Тает снег

- Ну, чего, господа-товарищи, - вздохнул Юрон, отчего-то невесело улыбнувшись краем губ. В кулаке он сжимал три ключа с цветными номерками. – Поздравляю с перелетом! Музыканты, словно по команде, закопошились: Захаров, ухмыльнувшись во весь рот, исключительно нагло отобрал сумки у Князева, а в ответ на его возмущенное «Э-э! Ну-ка быстро вернул!» лишь фыркнул; Бушуев, тяжело нахмурив брови, принялся усиленно рыться в карманах, которых на его одежде было нашито невероятное множество; Лаптев попытался прямо на ходу распаковать чемоданы. И только Самосват продолжил всё так же спокойно стоять, неясно чего ожидая. Только что до приятной дрожи гордая, довольная собой и самую малость трясущаяся от страха группа Эпидемия в полном составе прибыла в гостиницу, где им и предстояло коротать часы до и после пока еще только надвигающегося выступления. Все, абсолютно все музыканты, даже безоблачно радостные Князев с Захаровым, ужасно боялись того, что их поджидает уже завтра. - Значит, распорядок такой, - продолжал Мелисов, важно расправив плечи. – Сейчас часа три у нас на переодеться и отдохнуть, - мужчина наскоро что-то прикинул в уме и, кажется, улыбнулся. – А потом в срочном порядке на репетицию. Всем всё ясно? Пятеро музыкантов синхронно кивнули; Захаров отчего-то звонко вскрикнул, и Князев, не удержавшись, коротко хохотнул. - Хорош уже балаганить! – проворчал Юра, протягивая им и параллельно Лаптеву ключи от номера. – Давайте, расселяемся! Самосват опустил глаза в пол, мысленно умоляя все высшие силы, если такие вообще имелись, чтобы Мелисов не забрал его с собой в номер. Признаться, юноша был настолько напуган, что боялся даже лишний раз ненароком встретиться взглядом с Юроном или, хуже того, что-то ему сказать, даже если это будет, к примеру, всего лишь какое-нибудь жалкое приветствие, без каких они, в общем-то, давно привыкли обходиться. Оно и понятно – когда так долго живешь с субъектом в одной квартире, уже привыкаешь не говорить лишнего. «Да о чем я вообще думаю! – одернул себя Максим и, прикрыв веки, помотал головой, словно отгоняя наваждение. – Просто надо поселиться с кем-нибудь другим, вот и всё!» Вокалист резко распахнул глаза и, не думая, вцепился в руку стоящего неподалеку Лаптева. Ровно секунда понадобилась юноше, чтобы осознать, как ему повезло: барабанщик, в случае чего, не станет задавать глупых вопросов, и обязательно хотя бы попытается помочь. «А еще он немного в курсе всего», - подумалось парню, и он тут же залился краской. Андрей слегка вздрогнул и обернулся на Максима. - Так волнуешься? – пожалуй, вышло чуть громче, чем задумывалось, но драммер нашел в себе силы улыбнуться. «Помогу ему! – твердо решил он для себя. – Может, подумает хорошенько и выбросит из головы эту дурь про уход их группы!» Разумеется, переживал и беспокоился барабанщик в первую очередь за группу и ее благополучие; хотя, что греха таить, в последнее время Флаера было по-настоящему жалко. Еще на их последней встрече парня хотелось увезти домой, отогреть, накормить и успокоить, после чего передать в руки Юрона, предварительно доходчиво растолковав ему, как нужно обращаться с молодыми дарованиями и что будет, если гитарист снова ударится в свою мучительную импровизацию. Вообще, если говорить честно, Лаптев весьма слабо понимал, что и по каким причинам произошло у Самосвата с Мелисовым. Зато друга-тирана мужчина знал очень хорошо; во всяком случае, достаточно, чтобы хотя бы примерно предположить, что бедолага вокалист ни в чем не виноват. Вот и сейчас: весь вид Макса выражал мольбу о помощи, и мужчина был просто не в силах отказать. Парень, зачем-то крепко зажмурившись, кивнул. Да, это и есть чистейшая правда – он и впрямь волновался сильнее, чем перед самым важным