Эрик
Время тянется бесконечно долго; мы все будто застряли в скучном, однообразном дне. Я уже не могу видеть эти светлые, округлые коридоры и помещения; роскошь, что меня окружает, вызывает лишь приступы ярости. Я не хочу больше оставаться в Эрудиции, но и уйти без диска я отсюда не могу, а Мелисса застряла в ячейках. Сэм не доверяет никому, а за собой я недавно обнаружил слежку. Не скажу, что меня это как-то удивило, но теперь требуется действовать с особой осмотрительностью, и просто так вломиться к Мелиссе нельзя — Сэм сразу же узнает об этом, у него могут возникнуть вопросы. И за жизнь девчонки я тогда не дал бы даже использованной гильзы. Я никак не соображу, как вывести Сэма на разговор о девчонке так, чтобы не вызвать подозрений, не дать понять, что она мне для чего-то нужна. Коутс, кажется, вовсе забыл о ней, а напомнить — значит показать свою заинтересованность. Несмотря на то, что девчонка уже почти месяц находится в изоляции, информации или какого-то движения по ее делу до сих пор нет. Возможно, это такая проверка, и Сэм только и ждет, чтобы я проявил интерес к Мелиссе, поэтому я ничего не предпринимаю. Однако это бездействие становится просто невыносимым. Здесь, в самом центре Чикаго мы с моими ребятами находимся будто в заточении, да еще и под присмотром «Большого Брата», но все же до меня дошли слухи, что Сэм не оставил попыток найти Эшли Финн. Сама по себе эта новость не удивляет, однако настораживает, что он поручил ее найти Вольникам, Бесстрашные поисками не занимаются. Это лишь добавляет уверенности к тому, что Бесстрашных Сэм считает опасными для своего положения и постарается избавиться от всех несогласных (читай, не ставших Вольниками) в кратчайшие сроки. И это еще один аргумент за то, что отсюда пора валить. Как же диск этот гребанный достать? А ведь я знаю, где Эшли. Не точно, конечно… Судя по ее одежде и состоянию… хм, тела, она живет с изгоями, где-то в западной части города, недалеко от территории Искренности. Воспоминания о ней всегда колко отдаются в области груди — мог ли я тогда забрать ее из тоннеля? Мог бы, наверное, если бы собственноручно хотел сдать Сэму. И лояльных мне Бесстрашных я не мог оставить в Эрудиции… Почему я не дождался, когда она придет в себя? Отчего оставил ее с этим гребанным недоноском Райном, который называет ее собачьей кличкой? Если бы я предупредил ее, если бы мы договорились встретиться, если бы я знал, что она хотя бы попытается быть осторожной и не лезть на рожон, если бы я просто пристрелил этого придурка Райна, мне не было бы так тоскливо оставаться в Эрудиции и ждать подходящего момента, чтобы забрать диск у Мелиссы. Но все мои мысли были тогда с Бартоном, и я думал, что успею еще найти Эшли во время вылазок в город… Но не пришлось — Сэм завалил меня заданиями, и ни разу не удалось незаметно вырваться. Теперь ее ищут Вольники, а Эшли даже не знает об этом. — Эрик, — оживает рация, — тебя хочет видеть Сэм. Не ожидая ничего нового, я спешу на зов, как преданная шестерка великого лидера всего Чикаго. Сэм полюбил последнее время вызывать меня на ковер и устраивать выговоры, особенно при своем ассистенте, который таскается за ним всегда и везде — Девиде. И вот что странно — Сэм «правит» всего ничего, а с этим Девидом общается так, будто знает его всю жизнь. Я перешел в Бесстрашие шесть лет назад, но пока был еще в Эрудиции, не видел тут этого типа, а ведь он должен быть довольно известным, если у него с Сэмом так много общего. Или парень сделал головокружительную карьеру буквально за несколько недель… В кабинете Сэма меня, как я и предполагал, встречают весьма недовольными взглядами Девид и Сэм. Коутс, сделав мне приглашающий жест, едва я появляюсь на пороге, сам выходит ко мне навстречу, отрицательно качая