Мой любимый - Джанки Аспен

Я скинул одежду, торопясь и отрывая пуговицы. В душе шумела вода, капли барабанили по жести, шуршали о резиновую занавеску. Я вдруг представил себе, как Джанки стоит там, подставив воде худое тело и растягивает себя… Мне никогда не хотелось видеть, как готовятся к сексу мои любовники и любовницы. Я искренне не понимал тех, кто любит совместные интимные процедуры. Когда Феб, мой одногруппник, рассказал, что обожает брить ноги своей девушке, мне потом целый месяц понадобилось, что бы не вздрагивать, пожимая ему руку. Но сейчас… Сейчас… Я распахнул дверь в душ, благо задвижки там не было. Всё было, как я и представлял – жестяная раковина душа, зелёный, местами обколотый кафель и Джанки стоящий совершенно обнаженный, откинув голову так, чтоб вода не попала на волосы. Он был худ, очень худ, едва ли мне по плечо, с узенькими плечами, выступающими тазовыми косточками и полным отсутствием волос на теле, не считая тонкой дорожки от паха к пупку, да и там волосы были подстрижены. Чертовски восхитительно. Тонкие ноги без намёка на рахитичную кривизну, узкие бёдра и при этом – неожиданно округлые ягодицы, выступающие позвонки, рёбра, ключицы… И татуировка в виде какого-то сложного цветка на груди. Джанки внимательно смотрел на меня, скользя взглядом по моему лицу, похоже, безнадёжно перекошенному похотью, по фигуре, вниз, вниз… - Ох, Ланси, да ты и впрямь хочешь… Какой он у тебя большой, какой красивый… Ну, иди сюда, дай мне его приласкать перед началом, хочу потрогать. И я подошел. Я встал под душ, под тепловатую воду, вжимая в себя худое тело, с наслаждением перебирая жестковатые волосы, пересчитывая пальцами позвонки, пока умелые ручки ласкали член, а горячий язычок дразнил соски. От волос пахло как то пряно, как то очень будоражеще, на белой коже моментально оставались следы от прикосновений… - Ааах, Ланси, – парень развернулся. Привстав на цыпочки, потёрся своими ягодицами о мой член – ты просто супер, что такое! - Шлюха развратная, – я ухватил его, слабо понимая, что делаю, хотелось войти одним толчком… - Стой-стой, куда так быстро едем – парнишка выскользнул из моих объятий – ничего не забыл, а? - Что?! - Резинка, Ланси, резинка. Выйдя из под душа, не вытираясь, он нагнулся над кинутой небрежной кучей одеждой и вытащил из кармана несколько упаковок из фольги. Глянул на них, потом на меня томно, развратно, и повертел в руках одну – золотистого цвета. - Королевская мантия, Ланси. Для твоего красавчика. Тонкий, бледный, с татуировкой на груди, со слегка слипшимися крашенными волосами, он казался мне безумно влекущим. Он был секс, воплощённый секс во всём – во взгляде, в позах, в жестах, в интонациях хрипловатого голоса. Без смущения, без ханжества и лицемерия. Он хотел меня. Я – его. И больше ничего в целом мире не стояло между нами, ни предрассудки, ни этикет, ни глупые обязательства. Одна ночь, одно желание на двоих, горящий взгляд разноцветных глаз. - Пошли в постельку, Ланси. И мы пошли. Он подхватил свои джинсы, звякнувшие ремнём, а я подхватил его и кинул на кровать. Его улыбка, хитрый прищур, плавные, развратные жесты – всё туманило разум. - Ложись, я покажу тебе класс – Джанки слегка толкнул меня на постель. Я лёг, наблюдая. Ещё никто никогда не вёл себя со мной так развратно, и я сам не мог себе такого позволить. Но не сейчас. Сейчас можно было всё. – Смотри на меня, мне нравится, когда так смотрят. Показалась уже знакомая баночка с помадой. - Отличная штучка. Стоит гроши и для всего годится… О, я думаю, мне придётся купить новую, здесь есть где разгуляться. – Джанки облизнулся, отчётливо цокнув шариком о зубы. Надорвав золотистую упаковку, он облизал мой мой член, а потом… Потом натянул презерватив ртом! С лёгкостью, выдающей изрядную практику. У меня перехватило дыхание. А он продолжал. Открыв баночку, принялся растирать помаду поверх резинки. На мгновение, по контрасту, мне вспомнился