению. Кому-то, но только не Двалину. - Спи, – шепчет Грэм коротко дёрнувшемуся сквозь дремоту Ори, откидываясь обратно в подушку. Повозившись под боком, тот затихает и прижимается голым задом к бедру любовника. Мужчине, с которого тотчас слетают остатки сна, приходится пару раз глубоко вздохнуть и стараться думать о чём угодно, но только не об этой соблазнительно мягкой и прохладной части тела. Что, оказывается, не так-то просто, когда любишь человека, лежащего рядом, чуть ли не до потери пульса. За окном уже бурлит жизнь позднего хмурого утра выходного дня. Двалин, подложив под голову руку, задумчиво глядит в распахнутое окно, на кусочек серого неба, низко нависшего над Дублином нагромождением пепельных туч. Шум первых дождевых капель тихим эхом вливается в звуки улицы, приглушая их мокрым шорохом. Тёплый воздух в комнате тревожит прохлада: мужчина вдыхает её глубоко в себя, вдыхает запах чистоты и свежести, запах свободы – невесомой, волнующей, разверзнувшейся над городом лёгким полотном дождя. Ори ёжится от слабого порыва ветра, и Двалин прячет любовника в своём объятии, осторожно протиснув под телом вторую ладонь. Тёмные пряди на его макушке приятно пахнут мылом, а кожа отдаёт потом, потому что ночью сил на душ не осталось – они заснули, укрывшись влажной истерзанной простынёй, липкими пальцами поглаживая друг друга… Отрывистый стук в дверь, раздавшийся неожиданно и резко, может принадлежать лишь одному человеку – условный сигнал Фили и Ори, придуманный ими ещё в детстве, мужчина уже знает. Осторожно выскользнув из постели и умудрившись не потревожить любимого, Двалин натягивает исподнее и тихо шлёпает в коридор – оттуда становится слышно, как негромко покашливает Дин, видимо, прикрывая рот ладонью. - Адам спит, так что не шуми особо, – Грэм в знак приветствия отвечает ему таким же коротким кивком головы и пропускается внутрь. – Топай на кухню, я чай тебе сделаю или чего покрепче, если хочешь. Скинув с головы капюшон чёрной толстовки, Дин ерошит ладонью мокрые волосы и, окинув хмурым взглядом отвернувшегося к двери полуобнажённого мужчину, нервно дёргает уголками губ, пока тот не видит. - Спит? – натянуто спрашивает парень, а в глазах у самого вдруг заметны подозрение и смутный страх. – Почему Адам всё ещё спит? - Тебе описать в подробностях, или сам догадаешься? Двалин прекрасно понимает, что Дин предположил самое страшное – зачатки болезни в теле лучшего друга. Эпидемия нарывом зреет в их городе, и относительно скоро эта гнойная рана вскроется, поражая всё живое кругом. Заражённых ущербных будут отлавливать с улиц и бросать гнить в живых могильниках – без ухода, без лекарств, без надежды на спасение. Выживешь – повезло, значит. Хотя, конечно, лучше бы сдох. Их, слабых, истощённых, будут вздёргивать с асфальта, собирать по всему городу и немилосердно бросать умирать, всех тех, кто не успеет спрятаться по домам или кто не находится под крылом какой-нибудь банды таких же прокажённых. Лишь после эпидемии двери в царство мёртвых откроют для того, чтобы выпустить из гниющего смрада даже не людей – тени, бродящие среди бездыханных тел… Двалин понимает беспокойство Дина на грани всего этого безумия, трепетную любовь к Адаму, выглядящему хрупким и слабым. Ведь он сам, хоть и не показывает, боится того же – потерять его навсегда. Напрягшийся было Фили расслабляется, но теперь страх в его глазах сменяется тихой ревностью и неприязненным неодобрением. - Избавь мои уши от этой херни, иначе меня вырвет. Дин морщится и, передёрнув плечами, направляется на кухню. Проходя мимо комнаты, мельком заглядывает в дверной проём и отшатывается назад – беспорядок внутри прямо таки вопит о долгой бурной ночи любовников. А от обнажённого Адама, спящего на кровати, парень деликатно отдёргивает взгляд. Колдуя над плитой – именно колдуя, так как готовить из них двоих умеет только Ори – Двалин спиной чувствует, что Фили в упор смотрит на него. Мужчина чуть поворачивает голову, и глаза Дина коротким разноцветным росчерком повторяют это движение. - Сам-то как? – Грэм, скрашивая своим вопросом неуютную настороженную