головой. — Нет, Эрик. Это совершенно недопустимо. — Не понял, — осторожно выдаю я, гадая, что же он имеет в виду. — То, что случилось в баре… Эрик, ты же командир, — вкрадчиво проговаривает Сэм, а Девид фыркает. — Ты должен своим примером показывать основы… — Твои ублюдки напали на меня! — возмущаюсь я ни на шутку. — Они реально угрожали моей жизни! Я должен был позволить себя убить? — Ты ответил агрессией на агрессию. Ты не забыл из-за чего развязалась война, в которой мы все чуть было не погибли и из-за которой люди поколениями вынуждены были жить в страшном деспотичном режиме фракций? Ты больше не Бесстрашный, Эрик, и сними ты уже эти черные тряпки! Ты должен был призвать к порядку Вольников, а не вступать с ними в драку. Такое поведение недопустимо для старшего по званию! — Они хотели показать, что я их тренер, а не командир. А я не тренер, Сэм, и никогда им не был! И если на меня лезут с кулаками и ножами, то будь уверен, Сэм, я отвечу так, что мало не покажется. И плевать я хотел… — Не говори то, о чем можешь пожалеть, — холодно выдает Сэм и отворачивается от меня к своему рабочему месту. — Я отстраняю тебя от тренировок основного состава и считаю, что тебе полезно будет сменить род деятельности. У нас в ячейках сидит много арестованных, я поручаю тебе разобраться с ними. Все их личные дела тебе даст комендант, на месте разберешься. Особенно меня беспокоит дело убийцы Джанин, мы с ним и так слишком затянули. Я думаю, по этому делу нужно исполнить приговор немедленно. Запиши для отчетности допрос, и поскольку я думаю, что ничего нового она не скажет, приведи приговор в исполнение. — Какой приговор? — беспристрастно спрашиваю, изо всех сил сохраняя спокойствие. — Смертный, разумеется, — кивает Сэм, возвращаясь к бумагам и давая мне понять, что разговор окончен. — У тебя что-то еще? — Эта девчонка не Бесстрашная, и казнить по законам Бесстрашия я ее не могу, а все остальные смертные приговоры выносит только Искренность. — Эрик, привязанность к фракциям очень скоро станет делом жестоко наказуемым. Я понимаю, что за такое короткое время людям сложно перестроиться на нормальную систему жизни, но позволю себе напомнить, что фракций больше нет, а я лидер всего города, и могу выносить любые приговоры, которые посчитаю нужным. А уж в этом случае, когда доказано, что девчонка убила лидера фракции — допрос просто формальность. Она опасна и должна быть казнена. Иди и исполни мое поручение! Я киваю, и уже на выходе слышу, как Девид удивленно говорит Сэму: «Не думал, что у него кишка тонка…» Когда за мной захлопывается дверь, руки сами собой сжимаются в кулаки. Хотел бы я посмотреть на твои кишки, Девид, в натуральном, так сказать виде, через вспоротое брюхо! Нашли, конечно, себе шестерку, ублюдки, подай-принеси-убей Эрик! А не пойти ли бы вам всем в пизду, блядь, а? Да я теперь из принципа девку не убью, даже если она и виновата! Я даже не помню, как оказываюсь у ячеек. Комендант, когда узнает, что я беру все дознание на себя, с облегчением передает мне дела осужденных и съебывает куда-то. А я думаю, что бы там Сэм ни задумал, но задумал он это очень вовремя — наконец-то можно будет забрать у Мелиссы диск и убраться отсюда. Мелисса, видимо, заранее услышала мои шаги, потому что я застаю ее у самых решеток. — Эрик! — настороженно кивает она мне. — Зачем ты пришел? — Пока только поговорить, — бросаю я, отпирая решетчатую дверь. Ячейка — это шестиугольное помещение, не сказать, что очень комфортное, но и не подвал какой-нибудь. Кровать, стол, стул. Тумбочка. Я ставлю стул спинкой вперед и сажусь на него, приготавливаясь к долгой беседе и включая диктофон. — А теперь, детка, расскажи мне. Зачем же ты грохнула Джанин и как ты это сделала? Говори правду, иначе Сэм прикажет