экзаменом. «Надо просто пережить, - успокаивал себя Максим. – Приехали-то всего на пару дней, почти сразу же домой полетим!» Впрочем, загадочное «домой» не внушало юноше уверенности; как ни старался он убедить себя в том, что теперь его дом – Пашина квартира, это место всё равно не было родным, и возвращаться туда, честно говоря, не хотелось, равно, как не хотелось задерживаться здесь. «А куда еще идти?» – пожимал плечами юноша, впрочем, прекрасно зная ответ. - Пошли, отоспишься, - почти беззвучно выдохнул Лаптев и тут же повернулся к другу. – Юра! Мы ушли, если что! - Хорошо, - на секунду Самосвату показалось, что в голосе гитариста скользнуло недовольство. – Ближе к репетиции я к вам зайду. Короткий кивок. Андрей, несколько грубо взяв юношу за локоть, не повел, даже не потащил – буквально поволок его в номер. Юра, глядя на это, едва не задохнулся от внезапно накатившего возмущения; нет, конечно, Лаптев тоже был личностью довольно своеобразной, и многие причуды Мелисов ему прощал, но как же можно так обращаться с Максом? «Сам не лучше! – видимо, на какое-то мгновение в Юроне проснулась давно не подающая признаков жизни совесть. – Чтоб я еще раз хоть кого-то на улицу выгнал!» Бушуев, видя, как выражение лица Юры стремительно меняется, нахмурился и увесисто хлопнул приятеля по плечу, как бы выводя того из странной прострации. - Всё нормально? – участливо поинтересовался Павел, хотя, если честно, исключительно из приличия. Мужчина с натягом кивнул; не раздражать же своими не слишком радужными мыслями никак непричастного Павлушу. - Просто внезапно осознал, что придется менять вокалиста, - всё-таки не смог удержаться гитарист. Буш сдавленно хихикнул и с силой притянул его за шею к себе, так, что далеко не худенький Юрон даже пошатнулся. - Тугодум ты, Мелисов, - пожал плечами клавишник. – Тогда ясен пень, почему от тебя Самосват убежал! Поживи с таким недельку, вообще завоешь! – он во весь рот ухмыльнулся собственной шутке. Юрий непроизвольно вздрогнул; конечно, все же знали, что Макс живет у него, вот только вряд ли хоть кто-то, кроме Лаптева, догадывался о чем-то другом. Внезапно Мелисова будто бы ударило током, и он крепко сжал кулаки. «И впрямь тугодум! – взревело подсознание. – Если Самосват не хочет говорить по-человечески, то ему же хуже! – в этот момент что-то внутри оборвалось, сломилось, и гитарист вмиг почувствовал, что у него всё получится. Чувство было, прямо сказать, мимолетное, но уверенность никуда не делась: - Не хочет так, будем радикально! – и немного зловеще: - В любом случае, терять-то уже всё равно нечего…» Немного отойдя от собственных мыслей, Юра по-начальнически отвесил распоясавшемуся музыканту звонкий воспитательный подзатыльник, и Паша едва не вскрикнул, настолько это оказалось неожиданно. - Поживешь – увидишь самостоятельно, - Мелисов прикрыл глаза и крепче сжал в кулаке ключ от номера. Уже сейчас, пока даже не отыграв репетицию, он мечтал о вечере и планировал непосредственно те самые радикальные методы. *** - Весело порепетировали, - после долгого молчания наконец изрек Лаптев и, передернув затекшими плечами, полез в карман за сигаретами и удачно купленной в аэропорту зажигалкой. – Мне даже показалось, что Самосват как-то… - мужчина слегка замялся, подбирая подходящее слово. – Раскрепостился, что ли? - Смеешься? – отнюдь не весело улыбнулся Мелисов. – Если кто и веселился, то точно не он, - гитарист, к недюжинному удивлению Лаптева, даже нисколько не помрачнел при упоминании Максима. Признаться, Андрей нарочно о нем вспомнил, чтобы хотя бы просто посмотреть на реакцию Юрона. «Если уж мы в очередной раз остались без вокалиста, - рассуждал драммер. – То не дать гитаристу загнуться на этой почве – мой, черт побери, святой долг!» А Юра, окинув