Тает снег

- Паша, - позвал Самосват и по-детски дернул друга за рукав, правда, с совсем не свойственной ребенку силой. Окунев обернулся и кивнул, одобряюще улыбаясь уголками губ. Максим вздрогнул и втянул голову в плечи, но тут же взял себя в руки. – Может, мне всё-таки стоит пойти с тобой? - Нет, - отрезал Павел, и его улыбка стала еще шире. – Там же Юрка. Ты ведь и сам знаешь: мало ли, чего он учудит! Может, выйдет со скалкой в руках, - он попытался это изобразить, впрочем, прекрасно помня, что никакой скалки дома у Юрона не водилось. - А у меня ноги-то длиннее твоих, я убежать всегда успею. Макс едва сдержал смех, а Паша мысленно порадовался своему умению переводить всё на шутку, или скорее тому, что друг на это повелся. А Окуневу было очень важно, чтобы всё шло по его достаточно дерзкой задумке, потому что как раз сейчас они стояли на лестнице в подъезде дома Мелисова. Вообще, с самого начала идея прийти к Юре вдвоем за оставленными вещами принадлежала Самосвату, но Паше удалось убедить юношу, что с Юроном ему пока лучше не видеться. «Вот только разборок им и не хватало! – ворчал вокалист про себя. – Нет уж, в этот раз всё пройдет так, как надо!» «Как надо» - то есть, Окунев просто заберет у наверняка злого и лохматого Юры вещи Флаера, разузнает о предстоящей вылазке на MTV и еще раз убедится в собственной правоте: буйного Мелисова никак нельзя допускать до Макса. Вообще, Павел считал, что другу всё-таки стоило остаться дома, но открыто перегораживать его волю, пусть и во благо, он пока не решался. Иначе чем Паша лучше того тирана и деспота, что уже выгнал бедного парня из дома? - Я быстро, - пообещал Окунев и, слабо потрепав Самосвата по плечу, побежал вверх по лестнице, перескакивая сразу через две ступеньки. Эту незамысловатую дорогу он помнил очень хорошо и, без всяких сомнений, смог бы добраться до квартиры Юрона даже с завязанными глазами и заткнутыми ушами. Когда прямо напротив Окунева оказалась большая, обитая старой, потертой кожей дверь, ведущая в квартиру Мелисова, парень остановился и, устало передернув плечами, с силой всем кулаком ударил по звонку, не отпуская. Он вполне явственно представлял себе, что Юра, наверняка находящийся теперь в глубокой депрессии, возможно, спал крепким богатырским сном, поэтому одного короткого звонка могло и не хватить. Буквально через несколько секунд послышались его тяжелые шаги и, кажется, раздраженное ворчание, и Паша отпустил звонок. Мелисов шумно завозился с замком и, наконец, дверь распахнулась. - И зачем было так звонить… - заворчал было хозяин, но стоило ему поднять глаза на гостя, как он тут же замолк. - Окунев? – одними губами прошептал ужасно удивленный и несколько разочарованный Мелисов. Всё-таки он надеялся, что за дверью стоит, прижав шапку к груди и обыкновенно смущенно опустив глаза, Самосват. На секунду Юра явно представил его перед собой, краснощекого, взъерошенного и замерзшего на февральском морозе в одной только тонкой кофте, и поежился, скривив губы. Только теперь, через сутки, когда выжигающая злость окончательно утихла, до него стала доходить вся суть сделанного. Он действительно выгнал друга на улицу зимой без вещей и даже не проконтролировал, чтобы этот друг не выбежал на холод раздетым! «Зверство! – взывала к нему совесть. – Замерзнет! Потеряется! Кушать, в конце концов, захочет!» Юрон еще утром решил для себя, что если Самосват не вернется до сегодняшнего вечера, то ему придется идти искать его. Юра, правда, слабо себе представлял, где и у кого мог перекантоваться Максим, имея на руках только кошелек, упрятанный