допрашивать тебя жестко. А потом под сывороткой. — Эрик, я знаю, ты мне не поверишь, — лепечет девчонка, тараща на меня огромные глаза. — Но… Я не грохала Джанин, потому что, в общем… — Можешь не мямлить? — раздраженно рявкаю я. — Она — что? Говори, ну! — Она… моя мать… — Что, блядь? — Моя мать, — как-то очень буднично и непосредственно отвечает Мелисса, пожимая плечами. — Она была ужасная, подавляла меня, унижала, била. Убила моего парня. Я любила его, Эрик. Он был… Да тебе, наверное, не интересно… — Про парня совершенно не интересно, — киваю, стараясь не показывать, насколько я охуел. У Джанин, оказывается, есть дочь! Мелисса ее дочь! Вот это номер. — Давай про Джанин. — Я хотела ее убить, но не убила. Не смогла. — Мелисса опускает взгляд и обхватывает себя руками за плечи. Слова явно даются ей с трудом, но я больше не тороплю ее, самому бы уложить в голове новую информацию. — Я хотела ее отравить, хотела спровоцировать сердечный приступ. Когда поняла, что сама не смогу этого сделать, стала искать кого-нибудь, кто смог бы. Сначала я думала просить Ричарда. Но его убила та девка, которая в плену была. Идиотка. — М-да-а, хорошо, что мелкая тебя не слышит, ухмыляюсь непроизвольно. — Да и Ричард, по-моему, не очень понял, что я от него хотела. Когда я поняла, что ты за ней следишь, подумала, вот он, мой шанс. Я готова была на что угодно, только бы ты согласился. Я знала о ее планах, знала, что она хочет сделать и поняла, что эту информацию рано или поздно можно будет против нее использовать. А теперь… Кому она нужна… — Так. Ты не съезжай с темы, — покосившись на диктофон, прерываю я поток ее красноречия, пока она не наговорила лишнего. — Давай про убийство. — Когда я вошла в кабинет, он был открыт, она лежала головой на столе, рядом валялся пистолет. Я испугалась, очень сильно. От страха не могла даже закричать… — Она делает длинную паузу, а я только думаю — как нужно допечь собственную дочь, чтобы она решилась на такое? Хотя, решимости ей явно не хватило, слабачке. — В прострации, я взяла пистолет, и тут вошел Сэм. Он сразу позвал Бесстрашных, и меня арестовали. Он всем сказал, что я ее застрелила. Но это не я. — Мелисса снова заливается в рыданиях, а меня так и подмывает встряхнуть ее хорошенько. — Чем ты можешь доказать это? В кабинете Джанин есть камеры? — Нет там камер, — качает она головой. — Джанин доверяла мне, считала — раз я ее дочь, то я ей должна подчиняться, помогать и разделять ее взгляды. Мой парень был дивергентом. Она убила его своими опытами, он умер от страха. А меня она заставляла делать ему эти ужасные уколы, которые вызывали галлюцинации. Как мне хотелось ей самой всадить такой укольчик! — В голосе девицы мелькает неподдельная ненависть, а я думаю — как мне все это знакомо и как это похоже на Джанин. Однако вернемся к нашему убийству. — Ты знаешь, кто мог это сделать? Ты обращалась еще к кому-нибудь? — Вообще-то… Я думала — это ты. Но ты был в Искренности и не мог этого сделать. И если не ты, то… Вообще-то у нее много было врагов. — Ну, тут надо ответить на вопрос — кому это выгодно? Или, может быть, месть? Как считаешь? — Все может быть. Но я не делала этого! Хоть и хотела. Когда я уже совсем собралась духом, Джанин заперлась в своем кабинете и не выходила оттуда несколько дней. Это случилось сразу после того, как Макса захватили в Искренности. А потом я пришла, кабинет открыт и она лежит… — Ничего необычного не заметила? — Я так испугалась, что вообще плохо помню, что тогда происходило, — Мелисса сжимает виски, будто у нее болит голова и растерянно смотрит на меня. — Мне все показалось каким-то неестественным, как будто из воска. И запах такой был… Мне почему-то сразу моль вспомнилась. Стою с пистолетом в руке и думаю о моли… — Моли?.. — Хм, формалин. В