тишину, ставит перед парнем подгоревший омлет и чашку горячего чая. – Я слышал, ты кашлял, там, на лестнице… - Не кровью, – лаконично отвечает Дин и тянет руку за вилкой. Сам Двалин прикладывается к бутылке холодного пива, делает глоток и облизывает губы, задумчиво поглядывая на Фили: тот без особого энтузиазма ковыряет еду в тарелке, и, видимо, даже не из-за того, что мужчина не в ладах с кухонной плитой. - Ну, так и будешь молчать? – сердитое фырканье Грэм пропускает мимо ушей. – Я не слепой. Вижу, тебя что-то гложет. - Может, ещё скажешь, что именно? – насмешливо интересуется Дин. - Надеюсь услышать это от тебя, – мягко возражает мужчина, – потому что будить Адама я не собираюсь. Разноцветные глаза превращаются в две узкие щёлки, полыхающие гневом. Фили упрям, но Двалин совершенно непрошибаем. С ним бесполезно выказывать свои злость и неудовольствие – он не обращает на такое внимания, сразу заглядывая в самую глубину души. - Надеюсь, ты понимаешь, что тебе я не особо доверяю? – передразнивает его Дин. - О, значит, это из-за голода ты разрешил себе склевать половину моего омлета? - Определённо. Ведь снизу он сгорел. Парень ещё мгновение смотрит на мужчину вызывающе спокойно. А потом внезапная короткая улыбка озаряет его лицо – Фили смешливо фыркает и отводит взгляд. Таким, пусть и недолго, он нравится Двалину гораздо больше, и сразу становится понятно, почему Адам легко прощает другу даже самые болезненные ссоры: Дин умеет признавать собственную неправоту. - Знаешь, тебе идёт, – Грэм, по-прежнему не выпуская бутылку из руки, указывает на парня пальцем, – когда ты улыбаешься. Делай это почаще. - Ох, заткнись уже и допивай пиво, – беззлобно бормочет Фили, но щёки его становятся чуть ярче. – Давая такие советы, ты сгодишься Адаму в отцы, а не в любовники. - Не вижу ничего плохо в советах от старших, – позёвывая, Ори переступает через порог кухни и опускается на стул рядом с мужчиной. – Кстати, – обращается он к Двалину, – я же говорил, что вы поладите. Пока любовники по очереди принимают душ и приводят комнату в порядок, сменяя друг друга, Дин, распахнув окно на кухне, всматривается вдаль сквозь серую пелену дождя. Капли бойко выстукивают какую-то свою мелодию, понятную лишь им, по подоконнику, по асфальту, прибивая к земле пыль и смывая с улиц грязь. То, как сзади тихо подходит Грэм, парень не слышит. - Это правда, Дин. Я буду рад, если смогу помочь тебе советом. Бросив короткий взгляд через плечо, Фили вновь отворачивается к окну, а мужчина, прислонившись с другого его конца, ждёт. Время будто застывает вокруг них, убаюканное шорохом дождя, и, не выдержав мягкой обволакивающей тишины, парень тяжело вздыхает: - Мои самые первые обрывочные воспоминания из детства – это бескрайний океан зелени и цветов, изрешеченный пулями кузов машины, мамина просьба не раскрывать настоящего имени и мужчина, отступающий в тень укутанным в тёмный плащ. Странно, не правда ли? – нервно усмехается Дин, покосившись на внимательно слушающего его Грэма. – Говорят, где-то там, за пределами блокадных колец, есть города, огромные города, в которых люди ни в чём не нуждаются. И я верю в это, потому что Дублин нисколько не напоминает мне детский образ, время от времени всплывающий в голове… Я всего лишь хочу узнать своё прошлое, – тихо шепчет Фили, взглянув прямо на Двалина честными глазами, голубым и синим. – Я хочу узнать, от чего спасала себя и меня мама. А вдруг мой отец жив и где-то там? – мужчина внутренне содрогается, столько тоски и боли звучат в голосе парня. – Киборги всегда приходят извне. Возможно, их создают в тех самых далёких городах… Он сам виноват, что подвернулся мне под руку! Фили заканчивает фразу внезапно резко, зло и непонятно, нахмурив светлые брови. Захлопнув окно и обернувшись, натыкается взглядом на застывшего в другом конце кухни Адама, обеспокоенного и растерянного. - Тебе жаль его, Дин? – с удивлением спрашивает Ори, останавливаясь возле любовника. – Он тебя изнасиловал, а ты его жалеешь? Ушам своим не верю! - Я его вовсе не жалею! – возражает парень, отчаянно покраснев. – Но того, как