Тео, красавец с телом античной статуи, лежащий в постели, словно поверженный воин и ждущий, пока я проделаю всю подготовку с лицом великомученика. Тео, всегда выключающий свет и закрывающий глаза, накрывающийся одеялом и хранящий стоическое молчание во время всего акта. И мне казалось это вполне нормальным. - А теперь готовься, – и медленно, мучительно медленно Джанки начал насаживаться сверху. Я не выдержал и застонал, хотелось рвануть его на себя и насадить до упора, но я держался, держался пока мог. – Сейчас поскачем. И мы поскакали. Это было… Что то. Это было всё – это словно одна из самых громогласных гармских опер, это словно лесной пожар, фейерверк… Джанки двигался, постанывая от восторга, откинув голову назад так, что виднелся лёгкий излом кадыка, шептал всякие непристойности, а я сжимал его бёдра до синяков. А потом не выдержал и подмял под себя, а он закинул мне ноги на плечи так, словно это было самым естественным и это было естественным, правильным, словно от сотворения мира было предназначено, чтоб он лежал подо мной, принимая меня в себя и выкрикивая «Да, Ланси! Сильнее! Давай, о дааааа!». В какой момент я начал его целовать, я не понял, просто так же, не думая, повинуясь инстинкту, потянулся к его губам, странной формы, словно сложенной для поцелуя, пахнущим дешевой помадой, ментолом и табаком и он открылся для меня, впуская до самого конца, целуясь сладко и умело, металлический шарик, казалось, жил своей собственной жизнью, перекатываясь между нашими языками. О да, этот парень умел отдаваться, как никто… - Джаааанки – я вжался в него до упора, чувствуя, как от оргазма тьма перед глазами расцвечивается яркими огнями. А он забился подо мной, всхлипывая и шепча «Да, да, сейчас…» и я понял, что он тоже кончил, не прикасаясь к себе. - О, Ланси, это было супер! – он лежал и курил, стряхивая пепел в стакан – в пепельницу отправился использованный кондом. – Хочешь затянуться или тебе новую подкурить? - Я не курю. - Вау! – приподняв голову, он бросил взгляд туда, где на соседней тумбочке лежал мой крестик – единственное, что я снял аккуратно. Крест был старый, потемневшего серебра, с четырьмя фиолетовыми цитринами, древний крест, принадлежавший моему предку-пилигриму, фамильная реликвия Гамильтонов. – Да ты, Ланси, хороший мальчик? Он пихнул меня острым локтём в бок, засмеявшись, и затушил сигарету о край стакана. «Оставлю горничной побольше чаевых» - Да, наверное, не очень, – я постарался припомнить, когда в последний раз ходил в церковь. Кажется, с тех пор, как я поступил в университет – ни разу, а до этого лишь посещал обязательные службы в школе и сопровождал туда мать на рождество. Как и все Гамильтоны, я считался примерным дацентта и носил крест. Он не тяготил меня, в отличии от моих ровесников, которые считали своим долгом бахвалится резкими религиозными взглядами, поголовно становясь то атеистами, то анимистами то адептами Хаоса. Крест был частью моей жизни, как золотая печать, как гербовая наклейка на стекле авто, как обращение «милорд» в официальной беседе, как корона на листах чековой книжки. И имел столько же сакрального смысла – снял я его лишь затем, чтоб не порвать цепочку. – Ну а ты? Ты анимист, наверное? - Яяя? – Джанки задумался. – Ох, ну ты спросил. Мамуля моя вроде была празенна, да и вообще… - Он задумчиво коснулся пальцем цветка на груди. – Иисус ведь вроде всех любит, Мадонна всех жалеет, а Руфь всем помогает, ей? Так что я не парюсь. Живу, как живётся, а коль помру – тогда и буду разбираться, верно? – он вновь толкнул меня в бок, на этот раз игриво. – Но пока мы не умерли… - О да, - я потянул его на себя, чувствуя, как от рассыпавшихся искр вновь загорается огонь, - и сейчас я чувствую себя как никогда живым… У тебя есть ещё резинки? - Полные карманы! – он грациозно сел, изгибаясь у меня в руках, тонкий и чувственный – Можно выйти из дома, без спичек, без сигарет и денег, даже без трусов и без