кабинете пахло формалином. Джанин, насколько я помню, никогда ничего не хранила кабинете… — М-да… Я думаю, что ты врешь, и мне ничего не остается, кроме как допросить тебя под сывороткой. — Делаю предостерегающий жест, пока она не заголосила, и незаметно выключаю диктофон, придвигаясь к девчонке поближе. — Теперь послушай меня. Сэм приговорил тебя к казни за убийство Джанин, но я тебе верю и могу вытащить отсюда. Не просто так, конечно. Ответишь на мои вопросы и отдашь мне диск, поняла? — Эрик, пожалуйста, забери меня отсюда! — слезы опять льются у нее из глаз. — Я все тебе отдам, если диск еще нужен, только забери… — Все, хорош ныть! У нас буквально минута. Мой вопрос такой — я нашел интересные вещи связанные с объектом А-238. Слышала от Джанин что-нибудь подобное? — Мелисса удивленно таращится на меня, явно пытаясь вспомнить. — Джанин вроде как упоминала об этом, в связи с сывороткой симуляции пейзажей страха, — осторожно проговаривает она буквально по слогам. — Я сейчас не вспомню, надо подумать. Так сразу не скажу. — Так. Теперь диск. Где он и как его достать? — Он в моей комнате, в сейфе, за кроватью. Код тебе скажу, когда ты меня вытащишь и я буду в безопасности. — Не доверяешь мне, значит? — Тебе никто не доверяет, — отвечает коротко, справившись со своей истерикой. — Ну, с этим я поспорил бы. Значит так, план такой… На самом деле план мой особенной хитростью не отличается и рассчитан на очень непродолжительное время. Окончание разговора я запишу, изображение на камерах — не подкопаешься: мы говорим, она мне выкладывает не все, а я ее в конце пристрелю. Но перед этим сделаю ей парализующий укол — порошу у дока, вроде как под сывороткой допросить ее хочу. Если кто будет смотреть камеру — укол подействует не сразу, поэтому через какое-то время наставлю на нее пистолет, она упадет и все будут счастливы, и мы, и надсмотрщики, только бы док не подвел. И надо ее где-то спрятать. Рассказав Мелиссе о своих планах, я спешу к Дину, чтобы претворить задуманное в жизнь. Дин, выслушав меня внимательно, кивает. — Объявить её мертвой можно. Спрятать сложнее, ты же знаешь, тут камеры везде… Ну подержу я ее в морге пару дней, а потом надо будет что-то дальше решать. — Нижний уровень можно использовать? — Там камеры. Но можно что-нибудь придумать. Опять же, очень ненадолго, потом ей тут не выжить, сам понимаешь. — Понимаю. Мне нужна от нее информация. Информация в обмен на жизнь, так что ты постарайся, Дин. И еще. Мне хотелось бы, чтобы ты остался тут на подхвате. Связь будем держать вне фракции. Ты можешь выходить отсюда? Из Эрудиции, я имею в виду? — Конечно, я же не пленник тут. Пока, во всяком случае. Но, я думаю, Сэм со временем может использовать меня в качестве приманки для Эшли. Ты должен быть к этому готов. — Да, я понимаю. Разберемся по ходу дела. Ты, главное, девицу спрячь. Пока мы говорим, Дин времени не теряет, все манипулирует с ампулами и шприцами. — Вот, это парализующий укол. Я его подкрасил немножко, со стороны выглядит почти как сыворотка правды. — Да, Дин! — решаю убить сразу двух зайцев — кто знает, когда успеем еще поговорить. — Ты не получал результатов исследований, о которых я просил? Того, что осталось от Бартона и черного вещества. — Получил, — задумчиво кивает Дин. — Странно все. Останки человека разрезаны лазером. Мы как раз испытываем такой — лазерные лучи для резки горных пород разной твердости. Но эта установка размером с небольшую комнату. Новейшее исследование, нигде больше такого нет. Она никак не могла оказаться вне фракции, это совершенно точно. Однако испытания показали — наш лазер действует на плоть именно таким образом, моментально прижигая, разрезает на любые части. Если бы я не знал, что это произошло в тоннеле, я