В прятки со смертью

Эшли

      Мне снова снится он. Его откровенный взгляд серебра, под которым я начинаю задыхаться от нехватки воздуха, с головы до ног покрываясь мурашками. И губы, что испытывающе нежно ведут свое исполнение, путешествуя влажными прикосновениями по трепещущему от возбуждения телу. Невесомо прихватывают, вырывая из груди стоны и заставляя терять чувство связи с реальностью. А когда его ласки становятся напористей, а руки спускаются ниже, поглаживая, я сама нетерпеливо раскрываюсь ему навстречу, поддавшись одержимости. И так странно и одновременно до одурения хорошо ощущать себя в его власти, тянуться к нему за поцелуями, касаться губ, упиваясь этой с ума сводящей близостью, словно шатко балансировать на краю пропасти.       Жгучее пьяное наслаждение разносится по венам, течет сквозь напряженные мышцы, собирается в тугой комок чувств под солнечным сплетением, готовясь неминуемо разорваться. Сколько не криви душой, разрубить с ним связь оказывается за гранями возможного, как бы я на него не злилась и не обижалась. И чем дальше длится это противостояние, тем больше бушуют эти чувства во мне, перерождаясь в уверенность, что он мне нужен. Он мой! Любимые губы шепчут: «Эшли… Эшли…»       — Эшли! — громкий вопль Эдварда беспощадно вышвыривает меня из сна, как в снег из горячей парилки. — Ты что, оглохла? Подъем!       — Что, снова нападение? — толком ничего не соображая, подскакиваю я на постели, пытаясь продрать глаза после сна и осмотреться по сторонам.       — Да вроде нет.       — А чего ты тогда орешь как на пожаре? — спрашиваю я недоуменно, выискивая чем бы тяжелым в него швырнуть. — Я и так легла всего пару часов назад…       — Эшли, я знаю, что ты с дежурства, но у нас вылазка намечается. Ты же собиралась идти с нами!       А-а-а-а, да чтоб вас всех, на самом же интересном месте! Меня бросает в жар, черт, внизу живота все полыхает, скрутившись в тугую спираль… Караул, хоть сама себе ручками помогай снимать напряжение. В таком состоянии я много бы отдала, только бы пережить ту последнюю ночь в Бесстрашии еще раз, и чтобы хоть немного прийти в себя от нахлынувших чувств и воспоминаний, прямиком направляюсь под холодный душ. Хорош, пора брать себя в руки. Только в глубине души, свернувшейся в клубок хладной змеей свербит тоскливое ощущение. А вместе с ним и понимание, что с каждым днем мы с Эриком все дальше друг от друга. Отпусти… И без того с тобой не то, что на грани, а просто без шанса на спасение, но если ты мне еще и так сниться будешь, я скоро окончательно сойду с ума, и мы точно никогда больше не увидимся.       Трясясь, как искупавшаяся в луже мокрая псина, я натягиваю одежду потеплее. Поздняя осень принесла с собой прохладный ветрище, хотя днем солнце еще вполне сильно печет. Вооружившись, скатываюсь со ступенек на кухню. Жратеньки хочется. А сегодня необходимо срочно пополнить наши стремительно исчезающие в бездонных желудках запасы продовольствия. Мародерствовать, так мародерствовать.       — Че, Крош, охуительно выспалась? Аж моська вся перекорежена, — ухмыляется Сани, глядя на мою насупленную мурзилку. — Ничего, — решает она меня успокоить, — пока до Искренности допиздуем, как раз растрясешься.       — Почему до Искренности? Разве мы не в Отречение поедем? — зевая в ладошку, удивляюсь я. — Тем более поезда ходят…       — Там ловить уже нечего, — отвечает мне Эдвард. — Склады, конечно, не маленькие, но пропажу продовольствия не могли не обнаружить. Да и патрули Вольников увеличили, они теперь по всей Зоне Отчуждения шныряют. Говорят, ищут кого-то.       «Уж не меня ли?» — хмыкаю я про себя, подавляя тревожное чувство. С каждым днем становится все опаснее находиться в городе, и лучше бы Эрику поторопиться с добычей того диска. Впрочем, если Сани ошибается, и лидер прямиком отправится за Стену, не утруждая себя моими поисками, то нам это мало поможет.       — Разница-то какая, все равно бегать, — пожимает плечами Сани.       — Большая. В отличие от Бесстрашных, бывшие изгои знают все тайные лазейки, по которым можно передвигаться, — не соглашается с ней Эдвард. — Так что в те районы лучше не соваться. В Искренность лезть тоже рискованно, там охраны больше, чем на складах Отречения. Сегодня делаем одну большую вылазку, а потом придется затаиться, чтобы не привлекать ненужного внимания.       — Ладно уж тебе страшать, не впервой мародерить. А с охраной на месте разберемся, — Линн отмахивается от него, наморщив нос. Соскучилась девка без приключений. А я что? Я тоже соскучилась, да… задница так и чешется.       После инструктажа мы дружной гоп-компанией из десяти человек отправляемся на промысел. До окраины Искренности доезжаем на грузовичке и, укрыв транспорт, до складского района идем пешком. Ой как хорошо, что не приходится передвигаться по подземным люкам… Да и неподъемные баулы не придется через них транспортировать на собственных горбах, что просто не может не радовать. Хотя и без того расстояние приличное, как и риск нарваться на патруль.       Но вопреки моим нехорошим подозрениям, Сани без проблем проводит нас в обход многочисленной охраны через заброшенные гаражи в аккурат к дальней стене склада, заявив, что неплохо знает эту местность и не просто так настаивала в прошлый раз поживиться именно в Искренности. На все наши вопросы: откуда у Бесстрашной довольно-таки внушительный опыт кражи продовольствия, она только машет рукой и, лихо приправляя свои слова матерными выражениями, посвящает нас в страшный секрет о том, что ей приходилось уже заниматься незаконной деятельностью в подростковом возрасте.       Что ни говори, а бунтарская юность Сани приносит свои положительные плоды — мы пробираемся внутрь склада не дожидаясь покрова темноты, без лишних церемоний сгребаем в рюкзаки все необходимое от продуктов до бытовой химии, и незамеченными уносим свою богатую добычу через гаражи. И все бы ничего, все бы прошло успешно, если бы обходя одну из парковок штаб-квартиры Искренности, у меня не возникло желания поживиться топливом.       — А что? У нас топлива в обрез на обратную дорогу, сам же утром говорил! — гну свою линию на все возражения Эда. — Ты предлагаешь на следующую вылазку идти пешком от самого маяка? Ладно если налегке, а нагруженными баулами это займет слишком много времени.       — Попробуем сделать еще одну вылазку именно за топливом.       — И на кой хрен-то тянуть, если сейчас небывалые скидки? — поддерживает меня Сани. Вот не зря говорят, что какая бы дурь ни пришла в голову, всегда найдутся единомышленники! — Кроша права, каждый день в город не накатаешься, а бензин действительно нужен.       — Не самая лучшая идея лезть посреди дня к штаб-квартире, где полно охраны. Эшли, запалят тебя — запалят всех.       — Так идите вперед, кто вас заставляет торчать здесь! Встретимся у грузовика. Охраны пока не видно, можно осторожно подобраться и слить бак. Только объясните, как это делать, дальше я и одна управлюсь.       — Да ничего сложного, — информирует Линн. — Всего-то нужны шланг и канистра. В гаражах этого добра за глаза валялось. Только я с тобой пойду, — с минуту поразмышляв, воодушевленно заявляет подружка, — заодно и научу.       — Ха, я смотрю не только Сани полна сюрпризов. С кем я связалась, — смеюсь я, закатывая глаза. — Вот тебя-то где угораздило этому научиться?       — Где-где… да во фракции, когда хотелось погонять, а топливо выдавали лишь старшим под отчет. Вот и приспособилась. А что, вы в Дружелюбии так не делали?       — Не, она сразу с угона грузовиков начала, — со смешком поясняет Райн. — А мы потом за нее огребали, как старшие. Эшли-то к Джоанне отводили, и ей ничего строже угла не грозило. А остальным родители только так уши драли.       — Поду-умаешь уши, — насмешливо тянет Линн. — После того, как меня один раз поймали у чужого бензобака, я неделю на задницу не могла сесть, — пожимает она плечами и самодовольно добавляет: — Так что будем вкладывать в тебя недополученные в детстве знания, Крош.       — Слышал бы тебя сейчас мой брат, то непременно бы сказал, что в детстве я явно недополучила пиздюлей. — Я развожу руками, вздыхаю, потому как с Дином до сих пор связаться не удалось, и меня не покидает неприятное ощущение, что все это неспроста. Может, слухи о моем розыске не такие и безобидные, и Дин специально не выходит на связь? Интересно, а реально вычислить место нахождение человека по рации?       — Ладно, — сдается Эдвард, — все равно вас не переубедишь. Оставлю с вами Гарета на всякий случай, — кивает он одному из наших изгоев. — Пригляди за ними. А мы пока оттащим провизию и будем ждать вас на месте. Не задерживайтесь.       Сказано — сделано. Среди всеобщего гаражного хлама отыскать пару старых пластиковых канистр и кусок тонкого шланга не составляет особого труда. Перебираемся через низенькие ограждения стоянки и осматриваемся на наличие охраны. Пока никого. Это довольно странно, но определенно нам на руку. А когда мы с Линн, нервно поглядывая по сторонам и дивясь подозрительной тишине откупориваем крышку бензобака, наши худшие опасения, кажется, начинают оправдываться. Караулящий с другой стороны стоянки Гарет машет нам рукой, призывая спрятаться. Я замираю, уловив приглушенный расстоянием шорох, но тем не менее вполне различимый. И это определенно шаги нескольких человек.       — Охрана, — тычу я в бок прислушивающуюся к звукам Линн. — Авто-минет отменяется.       — Не было там никакой охраны. Мы ж проверяли, — хмурится она, осторожно выглядывая из-за бампера. — Бли-и-ин, патруль! Ну и с какого поля так не вовремя принесло этих козлов?!       Затаив дыхание, я тоже выглядываю из нашего сомнительного укрытия и чертыхаюсь. Вольники! Аж девять человек и все с оружием наперевес. Силы определенно неравны.       — Сможем отсидеться? — одними губами вопрошаю я с большим сомнением. На заасфальтированном пяточке четыре машины, но припаркованы они далеко друг от друга и толком спрятаться негде.       — Все равно заметят, — отрицательно мотает головой подружка. — Подойдут ближе — будем как на ладони. Может, попробовать съехать на базаре? Закосим под прохожих…       — Бесстрашных в нас не опознают, выглядим мы как изгои со стажем, но не факт, что они не захотят забрать нас в пополнение. Предлагаю не связываться, а сваливать. Дело-то уже привычное.       — Если сразу рванем, то автоматически навешаем на себя подозрений. Еще стрелять начнут, — приткнув за колесо канистры, говорит Линн. Я невольно фыркаю.       — Да в этом городе теперь все, кто не носит форму Вольников — считаются подозрительными. Ладно, сперва пробуем изобразить из себя прогуливающихся граждан, а дальше по обстоятельствам, — договорившись, мы поднимаемся и, стараясь не привлекать к себе внимания, бочком пытаемся незаметно покинуть стоянку.       Но не тут-то было. Вольники, видно, сочли двух хрупких девушек достойным развлечением их скучного патрулирования.       — Эй, стоять, крошки! — требовательно окликает нас хриплый голос. — Куда намылились?       — А в чем дело? — не поворачивая в сторону патруля головы и не сбавляя шагу, невозмутимо интересуется Линн. — Разве мы что-то нарушили?       — Вот сейчас и узнаем, когда документы покажите. Что вы тут делаете?       — Мы находимся на территории своей фракции! — тоном откровенного возмущения парирую я, краем глаза следя за вышедшими на стоянку патрульными. — И в случае чего отчитываться должны не перед вами, а перед охраной Искренности.       — Так мы и поверили. Если бы вы были из Искренности, то знали бы, что теперь мы занимаемся ее охраной, — усмехается другой Вольник, а в следующую секунду мы слышим, как за нашими спинами щелкает затвор автомата. Пиздец, других слов нет! Чувствую себя виноватой, и теперь затеянная добыча топлива не кажется мне такой уж хорошей идеей. — Стоять!       — Сюда топайте, куклы, — когда мы медленно оборачиваемся, не дойдя до ограждения всего пару метров, снова возвещает нас хриплый голос. — И без фокусов, иначе пристрелю.       — И на каком основании? Вы вообще в курсе, что угрожая нам оружием, вы тем самым нарушаете наши гражданские права? — пытается Линн заговорить им зубы с самой милой улыбкой. — Вряд ли Джек Кан закроет глаза на подобное попрание закона.       Однако на все ее заявления Вольники принимаются ржать, давая понять, что никто им не указ и плевать они хотели даже на лидера Искренности. Впрочем, ничего удивительного. Если бы Кан еще имел прежнюю власть в собственной фракции, то не позволил бы этим дегенератам расхаживать вооруженными по улице, а засадил бы их за решетку, где им самое место.       — Да похуй нам на ваши законы, — продолжая размахивать автоматом, подтверждает мои мысли один из новоиспеченных служителей порядка. — Не дергайтесь, сейчас прогуляемся до штаб-квартиры, и если вас признают, то никаких проблем.       — Может, лучше в другое местечко их выгуляем? — веселится другой, постепенно подступая к нам ближе. — Ничего ж девки… Эй, доков-то у вас явно нет, придется полюбовно договариваться. А?       — Погоди губу раскатывать, — не сводя с нас пристального взгляда, что мне становится не по себе, осекает его собрат по оружию, — девки приметные. Под ориентировку подходят.       Опачки! Ориентировка? Прямо как на особо опасную? Вот это поворот!       — Кто из вас Финн? — следом звучит такой ожидаемый вопрос, что у меня леденеет сердце, проваливаясь куда-то в живот.       — Кто-о? Впервые слышим, — состряпав удивленное лицо, бодренько отвирается Линн и чуть слышно добавляет на одном выдохе: — А теперь пора съебывать.       По мне так давно уже пора, причем лучше бы сразу, не размениваясь с патрулем на любезности. А то в таком количестве они меня нервируют.       — Пакуй их и в Эрудицию, там разберемся, — командует остальным Вольникам хриплый, огибая отгораживающую нас от него машину, и тут же принимается материться, пригнувшись, потому что с другой стороны стоянки в него летит бутылка. Гарет швыряет еще одну, угодив прямо в лобовое стекло, отвлекая внимание на себя, а мы с Линн тем временем лихо перемахиваем через ограждение и бегом срываемся сквозь небольшой скверик.       Ничего-ничего, это всего лишь еще один хреновый день, и не более того. Подумаешь погоня, впервой, что ли? Но, кажется, патрульные и не думают отставать от нас, громко ругаясь и преследуя буквально по пятам. Все дальше удаляясь от Искренности, мы ныряем в узкий проход между старыми зданиями, потом через забор и следом в неприметную подворотню, чтобы ненароком не вывести погоню на своих. Придется сделать внушительный крюк, и возвращаться только убедившись, что Вольники отстали. Не сбавляя скорости, минуем еще пару пустынных, захламленных мусором улочек и вымахиваем на ведущий к кварталу небоскребов, заросший жухлой травой пустырь.       