Рисуя свободу

Проснувшись, Дин ещё несколько секунд держит глаза закрытыми – просто лежит и чутко прислушивается к звукам и шорохам, доносящимся до ушей. Он слишком быстро вспоминает события минувшего вечера, дикую несдержанность, чуть было не сорвавшееся с губ признание в любви и теперь боится встретиться лицом к лицу с реальностью. Сомкнутые веки последним защитным рубежом оберегают от неё полудремлющее сознание, к которому стремительно возвращается ясность – ещё немного, и притворяться дальше не будет иметь никакого смысла… - Утро доброе, Дин. Глаза распахиваются, открывая взгляду утонувшую в рассветном сером мраке комнату и киборга, застывшего у окна. Поверх его плеча видно, как за стеклом кружится снег, белыми хлопьями падая с небес на землю. Зима в Дублине, конечно, прекрасна, она скрывает под пушистым покровом несовершенства города-призрака, однако затянувшиеся холодные месяцы вгоняют в тоску и напоминают о долгих мучительных днях, проведённых в беспокойном одиночестве. Резко подорвавшись, Дин сдавленно охает и невольно касается бедра рукой. Под задранной майкой на коже расцвёл синяк, оставленный бионическими пальцами, и заднице, судя по ощущениям, в ближайшее время тоже придётся несладко. Впрочем… Впрочем, эту боль, доставленную ему Эйданом, он с радостью готов терпеть. - Извини, что не рассчитал своей силы, – киборг, приблизившись, останавливается возле кровати и настороженно склоняет голову. Повреждений, конечно же, у любовника нет, но человеческое тело кажется теперь таким хрупким, что добавить лишним не будет. – Если это доставляет тебе неудобства, я могу раздобыть мазь или… - Пустяки, – перебивает Дин, смущённо помолчав мгновение. Ощущение наполненности не отпускает его до сих пор, схоронившись в потревоженных грубым вторжением мышцах. – С непривычки, пожалуй, всегда так. Тебе лучше знать. Он тихо заканчивает фразу, скомкав пальцами край одеяла, и, присмотревшись к нему, вдруг вскидывает подбородок. - Не помню, чтобы ты укрывал меня им. Совершенно не помню, что было после… – Дин осекается и хмурит брови, догадавшись. – Белый шум, так? Снова вырубил меня этой хренью? - Ты был вымотан. Морально и физически. Тебе был нужен покой. Поджав губы, Фили качает головой, и из-за этого движения, наполненного разочарованием, киборг замолкает. Сердцебиение любовника вновь усиливается, говоря о постигшем его душевном волнении. - В первый раз я согласился, потому что три месяца неизвестности меня действительно истощили – я был на грани. Но вчера… – он поднимает взгляд, открывая ирландцу лицо с покрасневшими щеками. – После того, что между нами произошло, впервые спустя долгое время, ты не должен был так поступать со мной, Эйдан. Разноцветные глаза смотрят с укором и строго. Кили отчасти понимает настроение любовника, но и о возможностях его тела знает теперь куда лучше него самого. А тело это, взмокшее, дрожащее и уставшее, хотело тогда одного – покоя. - Я видел… - Да перестань ты, – отчаявшийся Дин запускает ладонь в спутавшиеся на лбу вихры, бессильно прикрывая ресницами взгляд, – воспринимать меня как набор биологических процессов! Или трахались мы вчера лишь потому, что тоже нужно было удовлетворить прихоть слабого человеческого организма?! Рассерженный, взъерошенный, со сверкающими глазами, под которыми темнеют круги, Дин спускает ноги с постели и, покачнувшись, подаётся вперёд. Красные теперь не только щёки, а всё лицо и даже кончики ушей. В нём клокочет ярость напополам с обидой, хотя разум загодя предсказывает вполне очевидный ответ киборга. И на удивление спокойный. - Ты знаешь, что нет. И знаешь, что я хотел как лучше, – помолчав, Эйдан добавляет. – Извини, если, заботясь о тебе, позволяю себе слишком многое. Мне тяжело… Ирландец делает очередную паузу, стараясь подобрать слова, объяснить, как сложно и непривычно ему пытаться