Рисуя свободу

Звон посуды, донёсшийся с кухни, пробуждает спящее сознание Адама, разрушает паутину сновидений, бесцеремонно выталкивая в реальность. Посторонний звук, раздавшийся так внезапно в утренней тишине дома, тотчас смолкает, но наступившее тревожное безмолвие не даёт вновь сомкнуть глаз. Осторожно, боясь потревожить дёрнувшегося, однако так и не проснувшегося Дина, Ори приподнимается на локте и вытягивает шею, опасливо выглядывая из-за спинки дивана. Сердце в груди колотится быстрее обычного от одной лишь мысли, что этой ночью, пока они спали, в доме был кто-то ещё. Киборг. Да, живые машины научили людей бояться. Безотчётный, неконтролируемый страх, выработанный десятилетиями их присутствия, давным-давно стал рефлексом. И даже сейчас, понимая, что конкретно этот странный бионический индивид не причинит ему вреда, Адам проклинает себя за расползающийся в душе панический холод. Спасает от позорной дрожи лишь чувство злости, опьяняющее не хуже крепкой выпивки – чувство, которое подарил Дин, задумчиво поцеловав его вчерашним вечером. Медленным и мягким касанием губ лучший друг пытался найти ответ на свой вопрос. И нашёл, когда, совершенно несвойственно прежнему дерзкому Фили, чуть заметно покраснел, не произнеся ни слова. Тогда Ори отыскал в себе сил улыбнуться, даже сказать, что раньше Дин ему нравился – лишь бы не показать, как вдруг где-то глубоко внутри стало больно. Чужие отношения, зарождающиеся на его глазах, были неестественны с самого начала. Но почему-то продолжали, вопреки всему, крепнуть, срастаться, словно изломанные до этого кости, странно, немного уродливо, но слишком прочно. Намертво. Высокая тень появляется в дверном проёме, и Адам, задумавшись, не успевает рефлекторно отдёрнуться обратно. Они с киборгом так и застывают, один – выглядывая из кухни, второй – из-за спинки дивана, рассматривая друг друга каждый из своего укрытия. На их лицах читается почти одинаково удивлённое выражение, которое сменяется внимательной настороженностью. Всего на секунду Ори, не выдержав, опускает взгляд, но когда снова поднимает голову, дверной проём пустует. И лишь где-то в глубине дома, на кухне, опять тихим звоном отзывается посуда на неосторожное движение. Выскользнув из-под тёплого пледа и подоткнув им спящего Дина, Адам на какое-то мгновение нерешительно замирает посреди гостиной. Оставаться в ней и дальше будет глупо, а идти прямиком на кухню – слишком самоуверенно. Поэтому, выбрав ванную комнату в качестве подходящей альтернативы, он юркает внутрь и поспешно закрывается на замок. Из зеркала над раковиной на Ори смотрит чуть бледное лицо с взлохмаченными ото сна волосами, лопоухими ушами и глазами, в которых страх напополам с так и не погасшим чувством злости. Наскоро умывшись и постаравшись избавиться от нервозности, он приглаживает мокрыми пальцами топорщащиеся короткие вихры, глубоко вздыхает и осторожно, выйдя из ванной, мелкими шажками направляется на кухню. У самого её порога сердце начинает предательски биться не в груди, а где-то у основания горла, и, пытаясь унять собственное волнение, Адам не сразу замечает повисшее вокруг безмолвие. Обращает внимание лишь тогда, когда в нём раздаётся тихий голос киборга: - Я знаю, что ты там… Кили утверждает очевидное и в то же время словно приглашает войти, не побояться переступить порог, у которого Ори неловко мнётся с ноги на ногу. После таких слов по-прежнему стоять на одном месте может показаться глупостью, и Адам делает самое трудное для себя в данное мгновение – первый шаг навстречу. Киборг обнаруживается у плиты, готовящим, судя по запаху, яичницу на завтрак. Бионической рукой он поправляет над огнём сковородку, из-за чего та издаёт знакомый звон, потревоживший их с Дином ранним утром. - Я не хотел вас будить, – всё так же тихо произносит Кили, как будто угадывает чужие мысли. – Фили ещё спит? Он поворачивает голову, чтобы взглянуть на собеседника, и злости, скопившейся внутри, становится чуточку меньше. Красный окуляр, конечно, выглядит устрашающе на лице, но обычная человеческая жалость сжимает сердце Ори – ведь киборг тогда защищал Дина при