понятия, куда идёшь – самое главное, чтоб резинка была в кармане. - Какая блядская философия! – я шарил по его худенькому телу, сжимая до синяков, пощипывая соски и прикусывая за шею, пока он со смехом вырывался, нагибаясь, выставляя на полное обозрение в мутном свете торшера гладкие ягодицы с яркими следами пальцев и припухшей дырочкой, поднимая с пола новый квадратик фольги. – Ты вернёшься с пустыми карманами, сучка! - О да, Ланси, давай уделаем их к чертям! И мы продолжили. И вновь до звериных рыков и неприличных стонов, до пошлейшего хлюпанья, до портовой ругани и бессвязных благодарностей, когда мы вновь упали обессиленные на изрядно грязные простыни. - Аааах, Дьявол, Ланси, да я же завтра не встану! - Главное, детка, чтоб у тебя встал. - О, это всегда. У меня всегда стоит, и я кончить могу, когда захочу. - Ничего себе повезло, - я подумал, что для шлюхи это должно быть очень полезным качеством. - Да я вообще счастливчик Джанки и я рождён для секса, - нагло заявил он, поводя худенькими плечами и жарко дыша. И мне хотелось его снова. А потом снова. И снова. Я проснулся от стука в дверь, чей-то резкий голос заявил, что через три часа выселение. Сначала я не понял, где я, понял только, что не в особняке и не в своей квартире. И не один. Я лежал на голом матрасе, чей грубоватый чехол неприятно натирал кожу, простыня кучей валялась на полу. Джанки спал рядом, уткнувшись носом в подушку, видны были только крашеные волосы. Я вчера так и не отправил его в соседний номер, и в душ, похоже, не пошел… Кошмар какой. Сейчас, в мутноватом свете наступающего дня ночные безумства приобрели какой-то сюрреалистический оттенок. Это я был ночью? Это я был, как безумный сатир, дорвавшийся до нимфы? Перевёдя взгляд на розовую шевелюру с фиолетовыми прядками, я задумался. Чем так зацепил меня случайный проститут со странным именем Джанки (и что это вообще за имя?)?. Что в нём такого, что заставляло ночью загораться раз за разом, теряя человеческий облик? Вновь мелькнула соблазнительная, порочнейшая картинка – Джанки сверху, откинувшись, тонкая жилка на шее бьётся часто-часто, губы призывно приоткрыты, разноцветные глаза горят… «Ты как статуя, Ланс. Красивая, холодная и статичная» - однажды сказала мне Беатриче, одна из девушек в университете, с которой я пытался встречаться. Беатриче была циннелийских кровей и феминисткой на циннелийский манер, а сдержанность и умеренность никогда не входили в список циннелийских добродетелей. Я искренне не понимал, к чему такие резкие разговоры, к чему эти провокационные заявления, к чему отрезать волосы так, что короче некуда, к чему отказываться извиняться перед деканом и ставить под угрозу своё дальнейшее обучение и получение наследства. Я не боялся, что Беатриче меня «скомпрометирует» - на её взгляд, «компрометировал» её я. И поэтому мы расстались. А ещё потому, что её до судорог злила моя сдержанность в постели. И где эта сдержанность была прошлой ночью? Должно быть, садясь в сердцах за руль, я оставил её дома. Джанки заворочался. Я провёл рукой по розовым волосам, пытаясь рассмотреть их настоящий цвет. Тёмно-рыжий, как и волосы – должно быть, предки моего цветочка были родом из восточной Циннелии. - Ууух тыж ёёё – поприветствовал Джанки этот мир, переворачиваясь и потягиваясь. Сейчас, в дневном свете я мог рассмотреть его лучше. Был ли он красив? Ни разу. Красив был Тео, с мускулистым телом лучшего пловца университета и тёплыми карими глазами, обрамлёнными длинными ресницами. Красив был Джонатан, мой друг, высокий и изящный, с волосами чуть более тёплого цвета чем у меня, которые он заплетал в традиционную косу длинной до лопаток. Красив был я. Но Джанки был невысок, худ и бледен до обморочности и что-то мне подсказывало, что это его естественное состояние. В лице не было ни серьёзной мужественности, ни томной женственности, а разноцветные глаза и вовсе пугали. И всё же в нём было что-то безумно