быть для любовника прежним. И, взглянув на сжавшиеся в напряжении бионические пальцы, Дин сдаётся: - Не нужно, – выдыхает коротко, оттолкнувшись от кровати и поднявшись на ноги. – Я понимаю, просто… Просто не могу с собой ничего поделать. Он не без смущения преодолевает последний шаг и останавливается напротив высокой фигуры. Взгляд упирается в могучую грудную клетку, броня которой имитирует развитые мышцы тела. Скосив глаза вниз, Дин невольно сглатывает при виде абсолютно гладкой паховой пластины между гротескно-стройных крепких ног. Более полугода назад я впустил Эйдана в свою жизнь и даже в себя, преследуя лишь собственную корыстную цель. Три месяца назад я всё ещё был рядом в надежде узнать с помощью киборга причину побега из гигаполиса моей семьи. А сейчас мы вместе, так как в Эйдане моё спасение от неминуемой гибели. Я, поступающий столь мерзко и подло, не имею права просить у него любви к себе, однако по-прежнему эгоистично и нагло наслаждаюсь ею, будто забывая о содеянном… Любовь – это преданность человеку вне зависимости от мгновенных жизненных обстоятельств. В моём случае – предательство, усугублённое тем, что я и в самом деле чувствую к Эйдану то, чего никогда не чувствовал ни к одной девушке. Страсть, окутанная позором и стыдом, сводит с ума, но расстаться с ней я страшусь так же сильно, как и открыть киборгу всю правду. Не знаю, что ждёт нас впереди, но хотя бы ещё немного хочу побыть рядом с ним. Меня не пугает его внешность и то, как мы вынуждены выражать желание обладать друг другом. Это мелочи по сравнению с несколькими месяцами тревожного ожидания, когда сам себя заставляешь верить в то, что он жив – просто находится где-то очень, очень далеко. - Эйдан, – Дин поражается собственной ненасытности, жадности, граничащей с наваждением, когда тихо просит, – возьми меня ещё раз… Локаторы на голове киборга резко вздёргиваются кверху, в чём Фили видится определённая степень его изумления. Окуляры немедленно вспыхивают изумрудным, вероятнее всего, сканируя тело. Прикрыв глаза и подавив чувство лёгкого раздражения, Дин замирает и… выдыхает с облегчением, ощутив несильное давление бионических пальцев у бедра, на котором нет синяка. - Уверен? – вопрошает металлический голос. Любовник кивает, пятится назад под осторожным напором киборга, вжавшись лопатками в стену. Послушно и, как ни странно после озвученной им просьбы, смущённо переступает ногами, помогая высвободить их из штанов вместе с бельём: говорили они недолго, а член уже успевает затвердеть, выделяя смазку. И Эйдан тоже видит это. - Подожди, сейчас вернусь. Шевельнув локаторами, он отступает от Дина и направляется на кухню. Где-то там, подсказывает память, стояла бутыль с остатками масла – его как раз должно хватить, чтобы сделать проникновение не таким болезненным, как вчера. Впрочем, это вряд ли получится. Скользкая субстанция, щедро выплеснутая в бионическую ладонь чуть ли не до последней капли, преображает матово-чёрную поверхность брони глянцевым блеском. Киборг несколько раз сжимает и разжимает пальцы, распределяя её в руке по пути обратно в комнату. Переступает через порог и останавливается, прикованный взглядом к любовнику… Дин всё там же, у стены, абсолютно нагой ниже пояса – ласкает себя чудовищно медленно, неторопливо, чуть согнув в колене ногу. Заслышав шаги, поднимает лицо, каждая чёрточка которого соблазнительно окрашена румянцем, и тихо выдыхает сквозь стиснутые зубы. Он ни на миллиметр не сдвинулся в сторону кровати, предпочтя вороху постельного белья жёсткую каменную кладку – ещё один интересный нюанс, заинтриговавший Эйдана. Такой Дин, упрямый, категоричный в собственных желаниях, нравится ему настолько, что система функционирования предупредительно высвечивает во внутреннем интерфейсе сообщение о неровном сердечном ритме не кого-то там, а уже своего