друга критическим взглядом, выдал: - А с чего это вдруг ты на сигареты налегаешь? Не куришь же? - С вами закуришь, - отмахнулся барабанщик; то была чистая правда, с такими музыкантами не то, что пить-курить, вообще ничего не зазорно! Лаптев с Мелисовым, уставшие после долгой и тяжелой репетиции (честно, даже для такого отъявленного трудяги, как Юрон, она оказалась действительно ужасающе непростой!), мирно стояли у входа в гостиницу и отдыхали. И хотя такое времяпровождение вообще вряд ли можно было назвать отдыхом, парни ему радовались. Тем более что теперь им было с чем сравнивать. Все те долгие три с половиной часа беспрерывного отыгрыша одной-единственной песни-фаворитки, что группе пришлось мужественно перенести, Юра считал минуты до долгожданного вечера, на который было запланировано нечто умопомрачительное; правда, что именно, гитарист еще не придумал. Он знал одно – это будет самая последняя попытка вернуть Самосвата в строй. А теперь что? Вечер всё-таки настал, уверенности хватало с лихвой, а Макс просто завалился спать пораньше. Не то, чтобы Юрон такой инициативы не одобрял, но конкретно сейчас она могла всё испортить. - Прогуляться бы, - ни к селу, ни к городу причмокнул барабанщик, мысленно прикидывая, куда может податься в незнакомой стране. - Так не держу ведь, - пожал плечами Мелисов, но, стремительно сообразив, что к чему, добавил: - Только чтобы к одиннадцати вернулся! - Мамаша! - усмехнулся Андрей. - Размечтался, - отрезал Юра. – Завтра вечером уже выступать, так что надо выспаться. - Хорош оправдываться, - вышло как-то устало, будто мужчина слышал это уже много раз. Короткая, по-лаптевски рваная улыбка. – Мы тебя и таким любим. Юрон обреченно выдохнул и мысленно спросил сам у себя, за какие прегрешения ему достались такие несносные друзья. Андрей, закинув кудрявые нечесаные пряди за уши и протерев кулаками вечно воспаленные глаза, развернулся к другу. «Грустный какой-то, - непроизвольно отметил он для себя. И, надо сказать, мужчина даже догадывался, по какой причине. – Повеселить его, что ли?» - Унесешь мои ключи в номер? Я ж точно потеряю, - криво ухмыльнулся драммер и извлек из заднего кармана джинсов, собственно, сам ключ. – Заодно и Самосвата разбудишь, а то ночью он точно не уснет. - Этот и неделю без перерывов может продрыхнуть, - не думая, выпалил Мелисов. Только через секунду до него более-менее дошли намерения Лаптева, и он поспешил исправить ситуацию: - Конечно, унесу! Пожалуй, получилось несколько громче, чем задумывалось, и даже охранник нервно обернулся на музыкантов. Лаптев, улыбнувшись краем губ, вложил ключ в ладонь друга. - Только попробуй потерять! – важным голосом проинструктировал барабанщик и, развернувшись на пятках, пошел, куда глаза глядят, проще говоря, гулять; Мелисову оставалось только надеяться, что этот гуляющий впоследствии найдет дорогу назад. «Хотя, в конце концов, - успокоил себя Юра. – Здесь вообще заблудиться невозможно!» А у самого Юрона достаточно неожиданно появилась настолько необходимая возможность еще разок попробовать вразумить Самосвата, и терять ее он не собирался. Гитарист почти не помнил, как семимильными шагами двинулся на второй этаж, где сейчас предположительно и смотрел десятый сон Максим. Честно говоря, он пока еще совершенно не представлял себе, что будет делать, но чувствовал, что попытаться надо в любом случае. Тем более, если есть гарантия, что из-за занавески не выпрыгнет Окунев с этой его вечно мерзкой усмешкой на сухих губах и неживым, подставным блеском в серых глазах; не наплетет юному вокалисту новой чепухи, на которую он, как обычно, и поведется; не перевернет ситуацию с ног на голову. «В этот раз всё будет по-другому! – твердо решил для себя Юра, буквально взлетая по лестнице