собираюсь поступить с ним, он тоже не заслуживает! - Так найди другой способ узнать правду! – выкрикивает Ори, не обращая внимания на успокаивающее поглаживание любовника по своей руке. – Я с самого начала предупреждал тебя об этом! - Уже поздно, – усталый голос заставляет насторожиться и Адама, и Грэма. – Он знает, где я живу. - Ты сказал ему свой адрес? Лицо Ори вытягивается от удивления, побледневшее и нервное, а сам он с каждой секундой мрачнеет всё больше и больше. - Не дословно, – тихо шелестит Фили. – Но по ориентирам он догадается. Двалин успевает перехватить раздосадованный тяжёлый взгляд Дина, застывшего у окна. А потом наступившую тишину прорезает дрожащий от злости высокий голос Адама, непривычно оскалившегося и стиснувшего кулаки: - Мой лучший друг будет трахаться с киборгом за доверие и, как следствие, за информацию. Неужели ты думаешь, что я рад это слышать? Так поступают шлюхи! Слёзы сворачиваются у него на глазах, когда Дин в ответ на оскорбление сжимает губы и упрямо дёргает подбородком – жест человека, всё для себя уже решившего. - Прости, Адам, это мой выбор. Ори с минуту молча рассматривает друга, собираясь с силами и собирая себя самого по частям. Невероятно мягкий ответ Фили крушит поднявшуюся в груди злость, оставляя руины из боли и чувства беспомощности. Собственную слабость, бессилие перед сложившейся ситуацией Адам ощущает до невозможности остро. И изменить, как бы ни хотелось, ничего нельзя. Это не его решение, а Дина – уже давно взрослого и самостоятельного. - Мне остаётся лишь надеяться, что у всего есть свои пределы. И что ты это понимаешь, – очень тихо произносит он, сжавшись от собственных слов, канувших, несомненно, в пустоту для друга. - Понимаю. Но всячески их нарушаю время от времени. Тонкий намёк на то, чем зарабатывает себе на жизнь Фили, вызывает у Ори слабую улыбку. Ссориться и пререкаться дальше будет слишком глупо двум молодым людям, глядящим на одно и то же с разных сторон. Дин делится с ним своими бедами и сомнениями – сейчас это главное, потому что заставить его силой, против воли совершенно невозможно. Он всё равно всё сделает по-своему. - Дин, – Грэм осторожно трогает парня за плечо, пока Ори убирает со стола тарелку с остатками подгоревшего омлета, взявшись приготовить завтрак на всех. – Хочу, чтобы ты знал: я согласен с мнением Адама во всём, кроме одного. - Кроме чего же? – вздёргивает брови Фили. - Киборг. - Не хочу о нём говорить, – хмурится парень, неуютно поёжившись. - Как скажешь. Но ведь это именно то, о чём ты чуть было меня не спросил, верно? Двалин отодвигается от Дина и, как ни в чём не бывало, направляется к любовнику, чтобы предложить свою помощь. Пока они оба гремят посудой, толкаясь на крохотном кусочке свободного пространства у плиты, Фили в который раз поражается способности мужчины залезать даже в самые потаённые уголки души – ненавязчиво, тихо и совершенно незаметно. Ведь он правда собирался спросить Грэма именно о нём – киборге, к которому вполне логичней было бы испытывать только ненависть и отвращение, нежели ещё сострадание и жалость. Смесь этих чувств обжигает нутро и подкатывает к горлу тошнотой, что иногда Дину хочется хорошенько проблеваться и очиститься от странного неприятного ощущения где-то внутри. Ощущения смутного небезразличия к судьбе Кили. Почему он так разительно отличается от киборгов, виденных мною ранее? - Дин, не поможешь? - Конечно. Втиснувшись между Грэмом и Адамом, Фили сосредотачивается на готовке и забывает то, о чём размышлял мгновение назад. Хотя, на самом деле, он врёт самому себе, делая вид, что забыл. Окраины Дублина разительно отличаются от пёстрого шумного центра города, утопая в вечерних сумерках. Фонарные столбы подсвечивают перекрестья дорог и вывески заведений – всё остальное тонет в тёмной мгле. Разве что фары редких каров взрезают черноту лучом непривычно яркого света. С осторожным любопытством оглядываясь по сторонам, Кили замечает то тут, то там тёплые языки пламени, лижущего стенки мусорных баков. Люди, собирающиеся вокруг них, греют ладони и сушат промокшие за дождливый день