владельца. В недалёком прошлом височная пластина тотчас бы пустила разряд боли через всё его тело, пытаясь подавить эмоции и волю – сейчас достаточно лишь принять во внимание выраженное неоновыми строчками замечание и сделать выбор: укротить чувства или же проигнорировать сообщение. Эйдан, конечно, совсем не задумывается над ответом. - Хочешь здесь? Любовник ещё раз кивает головой и удивлённо вскидывает брови, когда попытку повернуться спиной для облегчения проникновения решительно пресекают – киборг буквально притирает его к стене, мощной фигурой ограничивая в движениях. Широкие бионические ладони, одна из которых скользкая от масла, подхватывают Дина под ягодицы, словно пушинку отрывая от пола. - Эйд? Фили испуганно выдыхает, рефлекторно обвивая шею киборга руками, а ногами – бёдра. Вызывающая открытость позы обескураживает, и страх быстро сменяется смущением, ведь даже при прежнем, почти человеческом облике ирландца они не были столь изощрённы в любви друг к другу. - Не бойся, не уроню. С металлическим смешком в голосе киборг перемещает вымазанную маслом руку и дразнит пальцем любовника. Ему нравится смотреть, как языком тот облизывает пересохшие от волнения и частого дыхания губы, как блестят на лице разноцветные глаза, не сводя пристального взгляда с изумрудных окуляров, находящихся с ними вровень. Как, в конце концов, он распахивает рот и стонет, отзываясь на болезненное проникновение. Омрачает лишь то, что, трахая Дина рукой, Эйдан не ощущает ни тепла тела, ни его тесноты, хотя безошибочно определяет и температуру, и даже насколько глубоко погружается внутрь палец. Словно в мифе о пещере*, перевёрнутом с ног на голову, киборг познаёт реальность не чувствами, а информативным знанием, рождаемым системой функционирования, знанием, которое безукоризненно верно, но обезличенно. Здесь нет места иллюзиям и ложным выводам, здесь каждое действие имеет истинную причину – так может ли в подобном совершенстве крыться ошибка, и не является ли ошибкой оно само? Короткие вскрики и рваное дыхание Дина становятся глуше для сосредоточившегося Эйдана: заинтересованный, он мысленно цепляется за возникший в голове вопрос, напрочь позабыв о хрупком теле в собственных руках. Отдавая всего себя поиску ответа, киборг даже не успевает понять, что таким образом подавляет человечность, углубляясь в недра разума – а в это же время система функционирования подстраховывает хозяина, вознося в приоритет действия и рефлексы на автоматизме. - Боже, Эйд! – Дин в напряжении стискивает зубы, крепче обвиваясь вокруг любовника. – Больно! – движения бионической руки становятся механическими, выверенными до такой степени, что тело, вопреки жестокости, вполне ожидаемо отзывается на каждое, превратившись в сплошной комок нервов. – Я же на тебя сейчас расплескаюсь! Киборг никак не реагирует на завуалированную просьбу быть более медленным и осторожным, всё выходит даже хуже, чем вчерашним вечером: гораздо быстрее и куда жёстче. Но как только застывает вогнанный глубоко внутрь палец, Дину, последний раз толкнувшемуся в свой сжатый кулак, вдруг становится чертовски хорошо. Так хорошо, что на глаза наворачиваются слёзы скорее не боли, а удовольствия. Им, словно острым ножом, перерубает напряжённые мышцы, и мелко подрагивающее тело всё ещё держится на весу лишь благодаря сильным бионическим рукам и холодной опоре стены за спиной. Немного придя в себя, Дин замечает странную неподвижность киборга и его внезапную молчаливость, поэтому, прикасаясь к закованному в матово-чёрную броню лицу, он испытывает волнение. Сбитое дыхание пока не поддаётся контролю, и имя ирландца вырывается из груди хриплыми слогами. - Эй-дан? На звук голоса отзываются конечности киборга: бионические руки опускают тело и покидают его бесцеремонно. Дин почему-то вспоминает их самый первый с ирландцем раз – тогда