где-то в недрах брюк. Паша, видя явное замешательство Мелисова, даже не сдержал широкой улыбки. «Макса ждет, - сразу догадался он и едва не потер ладони. – Не дождется!» - Привет! – как ни в чем не бывало, поприветствовал приятеля Окунев и весьма бестактно шагнул в квартиру, практически сдвигая Юру внутрь и, видя на лице гитариста явное смятение, не смог отказать себе в удовольствии спросить, растягивая каждую гласную: - Кого-то ждешь? На этих словах Юра, кажется, очнулся: часто заморгал, сдвинул брови и на миг поджал губы. Отчего-то ему сразу не понравился тон Паши, но мужчина всё же нашел в себе силы никак себя не выдать. - Некого мне ждать, - запросто соврал он, а затем зачем-то склонил голову набок и задал довольно интересующий его вопрос: – А ты зачем приехал? - То есть, просто захотеть повидаться с тобой я не могу? – Паша хитро, по-лисьи сверкнул глазами, и Юра окончательно убедился – нет. Просто так ничего не бывает. - Можешь, - опять соврал гитарист, улыбнувшись краем губ. – Но ты же с какой-то великой целью сюда через весь город тащился, так ведь? Разоблаченный парень тяжело вздохнул, разведя руками и про себя тихо поражаясь проницательности друга. Каким-то образом Мелисову всегда удавалось видеть окружающих насквозь и, соответственно, запросто распознавать неправду. Действительно, он был прав, слишком уж много километров горе-вокалисту нужно было промотать досюда, чтобы «просто повидаться», так что великая цель определенно была. Или даже две цели. - Вещи Самосвата ведь у тебя? – вдруг в лоб спросил Паша, и Юрон от неожиданности едва не поперхнулся воздухом. Неужели Окунев что-то знает о том, что случилось? А если это и вправду так, то откуда? И зачем ему вещи Максима? Вокалист гаденько ухмыльнулся, но тут же вдруг сделался просто ужасающе равнодушным (вернее, ему казалось, что он так выглядит) и почти устало повел плечами. – Макс просил забрать, а то второй уже день пары прогуливает. - Макс просил? – Юра округлил глаза. Сейчас он испытывал довольно двоякие чувства: с одной стороны, если Паша приехал за вещами Флаера, значит, тот ночует не на вокзале и явно куда-то пристроился; но, если за сумками послан именно Окунев, то Самосват по-настоящему обиделся, настолько, что даже не желает видеться с бывшим сожителем. Юрон крепко сжал зубы, сжал и разжал кулаки – ему вдруг стало противно от самого себя. Нет, правда, надо же было такое учудить! Понятно, что Максим сам не вернется. Пересилив себя, мужчина выдавил: - То есть, ты знаешь… - Знаю, - даже не дослушав, нетерпеливо выпалил юноша и самодовольно улыбнулся уголками светлых губ, тщетно пытаясь скрыть эту полуулыбку от Юрия. Но, разумеется, собственная задумка ему невероятно нравилась – ведь только так получится уберечь юного мазохиста от Мелисова, который, несомненно, без проблем сможет выпереть его на улицу и во второй раз. «Еще спасибо скажут! – думал вокалист. – Оба!» Окунев серьезно взглянул на гитариста, сдвинув светлые брови, и почти устрашающим голосом произнес: - Он пока живет у друга, но это временно. Может, и у меня какое-то время поживет, - нет, всё-таки Паша не мог не поддразнить Юру. - У друга? – переспросил Мелисов, хмурясь и спешно перебирая в голове всех известных ему друзей Самосвата, но ни один из них, на его взгляд, не был способен приютить у себя даже на ночь, а про «пожить» и вовсе речи не идет. Впрочем, важно даже не это. – А ты-то тут тогда каким боком? - Помогаю, - просто кивнул Паша. Больше ему говорить не хотелось, поэтому он решил, что лучше закончить поскорее и спуститься к Максу, пока