встрече с Варгом, за что и поплатился, собственно, своим правым глазом. - Спит, – хмуро подтверждает Адам, проходя в самый дальний конец кухни и оттуда наблюдая за Кили. – Спал, по крайней мере… Последний раз он видел киборга в пабе ещё летом, в обычной поношенной одежде, перчатках и шапке, надвинутой на лоб – человек как человек, если не знать, кем тот являлся на самом деле. Сейчас же живая машина, облачённая в чёрный спандекс, предстаёт перед Ори без обманчивых атрибутов, призывающих скрыть её истинную сущность: пластина, окуляр и бионическая рука заставляют держаться от Кили на расстоянии. - Голоден? - Господи, – с раздражением в голосе фыркает Адам, чувствуя, как киборг пытается нащупать почву для разговора, – тебе незачем стараться быть со мной учтивым лишь из-за Фили! - Но ты его лучший друг, – возражает Эйдан, выключая огонь и накрывая сковороду крышкой. – К тому же, не в Фили вовсе дело. - Хочешь сказать, что со всеми людьми ты одинаково учтив? – с сарказмом спрашивает Адам и продолжает, не давая собеседнику вставить ни слова. – Выходит, акт насилия, в твоём понимании, это правило хорошего тона? Краска, залившая щёки, жжётся под кожей раскалёнными угольками, щедро брошенными в лицо чужой рукой. Эйдану даже приходится прикусить губу, чтобы не сорваться и не ответить такой же желчной колкостью, ведь Ори имеет полное право злиться. Да что там Ори – не проходит и дня без воспоминаний об их первой с Дином встрече, о том, как тот плакал и глухо рычал, глуша покрывалом стоны. Моральную боль от потери отца и матери Эйдан перевоплотил в боль физическую – в чужую боль. И убеждать себя в том, что таким образом он прежде всего спасал Фили от пристального внимания Криоса– эгоизм чистой воды. - Я… – ирландец мучительно хмурится, отгоняя наваждение в виде напряжённо-изломанного обнажённого тела под собой на кровати борделя. – Я виноват, очень виноват перед Фили. И не прощу себе этого никогда. - Приятно слышать. - Но твоего друга я не держу в своём доме силой, – киборг поднимает вдруг голову, пытливо взглянув прямо на Адама. – Более того, убежав, он всё равно вернулся сюда, хотя и не должен был. Знаю, меня ты не считаешь подходящей ему парой, однако разве этот поступок Фили ни о чём не говорит? Теперь настаёт очередь Ори прикусить язык и нахмуриться. О, если бы он мог, то рассказал бы киборгу всё, абсолютно всё, начиная с того самого момента, когда чудовищная идея сыграть на чувствах живой машины посетила голову Дина. Рассказал бы о том, что его лучший друг даже не посмотрел бы в сторону Кили и, тем более, не стал бы делить с ним постель. Их свёл вместе всего-навсего роковой случай, стечение обстоятельств, и одному лишь Богу известно, каким образом в Дине вдруг проснулся интерес, а затем – влечение к киборгу. - А если я скажу, – задумчиво произносит Адам, встречая направленный на него взгляд, – что это я и Двалин убедили Фили вернуться к тебе. Как ты расценишь его поступок после моих слов? Мелко вздрогнувший, словно от холодного сквозняка, киборг кажется удивлённым. Он в растерянности размыкает губы, но с них не слетает ни единого слова. В глубине уцелевшего глаза на мгновение проскальзывают разочарование и досада, однако исчезают они так же быстро, как и появляются. - В том, что Фили вернулся ко мне не по собственной воле, ты пытаешься убедить меня или себя? Вероятно, смех сейчас не к месту, но Ори заходится им, тихо, нервно, по капле выдавливая скопившееся в груди напряжение. Кили, чёрт возьми, прав. Разве можно Дина заставить что-то сделать? Разве получилось у Адама отговорить лучшего друга не связываться с киборгом? Нет, нет и ещё раз нет. Выбор Фили – его собственный выбор, и, что самое худшее, его чувства к живой машине – теперь тоже. - Пообещай мне, – отрывистый короткий смех, к удивлению киборга, перерастает в всхлипы. Как будто, боясь расплакаться, Ори часто и шумно втягивает ртом воздух, захлёбывая им то, что рвётся изнутри наружу. – Пообещай мне, Кили, что с Фили ничего не случится, пока он рядом с тобой! Пообещай мне, не ему, ведь иначе… Фигура, облачённая в чёрную армированную форму, нависает над