Миражи

Поставив перед посетительницей поднос с бутербродами и имбирным чаем, Кварк заговорщически ухмыльнулся: - Вот уже восьмой год вы наведываетесь ко мне, госпожа Кира, и я так и не убедил вас сыграть в дабо. - Никогда не любила азартные игры, - пожала она плечами. - Хоть бы вечерок скоротали. Гал Дукат надолго улетел? - Послезавтра должен вернуться. - Что ж, - Кварк слегка поклонился, - желаю вам, чтобы с ним всё было в порядке – и чтобы ваш родственник благополучно выздоровел. Меру недоуменно нахмурилась: - Родственник? Какой родственник? - Ну, тот, которого из Галитепа привезли. Или вы однофамильцы? – Кварк встревоженно взглянул на неё. – В таком случае, прошу прощения. - Погоди, - Меру привстала. – Расскажи-ка толком, о ком ты говоришь. - Да о баджорце по фамилии Кира. Его вместе с другими привезли из трудового лагеря на переработку руды, а потом нашли у него какую-то жутко редкую заразу. Гал Дукат рвёт и мечет: говорит, что из-за медицинских экспериментов в лагере, о которых даже не уведомили Центральное Командование, в него теперь все камни полетят. Разведя руками, Кварк заглянул ей в глаза: - А вы разве не слышали? Весь Променад об этом толкует. Рука Меру скользнула вдоль воротника, пытаясь отвернуть стиснувшую горло ткань. - Как его имя, Кварк? Как зовут этого заключенного? - Да разве упомнишь? – он пожал плечами. – У вас, баджорцев, такие странные имена. Не то Рабан, не то Барабан… Госпожа Кира, куда же вы? А чай? У самых дверей он поймал её за руку. - Вас всё равно не пустят в здравпункт, госпожа Кира. Там карантин. Меру тряхнула головой: - Я должна туда попасть. Должна, понимаешь? Расскажи мне, где находится здравпункт. - А вы разве сами там ни разу не были? - Только в кардассианском госпитале. Кварк, не молчи же! – она умоляюще взглянула на него. Ференги нерешительно переминался с ноги на ногу. Запустив пальцы в волосы, Меру расстегнула заколку с изумрудом, и тяжелая волна волос упала ей на плечи. - Вот. - Хорошая вещь, - Кварк повертел в руках заколку, прищёлкнул языком. – На что только не пойдёшь ради дружбы! Не выдавайте меня префекту, госпожа Кира. Её глаза впились в его лицо: - Не выдам. Введя код доступа, подсказанный Кварком, Меру затаила дыхание. Тяжелая металлическая дверь медленно поехала в сторону – сработало. Эта узкая тёмная комната с красной лампочкой, мигающей под потолком, была, должно быть, приёмной. Куда же теперь? Не натолкнуться бы на заведующую. Кварк говорил, что она кардассианка и притом жуткий бюрократ. С такой не сговоришься. Из-под крайней слева двери в коридор тянулась полоска света. Может, там палата? Подойдя ближе, Меру прислушалась. Звонкий женский голос, похоже, заканчивал какую-то историю: - …И вот с тех пор он понял, что легче поймать за хвост песчаную ящерку, чем кардассианца – на честном слове. Одобрительный смех донёсся из-за двери. - Сестра Тора, - хрипловато произнёс какой-то мужчина, - расскажи ещё что-нибудь забавное. - Да где ж я на вас напасусь? – фыркнула рассказчица. – Ладно, слушайте. Если у тебя за всю жизнь была только одна женщина, значит, ты однолюб. Если две – верный возлюбленный. Пять – разборчивый мужчина. Десять – ловелас. Двадцать – развратник. Тридцать – озабоченный маньяк. Ну, а если их количество измеряется сотнями, значит, ты – гал Дукат. Последнее слово потонуло в хохоте. - Ты за ним считала, что ли? – сквозь кашель спросил кто-то. - Упаси меня Пророки, - беззлобно буркнула она. Откуда-то из глубины комнаты раздался резкий, надломленный голос: - Ох, Тора, несдобровать тебе. Доведёт тебя язык… - Вы мне каждый раз говорите это, Мол, - беспечно отозвалась девушка. - А разве мало кого в лагерь отправили за разговоры? - Надеюсь, обойдётся. Лежите, Мол, лежите, мне вам ещё компресс ставить. Я сейчас. Расслышав легкие шаги, Меру испуганно оглянулась и дернула на себя первую попавшуюся дверь. К счастью, та поддалась. Комнатушка была ещё теснее: в ней не было ничего, кроме стола, уставленного какими-то пробирками, железного шкафа и проводов на полу. А на двери напротив той, через которую Меру только что юркнула, светилась надпись: «Опасно! Карантин». Не раздумывая ни о чем, Меру подбежала к двери, и та отворилась. Какая-то аппаратура кругом, цветные лампочки… На койке у стены лежал худой баджорец. В тусклом свете Меру разглядела слипшуюся прядь русых волос у него на лбу – и ринулась вперёд, обхватила горячие, влажные от пота руки. - Табан! Родной мой, проснись! Это я, Меру. Я заберу тебя домой, на Баджор. Ты поправишься, обязательно поправишься! Опустившись на колени, она принялась покрывать его лоб и щёки поцелуями. - Открой глаза, хороший мой. Это же я! Больше уж мы не расстанемся. - Что за… Компьютер, свет! – резко раздалось за спиной. Под потолком тяжелым медным светом вспыхнули лампы, и Меру беззвучно охнула, увидев совсем чужое