парень сам сюда не пришел. – Так что? Вещи отдашь? Юра сложил руки на груди, почти яростно кивнул, а затем развернулся на пятках и зашагал в их единственную комнату, где заранее были собраны две дорожные сумки Макса. Признаться, Мелисов до последнего не желал упаковывать его вещи, но ночью, измученный бессонницей, он пытался заняться хоть чем-нибудь. «Непривычно», - мысленно отметил мужчина. И действительно, Макс уже успел прижиться здесь настолько, что без него в квартире было как будто бы… пусто? Внезапно Юрон до боли сжал кулаки, впившись ногтями в собственные ладони, и выпрямился. «Сам виноват, сам и разгребу!» – кивнул он сам себе. - И когда Самосват планирует вернуться? – Мелисов решил никак не исхитряться, а спросить напрямую, ведь Окуневу всё равно больше не было смысла врать. Подцепив сумки, мужчина резко обернулся к гостю и протянул ему поклажу. Но в этот раз Юра ошибался. Паша вскинул светлые брови, но вещи принял, правда, едва не упав при этом – он явно не предполагал, что сумки Флаера могут оказаться такими тяжелыми. - Вернуться? – прокряхтел вокалист, хмурясь, и поставил сумки на пол. Только тогда, отдышавшись, он продолжил: – Макс больше не вернется. - Что? – переспросил Мелисов. Окунев с нескрываемым удовольствием наблюдал, как его лицо смешно вытягивается, а взгляд выражает абсолютное непонимание. И еще – страх. Пожалуй, юноша впервые видел действительно не на шутку испуганного приятеля, и было приятно осознавать, что это именно его рук дело. Почему-то Юрон теперь вызывал у Паши исключительно негативные чувства, и он сам не мог понять, что случилось. «Из-за Самосвата, - сам себе объяснялся Окунев. – Так, наверное…» - Что-что, - пробормотал он. – Ты же его выгнал. А теперь он без тебя не пропадет. Как я без тебя не пропал, - оскалился Паша, и Юра слегка поежился. - Я не выгонял тебя, - одними губами прошептал Мелисов и почувствовал, что где-то в груди шевельнулось раздражение. Он понимал, что Паша что-то недоговаривает, а то и вовсе врет, как это было ему свойственно. Но как это проверить, когда даже не знаешь, где сейчас Самосват? Усилием воли подавив в себе накатывающую злость, мужчина поднял глаза на гостя и решительно нахмурился. – Где и когда я могу с ним поговорить? - Как всегда, - почти отмахнулся вокалист, но не смог не выдать собственного интереса. – На репетициях. Вы же вроде в Барселону собрались, на MTV? На секунду Мелисов опешил. Откуда Окуневу было это известно? Макс сказал? «Не может быть, - отрезал гитарист. – Никто, кроме меня и Андрея пока не знает» Ответ вытекал сам собой. - Лаптев доложил? – Юра нашел в себе силы улыбнуться. – Да, собрались, и на репетиции у нас всего месяц. Так что вокалист нам нужен. - Я тоже вокалист, - во весь рот ухмыльнулся Павел. - Еще чего! – выдохнул Юрон и опять серьезно сдвинул брови. – Так ты скажешь, где Макс теперь? - Нет, - резко ответил Окунев и невинно пожал худыми плечами. Мелисов готов был поклясться, что конкретно в этот момент желал приятелю всего самого худшего, что только возможно. Зато Паша и не думал останавливаться: – Но ты можешь быть абсолютно уверен, что у него всё в порядке. А по поводу репетиций можешь звонить мне, я ему всё передам, - с этими словами он закинул светлые пряди волос за уши, взял, поднатужившись, сумки и зашагал к двери. С трудом повернув голову, он практически прокричал: - Дверь-то мне откроешь? Мелисов ничего не ответил. В несколько шагов преодолев расстояние до двери, он просто отпустил из собственной квартиры нежеланного гостя, честно горя желанием придать ему ускорения ногой. Впрочем, если