Адамом бесшумно и быстро, заставляя оборвать фразу на полуслове. Эйдан берёт в свою ладонь чужую руку и крепко её стискивает, не замечая со стороны никакого сопротивления или попытки оттолкнуть. Да, они с Ори слишком разные и, вероятно, никогда не найдут общий язык, однако любовь – у каждого своя – к одному конкретному человеку способна объединить, казалось бы, совершенно непримиримых людей. - Я не могу дать такого обещания, но клянусь, – горячо шепчет киборг, – что буду защищать твоего друга, покуда могу дышать, двигаться, жить. Этих слов достаточно, чтобы ты мне поверил? Адам мягко высвобождает ладонь и отстраняется чуть в сторону, по-прежнему не отрывая взгляда от лица Кили, от широко распахнутого целого глаза и ярко-красного неонового окуляра. Последний – словно и есть подтверждение сказанному, а ещё, кажется, Дин говорил, что киборгу прострелили плечо, когда он заслонял его своим телом… - Нашему миру действительно пришёл конец, если забота о близких измеряется ранами тех, кто их оберегает. Как так вышло, ты знаешь? В большие печальные глаза Ори невыносимо смотреть без внутренней дрожи и отвращения к самому себе, к факту своего существования, поэтому, собрав всю силу воли, Эйдан молча кивает головой. Нет, он не хочет быть один в ответе за грехи, совершаемые на протяжении столетий по отношению к ничего не подозревающей части человечества, но всё начинается с малого. Однажды в детстве бабушка как-то сказала ему, что пальцы сами по себе – это ничто. Однако вместе они сжимаются в кулак. Военная система, созданная гигаполисами, армия киборгов, это и есть тот самый кулак, собранный из десятков, сотен и тысяч единиц людей с печальными судьбами, вынужденных подчиняться любым приказам. Вынужденных, потому что это был их собственный выбор. Либо выбор родных, отказ от которого автоматически навлекал смерть на всех и каждого, посвящённого в тайны положения вещей в мире. - Чьи же интересы вы так упорно защищаете на чужой территории и ценой чужих жизней? - Адам, – предостерегающий голос Дина, появившегося в дверном проёме, заставляет обоих обернуться на звук, – не нужно, поверь мне. Он проходит внутрь, останавливается возле плиты и, как ни в чём не бывало, тянет носом запах яичницы, витающий над сковородой. По лицу Фили видно, что ему вовсе не безразличен завязавшийся на кухне чужой разговор, но и Кили, и Ори понимают, что таким образом тот лишь останавливает готовый назреть между ними двумя спор. - Я голоден. Ты завтракать будешь? - Нет, – мотнув подбородком, Адам переводит взгляд с киборга на друга, выдавив из себя слабую улыбку. – Пойду лучше домой, к Грэму. Пока Дин обнимается с Ори и передаёт привет для его любовника, Эйдан отворачивается к окну, рассматривая улицу и частные дома напротив. Уходя, Адам с ним не прощается, однако киборг не чувствует обиды за подобное отношение к себе. Они сошлись в одном, в заботе о Фили, а этого вполне достаточно на данный момент. - Прости, что заняли твой диван, – тихо приблизившись, Дин трётся щекой о плечо киборга и зевает, выдыхая с полустоном. – Ты наверху спал? - Я сегодня не ложился. Отодвинувшись, Фили хмурится и заглядывает ирландцу в лицо. В пробуждающемся осеннем солнечном свете становятся видны тёмные круги, залёгшие под глазами, и губы, сжатые в плотную жёсткую линию. Кили снова кажется старше своего возраста, и в этот раз как-то уж слишком. - Что-то случилось, пока ты был в патруле? – осторожно интересуется Дин. - Даже если бы случилось, у тебя нет права знать! Киборг резко сдвигается в сторону, переставляет сковороду с яичницей, неудачно попавшуюся под руку, от греха подальше и вдруг оборачивается к нему: Фили вздрагивает от внимательного взгляда и того, как неожиданно взвинченный Кили стекленеет буквально на глазах. - Эйд, ты меня пугаешь, – честно признаётся Дин, не двигаясь с места. – Пожалуйста, скажи, что ты сейчас снова не слетишь с катушек… - Нет, не слечу, – на лице киборга двигаются только губы, пластина действительно мигает чётко и ровно, однако впечатление всё равно жуткое. – Тебе не об этом стоит волноваться… - Тогда о чём же? Фили настороженно вскидывает