вверх. – Попытка – не пытка!» Встав у двери к номеру Лаптева и Самосвата, гитарист, по-прежнему сжимая в кулаке ключ, трижды постучался. «Нехорошо же так просто-то вламываться, - думал музыкант. – Или как?..» Судя по всему, Макс действительно спал, причем именно так, как привык – крепко, ничего не слыша, абсолютно абстрагировавшись от реальности в целом, как медведь. Решив, что стучать дальше в любом случае бесполезно, Мелисов всё-таки решился открыть дверь самостоятельно; правда, делал он это до ужаса осторожно, стараясь не слишком шуметь. Скользнув внутрь и снова запершись, мужчина обернулся. На широкой двухместной кровати мирно посапывал Максим, как обычно, изогнувшись в невесть какой позе и подложив ладонь под щеку. Гитарист непроизвольно вспомнил, как его в свое время выводила такая манера Флаера занимать во сне всю кровать, обнимать ее руками, ногами и головой, и как он всерьез задумывался о возможности связывать Самосвата на ночь или, в крайнем случае, запеленывать, как младенца. «Интересно, как на это среагировал Окунев, - усмехнулся про себя Юрон, но тут же выбросил из головы все мысли о Паше. – Он и в жизни успевает о себе напомнить!» Аккуратно присев на свободный край кровати, Юра аккуратно потрепал Максима по плечу. Тот что-то недовольно промычал и даже попытался пошевелиться. - Андрей, - смог разобрать Мелисов. Сейчас Самосват выглядел, как самый настоящий маленький капризный первоклассник, никак не желающий идти в школу. – Разве уже вставать? - Я не Андрей, - не сдержал смешка Юрон, крепче беря юношу за плечо. В ту же секунду Макс буквально подскочил на кровати, словно его только что окатили ледяной водой, и, в страхе хватаясь за всё, что попадется под руку, огромными глазами смотрел на Мелисова. Страх, ужасающий, поедающий страх стряхнул с парня остатки сна, и он, невольно закусив губу, судорожно пытался перевести дыхание. «Как он здесь оказался?!» - кричало всё внутри Максима; хотелось верить, что это просто слишком реалистичный кошмар, но стоило гитаристу улыбнуться, как Флаер понял – это точно реальность. Не может ночная фантазия так точно воспроизвести этот добрый изгиб светло-розовых губ, однако так пугающий теперь Макса, просто не может. Юра склонил голову набок. – Да не пугайся так, меня вообще Лаптев пустил. - Зачем ты пришел? – слова давались юноше с огромным трудом, он запинался почти на каждой согласной. Усилием воли Флаер заставил себя не отводить глаз от гитариста и совсем тихо, почти неслышно выдавить: - Что-то случилось? - А ты еще спрашиваешь, - резко посерьезнел Юрон, сурово сдвинув брови; это выражение лица было Самосвату более чем знакомо, и парень как-то затравленно съежился, сжался. Мужчина вздохнул: – Слушай, еще не поздно одуматься. Уж не знаю, что тебе там Окунев такого наплел, что ты мне не веришь, - в голосе прозвучали первые нотки злости, но явно не на Флаера. Максим судорожно сглотнул и присмотрелся к двери – закрыта, судя по всему, довольно плотно. «Черт! Он заперся!» – мысленно выругался юноша. Вот теперь отступных путей точно не было, разве что в окно, да и то, вряд ли он бы успел его открыть. А Юра лишь в очередной раз спросил: - Почему ты не хочешь вернуться? Действительно, почему? На самом деле, Самосват этого очень хотел, несмотря на то, что боялся в этом признаться даже себе. Да, ужасно хотел, и только мысли об Окуневе его останавливали. «Я дал ему слово, - проговаривал юноша про себя; лишь теперь, после Пашиного признания он осознал, какое чудовищное обещание обязан выполнить. – Нельзя его обижать. Тем более, Юрон поднял на него руку!» Нельзя. Макс уже всеми силами ненавидел это обрубающее, короткое и резкое слово. Только почему же нельзя? Этого юноша не мог сказать, и потому Флаер просто молчал; ответить