влекущее. Он не вызывал ни жалости, ни умиления, он был тонким, но бесконечно крепким, как капроновая струна и каждый сине-желтый взгляд был вызовом «Иди и возьми». И я шел и брал, и он, чёрт побери, этого хотел, ещё как хотел! Я думал, ночью мы сломаем кровать. - Уже утро… Ое, Джанки, поспал ты по человечески, ну как же – он с иронией покосился на меня. – С добрым утром, Ланси, а я думал, ты в соседний номер уйдёшь. Честно говоря, такая мысль совершенно не пришла мне в голову, хотя была вполне логична. Спокойно засыпать рядом с крайне подозрительным типом, который самое малое, мог ограбить меня – это ли не верх беспечности? - А ты всегда засыпаешь с клиентами? - Что? – удивлённо переспросил Джанки – А… Не. Только с такими щедрыми красавчиками, как ты. Его тонкая ладошка нагло прошлась по моей груди, спустившись вниз, и уверенно ухватилась за мой член. - Утром встаёт не только солнышко, верно? – он облизнулся. – А кто тут у нас? О, Ланси-младший! И он без дальнейших предисловий принялся за дело, высоко выпятив зад и откидывая с лица волосы, что бы смотреть на меня. А я – на него. О, Господи, какая пошлая дикость – так бесстыдно смотреть на того, кто тебе отсасывает… О, Джаааанки… - Проглоти! Ну же! Ну!!! – я схватил его за волосы и вдавил до упора, а он принял, всё так же глядя на меня, глядя, как я корчусь, потому что сейчас я был в полной его власти, во власти его умелого рта, его развратного взгляда, тонких рук… - О да, Джанки! – выдохнул я. - Ммм, первый завтрак, – Джанки совершенно похабно облизнулся. – Ты как хочешь, а я в душ. Я остался лежать, совершенно ошеломлённый. Да что этот парень со мной делает такое? Даже в подростковом возрасте я себя так не вёл, сдержанность и осмотрительность есть добродетели истинного джентельмена, которые мои благородные предки привезли из старого света, да-да-да… Я покосился на серебряный крест. Рядом с ним лежало что-то ещё, приглядевшись, я понял, что это та штучка, которую Джанки вставлял себе в язык – шарик, длинная ножка с маленькой застёжкой-крепежом. Это было не серебро и не платина – похоже на тот металл, что используют военные врачи, латая кости и заменяя зубы. Русваль, секретарь и телохранитель моей матери, улыбался таким же стальным блеском. Да, забавный натюрморт – старинный пилигримский крест и «шлюхина подкова». Потянувшись, я последовал за Джанки в душ. Даже при том, что Джанки был худ, как вязальная спица, места под душем для двоих было явно маловато, а мыло в вощёном пакетике было едва ли более таблетки от кашля. Вода текла еле тёплая, а сероватые полотенца истощились от многочисленных стирок. И всё же это был замечательный и бодрящий душ, наверное, потому что Джанки всё время отпускал разные пошлые шуточки и пытался меня щекотать. - А почему цветок? Это что-то значит? – я дотронулся до его наколки. - А ты не знаешь? – он прищурился. – Так типа надо, Ланси, понимаешь? Я знал, что обитатели городского дна делают себе татуировки, которые служат им тем же, чем мне – золотая печать, и эти татуировки вернее всяких документов рассказывают о своём владельце. Интересно, что бы рассказал мне этот цветок? Кончики каждого из семи острых лепестков венчал ещё один цветочек, на этот раз пятилепестковый, пятиконечными звёздочками заканчивался пестик и семь тычинок. «Лилия Руфь» - вот как назывался такой цветок, классический узор со старинных картин, изображающих прекрасную супругу Христа, которые я видел в музеях и на уроках мировой культуры. Странно видеть её на этом тощем бледном тельце. - Итак, сколько с меня? – спросил я, когда мы уже одевались и Джанки изо всех сил стягивал свой яркий ремень, пытаясь удержать джинсы там, где у нормальных мужчин бывает пресс, но они всё равно съезжали к самым тазовым косточкам. - Да чтоб тебя… Ещё одна дырка нужна… Чего? - Мы вчера договорились о двухстах долларах? - А ты вон про что? Забудь. - Что? - Ланси, я не шлюха. – он развернулся, демонстрируя