лицо. Тяжелый квадратный лоб, длинный нос, ввалившиеся скулы… Не Табан. - Что вы здесь делаете? – процедила сквозь зубы кардассианка в форменной медицинской накидке. – Кто вас сюда пустил, дрянь вы эдакая? Она разглядела дорогое шелковое платье Меру, браслет на её руке, и тёмно-карие миндалевидные глаза расширились от гнева и страха. - Я же из-за вас, чего доброго, под суд пойду. Тора! – гаркнула кардассианка на весь коридор, и на пороге появилась невысокая фигура баджорской медсестры. - Да, гил Ондар? - Где ты шляешься? - Я с больными сидела, - девушка слегка пожала плечами. – В общей палате. - Кто сегодня дежурный по карантину? Взяв из шкафа гипошприц, кардассианка впилась железными пальцами в плечо Меру. - Не дергайтесь. Надо хоть прививку сделать, хотя, скорее всего, уже поздно. Ну? – она повернулась к медсестре. – Мне что, силу применить? - Дежурил Оран Анто, - нехотя произнесла девушка. – У него мать больная. Он, наверное, к ней побежал – проведать. - Пойдёт теперь руду обрабатывать. А ты… - взгляд кардассианки скользнул по бледному лицу. – Ты лишаешься продовольственного пайка на два дня. - Она-то за что? – не выдержала Меру. Кардассианка повернулась к ней: - Пойдемте. Надо провести обследование. Смотри, - она кивнула Торе, - чтобы больше здесь и духу ничьего не было. - Да, гил Ондар. Возможно, - девушка сложила руки под грудью, - разумнее было бы поставить в этой палате дверь с компьютерным кодом? - А средства я где возьму? – заведующая дернула плечом. – Хочешь – сходи на приём к гал Дукату и попроси его расширить финансирование баджорской медицины. Только я тебе этого делать не советую. Молча наклонив голову, медсестра подошла к экрану трикодера, проверяя состояние больного. Гил Ондар легонько подтолкнула Меру: - Пошли, нечего медлить. Гал Дукат шагал по Променаду так, что главный врач военного госпиталя и охранники едва поспевали за ним. Медик на ходу разводил руками: - Иммунитет ослабленный, организм почти не сопротивляется. Мы делаем всё, что можем, гал, но она уже никого не узнаёт. - И чего её понесло в этот здравпункт… - процедил Дукат и прибавил ругательство. Лекарство обещали синтезировать на Кардассии Прайм, но на это должно было уйти не меньше недели. - Она столько не протянет, - словно подслушав его мысли, сказал врач. – Если бы она хотя бы пыталась бороться… - Она говорила что-нибудь? - Всё Табана какого-то зовет – не знаю, кто он ей. Больше ничего. Двери палаты интенсивной терапии разъехались в стороны, и врач протянул Дукату халат и маску с перчатками. - Наденьте. Неизвестно, как эта зараза действует на нашу расу. Облачившись в пахнущее озоном одеяние, Дукат подошёл к постели и покачал головой. Утопавшая в подушках Меру казалась такой же белой, как наволочка под ней, и совсем худенькой – ещё тоньше, чем когда её только-только привезли из голодного Дахкура. Опустившись на стул, он наклонился и взял её пальцы в свои. - Меру, - позвал негромко, - ты слышишь меня? Светлые ресницы дрогнули. Повернув голову к плечу, Меру открыла мутные, воспаленные глаза. - Это ты, - чуть слышно выдохнула она. – Табан… ты пришёл. Ты не бросил меня. Резко вскинув голову, Дукат впился взглядом в лицо главврача. Тот молча пожал плечами. - Я ждала тебя, - с усилием оторвав голову от подушки, Меру села на постели. – Долго ждала. Ты не верь, если кто-то тебе будет на меня наговаривать. Я люблю тебя. Я всю жизнь, каждую минуту любила только тебя. - Ляг, - пробормотал Дукат. – Тебе не надо напрягаться. Опустив свободную руку на плечо Меру, он попытался уложить её на подушки, но она с неожиданной силой высвободилась. - Миражи, - сипло сорвалось с пересохших губ. – Всё остальное – только миражи. Ты веришь мне, Табан? Или ты уже давно забыл меня? Скажи. Тонкий рот искривился, словно в судороге или рыдании. - Скажи. Мне не будет покоя в Небесном Храме, если я буду знать, что ты… сердишься на меня. - Я не сержусь, - тихо сказал Дукат по-баджорски. – Я люблю тебя. - Я знала, - шепнула Меру, вновь откидываясь на постель. Глядя куда-то сквозь потолок, она счастливо улыбалась. Осторожно выпустив её руку, Дукат поднялся. - Сообщайте мне об изменениях, - сквозь зубы бросил главврачу и вышел. Прямо там, в коридоре, присел на подоконник иллюминатора и вытянул ногу. Какая-то дикая усталость навалилась, как давным-давно, после экзаменов, когда он лежал, запрокинув лицо к небу, и думал: а зачем всё? Зачем учиться, воевать, любить, управлять, рваться к чему-то? Всё равно от этой бестолковой суеты останется одна только звездная пыль. Может, бросить к таргам эту станцию, префектуру и уехать куда-нибудь на необитаемую планету растить лианы? Представив себе лица родичей, друзей и врагов, Дукат беззвучно захохотал, закрыв рот ладонью. Нет уж, не доставит он никому такого праздника – сбежать. Он будет идти дальше: вперёд и вверх.