Признаться, во мне до последнего держится уверенность, что мы уйдем, но Вольники, судя по всему замудохиваются за нами гоняться и открывают стрельбу. Короткая очередь проходит совсем рядом, я пригибаюсь и резко прибавляю ходу, стараясь скорее добежать до зданий. Сами мы ответный огонь не открываем: занервничают всерьез — церемониться наверняка не станут. Стреляют-то пока не на поражение, хотели б завалить — уже б завалили… так, придержать пытаются. И все же, действуя сообща, патрульные медленно, но верно, не дают нам прорваться напрямик к густо застроенному высотками кварталу, гоняя по пустырю одиночными выстрелами вперемешку с угрозами и приказами остановиться.       — Крош, их всего пятеро! Куда остальные делись-то? — прикрыв голову после очередного выстрела, тяжело дыша вскрикивает Линн. Я оборачиваюсь, чувствуя, как по взмокшей спине течет пот. В боку начинает покалывать, но и погоня не спринтеры, должны уже были вымотаться. Может, те как раз и отстали?       На первый взгляд ничто не выдавало ловушки — кругом запустение и ни одной живой души; если кто-то и был из горожан или изгоев, то они, напуганные выстрелами, наверняка прячутся. Но как только нам удается пересечь треклятый пустырь и завернуть за угол ближайшего здания, намереваясь там укрыться, а то и начать отстреливаться, моя голова чуть не раскалывается от довольно сильного удара по затылку.       А-а, вон оно что! Ну, а кто еще, кроме нас может оказаться в такой жопе, когда недруги наседают со всех сторон… Смыкающие вокруг кольцо люди в форме патрульных подтверждают мои тревожные мысли о том, что Вольники и придерживали нас как раз лишь затем, чтобы дать возможность своим зайти с другой стороны. Но как им так быстро удалось нас перехватить? Откуда им вообще было знать, что мы рванем именно сюда? Впрочем, к чему эти глупые гадания: теперь нужно искать выход из своего патового положения, надеясь чудом вырваться.       К сожалению, как это часто и бывает, чудо решает нас миновать, зато все остальное происходит так быстро: едва не оглушенная от неожиданной боли в голове, я начинаю хоть что-то понимать и тянусь за оружием уже сбитая на землю новым ударом в бок. Охнув от боли, скручиваюсь в клубок, прикрывая живот и голову как только возможно, а чей-то тяжелый ботинок несколько раз охаживает меня по спине и под ребра. Все, что успеваю заметить в творившейся кутерьме — медленно оседающую после удара прикладом Линн.       — Достаточно, а то сами идти не смогут, — рявкает на усердно отводящих на мне душу патрульных хриплый голос. — Если одна из них окажется та самая, что мы искали, то лидеру она нужна живой.       — Да эта сука за ножом полезла, — оправдывается кто-то рядом, не отказав себе в удовольствии пнуть меня еще разок для профилактики послушания. — Паскуда, я тебя на куски разрежу!       А вот это вряд ли, если у них приказ найти и доставить меня в Эрудицию живой. И я даже не знаю что делать, радоваться или рыдать от ужаса: там Эрик и командиры, но там же и Сэм, который меня ищет. Посему, как только меня вздергивают за шкирку и поднимают на ноги, я пинаю пытающего связать мои руки Вольника и визжу, чтобы выдать наше расположение. До оговоренного места встречи с нашими ребятами довольно далеко, но они просто не могли не услышать выстрелов, да и Гарет наверняка уже добрался до них и сообщил о случившемся.       — Закрой рот, тварь, или все зубы повыбиваю, — тяжелая оплеуха резко обрывает мой ор, что в глазах у меня от удара на мгновение мутнеет.       — Уходим, они не одни были, не зря она так верещит, дружков подзывает, — ух ты, умный-то какой попался. Я снова визжу что есть сил, и тут-же, получив кулаком в живот, сгибаюсь пополам, задыхаясь собственным криком.       — Еще раз откроешь свою пасть, я с тебя шкуру до пят спущу, — со злостью обещает мне Вольник, демонстрируя нож. Приходится подчиниться, раз уж так вежливо просят.       Оружие у нас отбирают. Линн быстро очухивают, смачно похлопав по щекам и, толкая в спины, патруль ведет нас по кварталу небоскребов. Наслаждаясь болью не только в голове, но теперь еще и в боку, я иду на негнущихся ногах, кляня себя на чем свет стоит — надо было отстреливаться. И за всеми невеселыми мыслями не сразу обращаю внимание, что тащат нас совсем в другую сторону от территории Эрудиции, к башне Хеннок. С одной стороны это хорошо, так больше шансов, что ребята смогут выручить своих непутевых добытчиц топлива, но с другой — откуда им знать, куда и зачем именно нас отведут? Как они поймут, где нужно искать? Чёрт, что же делать?       Отчетливое отчаяние кидается в голову, когда сторожа заводят нас в двери небоскреба, и я почти готова сорваться и напасть на ублюдков — пусть уж пристрелят лучше, чем чего похуже. И это «похуже» очень пугает, особенно в связи с нехорошими, масляными взглядами, бросаемыми конвоем на своих пленниц! Душа совершенно не на месте… но что еще остается делать, кроме как ждать помощи?       — Доложи в Эрудицию о девках и свяжись с подкреплением, мы с ними далеко не уйдем, наверняка их будут искать. Эта шлюха визжала как сирена, — успеваю я подслушать краем уха чужие переговоры, когда нас гонят вверх по лестнице на второй этаж.       Четверо конвоиров остаются на лестнице, остальные заводят нас в небольшое пустое помещение, больше напоминающее бетонный мешок. Один уходит на пару минут, возвращается уже с двумя стульями. Понятненько, привяжут к ним, вот уж радость. Вольник с рожей дегенерата усаживает Линн, а меня пихает к другому стулу, больно пихает так, что я не удерживаю вскрика, а вместе с ним и пары совершенно нелицеприятных комментариев, уже ощущая горько-соленый привкус предстоящей мне оплеухи.       — Ты потише с девками, — прикуривая, подает голос хриплый мужик, который у них вроде как за старшего, пока мой обидчик привязывает Линн, — сказано — живыми доставить.       — Живыми, не значит целыми, — поглядывая на меня, насмешливо вторит ему приткнувшийся у стеночки Вольник. — Кто сказал, что это те самые? А если и так, скажем, что такими уже нашли. Тем более их две, одну можно и оприходовать. А, Чед? — вдруг обращается он к подошедшему ко мне с веревкой дегенерату. — Старина, не спустишь же ты этой суке ее выебоны?       Точно только и ожидая этого, Вольник отшвыривает в сторону предназначавшуюся мне веревку и его харю перекашивает пакостной улыбкой, а меня всю передергивает от омерзения. Я вижу стремительно бледнеющее лицо Линн, и в голову невольно лезут рассказы Сани о моральных уродах, коих полны-полно среди этого сброда, якобы отвечающего нынче за безопасность города и его жителей. О какой безопасности может быть речь, если на улицах хозяйничают выродки, которым дозволенно абсолютно все!       — Только рожу не уродуй, чтобы опознать можно было, — советуют ухватившему меня за грудки ублюдку, а потом я лечу к стене и врезаюсь плечом в бетон.       — Рожа мне и ни к чему, — звучит как приговор, от которого все мои поджилочки начинают трястись. Пока я истерически дергаюсь, пытаясь ослабить связанные за спиной руки и освободиться, эта туша наваливается на меня. Грязная лапища принимается шарить по моему телу, пальцы больно хватают за грудь, лезут между крепко стиснутых бедер… — Тощая, блядь, как вобла, — морщась, сетует Вольник под гогот с интересом наблюдающих за нами дружков.       — Убери свои лапы, тварь! Сволочь! Мерзкий выблядок! — Выкручиваясь из-под придавливающего меня к стене тяжелого тела, я отчаянно извиваюсь и рычу от бешенства, стараясь боднуть этого козла лбом в переносицу. Прилетевшей мне пощечины уже не замечаю; в ушах звенит скорее от отвращения. Второй рукой он хватает меня за шею, придавливая к холодной стене. Дышать и так нечем, а от ублюдка нестерпимо воняет потом и чем-то совершенно тошнотворным. Черная паника заливает мозг, когда его поганая ручища начинает расстегивать мой ремень на брюках, а колено раздвигает мои ноги… Нет, только не это, нет!       — Тебе понравится, шлюха! — ржет он над всеми моими безрезультатными потугами вырваться, наваливаясь сильнее и практически распяв меня по стене. — Да не дергайся, блядина, иначе башку разобью.       Да я лучше сдохну, но не дамся. Нет! Сердце срывается вниз, проваливаясь в желудок и меня сейчас просто вывернет наизнанку от отвращения. Фу-у, мерзость, какая мерзость… Глумливая рожа нависает надо мною так, что я отлично вижу волосатую шею. Но до нее мне не дотянутся… А в следующую секунду я подаюсь вперед и со всей возможной силой смыкаю зубы на мочке его уха. Проклятый Вольник визжит как баба, смазано бьет кулаком мне в бок, но я только крепче сжимаю зубы и, пока рассчитывающие на порнушку не подоспели на помощь своему дружку, резко дергаю головой в сторону.       Рот заливает медным привкусом чужой крови, я успеваю выплюнуть кусок отхваченной плоти на пол за мгновение до того, как меня, кроя трехэтажным на чем свет стоит, хватают за волосы. Перед глазами рассыпаются искры, все происходящее воспринимается уже фоном, ничего толком не разбираю из-за безостановочно сыпавшихся тумаков. Больно ударяюсь обо что-то головой, щеку холодит от бетона — упала на пол. Дышать тяжело, руки инстинктивно прикрывают тело от грязных ботинок — бьют в живот.       — …она и есть Финн… — как со стороны слышится крик Линн. — Долбоебы сраные, лидер с вас за нее бошки поснимает. За каждый синяк!       — Хватит, блядь! Хватит! Не трогать, — орет кто-то из патрульных, — загнется еще. Я перед лидером за нее отвечать не собираюсь.       — Эта сука мне ухо откусила! — яростно хрипит тот, кого я цапнула. О-о, да, кусаться я хорошо научилась!       Приподняв голову, я вижу сквозь набежавшую пелену слез, что кровь ручьем заливает ему шею, а потом неожиданно громко фыркаю. Мужику невдомек, что это сказывается стресс и нервотрепка, он снова кидается ко мне, но остальные успевают его перехватить и вытолкнуть из помещения, от греха подальше. А меня поднимают, сажают на стул, привязывают и оставляют в покое. Согнувшись, насколько позволяет веревка, тихонечко пытаюсь продышаться и понять, какими повреждениями я обзавелась. Линн тревожно озирается на меня, одним взглядом вопрошая — как ты, живая? А я и не уверенна, кажется Вольники перестарались, охаживая меня подошвами. Сомневаюсь, что ребра целы… Во рту еще стоит тошнотворный привкус крови, просто невмоготу становится. Вот сейчас бы я с радостью завалилась в обморок, чтобы только ничего не чувствовать.       