дело касалось Самосвата, то это даже не считалось за наказание. - Если ты мне врешь, - вместо прощания выдохнул Юрон. – То я тебя, черт тебя возьми, под хохлому разукрашу. - Что ты, - улыбнулся Паша. – Уж с тобой-то я честен, как ни с кем! - сквозящую в голосе иронию невозможно было не заметить. После этих слов гитарист громко хлопнул дверью, а Окунев, крепче сжимая вонзающиеся в ладони ручки сумок, устремился вниз, где его с нетерпением ждал Самосват. Парень обнаружился на втором этаже, он почти лежал на старых ободранных перилах. «Юра бы обязательно сделал замечание», - подумалось ему, и вмиг стало еще страшнее. Разумеется, он очень боялся, что Мелисов всё еще на него злится за те слова, из-за которых всё и случилось. И как Макс не оправдывал себя, он всё равно, раз за разом приходил к одному и тому же выводу – погорячились оба, и теперь действительно нужно было во всем разобраться. Те два дня, что Флаер провел у Паши, он посвятил долгим раздумьям, и как бы Окунев не старался его переубедить, парень твердо стоял на своем и - он знал это точно, – был готов простить Юрона. «Мягкосердечный» - именно так его охарактеризовал Окунев прошлым вечером, зачем-то ласково гладя юношу по затылку, но тот не сопротивлялся, слишком занятый собственными мыслями. - Максим, - окликнул вокалист, и Флаер тут же повернул голову. Сердце заколотилось сильнее, и он уже открыл рот, чтобы что-то спросить, но Павел, выглядящий, к слову, довольно радостным, его опередил. – Я забрал твои вещи. - А Юра… - уже начал Макс, но не смог договорить – Окунев его перебил. - Сообщит о репетициях через меня, - сказано так безупречно, будто бы юноша долго тренировался, прежде чем это произнести. – Ты задумайся только – он на тебя еще и обижается! – он сощурился и скривил губы, а в глазах отражалось, на удивление, самое настоящее, неподдельное презрение. На этом можно было и закончить, но Окунев решил не оставлять никаких сомнений и продолжил: – А еще он сказал, что в группе ты надолго не задержишься, - лукавая ухмылка. Максим кривится от страха и разочарования, и Паша, кажется, на какое-то мгновение даже засомневался в своих намерениях, настолько жалким сейчас выглядел друг. «Если врать, то до конца!» - незаметно кивнул вокалист и продолжил: - Вообще, я не должен тебе это рассказывать, но после поездки в Барселону тебя выгонят, - вокалист почти сочувственно развел руками. Эти слова свалились на Самосвата почти так же неожиданно, как его недавно выгнал Юрон. Неужели это действительно было так? Неужели из-за тех случайно оброненных слов, которые, в сущности, оказались ужасающей неправдой, Мелисов так обиделся? «Нет! – кричал разъяренный рассудок. – Это невозможно! Он не стал бы! Не стал!» Хотя, раз уж он оказался способен выгнать любимого друга на мороз, то такой разворот событий должен быть в порядке вещей. Видя, что еще чуть-чуть, и юноша просто не вынесет такого напряжения и не сдержит слез, Паша смягчился. Ему совершенно не нравилось, когда Максим плакал: это вгоняло в ступор, ставило в тупик, и он просто застывал, обездвиженный и уязвленный, не в силах помочь другу. «Только не сейчас!» – Окунев до того крепко сжал кулаки, что костяшки пальцев побелели от напряжения. Если бы в эту секунду Флаер взглянул на своего нынешнего сожителя, он наткнулся бы на острый, непоколебимый взгляд, полный пугающей решимости. - Не переживай, - с трудом выдавил из себя Павел, изо всех сил стараясь выглядеть естественным. – Твои вещи при тебе, если что-то и забыли, то я потом один заеду и заберу. Так что, - он осторожно положил