всё закончилось почти так же отстранённо, как сейчас, но лишь за тем исключением, что отношения между ними изменились. - Эйд, слышишь меня? Вспотевшее тело сковывает холодным комнатным воздухом. Сбросив с себя влажную майку и натянув обратно штаны, Фили возвращается к киборгу, снова зовёт по имени и даже касается перепачканной в районе груди тёмной брони. Под ладонью мерно и точно, как часы, стучит человеческое сердце – кажется, сейчас это единственное, что приходит в движение внутри Эйдана. Любовник возвышается над ним всей своей массивной конструкцией, молчаливо и зловеще вперив в стену потухшие окуляры, в самой глубине которых еле-еле теплится изумрудное свечение. Застывшая чёрная фигура будит неприятные воспоминания о подобных случаях с киборгом ещё в его относительно человеческом теле, пробуждая позабытое чувство страха и беспомощности перед живой машиной. - Да что с тобой такое? Ты же шутил и трахал меня всего каких-то пару минут назад! Эйд?! Пальцы сжимаются в кулак, который с глухим стуком опускается на броню. Вымотанный физически и уж давно как морально, Дин осыпает грудь киборга ударами, чувствуя нелепую тщетность попытки. - Эйдан, – скорее от испуга, нежели на полном серьёзе, безуспешно взывает Фили, – хватит вести себя как тупая машина! Кончив и забрызгав бионическую броню, Дин совершенно без сил приваливается спиной к стене, закрывает глаза и откидывает назад затылок. Ему должно быть больно, однако лёгкая улыбка или, точнее, её тень, блуждающая на распахнутых губах, говорит о том, что не всё так плохо. - Эй-дан? К прикосновению пальцев и имени, выдохнутому с трудом, киборг не прислушивается. Его затянуло в переплетение механических частей и останков прежнего человеческого тела, в общение с внутренним интерфейсом, испещрённым строчками кода. Пытаясь найти ответ на вопрос, Эйдан заходит слишком далеко, анализируя уже не реальность, а себя или, точнее, ту свою часть, которая не была ему дана при рождении. Общаться, по сути, с собственной системой функционирования сложно, во многом непонятно и странно. Прежние навыки программирования несколько облегчают процесс, но всё равно довольно мучительно углубляться в настройки бионического тела и алгоритмы, что движут им – спотыкаться приходится на каждом шаге, а разгадка не становится ближе. - Да что с тобой такое?... Броне нипочём удары беспомощной человеческой руки, и Эйдан не считает нужным хоть как-то отреагировать на внешний раздражитель. Увлекательное путешествие в глубину, в суть своей сущности занимает его сейчас гораздо больше, чем человек – любовник, Дин, так? - …Эйд?! Голос доносится до киборга словно издалека, эдаким дополнением к изображению взволнованного лица, фиксируемому боковым зрением окуляров. Система, служа гарантом безопасности, чётко следит за происходящим в реальности. Впрочем, разве есть угроза? Расплетая паутину команд и цифр, ирландец вдруг мысленно морщится, ощущая вполне человеческое раздражение – он натыкается на очередное препятствие, теперь совершенно уверенный в том, что оно изначально было создано в качестве барьера между настройками бионического тела и его владельцем. Система функционирования никак не ограничивает волю киборга, однако и подчиниться не желает. Но как же тогда добраться до истины? И ради чего? Немного растерявшись, Эйдан упускает тот самый вопрос, который завлёк его столь далеко, и, благодаря этой беспомощной заминке, отголоски человечности принимаются отвоёвывать драгоценное внимание хозяина обратно. - Эйдан… Киборг разочарованного выпутывается из перегруженного информацией внутреннего интерфейса, больше не в силах игнорировать звук испуганного голоса. Он даже начинает осознавать, что уходил сам в себя, вероятно, заставив изрядно поволноваться Дина, чьё лицо внезапно высвечивается перед окулярами и обрастает строчками параметров