мелкие зубки и наслаждаясь эффектом. – Похож, знаю. Но я в жизни за бабки не трахался, только по любви, - последнее слово он произнёс со странным причмокиванием и придыханием, словно говоря о самом изысканном лакомстве. - Но на стоянке… - Ойвей, Ланси, ну там совсем был край. Я за городом третий день, в кармане даже жвачки не осталось, ни одного телефона в округе, чтоб своим звякнуть… Я уже на ногах толком не держался, пешком по такой холодрыге я бы далеко не утопал, бесплатно меня никто подобрать не хотел, уроды тупорылые, а сосать какому-нибудь водиле грузовика немытому… Пфе! А тут я смотрю, ты, на такой шикарной тачке, такой красавчик, я подумал – подкачу к тебе, авось чего и обломится? И смотри, не ошибся. И поел на халяву, и поспал в тёплой постельке… немножко – он ухмыльнулся. – И потрахался как следует, ты Бог в постели, Ланси! - Ах ты…!!! - я захлебнулся эмоциями. Что за чёрт! Ну и кто кого, спрашивается, снял?! – А потом почему со мной пошел?! - Ой, ну ты на меня так смотрел, – Джанки стрельнул глазками и натянул свою странную футболку, – ты так смотрел… Я думал, ты меня прямо там трахнешь. Я, Ланси, пташка вольная, с кем хочу, с тем и иду, а ты понравился мне, без балды. - Мне хочется тебя придушить, – сообщил я ему, глядя прямо в эти наглые разноцветные глаза . - Не ты первый, не ты последний, – философски ответил Джанки, обуваясь. Я тоже потянулся к своим туфлям и отметил одну странность. Конечно по сравнению с моими коллекционными «АА» (Адольфо Аюведа), ручной работы из кожи высочайшего класса тончайшей выделки, которых никогда не касался обычный гуталин, невероятные остроносые туфли выглядели как… Как цирк шапито рядом с гармской оперой, как Джанки рядом со мной, но одного взгляда было достаточно, чтоб понять – это настоящая кожа. Настоящая крокодиловая кожа, качественный пошив, хромированные цепочки, лак, что выдерживает адскую смесь мокрого снега, морского песка и соли, что царит на мостовых Люминеста зимой… Это при том, что всё остальное было откровенно дешевым. Кроме бумажника. Как интересно. - Пора валить из этого притона – Джанки накинул куртку. Вот она точно была виниловой, на сгибах облупленной до махрушек. Двухсот долларов хватило бы на приличную кожаную куртку… Приличную во всех смыслах, а не кричащую о себе за три квартала. Я обвёл взглядом комнатку, где ночью превратился в озабоченного психопата. Грязная простыня на полу, полная пепельница презервативов, упаковки от которых разбросаны тут и там, окурки в стакане. И лужи на полу душа, и небрежно брошенные полотенца… Я положил на тумбочку двадцать долларов. - Ое, чьи-то детишки не лягут сегодня спать голодными – прокомментировал мои действия Джанки. Мы вернули ключи под неодобрительным взглядом портье. О да, такова наша страна. У нас законна проституция и сделки, оплачиваемые натурой, но двое мужчин или женщин, ночующих в одном номере, вызовут презрительные взгляды. О да, в Имедрии в середине семнадцатого века по-прежнему нежно пестуют ханжескую мораль, вывезенную из Старого света два с половиной столетия назад. Нам очень нравится, что духовно мы выше Гармы, Ветгаи и особенно Цинелии, которая, конечно же, обитель порока, безбожия, тирании и анархии одновременно. И от алюминия которой мы зависим, чьё оружие, медицина и лекарства не знают себе равных, и чей диктатор считается эталоном красоты и стиля (мои туфли – точная копия туфлей Фантическу, ведь самую первую вещь в коллекции модельеры Аюведа, Хеменест, Оввида и прочие создают для него, а день когда он стал использовать для своей одежды ткани наших фабрик, был днём триумфа моей семьи). А так же образцом примерного семьянина, несмотря на то, что венчался в главном соборе страны с мужчиной, который постоянно носит металлическую маску, а его трое детей впервые в истории медицины были зачаты искусственным путём. Такие мысли одолевали меня, когда я расписывался в журнале. Джанки же мало волновал