было нечего. За то время, что они с Юрой не говорили (то есть, по-человечески, а не так, как в последний раз), слов накопилось достаточно, но ни одно из них не подходило, ни одно из них Самосват бы не произнес вслух. Почему? Снова вездесущее «нельзя». - Почему ты молчишь? – начал распаляться Мелисов; несомненно, его злила эта пауза. Что Макс не может ему сказать? И – почему? - Мы обо всем уже говорили, - прохрипел Максим. – Не обижайся, но мне нельзя к тебе возвращаться, - и, пересилив себя, выдохнул: - Пожалуйста, уходи. - Я уже это слышал! – прорычал мужчина, хмуря брови. Уходить он явно не собирался; слишком много еще не сказано. – Я же извинился перед тобой, тогда почему… - Паша признался мне! – бесцеремонно перебил вокалист, и Юрию на секунду показалось, что в голосе сквозило отчаяние. Признаться, Самосват не знал, как поступить; всё то время, что он прожил бок о бок с Пашей, не принесло, признаться, никакой радости. Несомненно, жить с ним было проще, чем с Мелисовым: ни постоянных упреков, ни чрезмерной опеки, ни обещаний «ушатать» или, хуже того, «дать ремня» в случае, если поздно придешь домой. Совсем ничего. Почему-то долгожданная свобода, казавшаяся сладким запретным плодом, оказалась пресной и безвкусной, вот только отказываться от нее было поздно. Так, во всяком случае, думал Макс. – Я не могу вернуться! Просто… не могу! Юра едва не взвыл. Почему, почему всё сводится именно к этому?! - Послушай меня! – мужчина едва удержался, чтобы не схватить друга за футболку; он чувствовал, что терпеть сможет очень недолго. – Окунев обманул и тебя, и меня! И что, что он признался?! – этого мужчина не мог понять даже при желании, равно как не мог понять и причины, по которым Паше был нужен Максим. Кто-кто, а Юра точно лучше других знал, что у Окунева ничего не бывает просто так. - Тогда зачем ты ему веришь?! – голос едва не сорвался на крик, и юноша на секунду зажмурился, словно это ему как-то помогало. - Он не разрешит мне, - выдохнул парень; он сам прекрасно понимал, до чего же всё это абсурдно. «Даже не свобода, - отметил Самосват про себя. – Но я дал слово!» Мелисов не выдержал. Вскочив на кровать, пока друг еще ничего не успел сообразить, он всем своим весом вжал перепуганного Макса в матрас и грубо взял его за волосы. Юноша вскрикнул. - Сколько можно ему потакать! – прорычал гитарист; Самосват внезапно ощутил, как Юрон с силой прописал ему некрепкую пощечину, но дернуться не было никакой возможности: Юра весил гораздо больше Макса. «Я не заплачу! - отчего-то подумалось Флаеру; он твердо решил, что выдержит всё с достоинством. – Я тоже сильный!» Что же, вокалиста и впрямь можно было назвать по-своему сильным, и Мелисов это отлично знал. Руки сами потянулись к пряжке добротного кожаного ремня, но что-то остановило мужчину; возможно, еще одно обещание, данное однажды юноше, которое не хотелось нарушать. Дрожь прошлась по телу Юрона, и он, вцепившись в плечи Максима, впился сухими губами в шею друга; парень зажмурился и охнул. Оторвавшись, гитарист размахнулся и звонко, хоть и определенно не больно хлестнул друга по бедру, и тот, не сдержавшись, снова вскрикнул; сейчас он чувствовал себя маленьким ребенком. – У тебя есть и своя голова на плечах! Максим с трудом глотал слезы. Обидно, конечно же, хотя он и понимал, что Юра не может по-другому, а потому лишь покорно принимал теперь уже совсем несильные, «детские» удары, дергаясь и изредка вскрикивая. «Вернуться», - одно слово крутилось в голове, и, кажется, на некоторое время Макс и вовсе утратил способность мыслить. С ужасом он осознавал, что на этот раз Юра действительно прав. Вот только как теперь поступать? Когда ярость немного утихла, Мелисов резко оторвался от Самосвата, стиснув кулаки и поджав губы. Признаться, ему