голову, подбадривая сам себя, но чувство опасности, исходящее от ирландца, захлёстывает и топит, утягивает в какую-то бездонную черноту уцелевшего глаза. В кровавом же окуляре пляшут язычки адского пламени, и его жар достигает сердца Дина, раскаляя в венах кровь. Они стоят напротив, неестественно прямые, будто каждый проглотил стальной стержень. Несмотря на статус любовников и одну на двоих постель, в данный момент между ними почти нет ничего общего – как два незнакомых человека, столкнувшихся посреди кухонного пространства, Фили и Кили оценивают друг друга на предмет следующего шага. Ощущение отчуждённости обезоруживает их от колкостей и лишних слов, оставляет лишь инстинкты на уровне природы, когда действия противника распознаются чуть ли не по воздуху и колебаниям, распространяющимся в нём. Пару раз киборг размыкает губы. Пару раз пытается начать, но останавливается, потому что знает – разговор с Дином об узнанной им тайне либо разрушит всё, что между ними так упорно выстраивалось, либо столкнёт отношения в неизвестность… Ни один из вариантов Эйдана не устраивает… А вдруг Фили сам не знает своего прошлого? Ведь на последнем снимке, сделанном в Новой Зеландии, ему явно не больше четырёх лет – значит, детство проходило уже за пределами гигаполиса, в городе-призраке. И, вероятно, с того момента и до сегодняшнего дня – в Дублине! - Эйдан, чёрт возьми, что происходит?! Наблюдая за киборгом, Дин не удержался позвать того по имени, когда холодное застывшее выражение лица сменилось искренним удивлением. Теперь Кили смотрит на него, словно видит впервые, и в глазах нет ожесточённости или подозрительности. - Только не смей говорить, что ничего, – грозно предупреждает он, подступая ближе. Словно в знак доверия. – Эйдан… Писк коммуникатора не даёт ему продолжить. Киборг, очнувшись от оцепенения, достаёт металлический шарик, вкладывает в ушную раковину и, видимо, получив какой-то приказ, подтверждает его. Обычно после этого Кили сразу же направлялся по вызову начальства, однако сейчас он не двигается с места, задумчиво хмурясь и решая что-то для себя. - Эйдан, что происходит? – взволнованно повторяет вопрос Дин. Взгляд разноцветных глаз, метнувшись на протянувшуюся руку, возвращается к сосредоточенному лицу ирландца. - Твой коммуникатор. Давай его сюда. - Мой коммуникатор? - Живее, Фили! Пока в металлический шарик загружается неизвестный ему файл, Дин предпринимает ещё одну попытку добиться от любовника ответа, но Кили молчит. Голос, приказавший явиться в медицинский отсек Оина, ирландец узнает когда угодно – голос Кратоса, того самого киборга, которого он встретил в больничной палате, впервые оказавшись в Лондоне. Кратос нёс службу в разведке, поэтому сомнений не было – взлом Сети обнаружили. Расследование началось. - Пока меня не будет, никуда из дома не выходи, понял? – Эйдан возвращает Фили коммуникатор. – Вернусь, тогда всё и объясню. Файл я зашифровал, так что вскрыть его всё равно не сможешь. - А ты куда? - К Оину. - Это он тебя вызвал? Печально улыбнувшись, Кили притягивает любовника за подбородок и целует, всего лишь прильнув губами к губам. Обескураженный и встревоженный Дин глядит на него широко распахнутыми глазами, пока тот не отстраняется. - Нет, не он… Солнце на улице греет едва-едва, и зелёная листва в районе Ратгар уже местами окрашивается золотом. Кончики пальцев холодеют не только от недостатка тепла, но и от противного чувства неизвестности, граничащего со страхом. Хоть он и стёр файл из собственного коммуникатора, хоть и использовал старый нетбук дока, скрытые возможности разведки нельзя недооценивать… Оин, как он там держится один на один с Кратосом? Возле входа в медицинское крыло его уже ждут. Конвоируя, но никак не притесняя, киборг препровождает Эйдана прямиком в приёмный кабинет дока, где возле стола, лениво перебирая бионическими руками записи, стоит он. - Вижу, ты потихоньку преображаешься, Кили, – Кратос оборачивается и кивком головы отпускает своего подчинённого из комнаты. – Красный окуляр тебе к лицу, боец. Мужчина холодно улыбается и привычным жестом военного закладывает за