вещи, переговариваясь друг с другом. Где-то вдалеке раздаётся радостный визг ребятни: заслышав его, киборг останавливается, словно зачарованный, и принимается всматриваться в лабиринты тёмных улиц. - О-о-ох, твою же ж мать! – налетевший на неподвижно застывшего Кили выпивоха, нескладно перебрав заплетающимися ногами и отыскав равновесие, корчит недовольную рожу. – Смотри, куда пр-р-рёшь! Киборг поджимает губы и, медленно повернув голову, глядит сверху вниз на пьяницу. Ничто не меняется в спокойном выражении его лица, тогда как мужчина, икнув, тихо ахает и бледнеет, приметив полыхающий на металлической пластине кровавый огонёк. - В-виноват… Простите! – лопочет он, а сам от страха и количества выпитого даже не в силах сдвинуться с места. – Не признал Вас сразу, зрение подводит! – и щурится, будто подслеповатый крот. Скривившись, Кили соскальзывает в подворотню, бесшумно и плавно, словно его и не было на этом месте какую-то секунду назад. Мужчина, озираясь по сторонам, нервно утирает проступивший на лбу пот и, вдруг разозлившись, сплёвывает на асфальт, пробормотав с угрозой: - Чтоб тебя на части разобрали, машина херова! Я аж протрезвел с перепугу… В тёмных закоулках после дождя пахнет сыростью. Раз за разом повторяя про себя примерный адрес Фили, киборг петляет меж полузаброшенных домов и того, что домами некогда было, легко перескакивает через нагромождения булыжников и старательно минует шумные компании, встречающиеся на пути. Сердце в груди бьётся тяжело и неровно, с каждым новым шагом осторожное покалывание в висках приобретает чёткие очертания разрастающейся боли. Собственно, Кили до последнего не верит в то, на что решился. Ему бы бросить эту затею, не идти на поводу своего желания, но к Фили, к этому красивому гордому молодому человеку, тянет словно магнитом. Сейчас киборг не боится повторить ошибки прошлого, – терять больше нечего – а всё же боль он способен почувствовать. И такого рода боль не ранит – она выскабливает, опустошает. Уничтожает зародившийся внутри сгусток тепла, дунув на него ледяным дыханием. Вместо крохотного солнца в теле остаётся холодная колючка, и, чтобы она растаяла, понадобится время… Пройдя мимо полуразрушенного подъезда, Кили вдруг резко останавливается и оборачивается, придирчиво его рассматривая. Чувство, словно вся нервная система начинает медленно и мучительно пульсировать, означает лишь одно – это тот самый подъезд. Осталось найти квартиру. Этаж за этажом, киборг поднимается выше и выше, на каждом из пролётов бросая внимательные взгляды в выбитые окна дома и вспоминая ориентиры, произнесённые походя парнем. Обострившееся чутьё ведёт его, как ищейку, по следу и приводит к одной из дверей. Приложив к ней ладони, Кили несколько мгновений вслушивается в тишину, после чего, облизав пересохшие от волнения губы, коротко стучится. Вначале ничто не меняется в тревожном спокойствии полузаброшенного дома. А потом, откуда-то из глубины квартиры, раздаются тихие шаги. Парень приближается неторопливо, видимо, с опаской, и когда он останавливается по ту сторону у порога, киборг склоняет голову к стыку двери и дверного косяка, прошептав максимально громко: - Фили, пожалуйста, не уходи, мне нужно тебе кое-что сказать! Это я, Кили! Рука, появившаяся словно из ниоткуда, вцепляется в отворот расстёгнутого у горла чёрного комбинезона. Кили безропотно позволяет затащить себя в квартиру, хотя приложи он небольшое усилие – парень его и с места бы ни сдвинул. - Кили?! – разноцветные глаза кажутся удивлёнными и рассерженными. – Совсем спятил, раз заявился сюда?! Фили прекрасно справляется с ролью, судя по вытянувшемуся растерянному лицу киборга. Видно, тот действительно принимает разыгрываемое представление за чистую монету, пряча взгляд и покрываясь красными пятнами. - И вообще, – Дин придаёт своему голосу гневное дрожание, с опаской и едва заметным отвращением отступая на шаг назад, – какого чёрта ты тут забыл?! Это движение, как напоминание о случившемся между ними, действует на Кили уничтожающе: он сам отшатывается назад, как можно дальше от парня, вздёрнув ладони. - Клянусь, что