ладонь на подрагивающее плечо Самосвата. – Отныне ты – свободный человек! Макс украдкой подумал, что это действительно освобождение. Жизнь в Юриной квартире была одновременно легкой и невыносимой: легкой – оттого, что Юра, неясно, чем движимый, почти по-матерински заботился о юном даровании, и невыносимой – по той же причине. Возможно, обладай Максим еще чуть более покладистым нравом, он бы научился относиться к этому с пониманием, но было именно так, как было. Оба, Юрон и Флаер, показали свою неразумность во всей красе. Опять. - В конце-то концов, - продолжал Паша, едва сдерживаясь, чтобы не начать уговаривать парня понять ситуацию, как уговаривают маленьких детей пойти к стоматологу. – Тебя же больше никто нигде не держит. И еще… - он неожиданно резко обхватил ладонями лицо Самосвата, нахмурившись и, видимо, став просто пугающе серьезным. Юноша практически оцепенел от такого обращения, и Окунев, выглядевший в этот момент настоящим мужчиной, решил не упускать момент: – Послушай меня, Макс! Мелисов тебя здорово обидел, а ты его простить хочешь! Я бы на твоем месте так ему морду начистил, что закачаешься! – поняв, что Максим уже еле успевает дышать от непонятного страха, вокалист убрал руки, но ни на секунду не смутился. – Так нужен он тебе? - Нет, - одними губами прошептал Самосват и тут же заметно посерьезнел, сдвинул белесые брови и расправил плечи. Теперь он действительно согласился с Окуневым, в мыслях и на словах. – Больше нет. Паша слабо улыбнулся, одобряюще потрепав парня по плечу. Разумеется, ему было неизвестно, что случилось бы, если бы он не взял на себя смелость вмешаться, но результат ему нравился определенно. *** Мелисов буквально взлетал по оплеванной каменной лестнице дома Окунева. Еще вчера Паша был у него в гостях, забирал вещи Самосвата, но явно что-то от него, Юры, по поводу Макса утаил, а это нельзя было так просто оставлять. Юрон уже не на шутку волновался о вокалисте – всё-таки он уже третий день не появлялся дома, а идти ему было решительно не к кому. Были, конечно, друзья с института, но вряд ли бы они поняли, с чего бы вдруг их сокурсник остался на улице даже без верхней одежды. От одной только мысли об этом Мелисову становилось дурно, и он лишь прибавил шагу, более чем уверенный в том, что сможет вызнать у Паши хоть что-то. Были, конечно, и другие варианты, но Юрон предпочитал не мучать себя даже мыслями о них. Наконец, мужчина встал перед дверью в квартиру Окунева и коротко позвонил. Находившемуся там хозяину потребовалось не больше, чем полминуты, чтобы подбежать и зазвенеть тяжелым звонком. «Странно, - подумал гитарист. – Окунев обычно долго доползает» Но как раз в этот момент дверь распахнулась, прервав размышления гостя. Юрий застыл на пороге, широко распахнув глаза и непонимающе всматриваясь в Максима, который, казалось, даже забыл, как дышать от волнения и страха. Еще два дня назад Самосват был бы счастлив, если бы Мелисов вот так запросто, со всей присущей ему наглостью завалился сюда, и, несомненно, сразу бы бросился ему на шею, извиняясь за то, чего не делал. Ведь так было всегда – даже если виноват Юрон, мириться первым шел вокалист, только так и не иначе. Как иногда шутил уже отошедший от всех обид Юра, это была «почти армейская дедовщина». В ответ Макс шутливо отдавал ему честь с ужасно суровым лицом и грубым криком «Есть, товарищ генерал!». Но сейчас музыкантам было как-то не до шуток. Мелисов «очнулся» первым, но не нашел ничего лучше, чем выдохнуть: - Здравствуй, - оба понимали всю глупость и нелепость ситуации, но нужно было что-то