Под сенью алых кленов

После превращения в человека Ликки мужественно молчал два дня. Внутри него бушевала эмоциональная буря и перекатывались сокрушающие волны сомнений. Он вдруг понял для чего нужен Найяре. Получалось, она собиралась использовать его тело, чтобы следить за Духами. Ликки совсем не нравился такой расклад. В любой момент он мог почувствовать, что его руки и ноги ему уже не принадлежат, а его разум подвластен чужой воле. Это было страшно и безумно напрягало ожиданием состояния беспомощности. Ведьма могла играть им, как и когда ей вздумается. Он боялся стать безвольной куклой в её руках. Когда он об этом думал и пытался поставить себя на место Найяры, ему становилось дурно. «Что ею движет? Почему она так сильно ненавидит Духов, когда сама Дух? Зачем ей на самом деле Кровавый камень? Какова её власть в лесу? Что она ещё сделает со мной?» Он не хотел, чтобы она опять послала его на убийство Духов или на то, чтобы чем-то и как-то навредить им. Но Ликки знал, что однажды ведьма снова окажется внутри него, в его голове. Заставит пойти к ним. Ликки понимал, как только его тело станет бесполезным для Найяры, то та убьёт его каким-нибудь ужасным способом. А ему хотелось жить. Жить по-новому. Жить с чистого листа. Ликки увидел истинное обличье души Маркуса и осознал, что и сам был очень близок к такому же падению. Ликки не привлекала одержимость золотом, когда не существовало ничего кроме денег. В таком пути не было перспектив кроме, как гореть в Аду. Здесь же был совсем другой мир, другие ценности. Вс, что знал и умел Ликки на этой алой поляне не имело веса. Здесь не надо было надевать масок, лгать и юлить. Здесь не было людских пороков. Здесь была лишь чистота помыслов и дел. Честность, которой теперь так хотел и боялся Ликки. «Но тогда мне придётся отказаться от своих ценностей. Забыть прошлое, стать другим человеком. Всё рассказать Духам, ничего не тая. Просить прощения, надеясь, что они смогут меня простить. Научиться жить с ними. Подружиться, если это возможно». В человеческом мире ему не было места. Без Маркуса возвращаться в бандитский клан было самоубийством. Фальшивых друзей там хватало, но каждый из них реально жаждал власти и не упустил бы шанс пырнуть ножом в спину. Чтобы такого печального конца не допустить у Ликки не хватало в клане авторитета и союзников, заинтересованных в его правлении. Плести интриги как Маркус, у него не выходило. Да и добраться до цивилизации надежды не предвиделось. Как было не заблудиться в лесу и не умереть по дороге с голода, либо не стать обедом для зверей? А и достигнув побережья где взять корабль, катер или хотя бы лодку попрочней, чтобы пересечь море? Глупо было надеяться на удачу. Как и на то, что Лесной дух снимет заклятия и отпустит его восвояси просто так, больше ничего не требуя взамен. «И слушать он меня с моими извинениями тоже не станет после того, что я с ним сделал», — горестные мысли булькали в голове Ликки мутным киселём. Лежать голым на земле, взаперти магических колец, было холодно. Даже поза эмбриона не очень помогала сохранить остатки тепла. Руки и ноги немели, сердце бешено колотилось, стремясь согреться в каменеющем теле. Ликки казалось, что мягкие прелые листья выпивают из него оставшиеся крохи тепла и он медленно обращается в ледяную скульптуру. «Пожалуй, в пытках Лесной дух оказался более изобретателен, чем я с Маркусом. У наших пленных всегда было одеяло и еда. А этот садист даже драную тряпку не дал». Вдруг знакомое ощущение присутствия чужого в его теле оглушило Ликки. Ему захотелось провалиться сквозь землю только бы скрыться подальше от жестокой силы, захватывающей