жизнедеятельности. Система функционирования меняет приоритеты с поразительной стабильностью, возвращаясь в исходное состояние – Эйдан действительно поражён тем, насколько в данном плане она совершенна по сравнению с тем, что у него было до бионического тела. Интересно, так кто же я такой? Или что я такое? - …тупая машина! Фигура, мгновение назад стоявшая неподвижно, вскидывает руку и перехватывает опускающийся на грудную броню кулак. Киборг так неестественно страшно, из-за разницы в габаритах и росте, опускает склонившуюся вбок голову, что Дин с придыханием быстро шепчет: - Извини! Извини, я совсем не то имел в виду! Разгоревшиеся окуляры внимательно изучают лицо, приблизившись почти вплотную. Эйдан поражён услышанным и пытается его осмыслить – уж очень чётко наложилось оно на немой вопрос. - Ты застыл как вкопанный, и я подумал, что вдруг тебя… опять… Любовник объясняет сбивчиво и рвано, не предпринимая ни единой попытки вырвать зажатую бионическими пальцами кисть: боли они не причиняют, сомкнувшись на запястье с ювелирной точностью. Нагнувшись, киборг по-прежнему пытливо всматривается в него. Быть может, это глупо, но Дин почти чувствует устремлённый на себя взгляд из тлеющей изумрудным глубины. - Эйдан, – облизнув губы, тихо зовёт он с надеждой, – ты здесь, со мной? Пальцы разжимаются, отпуская чужую руку. Ирландец выпрямляется и отступает на шаг назад. Молчание его длится недолго: - Прости. Ушёл в себя. По тому, как отстраняется киборг, как держится рядом и как говорит, Дин смутно улавливает постигшие его разочарование и вину. И если со вторым всё понятно, то первое граничит скорее с раздражением. А это признак куда более глубокой проблемы. С которой, кажется, дело тоже ясное… - По поводу моих слов… - Надеюсь, больно я тебе не сделал? Недовольно поджимая губы, Дин прищуривает глаза. Некоторые привычки, уловки прежнего Эйдана никуда не делись, и не важно, что металлический голос звучит почти безразлично. Больно не мне, Эйд… Больно тебе. - Сделал. Киборг почему-то не удивляется откровенно вызывающему ответу. Он тоже знает любовника как облупленного, особенно его феноменальное упрямство, которое тот чуть ли не ежедневно выставлял в первые месяцы знакомства и зарождающихся отношений друг с другом. - Не начинай, Дин. Словами меня теперь не ранишь так легко. А вот боль, причинённая мной, вполне реальна. - Поэтому я честно ответил, что ты сделал мне больно. И жду от тебя того же. - Честного ответа? - Нет, – качает головой Дин. Он возвращает себе разделяющий их шаг, запрокидывая голову и глядя на любовника. – То, что ты меня прощаешь. - Прощаю за что? За правду? Мысленно разразившись грубой витиеватой тирадой в собственный адрес, Дин сдержанно тяжело вздыхает. Бионическая броня киборга, конечно, могучая и крепкая, однако сердце, бьющееся внутри, она не способна защитить от слов. Ими вполне можно ранить, вопреки заверению Эйдана в обратном. - Не смей так думать о себе… - Ты ведь не только подумал, но и произнёс вслух. - Значит, не верь тому, что я тебе говорю! Взгляд разноцветных глаз вдруг становится влажным. Дин не скрывает слёз, но пытается смахнуть их костяшками пальцев небрежно и немного неловко, после чего и вовсе стремительным шагом покидает комнату, загремев посудой на кухне. Заинтригованный, Эйдан следует за ним: любовник водружает над огнём полную холодной воды кастрюлю, смачивает под краном какую-то тряпку и, не глядя, протягивает её назад, киборгу. - Я тебя запачкал. Бионическая рука осторожно перенимает влажный кусок ткани, стирает им с брони белёсые разводы и откладывает в сторону – Эйдан, тронув за плечо, молча разворачивает Дина к себе. Вид у того слишком уж подавленный и хмурый. - Помнишь наш разговор на следующее утро, как ты впервые увидел меня таким? – киборг старается максимально очеловечить собственный голос, вплетая в