говорить. – А Паша где? С этим странным, вовсе не подходящим к ситуации приветствием Максим тоже обрел способность говорить. Он нахмурился и крепко сжал кулаки. «Что ему нужно от Паши? – таков был первый вопрос, заданный Флаером самому себе. – Или не от Паши?» Впрочем, это было не так важно. Главное, что Мелисов, тот самый Мелисов, к которому парень чуть было не пришел на поклон, стоит теперь прямо перед ним и даже не думает вспомнить о том, что недавно сделал. На секунду Макс задумался, что он, возможно, просто не знает, с чего и как следует начать, но юноша тут же отбросил такой вариант. «Чушь!» - твердо сказал он сам себе, хотя что-то внутри яростно протестовало. - Паша у друга, это по группе, – с трудом выдавил из себя вокалист, упорно стараясь не встречаться с гостем взглядом. – Что ты тут делаешь? - Это ты что здесь забыл? – Юра попытался взять друга за руку, но тот резко отдернулся. Мужчина непонимающе вскинул брови. – Самосват, что с тобой вообще творится? И какого черта ты у Окунева? – пожалуй, второй вопрос интересовал гитариста даже больше, чем первый. - Что творится… - зачем-то прошептал он и тут же резко поднял взгляд на Юрона, впервые за несколько дней заглянув ему в глаза. Всё такие же светлые дымчато-голубые, привычные и даже родные, они всё равно не казались холодными и злыми, вовсе даже наоборот: в них явно читалось почти такое же волнение, что испытывал и собеседник, но не за себя. На какой-то миг Максим даже усомнился в рассказах Паши про Мелисова, но ненадолго. Стоило только вспомнить тот вечер, когда юноша вот так запросто оказался на улице, и только благодаря Окуневу всё обошлось. Так разве мог он врать? Самосват резко тряхнул головой. – Я теперь живу у Паши, вот что! – карие глаза неожиданно загорелись некой первобытной злостью, и, кажется, что-то обожгло грудь изнутри. Максим не помнил, чтобы с ним хотя бы однажды случалось что-то подобное, но сейчас он не собирался сдерживаться. Юрий не сразу нашел, что ответить. Вообще, он подозревал, что Окунев что-то ему не договорил (иначе, зачем бы ему было ехать сюда с другого конца необъятной столицы?), и такой вариант у него тоже был, но гитарист всё-таки до самого конца надеялся, что это невозможно; думал, что у Окунева не хватит на такое наглости, а у Самосвата – послушания. «Он не мог! Макс не мог согласиться жить у него!» – раз за разом повторял про себя Юра, словно какое-то замысловатое заклинание, но, тем не менее, в этот раз совершенно непонятная действительность была такова. Однако мужчина рассуждал вполне здраво: Самосват действительно не был на такое способен. Всё-таки ему и раньше приходилось иметь дело с Окуневым, и он явно не забыл, чем это тогда едва не обернулось. С другой же стороны, Максу просто некуда больше было идти. Но зачем же в таком случае жадный, злопамятный Павел согласился приютить его? Что им в тот момент двигало? Жалость? Осознание какой-то выгоды? Мысли роем гудели и выли в голове Мелисова, но он всё еще умудрялся усмирять их. Передернув широкими плечами, он спросил довольно коротко: - Почему у него? – теперь Юра старался сдерживать свои эмоции. Потому что, как оказалось, если за ними не следить, можно получить головную боль и потяжелее. Головную боль в лице скитающегося непонятно где вокалиста, а потом внезапно обнаруживающегося в квартире Окунева. - Хотя бы потому, что он говорит со мной на равных! – внезапно изо всех сил рявкнул Максим и зажмурился, чувствуя, как стремительно чувства отступают, почти так же быстро, как и сковывают. Мелисов начал медленно багроветь. - Мы уже пытались говорить