и неодобрительный вид мужчины, который брезгливо протёр ручку, после того, как Джанки что-то нацарапал, и многозначительные взгляды на часы и распятье, показывающее, что под этой христианской крышей нам не рады. Я дал двадцать долларов и ему и с наслаждением увидел, как золотой телец в очередной раз победил. - Хей, Ланси, если ты такой щедрый сегодня, то может, дашь мне монетку? – Джанки кивнул в сторону торгового автомата. Через секунду он уже нажимал кнопки и распихивал по карманам жевачку, засунув в рот сразу несколько пластинок. Ополовиненную пачку он галантно предложил мне, и, учитывая, что вчера я сначала пил виски, затем кофе, затем не чистил зубы, это было довольно не лишним. Мои «миньон-ифрит» мирно стоял на стоянке в компании пары грузовиков, и я ещё раз подивился собственной вчерашней беспечности. Бросить столь дорогое авто неизвестно где, едва заперев… Тут, в этом захолустье, можно было не надеется на обережную силу гербовой наклейки. Да я об этом и не думал, я обо всём перестал думать вчера, когда увидел Джанки. - Перекусим? А потом я подброшу тебя в город. - Ое, Ланси, да ты просто принц из сказки! Ну пойдём сожрём чего-нибудь, я отсюда чую – пахнет пончиками и беконом. В кафе я встретил вчерашние лица – Пола и Розу и двух заросших по самые брови мужчин в клетчатых рубашках. Очевидно водители тех самых грузовиков. - Мне чёрный кофе – всё же рисковать я не хотел. – А? – я вопросительно посмотрел на Джанки. - Кофе с сахаром и и сливочной пенкой, яичницу с беконом, пончик с шоколадной глазурью и вот это пирожное… И пакет мармеладных ягодок. Я только фыркнул – заказ был совсем детский. И это парень, который ночью творил чудеса разврата? - Джанки, а сколько тебе лет? – полюбопытствовал я. Парень был такой худенький и угловатый, что ему с равной вероятностью могло быть и восемнадцать, и двадцать… - Шестнадцать – сине-желтый взгляд был совершенно серьёзен. - Сколько?! – у меня чуть волосы не встали дыбом. Стоп, а с чего я решил, что он старше? С его опытности, самоуверенности и прокуренного голоса? Раскрой глаза, Ланселот – это ребёнок! Подросток! Его худоба – обычная худоба подростка, его аппетит, его сексуальность – обычны для подросткового возраста! – Проклятье, Джанки, ты меня на восемь лет младше! - Ой, Ланси, - он махнул рукой в перчатке, совершенно детской… чёрт, и как я не заметил? – это разве разница? Это пффф, уж ты мне верь. - И тебя это не шокирует? Ответом мне был совершенно непередаваемый взгляд. - Я просто балдею с того, какой ты хороший мальчик, Ланси. Вот и наша жрачка… А ты вообще в этой жизни, кроме кофе, что-нибудь ешь? - Конечно. Но – я с подозрением осмотрел грязные стены и шмыгающую носом Розу – только не здесь. И тебе бы не советовал. - Ой, да зараза на заразу не лезет, – отмахнулся Джанки и принялся уплетать бекон. Водители тем временем разглядели моего диковинного спутника и начали ухмылятся и подталкивать друг друга. Вступать в перепалку с этими типами мне совершенно не хотелось. - Так, я в уборную, когда я вернусь, чтоб ты уже всё доел. Мы уезжаем. - Оки, – пожал плечами Джанки. Вернувшись, я застал именно ту картину, которой так надеялся избежать – один из клетчатых рубашек торчал около нашего столика и судя по всему, приставал к Джанки. - … такая красивая девочка, не хочешь покататься со взрослыми мужчинами? - Папа твой за девочку у ковбоев был! – видимо, молчать Джанки не умел. - Нука, полегче, шлюха! - Отвали, деревенщина! Папа маму стулом бьёт, дед в хлеву быка е… - я сгрёб Джанки со стула, бросив какую-то купюру около тарелки, и потащил к выходу. Оскорблённый в лучших чувствах водитель потоптался, а потом рванул за нами, его друг за ним под крики Розы «Пол! Пол! Они не заплатили!» Пока водители ругались с Полом, я искал по карманам ключи. Какого чёрта? А, подкладка пальто распоролась, вот… Бензина было мало и первым делом я подъехал к бензоколонке. - У тебя есть водка или спирт