пришёл только поговорить! - Так говори и выматывайся обратно, – с лёгкой угрозой предупреждает Дин. - Фили, я… Губы его продолжают шевелиться, но парень не слышит ничего, кроме разрывающего лёгкие ужасного кашля. Своего собственного. Согнувшись пополам от внезапной обжигающей боли, он прижимает ко рту ладонь, чувствуя, как её наполняет что-то тёплое и влажное. Кровь! Страх подкатывает волной: безотчётный животный ужас. Не в силах вздохнуть, Дин продолжает харкать кровью до слёз на глазах, отчаянно желая подарить лёгким хоть крошечный глоток кислорода, но его всё продолжает рвать воздухом. Воздухом и кровью. - Фили… Фили, это скоро должно пройти. Не бойся... Голос доносится до ушей, будто сквозь толщу воды, ровный, дрожащий лишь самую малость. Скосив слезящийся взгляд вбок, Дин видит лицо киборга совсем рядом с собой – бледное, с полыхающей на виске пластиной. Ноги отказываются держать ослабевшее тело, и Кили не бросает – тоже опускается рядом, взволнованное заглядывая в глаза. - Блять! Парень быстро отталкивает киборга и сблёвывает кровь почти ему под ноги, наконец-то с хрипом потянув в себе воздух, режущий измученное горло. Металлический солоноватый привкус во рту вызывает новый приступ тошноты – приходится закрыть глаза, чтобы унять его, и привалиться к стене в коридоре, без сил откинув назад затылок. Кили на корточках застывает подле. Медленно переводит взгляд с окровавленных губ на тяжело вздымающуюся грудь и обратно, мелко вздрагивая: Дин наблюдает за ним из-под полуопущенных слипшихся ресниц. - Дежа вю… В коротком хриплом смешке ощутимы слабость и боль, однако киборг позволяет себе коротко улыбнуться в ответ. Впрочем, улыбка быстро исчезает, когда парень моргает пару раз, и по щекам его скатываются слёзы молчания. Он очень бледен, совсем обескровлен лицом; сидит на полу, вытянув ноги, будто пришпиленный к стене чем-то невидимым и острым, не дающим завалиться набок и упасть. - Поднимешься сам? Кили спрашивает скорее из вежливости, прекрасно представляя, каково хорошо сложённому молодому человеку чувствовать себя беспомощным ребёнком. Дин качает головой и, осторожно прокашлявшись, разлепляет губы, пару раз царапнув ногтями пол: - Нет… Поможешь? Судя по позе, Фили держаться на ногах вообще сейчас не в состоянии. Поэтому, мысленно попросив у него прощения, киборг без разрешения аккуратно подхватывает парня на руки, двинувшись с ним вглубь квартиры. На щёки Дина наползает слабый-слабый румянец – не то от злости, не то от смущения. Но он всё так же молчит, почему-то закрыв глаза и нахмурившись. Не утерпев, Кили тихо его спрашивает со слабой надеждой, укладывая на кровать: - Полегчало? - Немного. Всё равно мутит. - Могу я… - Можешь, – перебивает Фили, внезапно озлобившись из-за собственной беспомощности и того, что с ним, как с изнеженной девицей, приходится возиться не кому-нибудь, а вполне конкретному киборгу. – Хоть трахнуть снова можешь. Всё, что угодно. Мне даже пальцем пошевелить сложно. - Перестань! Дин закрывает рот и открывает глаза, тупо уставившись в потолок, а Кили, с негодованием поджав губы, отправляется на поиски чистого полотенца. Раздобыв его на кухне и смочив в прохладной воде, он возвращается в комнату, присаживаясь на край кровати и на этот раз действуя без чьего-либо разрешения. Свежая кровь, ещё не успевшая быстро засохнуть, легко отмывается с подбородка и губ. - Так зачем ты пришёл? Отняв от лица парня окрасившуюся красным тряпицу, киборг удивлённо приподнимает брови. Кажется, будто вечность прошла с того момента, как он переступил порог этой квартиры, а не каких-то несколько долгих минут. - Извиниться хотел. - За что? – Фили напрягается и морщит лоб. - За себя. Кили краснеет, отводит взгляд в сторону, надеясь, что Дин поймёт его недосказанность правильно. - Ты только это и делаешь – извиняешься. Фили слабо дёргает ладонью – жест, вероятно, должен был изобразить взмах рукой, если бы не жуткая слабость. - Я не пытался с тобой заигрывать… Голос киборга звучит настолько виноватым и по-детски бесхитростным, что Дин, заёрзав в кровати, пытается таким образом принять боле