подумал бы, что кто-то разрезал человека именно нашим лазером. Потому что у нашей установки есть даже такая функция — разделять породу на мелкие и крупные кубы. Это удобно для транспортировки. А вот что касается черного вещества… — Что? С ним что? — Такого вещества нет в природе, Эрик, — качает головой Дин. — Во всяком случае, до сих пор о нем ничего известно не было. Пытаюсь уложить информацию в голове. Чертовщина какая-то происходит, совершенно не понимаю, как так? Бартона разрезало лазером, находящимся в Эрудиции? Кто-то выманил или, может быть, силой притащил его в Эрудицию, разрезал и привез кубики обратно? Кому и зачем это могло понадобиться? Про жижу вообще неизвестно ничего. Появилась и пропала. Надо наведаться в тот тоннель с отрядом и все там проверить. Лишиться прохода за Стену — значит, провалить всю операцию на корню! Черт, вот не было печали! У меня зарождается смутное чувство… — Дин, в вашем вот этом отделе, где вы испытываете лазер, есть девушка по имени то ли Нита, то ли Ника, темненькая? — Тебе лучше спросить в отделе исследований, Эрик. Я не могу знать всю фракцию, хоть в силу профессии действительно знаком со многими. Будет время — сходи, спроси. Решив разобраться с этим вопросом позже, когда Мелисса будет пристроена, возвращаюсь обратно к ячейкам. Мелисса, невероятно бледная, осунувшаяся, прожигает меня взглядом, полным недоверия, смешанным с призрачной надеждой. Не хочется умирать, а? Лишь бы диск отдала, дурища. — Слушай внимательно, давай еще раз. Я делаю тебе укол, мы записываем наш разговор, где ты признаешься в убийстве Джанин, потом я наставлю на тебя пистолет, как будто хочу застрелить, но стрелять не буду. Скажем, что ты испугалась и у тебя случился сердечный приступ. Потом отправлю тебя к доку, он тебя спрячет, для остальных ты будешь мертвая, ясно? Но! Ты мне должна отдать диск. Твоя жизнь в обмен на информацию. Это не плохая сделка. Согласна? — кивает. Все-таки приятно иногда иметь дело с Эрудитами, они хоть врубаются сразу в проблему. Надеюсь, док не подвел. — Итак, укол, — всаживаю ей иглу в дрожащую ручонку. Жалкая до омерзения, но тут уж ничего не поделаешь, пока она мне нужна, придется с этим мириться. Беру стул, сажусь напротив нее, облокотившись грудью на спинку, и опять включаю диктофон. — Говори, за что ты убила Джанин? — Она, сколько я ее помню, всегда похвастаться любила. Да еще я услышала, как она планирует использовать Бесстрашных, описывала все настоящие и будущие опыты над дивергентами. Делала им какие-то уколы, они так бились, несчастные, — Мелисса некрасиво кривит рот и размазывает слезы по грязным щекам. — Джанин все думала, что они какие-то особенные, а на самом деле… — Речь ее становится бессвязной, веки тяжелеют, значит, укол действует. — То есть ты признаешь, что убила ее? Говори правду, если не хочешь боли. — Да, — кривится девчонка и ведет плечами, — я хотела ее убить. И я… убила. — За убийство лидера фракции Эрудиция, лидер города Чикаго приговаривает тебя к смерти. — Вытаскиваю пистолет, направляю на нее. Девчонка закатывает глаза и валится на пол. Вот и ладушки. Вызываю по рации санитаров с каталкой, все честь по чести. При допросе никого постороннего не должно быть в ячейках на тот случай, если разговор коснется лидеров. Теперь бы только без проблем довести ее до Дина, надеюсь, он не подведет. Я слежу за каталкой до самой клиники и, убедившись, что Дин принял Мелиссу и отпустил санитаров, потихоньку пробираюсь к нему. — Долго она будет без сознания? — черт бы ее подрал с гребанным недоверием. Мог бы уже прямо сейчас найти диск, пока Сэм не очухался и не догадался о подставе. — Еще минут десять, может, чуть больше, уж больно щуплая, — безразлично отвечает мне Дин, осматривая девицу и поглядывая на нее