было жалко Макса, но никаких других средств возвращения ума выросший среди людей старой закалки Юрон просто не знал. «Всё равно терять нечего, - успокаивал себя он, борясь со странным желанием тотчас бросить всё и хотя бы погладить юношу, чтобы он перестал так крупно дрожать от страха и самой обыкновенной, примитивной физической боли. – Может, хоть немного задумается об Окуневе!» - Прости, если действительно больно, - ледяным голосом выцедил Юра и поднялся с кровати. – Но я просто больше не знаю, как до тебя достучаться. Хоть немного подумай, - пожалуй, получилось еще строже и суровее, чем задумывалось. – Как скоро ты разонравишься своему Паше. Наверное, эти слова можно было назвать жестокими. Юноша, сжавшись, не ответил. Кусая губы, он смутно понимал, до чего же ему хочется снова вернуться к Мелисову, равно как и осознавал, что это железное «нельзя» никуда не делось. Тем не менее, еще только предстояло решить, что стоит сделать. «Паша бы ни за что меня не тронул, - думал он, пытаясь хотя бы для галочки оправдать Окунева. – У него же и проще, и свободнее… да?» Признаться, мысленно Самосват сейчас извинялся перед Мелисовым за всё хорошее и не слишком и даже мирился с ним. - Спокойной ночи, - выдохнул Юра, а затем выложил из кармана ключи и зашагал к выходу. А вот что же собирался делать он? «Ждать, - кивнул сам себе мужчина, бросив прощальный взгляд на вокалиста. – Может, он хотя бы перестанет слушаться Окунева!» Хотя, что греха таить, сам Мелисов любил, когда все его слушаются. В особенности, когда это делал Самосват. *** - Прикинь, Лаптев только что с улицы вернулся! – растрепанный и румяный, словно после бега, Бушуев не вошел, а ворвался в номер. – Говорит, еле дорогу отыскал! Мелисов, свесив ноги с кровати, отложил книгу и невольно усмехнулся. Собственно, он подозревал, что Андрей может слегка заплутать, но его внезапно открывшаяся способность заблуждаться буквально в трех соснах, несомненно, веселила. Но, стоило гитаристу взглянуть на часы, как всё веселье вмиг улетучилось. - Двадцать минут одиннадцатого! – недовольно нахмурился Юрон; терпеть такое наплевательское отношение к завтрашнему выступлению мужчина не намеревался. – Да он уже спать должен, а не по городу шататься! - Или хотя бы не спать, а укладывать Самосвата, - хохотнул Буш. При упоминании Макса Юра невольно стиснул зубы; ему начинало казаться, что Паша уже обо всем догадался и теперь лишь пошучивает над товарищем в лучших традициях Князева и Захарова, впрочем, тоже ничего, вероятно, не знающих. Стараясь ничем себя не выдать, Юрон с самым скучающим видом лениво потянулся за оставленным чтивом. Но Бушуев, казалось, предсказывал такой разворот событий, поэтому наигранно безразлично протянул: - Кстати, тебя еще зачем-то Макс искал, - в голосе, возможно, проскользнул не очень-то свойственный мужчине интерес. – Говорит, что это вроде как что-то срочное. И личное, - на этих словах не в меру любопытный Бушуев будто бы обиделся. Юрон нахмурился; это явно что-то новенькое. «Ищет меня? – сам у себя мысленно переспросил мужчина. Если он сам говорил, что обсуждать им больше нечего, то зачем тогда нужна эта встреча? – Навалять мне хочет, что ли? – мужчина и сам понимал, что это вряд ли возможно. Всё же необходимо было признать, Флаер всё-таки обладал каким-никаким, а инстинктом самосохранения, и вряд ли стал бы приглашать Юру, несоизмеримо выше и мощнее его самого, на честную битву. Что же, здесь определенно чувствовался некий подвох. С другой стороны, какую загвоздку можно ожидать от добродушного и простого, как старый деревянный сарай, Самосвата? В конце концов, Мелисов решил больше ни о чем не задумываться: – Всё равно ничего не потеряю!» Громко хлопнув книгой и спрыгнув с постели, Юра повернулся