удобное для наблюдения положение. Когда ему это удаётся, он чуть вздёргивает подбородок и поднимает взгляд на сидящего в ногах Кили. Киборг смотрит на него поверх собственного же плеча, щуря раскосые миндалевидные глаза в такт особо ярким всполохам пластины. Окровавленное полотенце, всё в разводах, покоится на неподвижных пальцах бионической левой руки. - Сколько тебе лет, Кили? Реакция на неожиданный вопрос кажется Дину весьма забавной. Киборг первым делом закусывает губу и пристально смотрит на раскинувшегося в кровати парня, словно пытаясь наперёд предугадать последствия своего ответа. А когда решается и тихо произносит, под конец в его голосе слышна вызывающая заносчивость: - Двадцать. А что? - Да просто так спросил. Фили пожимает плечами и, поднеся ко рту ладонь, откашливается. Плотно сомкнутые пальцы и грудной хрип хорошо маскируют лёгкий смешок, прорвавшийся вместе с болью наружу. Зато внезапно, по ощущениям, становится гораздо лучше. Почти идеально. Кили подаётся вперёд довольно резко, напугав парня неуловимым быстрым движением. Тёмные глаза озабоченно бегают по лицу, и Дин, сглотнув подступивший к горлу приступ неконтролируемой паники, сдавленно бормочет, стараясь выглядеть недовольным: - Ну что ещё? - Плохо? – отрывисто и коротко спрашивает киборг, дёрнув бионической рукой и зажатым в ней полотенцем. – Ты в лице переменился. - Нет. Скорее, наоборот. Фили упирает ладони в кровать и, напрягая руки, садится. Выдыхает с осторожностью, отчаянно не желая захлебнуться кашлем и кровью, но, слава богу, всё нормально. Даже лёгкие не болят, вновь с уютом устроившись между рёбрами. - Странно… Глубокую задумчивость на лице Кили сменяет внутренняя борьба, пока парень, отодвинувшись от киборга подальше, аккуратно свешивает с кровати ноги, не переставая бормотать что-то себе под нос. - Я мог бы достать тебе медикаменты… - Нет! Восклицание с трудом рассасывается в воздухе, отскакивая от стен и звеня в ночном сумраке. Решительный отказ поднимает в киборге волну непонимания, злости и испуга – он часто видел, как легко обрываются хрупкие людские жизни. Если оборвётся эта… - Я же ничего не требую взамен, – раздражённо удивляется Кили, поднимаясь вслед за парнем и топая на кухню. – Я всего лишь предлагаю тебе свою помощь. - Что-то слишком часто за последнее время, – язвит Дин, наливая воды в стакан и делая крошечный глоток. Разноцветные глаза, пока он пьёт, неотрывно следят за киборгом, застывшим в дверном проёме. Ночные тени ложатся на его высокую фигуру, почти полностью затемняя лицо, и только пластина короткими яркими вспышками раздражает мрак. - Тогда что тебе от меня нужно? – сорвавшись, тихо и грозно осведомляется Кили. – Мог бы вообще не возвращаться во второй раз, я бы пережил без твоего «спасибо»! Дин молча отставляет в сторону стакан, утерев губы тыльной стороной ладони. Если бы он курил, то обязательно достал бы сигарету и затянулся, успокаивая нервы. Вопрос, заданный киборгом хоть и в обидной форме, очень правильный. В принципе, Фили прямо сейчас может сократить разделяющее их расстояние и поведать придуманную им историю, а потом, преодолевая природное отвращение, попытаться приложить все усилия, чтобы Кили сам захотел поцеловать его. Впрочем, с такой историей желание точно было бы обеспечено… - А тебе от меня? Парень задаёт свой вопрос с тоскливой задумчивостью, в самый последний момент спохватившись, что он может прозвучать несколько двусмысленно. Но киборг, преисполнившись злостью из-за невозможности дать прямой и честный ответ, который Фили явно не понравится, круто разворачивается на месте и вылетает из квартиры, хлопнув дверью. Точно так же, как и Дин совсем недавно. Парень не догоняет. Чутьё подсказывает ему, что это не последний раз, когда они видятся: всё только начинается. Вылетевшего из подъезда мрачного киборга Нал провожает удивлённым взглядом, после чего запрокидывает подбородок, отсчитывая этажи до окон квартиры Фили. Нашарив в кармане коммуникатор, плавным толчком засовывает его в ухо и легко касается пальцем. - Варг. По-моему, тут происходит что-то чрезвычайно интересное…