него мягкие интонации. – Мы объяснялись друг перед другом, заполняли оставшиеся пробелы, требовали ответы на вопросы, о которых раньше не спрашивали. Это было откровенно, местами болезненно и мучительно для нас обоих. Или я не прав? Неживые пальцы чуть сильнее вдавливаются в плечо, и Дин знает, что совершает ошибку, показательно сбрасывая их. - Я был с тобою честен! - Тогда почему сейчас отвечаешь именно так? Фили страдальчески закрывает глаза, не находя в себе сил смотреть прямо на киборга. Он прекрасно помнит то утро и их неожиданный разговор – первый за несколько месяцев разлуки. Страшась прикоснуться друг к другу, пугаясь одного лишь только внешнего поразительного различия, они жадно обменивались словами, прощупывая ими сидящего напротив и изучая заново. Я действительно не врал тебе, Эйдан. Я давал честные ответы про себя и свою жизнь. Просто ты задавал не те вопросы, каждый раз заставляя меня замирать от ужаса, что вот-вот – и правда раскроется… Тогда я как никогда был близок к тому, чтобы раскрыть её, задай ты правильное направление нашему разговору… - Подозреваешь меня в чём-то? – с внезапной враждебностью спрашивает Дин, защищаясь в нападении. - Судя по твоему странному поведению – да. Но никак не могу понять, в чём именно, – признаётся киборг. – Ещё с нашей самой первой встречи что-то не даёт мне покоя. - Зато я знаю, что не даёт. Недосказанность. И она должна быть между людьми, – горячо возражает Фили. – В ней ты можешь быть самим собой, плохим или хорошим, но собой, понимаешь? Если лишиться и этого крохотного кусочка личного пространства, от тебя не останется ничего, так как всё остальное уже отдано на растерзание жизни. - Не понимаю, – задумавшись, Эйдан добавляет. – И мне кажется, что говорим мы о разных вещах. Когда вскипает вода для мытья и крышка наполненной доверху кастрюли начинает со звоном дрожать, киборг без труда снимает её с плиты и относит в ванную. Дин молча шествует следом, растерянно покусывая губу. То, что назревающий конфликт так весьма кстати прервала раскалившаяся посуда, чувствуется отчётливо: это нельзя назвать облегчением, но вот отсрочкой – вполне. Знать бы лишь, что именно оказалось отсроченным и как надолго… Коротко постучавшись и получив разрешение войти, Александр проходит в кабинет. Свет внутри приглушен, но над рабочим столом ярко горит лампа, освещая кипу отчётов и киборга, задумчиво склонившегося над ними. За окном метель, разразившись очередным прощальным снегопадом, неистово бушует, глядя на то, как белый ковёр на асфальте быстро превращается в склизкие серые комья грязи – грядёт весна. - Вызывали? Кратос поднимает голову, наблюдая за рукой, смахнувшей с непокрытых русых прядей капли растаявшего снега, и переводит взгляд на лицо. Зелёные глаза Александра, необычайно дерзкие и загадочные, вполне могут поспорить с изумрудными горящими окулярами киборгов последней линейки. Относительно недавно назначенный новым главой отдела информатиков, он поражает многих не только благородной внешностью, но и приложенными к ней умом, дисциплинированностью и преданностью делу – качествами, достойными хорошего разведчика. Пару лет назад пересёкшись с ним по работе, Кратос лично рекомендовал своему высшему начальству в Новой Зеландии кандидатуру русского киборга для прохождения службы в их гигаполисе, Окленде, и ни разу не пожалел об этом. - Да, вызывал, – мужчина позволяет себе выказать долю усталости, откинувшись на спинку стула и чуть ослабив ворот военной формы. – Рад Вас видеть так скоро. Александр вежливо улыбается в ответ и присаживается на предложенный ему стул, аккуратно сбрасывая верхнюю одежду на подлокотник. - Полагаю, причина моего визита – Дин О’Горман? - Правильно полагаете, – кивает Кратос, – но не только. Лучше скажите, как обстоят дела с личностью похитителя? - Вы ещё не получили мой официальный