спину неживые кисти рук. Выправив плечи и вытянувшись в струнку, Эйдан молча следит за ним одним лишь взглядом, пока тот обходит его кругом неторопливым, широким шагом. - Знаешь, зачем тебя сюда вызвали? - Не имею ни малейшего представления, – тут же отвечает Кили, стараясь дышать размеренно и спокойно. - Стандартный ответ. Как и у предыдущих опрошенных пациентов Оина. - Разрешите задавать Вам вопрос? – и, не услышав возражений, – Что случилось с доком? - А с ним что-то должно случиться? – выгибает бровь Кратос, заинтересованно посмотрев на ирландца. - При всём уважении, военная разведка неспроста должна интересоваться киборгами медицинского профиля. - При всём уважении, – копирует интонацию мужчина, хмыкнув себе под нос. – Странно, но ты единственный, кто поинтересовался состоянием дел доктора Оина. Впрочем, судя по его записям, ты был для него особенным пациентом, Кили. Настолько особенным, – вкрадчиво продолжает Кратос, – что оказался не внесён вчера в журнал посещений, хотя внешние камеры зафиксировали тебя, входящего в кабинет. Сердце в груди совершает первый свой сильный удар, болезненно дёрнувшись посреди рёбер. Пластина неровно вспыхивает пару раз, и за её кровавым мерцанием мужчина следит с лёгкой полуулыбкой. - Как замечательно, – тянет киборг, – что ущербную линейку почти нет нужды проверять через биометрические показания. У вас всё на лице написано. Эйдан взволнованно облизывает губы, когда Кратос, пройдясь по отсеку, останавливается напротив в ожидании ответа или же оправданий. Глаза мужчины чуть сужены в предвкушении зрелищного допроса, а в том, что его именно допрашивают, ирландец убедился, как только перешагнул порог медицинской комнаты. - Я не собираюсь отрицать очевидное. Да, док принял меня, вон там, в лаборатории – Кили указывает кивком головы на дальний конец помещения, – потому что по расписанию у него параллельно со мной значился другой пациент. Я пришёл к нему не по графику личных посещений, а вне его. - По какому поводу? - Пластина. Она беспокоит меня в последнее время чаще обычного, и поэтому Оин разрешил обращаться к нему за помощью в любое время. Можете проверить, он снимал вчера её показания… - Мы проверим, – перебивает Кратос, выразительно взглянув на Кили. – Все данные доктора уже собраны и отправлены на обработку. - Вы так и не сказали, что с ним случилось… Мужчина проходится вперёд-назад по комнате, однако Кили знает – он не просто слоняется туда-сюда, он обдумывает стратегию допроса дальше, подстраиваясь под полученные от него ответы. Кратос занимает в британской разведке далеко не последний пост, а, значит, дело действительно дрянь. - Веди, – наконец бросает киборг, вздохнув с обманчиво-скучающим видом. - Куда? – растерянно оглядывается по сторонам Эйдан. - В лабораторию. Когда они заходят в помещение, Кили, словно невзначай, осматривается кругом. Чёрного кейса нигде не видно, равно как и следов того, что каждый миллиметр комнаты исследовали службы разведки. Мысль об отпечатках пальцев на клавиатуре поначалу пугает Эйдана, но здравый смысл успокаивает – Оин был слишком аккуратен в вопросах собственной безопасности. По крайней мере, пока не решился помочь ему с поиском данных о Фили. Наверняка док что-нибудь предусмотрел… - Ничего необычного? - В смысле? – встрепенувшись, оборачивается к киборгу Кили. - Все ли вещи на своих местах? В ровном голосе мужчины не слышны эмоции, но зато в глазах читается насмешка – он, как паук, плетёт паутину вопросов, в один из которых Эйдан обязательно должен попасться. - Простите, но я не присматривался. Мне было как-то не до этого. - Не дерзи, мальчишка, – первые стальные нотки прорезают воздух. – Лучше отвечай. Глубоко вздохнув, Кили медленно обводит глазами помещение. Собственно, здесь не так много предметов, поэтому попытаться откреститься от наличия нетбука будет слишком рискованно. С Кратосом, чтобы самому не запутаться в показаниях, следует максимально близко держаться к реальному положению вещей как в прямом, так и в переносном смысле. - Чёрный кейс. - Что «чёрный кейс»? – переспрашивает киборг. - В том углу, кажется, находился чёрный