очень даже заинтересованно. Он-то, конечно, старается не выдавать себя, не дрогнув ни одним мускулом. — Теперь с ней все будет в порядке. Я спрячу ее в одной из лабораторий на нижнем уровне. Сэм туда не ходит, ему там нечего делать. — Вот и ладушки. Смотри, чтоб девка не сдохла. Мне от нее надо получить код от сейфа. — Не волнуйся, я все сделаю, как надо. — Ты раньше знал ее? — все-таки задаю вопрос, хоть к делу его и не пришьешь. Однако, если Дин к Меллисе неровно дышит, это многое объясняет: и то, как быстро он согласился способствовать ее спасению, и то, что рискует он головой вовсе не ради меня и нашего «правого дела». — Да, я знаю ее. Она была влюблена в моего друга, Майлса. Дивергента, над которым ставила опыты Джанин. Она всегда была слишком… красивой для Эрудита. Потому я ее и запомнил. Теперь все становится на свои места, и я теряю к этой парочке интерес. Может, оно и к лучшему, если Дин будет опекать девицу, одной головной болью меньше, а Сэму я ее из принципа не оставлю! Теперь бы только он привел ее в чувство и она сказала бы мне код. Пара уколов, и ресницы Мелиссы вздрагивают, она резко и громко вдыхает и пытается сесть. Дин мягко укладывает ее обратно на кушетку, а она испуганно озирается и пристально смотрит на него. — Где я? Кто ты такой? — Это Дин, он позаботится о тебе, теперь ты в безопасности, — прекращаю я эти интимные гляделки и подхожу к Мелиссе ближе. — Самое время сказать мне код, детка!***
Ночь — это опять виски и пачка папирос. Я больше не могу позволить себе слабость. Надо выбираться отсюда, наше нахождение в Эрудиции и так слишком затянулось. Девчонка не обманула. Сказала код, диск оказался на месте. Я забрал его и даже посмотрел. Четыре часа Джанин вещает, какая она талантливая умница. Всё больше о уже имеющихся сыворотках и их усовершенствовании — как создавались сыворотки памяти и моделирования. Много о сыворотке смерти. Про сыворотку симуляции Метьюз только упомянула, мол, давно ее создала, она уже устарела, надо что-то новое. Несколько раз прогнал диск — ни слова, ни полслова об объекте А-238. Что нам это дает? Надеюсь, многое. Пока я был тут, в Эрудиции, смог убедиться, что не все рады отмене фракций. Кто-то поддерживает, но считает, что выбор должен осуществляться лишь по желанию. Джанин придумала и осуществила поистине великолепный план. Все отлично, не подкопаешься. Отречение зло, зло надо устранить, Джанин благодетель и лидер всея фракций. Сэм заставляет ее подписать закон, по которому лидером может стать любой. Занимает ее место. Отменяет фракции, сам лидер всего города. Принимает законы самостоятельно, любые, даже преступные. Не самая плохая позиция. Ну, а дальше, как по накатанной — мы должны жить вместе, как единый организм, помогать друг другу и, в конечном итоге, все работают только на одну небольшую кучку людей. Четко, и главное, быстро. Молодцы они все-таки. Но что-то не дает до конца сложить картинку. Ну, захватил он власть. Быстро, так, что никто и очухаться не успел. Но он же не может не понимать, что когда люди придут в себя, они будут сопротивляться? Надо либо организовывать такое общество, в котором всем будет хорошо, либо держать всех в страхе. Организовывать Коутс ничего не собирается, это я уже понял. Так каким же образом он собирается держать всех в страхе? Этой тупой кучей изгоев? Которые добрались до ресурсов и только и делают, что ничего не делают? Повсюду уже развал и разруха. Люди бегут за Стену. В городе процветает мародерство, убийства стали обыденностью. Искренность перестала работать как судебный орган, теперь каждый сам за себя. Если бы было чуть больше подготовленных людей, можно было бы уже сейчас напасть и убрать Сэма с дороги, но люди разрознены, каждому в отдельности все это не нравится, но