медицинский? – поинтересовался Джанки. Я молча протянул ему фляжку с недопитым вчера виски. - Пить с утра вредно. - А я и не собирался – он достал из кармана свою «подкову», закинул в рот, глотнул и погоняв от щеки к щеке, смачно сплюнул. Ничего себе дезинфекция. - Этот виски старше тебя на год – мрачно констатировал я. - Ое, ну извини парень, обратно ни как не получится – обратился он к плевку с таким серьёзным видом, что я расхохотался. Солнце слегка пригревало, какие-то птицы чирикали, пахло бензином и ментоловой жвачкой, и тающим снегом с полей. На душе отчего-то стало легко. На стоянке мы увидели знакомых водителей. Тот, чьи семейные ценности потревожил Джанки, дёрнулся сначала к нам, потом к своему грузовику. - Ой е, да у него там обрез, пожалуй! – сообразил Джанки. Я молча открыл бардачок, где темно и холодно блеснул циннелийский «ромео». - Вау, Ланси! Да ты крут! Я резко развернулся и газанул, мой «миньон-ифрит», сверкая хромом и глубоким кобальтом, резко рванул, сразу разгоняясь до семидесяти миль. Проносясь мимо, Джанки распахнул окно, высунув до упора свою розовую голову и я в зеркало увидел, что он показал нашим незадачливым преследователям язык, на котором вновь блестел металлический шарик. Быстрая езда и автомобили уровня гоночных – вот то, в чём моя сдержанность и хладнокровие мне изменяет не хуже, чем с Джанки. Воображение тут же нарисовало Джанки совершенно обнаженного, облизывающего руль… Раскинувшегося на кресле… Сидящего на капоте… - Ну, Ланси, ну не смотри так! – Джанки разорвал пакетик с мармеладом. - Джанки, а промолчать было не судьба? - Ещё чего. Слушай, это ты, такой крутой парень, можешь промолчать. А за мой счёт каждая гнида так и норовит проехаться. И очень надо мне, чтоб всякая деревещина немытая, которая свою жену путает с коровой, мне что-то говорила. - Джанки, прости, но ты ведь нарываешься сам. – я вёл машину с наслаждением, дорога была ровная, солнце не слепило глаза – Ты говоришь, что ты не шлюха, но почему ты так одет? - А что, по твоему, так только шлюхи одеваются? – взгляд Джанки стал пристальным и я понял, что чего-то не знаю об этом мире, несмотря на шестилетнюю учёбу в одном из престижнейших университетов Люминеста. Я кивнул. - Ох, да ты не с необитаемого острова, ты… Мда. - А зачем себя так вести? Знаешь, если кто то одет как шлюха и ведёт себя, как шлюха… - Да-да, конечно! Ланси, я про свою блядскую сущность отлично всё знаю. Только я вот такой весь родился, и я такой помру. Это всё, что у меня есть, знаешь ли. Да ну тебя с такими разговорами, включи-ка лучше радио! Асфальт навек застывшая река Бетонных стен крутые берега Над нами неба нет лишь дым и сажа. Гудков фабричных проклятый народ, Что ниоткуда в никуда идёт Что тёмной ночью снов не видит даже. Но с нами Джонни, Джонни наш пророк! Танцует так, как не танцует Бог! Танцуй же ради нас и до упада Джонни! - Что это? – неизвестные исполнители, казалось, не играют, а соревнуются на гитарах и барабанах, кто громче и быстрей. – Что за ахинея! - «Ярко-Красное»! Самая суперская музычка в мире! Он для богатых по рабочим дням Танцует в зале, но приходит к нам По воскресеньям, как и обещался. Сорит деньгами, ставит выпить всем. И потанцует с каждым без проблем. Нет, Джонни наш от нас не отказался! - Какой бессвязный, плохо срифмованный бред! - Да сам ты бред! Танцуй же, Джонни, чтоб вскипала кровь Танцуй, чтоб мы вставали вновь, Танцуй же, как в ночи танцует пламя! Танцуй же Джонни, ты ведь наш пророк!!! Танцуй же так, чтоб удивился Бог!!! Танцуй же, поджигай холодных улиц камень!!! - Кошмар какой! Как, говоришь, это называется? – песня закончилась, а я всё никак не мог вытряхнуть её из ушей. Словно воду после купания. - «Ярко-красное»! – Джанки, который во время песни вовсю подпевал и тряс волосами в такт, смотрел на меня почти так же, как на того деревенщину – Это самая классная рок-группа, я их обожаю, я хочу быть, как они! «Рок – это музыка преступников, чернорабочих и феминисток» - вспомнилось мне. Никогда не интересовался роком, предпочитал оперу. - Да это не песня! Это набор слов! - Да ты что! Там уйма смысла! Понимаешь, все эти парни из рабочего квартала – у них в жизни ничего хорошего нет. Они пашут как проклятые шесть дней в неделю, и уже не верят, что на небесах кто-то о них заботится. Но Джонни – Джонни такой же парень с этого самого квартала, он танцор в клубе или в мюзик-холле. И когда один раз в неделю эти парни идут на танцы со своими цыпочками, они там встречают Джонни. Понимаешь, он мог бы в воскресенье зарабатывать в три раза больше или отдыхать, как белый, – островное выражение из уст бледнющего мальчика звучало забавно, - но он возвращается к своим, чтоб танцевать для них бесплатно. И тогда они чувствуют себя людьми, они чувствуют, что могут что-то большее, чем подыхать в грязи и саже… - Джанки говорил вдохновенно, прищуриваясь, глядя куда-то вдаль. - Ты где-то такое прочитал? - Не, сам допёр. Рок – это всегда музыка со смыслом и смысл не только в словах! – он даже заёрзал от восторга. Мне вдруг вспомнился наш преподаватель литературы, который мог чуть ли не часами рассказывать о красоте какого-нибудь образа или особенно изысканном обороте с точно такими же интонациями, только он говорил о классической поэзии. Впрочем, если сравнивать беспристрастно, многие знаменитые стихи, особенно всяких символистов и импрессионистов стоят этой песенки о танцоре Джонни. – Смысл ещё и в музыке, и в голосе и даже в том, как выглядит певец! Рок – это жизнь! Это… это как любовь, – он снова произнёс это слово очень сладко, с нежной хрипотцой и прицокиванием – только она для всех, понимаешь? Не измен, никакой муры – чистая любовь, бери и люби! - Джанки, за такой любовью ходят в церковь! - Да ну, там скукотища… Мы неслись по пустынному шоссе, солнце светило, Джанки ел мармеладки из пакетика, надувал пузыри из жвачки, крутил радио, отпуская нелестные комментарии в адрес ведущих, которые по его мнению, все были «унылым старичьём» и «о хорошей музыке не знали ничерта». - Я однажды им туда звякнул, так эти поросята заявили, что у них, мол, есть список песен, которые ставить нельзя! Нельзя, понимаешь ли! - Джанки, радио слушают дети… - Ну клёво! Пусть учатся крутым песенкам с детства! - И старушки. Их же удар хватит, если подобные песни будут постоянно ставить! - Ну, пусть не слушают… Этот диалог был так забавен. С Джанки было легко – он ни капли не задумывался над тем, что говорил, ни сколько не сомневался в очевидности всего сказанного и несколько не обижался на мои подначки. И не цеплялся к словам, не переспрашивал, что я имею в виду и уважаю ли я его – странная манера некоторых девушек, которая меня пугала. С Джанки можно было… ездить. - Где тебя высадить? - Ну, где-нибудь ближе к центру, ну, чтоб трамваи и троллейбусы там были, ага… - Тебе точно не нужны деньги или помощь? - Не, - Джанки твёрдо посмотрел на меня, как будто что-то для себя решая – тута я на своей земле и сам себе помогу. Бывай, Ланси, спасибо за всё, ты был реально классным. Удачи тебе в… ну чем ты там занят? Ага? - И тебе того же. И не влипай в передряги. Ответом мне была забавная гримаса и железный шарик на языке. Джанки вылез из авто, махнул рукой и целеустремлённо ввинтился в толпу. Некоторое время я различал в толпе его пурпурную куртку, но потом и она пропала – так тонет в грязной воде искусственный цветок на металлическом стебле, что бросают в дань скорби по погибшим повстанцам с бортов яхт в День Независимости. Какое интересное приключение… Что ж, забавное событие в копилку памяти, может, тема для пьяного разговора в кругу близких друзей. А теперь, пожалуй, поеду к себе на квартиру. Надо возврашаться к нормальной жизни, становится самим собой – Ланселотом Гамильтоном, седьмым лордом Гамильтоном, «мануфактурным принцем», студентом юридического факультета, настоящим джентльменом.