его разум и деревенеющее тело. «Как дела? Не спится? Вижу, Лесные духи не очень гостеприимны сегодня», — прозвучал в сознании Ликки голос Найяры. «Проваливай из моей головы!» — мысленно крикнул Ликки. «О, смотрю, они и тебя грубости научили, человечина. Не очень-то ты вежлив со своей благодетельницей», — съехидничала Найяра, посылая по его телу волну весьма ощутимой боли. Ликки скрипнул зубами, но мужественно смолчал, готовясь к длительным пыткам. Неожиданно в поле зрения появились босые ноги, тут же он оказался поднят с земли. Яркие голубые глаза Хеннинга смотрели холодно и пронзительно. Ликки почувствовал исходящую от друга злость и ожидая худшего, плотней сжал губы. «Я прямо манна небесная для Духов, со всех сторон окружили», — успел подумать Ликки прежде, чем Хенни крепче сдавил ему плечи. — Ты непочтителен с моим возлюбленным, — сердито заявил Хеннинг. Не успел Ликки ему возразить, как тут же по лицу врезали кулаком. Очнулся он уже на земле. Из разбитого носа текла кровь, а в голове было странно пусто и чужого присутствия в теле тоже не ощущалось. «Неужели Найяру вышибло?» — прижимая ладонь к хлюпающему носу Ликки закашлялся от радости. Губы пропитал привкус металла. — Спасибо, ты вовремя, — Ликки, глядя на возвышающегося над ним Хеннинга, зло сплюнул. — Спасибо? — спросил огорошенный Хеннинг. — За что? За то, что я собираюсь тебе намять бока? — За то, что её больше нет в моей голове. — Кого? — снова не понял Хеннинг. — Так я и думал. Значит, ты, собака, не просто соглядатай Найяры, — из-за статуи показался Унхайлиг. — Это как? — задумчиво пробормотал Хеннинг, оборачиваясь к подошедшему Духу. — Скорей всего твой бывший дружок заключил с ней сделку на крови. Она ему что-то пообещала и привела ко мне, пока ты отсутствовал. Следом, увидев, что ее уловка не сработала и руки марать все равно придется, она решила, что из этого подонка выйдет неплохой доносчик и превратила его в волка. Затем попыталась нас спалить, мол, мы сами погибнем и камень ей достанется, — разъяснил Лесной дух. — Так всё было, человеческая тварь? — Не совсем… Но в общих чертах да, — Ликки тяжело вздохнул. — Если хочешь, я расскажу в подробностях. Выслушаете меня? — Хороший слуга не сдаёт господ, — язвительно хмыкнул Унхайлиг. — Я не собираюсь быть ей слугой! — грубо возразил Ликки, размазывая кровь по лицу. Он действительно не хотел ничего утаивать и желал рассказал Лесным духам всё, что пережил и узнал. — Я очень хочу, чтобы она перестала приходить в мою голову, как к себе домой. Пожалуйста, помогите мне избавиться от этой ведьмы. Я могу встать на колени и просить вас. Я хочу жить. Честно и порядочно жить, не мешая другим, — закончил свою исповедь Ликки. Унхайлиг молчал, странным взглядом рассматривая его. Казалось, что пропасть между ними сужается, и Дух ему поверил, но вместо протянутой руки мира Унхайлиг развернулся и пошёл прочь. «Не поверил… Конечно, на что я рассчитывал? Что заикнувшемуся о встать на колени убийце всё сразу простят?» — Ликки смотрел ему вслед и ощущал, как сердце наполняет непонятная тоска. Но когда Дух вернулся со шкурой, куском мяса и крынкой молока, Ликки даже заплакал. Он трясущимися руками поскорей укутался в шкуру и взял еду. Молоко одуряюще вкусно пахло и Ликки, больше не мешкая, поскорее отпил с него пенку. В груди стало тепло. — Спасибо… — прошептал он. — Прости меня…. Если сможешь, — Ликки сел по-турецки и жадно вонзил зубы в мясо. Глаза Лесного духа ничего не выражали, но сейчас это отошло на второй план. На данный момент Ликки было всё равно верит ему Унхайлиг или нет, главное есть шкура и пища. В конце концов, он три дня ничего не ел.а.