Не знаю, сколько проходит времени, может час, а может и все три. Мысли текут вяло, сил никаких не осталось. Голова кружится, во рту окончательно пересыхает, а в глазах двоиться. Вольники на нас больше не покушаются, даже обиженный мной старина Чед возвращается с заклеенным пластырем ухом поуспокоившимся, пока не предпринимая попыток отыграться. Они только хихикают как дебилы, обкладывая нас матерком. Минуты отчаянного ожидания помощи ползут как улитки, но никто так и не спешит появляться, и ко всем прочим переживаниям приумножаются опасения, что ребята не могут нас найти. Мои визги они должны были услышать, уж чего-чего, а голосок у меня что надо… Небось, и в Эрудиции слышно было! Но если они не поймут, в каком из небоскребов нас держат, то закончится все плохо… Надо бы пошуметь как следует, да боюсь больше не выдержу ни одного удара. На расправу Вольники щедрые, а спасаться-то надо!       Чтобы хоть как-то отвлечься от ноющей во всем теле боли, потому что сознание уплывает и тошнота то и дело подкатывает к горлу, считаю удары своего разошедшегося от напряжения сердца, которые, наверное, тяжёлым гулом оглашают сейчас все помещение. Когда счет переходит за тысячу, внутри ёкает… не могу понять отчего, но начинаю придирчиво прислушиваться ко всем окружающим звукам. Вот где-то за дверью, в отдалении громко переговариваются дежурившие вне комнаты нашего заточения патрульные, замолкают на пару секунд и вновь что-то бурно начинают обсуждать. Шелест мусора под ногами мельтешавшего туда-сюда перед глазами хриплого, какой-то шорох… Шорох чего? Шагов? Ветра? Не похоже, тут и окон нет. А может… Может, это за нами? Нужно как-то подсказать, где мы, иначе будут искать до посинения. А Вольники ведь тоже не глухие и могут заподозрить что-то раньше времени!       Конечно не факт, что я сейчас попросту не выдаю желаемое за действительность, но на все сомнения решаю временно наплевать, вперившись взглядом в расстроенного потерей мочки несостоявшегося ебаря. Сладко улыбаюсь, демонстрируя нанесшие ему увечья зубки, представляя, как скармливаю этого ублюдка здоровенным крысам из своей симуляции. А пусть попсихует!       — Во борзая, — удивленно хмыкает подпирающий дверь Вольник, пихая локтем скривившегося от злости Чеда. — Ты смотри, она, видать, уже передумала!       — Тебе все мало, сука, — шагает тот ко мне, на ходу доставая нож. Один взмах — и лезвие проходит по моей груди, разрезая одежду и кожу. Кажется, не сильно, но ору я от всей души, что Вольники морщатся от громкости. Ну теперь-то меня непременно должны услышать!       — Нож убери, — командует хрипатый, переживая за сохранность беспокойной пленницы. — Смотри, не переусердствуй. Я заебался уже говорить, что лидер приказал доставить девку живой.       — Да она сама напрашивается! Вон рожи корчит…       — Что, шлюха, захотела все-таки попробовать с настоящим мужиком? Ты такая мелкая, пропорю тебя по самое горло! — многообещающе тянет еще один отважившийся придурок, начиная судорожно расстегивать свои портки. Вот ничему дураки не учатся, Бесстрашные мигом бы раскусили, что это провокация чистой воды!       — Да пошел ты в манду кобылью, гребанный ублюдок! Наличие члена еще не делает тебя мужиком, — шумно ораторствую я, мысленно молясь, чтобы подмога не опоздала. Даже думать не хочу, как мне будет весело, если я ошибаюсь.       Линн косится на меня настороженно, делает страшные глаза, призывая к осторожности. Поздно, выродок от моих слов багровеет, остальные патрульные заливаются смехом, подзуживая его.       — Может, тебе ее подержать? А то прыткая попалась.       — Сам справлюсь.       — Пасть суке заткни или выруби, блядь, а то оглохнем здесь все от ее воплей. Заодно и член не отхватит, хах…       Науськанный еще десятком подобных советов, Вольник примеривается к удерживающей меня на стуле веревке, как разномастный ржач поглощает оглушающий разрыв. Стул подо мной содрогается, окружающее пространство мгновенно схлопывается в темноту — заволакивающий помещение дым, обломки летящего бетона и мелкого крошева я уже не увидела.