кейс. - И что в нём было? - Не знаю, – пожимает плечами Эйдан, чувствуя на себе заострившийся взгляд разведчика. – Он просто стоял в том углу, и всё. - Что-то ещё? - Ещё, вроде бы, – ирландец мучительно хмурится, словно пытается воссоздать в голове по памяти изображение лаборатории, – на дальнем столе стояли какие-то заполненные пробирки. Простите, это всё, что я помню. Соврав, он чуть опускает подбородок, чтобы во взгляде исподлобья было как можно больше настороженной покорности, и принимается следить за Кратосом будто в ожидании дальнейших вопросов. Но мужчина не обращает на него внимания, или делает вид, что не обращает, казалось бы, безучастно рассматривая лабораторию от одной стены до другой. - Хорошо, Кили. Больше у меня вопросов нет. Можешь идти. Киборг изящно выворачивает шею, взгляд его описывает дугу по помещению и застывает на ирландце, так и не сдвинувшемся с места. - Свободен, боец, – с лёгким раздражением повторяет мужчина, по-военному приосанившись. - Что случилось с доктором? Кили, в свою очередь, тоже расправляет плечи, вставая наизготовку перед старшим по званию. От напряжения, от стиснутых зубов на его скулах проступают желваки, а пальцы руки и бионической конечности то чуть сжимаются, то вытягиваются вдоль линии ног. Он уже трижды повторял вопрос, дважды его оставили без ответа – если Кратос промолчит и сейчас, он будет вынужден подчиниться, развернуться и уйти. - Оину предъявлено обвинение в хищении данных особой важности. Теперь у тебя будет другой доктор. Кивнув на дверь, мужчина больше не скрывает нежелания вести разговор, но и Кили это не нужно. Отдав честь старшему по званию, он сам не понимает, каким образом оказывает уже не в медицинском корпусе, а на улице, жадно глотая воздух ртом и пытаясь осознать то, что происходило минутами ранее. Когда мысль о том, чьими стараниями Оина взяли под стражу, если, конечно, ещё не убили, становится кристально ясной, прозрачной, как покатившиеся из глаз слёзы, Эйдан сжимает кулаки и до крови вгрызается зубами в нижнюю губу – лишь бы не заорать от мучительного бессилия на глазах у всего района киборгов. Его колотит дрожью изнутри, прожигает жаром словно ядом. Он чувствует, как неистово колотится сердце и вспыхивает боль в височной пластине. Плата за любопытство настигает слишком быстро, забрав того, кто был слишком внимателен и добр к нему – почти как второй отец. Беспечность и незнание, от которых предостерегал Оин, запустили чудовищный политический механизм, призванный найти и покарать виновных. Первая жертва уже преподнесена ему, кто будет следующей? - Дин… Прошептав имя, Эйдан слизывает с губ солёные кровь и слёзы. Он обещал Адаму, что защитит его друга любой ценой, станет препятствием на пути каждого, кто только посмеет к нему прикоснуться. Даже Кратоса, даже всех киборгов вместе взятых! Но, чтобы защитить, нужно вооружить Фили знанием о том, кто он есть на самом деле. Открыть правду, если она неизвестна – с этого нужно начать… Дрожащие окровавленные губы смыкаются в тонкую линию. Слёзы не перестают течь из глаз, но вместо бессильного отчаяния и паники в груди закипают решительность и злость. Док не одобрил бы его бездействия и собственных трудов, потраченных впустую, он помогал ему и Фили не для того, чтобы Эйдан сдался, опустив руки. Оин подарил им шанс, один единственный, ради которого нужно попытаться и рискнуть! - Транспортное средство готово к взлёту, сэр, – киборг-разведчик осторожно переступает порог лаборатории, где на краешке стола расположился и застыл его командир. – До Лондона около получаса лёта. Все необходимые данные собраны. Встреча с командующими назначена на полдень. - Хорошо, – Кратос поднимается на ноги и поправляет форму, пригладив бионической ладонью выбившуюся прядь каштановых волос. – Распорядитесь, чтобы дока к моменту нашего прибытия перевели в камеру допроса. Хочу побеседовать с ним перед тем, как приступлю к докладу на встрече. - Будет сделано, сэр. - Кили-Кили-Кили, – задумчиво проведя кончиками пальцев по столу, тихо произносит мужчина. – Интересно, будет ли у меня ещё один шанс спросить, хочешь ли ты жить?