об этом! – он всплеснул руками, ногой плотнее прикрывая дверь – соседи-свидетели им не требовались. – И ты дурачина, Самосват, каких еще поискать надо! Это же всё для тебя и было! - Тогда ты слишком увлекся! – ответ не заставил себя ждать, и Флаер опустил глаза, упершись взглядом в носки собственных тапок. Вернее, не собственных, а Пашиных. Юрон неровно выдохнул. Второй раз они не могут поговорить на одну тему. И, кажется, исход у этой беседы не будет отличаться от предыдущего, разве что на этот раз на улицу выгонят Юру, и он не останется на улице, не пойдет искать помощи у сомнительных друзей. Вот только, нужно ли это? - Макс, - горячо прошептал Мелисов и осторожно положил тяжелые ладони на плечи друга; тот, на удивление, даже не отпрянул, и гитарист решил воспользоваться моментом: - Хватит дурить. Нам обоим, - мужчина аккуратно, успокаивающе и примиряюще погладил юношу, но Флаер по-прежнему никак не реагировал. Короткий вздох, и он продолжил. – Собирай вещи и возвращайся домой, - гитарист немного помолчал, а потом добавил: - Я ведь за тобой и приехал. Чистая правда. Юрий вполне понимал, что Окунев в любом случае знает, где Самосват, но сам Павел, как выяснилось, и не понадобился. А пока Мелисов ждал, когда Максим откликнется. Пожалуй, мужчина был готов к любой реакции, от сухого короткого кивка до слезных объятий, но отчего-то был абсолютно уверен в том, что друг согласится. «Его же всегда насквозь видно, - рассуждал музыкант. – И сейчас тоже» - Нет, Юра, - голос Макса прорезал мысли Юрона так резко и неожиданно, что тот едва не отшатнулся. Юноша гордо поднял голову. – Паша на тебя не похож. Ты не похож на Пашу. - Да о чем ты вообще говоришь! – вдруг взорвался Мелисов, едва сдержавшись то того, чтобы не ударить друга, но лишь крепче впился сильными пальцами в его худые плечи. – Ты себя не слышишь! - Ты меня тоже никогда не слышишь! Я не поеду с тобой! – нахмурился Самосват и, приложив все возможные сейчас усилия, вырвался из Юриной хватки, после чего вновь опустил глаза в пол. – К тому же, ты всё равно выгонишь меня и из группы тоже после поездки на MTV. - Что? – а сейчас уже ничего не понял Юра. Ни разу ему в голову не приходила такая абсурдная мысль, и даже в самом жарком и пылком бреду он не смог бы выгнать Макса из Эпидемии. Это Мелисов знал точно – по своей воле он никогда бы не отпустил Самосвата «гулять» по другим группам. Что же это в таком случае могло означать? Только одно: Окунев растерял весь свой страх и всё достоинство. Максим отвернулся, не желая сейчас видеть никого и ничего. - Не притворяйся, - прошептал он. – Паша мне всё рассказал. Паша, всё-таки Паша. В который раз Мелисов убеждался: все сомнительные, куцые, страшные дороги выводят прямиком к Паше. Гитарист развернулся на каблуках и положил ладонь на железную ручку двери. - Паша, значит, - совсем тихо прорычал он, но Макс расслышал. Признаться, ему хотелось уйти вместе с Юроном, но что-то не позволяло, что-то тяжелое и неприятное, словно висящее на плечах каким-то странным невыносимым грузом. Юра поежился; если бы он знал, о чем сейчас думал Максим, он был бы к нему снисходительнее. – Тогда действительно у Паши в группе и будешь петь! С этими словами гитарист на всех парах вылетел из квартиры, едва не вырвав ручку из двери. Продолжать разговор с вокалистом не было ни сил, ни желания, ни смысла. Ведь Паша, помимо всех своих остальных талантов, был еще и прекрасным психологом со склонностью к гипнозу. Макс нервно закусил нижнюю губу. Теперь он понимал – работать и видеться с Мелисовым осталось явно недолго.