единой организации нет. Нужен некий центр организации, чтобы осуществить объединение людей против режима. Я так и не понял, что Сэм задумал. Слишком все просто получается. Если Бесстрашные объединятся, то перебить тупых изгоев не составит труда, они учиться не хотят, это не армия. На что же он рассчитывает? Надо валить отсюда, мы и так тут засиделись. Чем быстрее мы организуем сопротивление, тем легче будет с Сэмом и его тупорезами справиться. Дина и Гиля надо будет оставить тут, и наладить связь — это сейчас самое важное, без своих людей в Эрудиции трудно нам будет. Гиль обещал помочь со связью по одному ему известному каналу. А Дин… Завтра обязательно надо будет с ним переговорить, я должен точно знать, будет он нам помогать или нет. Парень он неплохой. Мелиссу придется забрать с собой. Дин уже предупреждал, что Сэм проявляет заинтересованность к нижнему уровню. То ли закрыть его хочет, то ли организовать там что-то. Девчонку я Коутсу из принципа отдавать не собираюсь, очень уж он хотел избавиться от нее, значит, она для него опасна. А с опасными для себя девчонками Сэм разбирается старым добрым способом — через смертный приговор. Невеселые мысли плавно перетекают к Эшли. Я уже к этому привык. Она тоже опасна для Сэма, и я уверен, что если она попадется, ее участь будет не лучше, чем у Мелиссы. Другой причины такой маниакальной заинтересованности в Эшли я до сих пор не нашел. Хоть и решил сперва, что все дело в некоем интимном интересе… Но Сэм не из тех, да и не в том возрасте, чтобы интерес к девчонке ставить выше своих лидерских интересов. Значит, она опасна для него. И я должен найти ее раньше! Да, валить отсюда надо, но для этого хорошо бы поспать хотя бы пару часов. Диск я достал, про Сэма понял не все, но торчать в Эрудиции больше смысла нет. Голова еще не касается подушки, как я проваливаюсь в сон. Плотный, густой туман окутывает сознание, заволакиваясь темной дымкой. Такой вязкой, что ее можно пощупать руками, попробовать зачерпнуть целую горсть… Чуть заметные блики раздражают сетчатку и заставляют внимательнее вглядываться в туман, где причудливые, тонкие линии вырисовывают знакомые очертания лица. Такие нужные глаза, смотрящие с давно забытой нежностью, а в глубине шоколадной радужки скачут шкодливые бесы. Она склоняется надо мной, окатывает пытливым взглядом и приближается… Те самые губы, вкус которых я помню, знаю и снова хочу почувствовать, касаются моих губ осторожным, но жарким поцелуем, даря какое-то неосмысленное спасение. Мгновение спустя прикосновения становятся жадными, требовательными, и в то же время оставаясь ласковыми, мысленно унося меня в недалекое прошлое. Чуть слышно постанывая сквозь глубокий поцелуй, она гладит мою спину, ощупывает пальцами плотные росчерки шрамов. Медленно обводит каждый рубец, каждый отпечаток боли на моем теле, сперва едва касаясь, будто боясь ненароком навредить, потом оглаживая всей маленькой ладошкой влажную от выступившего пота кожу, что меня немедленно начинает лихорадить. Дыхание сбивается, вырываясь судорожным хрипом сквозь горло, когда ее губы ускользают на мою шею, целуют, неторопливо спускаются ниже, легонько прикусывают, дразняще разгуливая по всему торсу. До невыносимого одурманивания, просто до невозможности, и желание обладать ей становится слишком мучительным. Оставляя на ее светлой коже бордовые отметины, я несдержанно стискиваю руками податливое тело. До вскрика, до боли. Она трепещет под моими прикосновениями, выгибается в поисках потерянной ласки навстречу. Ее надрывный, гортанный стон протяжно проникает в мой мозг, и я с каким-то странным замиранием духа понимаю, что не хочу ее отпускать. Я хочу остаться тут, с ней, и еще хоть немного побыть в этом полубредовом сне. Она нужна мне. Она моя!