к Бушуеву: - И где он? – прямо спросил мужчина. Буш только честно пожал плечами и развел натренированными лапищами. - Где-то рядом ошивается, - задумчиво выдал он и тут же улыбнулся. – Лишь бы не у скважины стоял. В ответ Мелисов лишь молчаливо кивнул и, натянув на ноги тапки, поспешил почти выбежать из номера. Признаться, теперь, подумав обо всем случившемся на свежую голову, мужчина пришел к выводу, что просто ни за что побил Максима, хотя и не так давно клялся и божился вокалисту, что никогда его даже пальцем не тронет, если это покажется ему больно. Теперь Юрон честно намеревался сделать две вещи: еще раз, контрольный, извиниться перед Максом и хорошенько разукрасить Окунева, да так, чтобы от него еще месяц Флаер шарахался. А вот надежду на возвращение Самосвата он, если честно, уже почти потерял, хоть и не был способен себе в этом признаться. Едва Юра вышел в холл гостиницы, как сразу же наткнулся взглядом на неловко переминающегося с ноги на ногу Максима. Юноша бормотал что-то невнятное себе под нос и то и дело поправлял съезжающие с носа очки. «Нервничает», - сразу понял Юрон. Всё-таки за то время, что они жили вместе, Мелисов успел изучить своего сожителя досконально, абсолютно со всех сторон, и просто не мог не обратить на это внимание. Предположение о желании Самосвата дать сдачи за всё хорошее сразу отпало. - Макс! – позвал Мелисов, и Флаер резко обернулся к нему, вздрогнув. Юрон в два прыжка подскочил почти вплотную к нему и кивнул. – Слушай, про сегодняшнее… - гитарист слегка замялся, но тут же продолжил: - Прости меня. Просто… - Юра, - уже во второй раз за вечер Самосват бесстрашно перебил друга и потянул его за угол. Надо сказать, если бы что-то подобное случилось хотя бы месяц назад, гитарист бы обязательно сделал ему замечание, но сейчас юноша выглядел таким решительным и непоколебимым, что мужчина просто промолчал. Макс рвано выдохнул и впервые за долгое время сам поднял глаза на Юрона. Собравшись с мыслями, он выдал: – Надо поговорить. Мелисов на сразу понял, что вообще произошло. Флаер, потерпевший во всех смыслах, просит прощение? «За что?» – кричало и вопило всё сознание мужчины. Юноша, видя замешательство друга, осторожно, явно пересиливая себя, взял его за руку. На какое-то мгновение мужчина просто лишился дара речи; что же это? - Я больше не хочу ссориться, - почему-то именно прошептал Максим. Юрий, отмерев, попытался вникнуть в ситуацию, но у него это вышло откровенно плохо. – Просто… - еще секунду юноша будто бы думал, стоит ли вообще говорить то, что он собирался сказать. Но, тяжело вздохнув, он выдал: - Честно говоря, мне не очень хочется возвращаться к Паше. Юра думал, что так не бывает, что ему всё это кажется. Но всё было предельно по-настоящему. - И еще, - Самосват, чувствуя на себе тяжелый взгляд Мелисова и почти кожей ощущая его удивленное молчание, задрожал. – Андрей ведь еще не нашел нового вокалиста, да? Юрон, забывшись от радости, резко притянул к себе Флаера и до хруста костей сжал в по-мелисовски страшных и цепких объятиях, не идущих ни в какое сравнение с бережными, слабыми и какими-то слишком свободными объятиями Паши; пожалуй, именно по таким Самосват успел по-настоящему соскучиться. Да, впервые за долгое время он чувствовал себя на своем месте, и почти ничего уже не тревожило. - Только с кулаками до тебя доходит, - улыбался Мелисов. Макс тоже улыбался; ему больше ничего не оставалось. - Значит, ты вернешься домой? – вне себя от радости прошептал Юра, наконец-то выпуская друга, но Макс лишь пожал плечами. - Не знаю, - честно признался парень. – Ты не понимаешь, Пашу нельзя обижать… - Разберемся, - крепко сжав в ладонях запястья Максима, выдохнул мужчина; сейчас он был просто неспособен снова поругаться с другом.