отчёт? – удивлённо спрашивает Астерий, хотя прекрасно понимает, что даже если киборг и получил, то предпочитает услышать информацию непосредственно тет-а-тет. Такие своего рода уловки вполне естественны для разведки и, как ни странно, привычны. – Личность похитителя установить не удалось, за исключением того, что файл был выкраден, когда нетбук находился в кабинете доктора Оина. Я склонен думать, – Александр задумчиво растягивает слова, словно заново осмысливает собственный вывод. На самом же деле он искренне надеется, что сумеет преподнести ложный вариант как версию, которую нельзя списывать со счетов, а, значит, для её проработки потребуются ресурсы и, самое драгоценное, время, – что взлом мог осуществить доктор. - Доктор… – с едким смешком повторяет Кратос, чем настораживает Астерия. – Не кажется ли Вам, что доктор – вариант не столько очевидный, сколько удобный? Это удобство меня и смущает. - Подозреваете Эйдана Тёрнера? – Александр суживает глаза, всё его лицо выражает сосредоточенность и серьёзность. Оправдываются худшие варианты развития событий, и ухо держать нужно востро. – Хочу напомнить, что в медицинском отсеке одновременно находились трое – Кили, доктор и пациент. -Так почему не забеспокоились о пациенте? Кратос медленно поднимает взгляд на собеседника, откровенно уколов того вопросом. Астерий в долгу не остаётся: - Хочу поддержать Ваше неравнодушие к мистеру Тёрнеру. Хохот наполняет помещение, мужчина смеётся редко, и потому от звука его голоса Александр, как и каждый раз, еле заметно вздрагивает. - Я определённо рад, – улыбается Кратос, делаясь непохожим на самого себя, – что мы с Вами знакомы. Не часто разговоры доставляют мне столько удовольствия. Он ворошит бионическими конечностями кипу бумаг, вытаскивает несколько скреплённых листов и протягивает Астерию: - Читайте. Вы здесь как раз по этому поводу. Александр бегло просматривает отчёт, не выдавая постигшее его сильное волнение. Пока глаза жадно глотают строчку за строчкой, мысли в голове – совсем о другом. - Собственно, – продолжает Кратос, – хотел с Вами посоветоваться насчёт задержания мистера Тёрнера. Доказательств для обвинений теперь предостаточно, осталось лишь найти Дина О’Гормана. - С задержанием лучше повременить. Насколько я могу судить из отчёта, Эйдан наша единственная зацепка к месторасположению Дина на данный момент. И взятие его под стражу может значительно усложнить дело. - Согласен, поэтому я и вызвал… Резкий стук в дверь прерывает их беседу. Молоденький киборг-информатик, порывисто шагнув внутрь, отдаёт честь Кратосу и, попросив разрешения, обращается напрямую к своему начальнику, Астерию: - Всплыли данные, выкраденные из Сети! Несколько минут назад через систему отслеживания были зафиксированы запросы на основе их обрывков! - Точка запроса? – не удержав себя в руках, Александр слишком поспешно поднимается со стула. Впрочем, как и заинтересованный известием Кратос. - Ещё устанавливаем! Возникают определённые сложности, но мы их оперативно решаем! Астерий, крутанувшись на месте, устремляет горящий взгляд на разведчика. Движимый какой-то идеей или целиком поглощённый делом, он неизменно производит на Кратоса неизгладимое впечатление киборга, полностью отдающего себя работе. - Идите! – Мужчина кивает головой, выходя из-за стола. – Я зайду к Вам как только поставлю в известность начальство! Александр вместе с подчинённым покидают кабинет, Кратос, вызывая помощника, оперативно собирает отчёты и раскладывает их по ячейкам сейфа. Последними ложатся листы, которые так сильно взволновали информатика: протокол допроса Ота и Кея, сослуживцев Эйдана Тёрнера, об их встрече в доме последнего с неким парнем по кличке Фили, а также подтверждения других свидетелей. Их, как оказалось, часто видели вместе – киборга ущербной линейки и парня с разноцветными глазами.