Распорядительница

Погружение в себя; И чем глубже, тем видней, Что никогда не быть рядом с ней. Розовый мрамор сна Медленно плавится Я теряюсь в нём без конца.

Зал Тренировочного Центра был велик, но Китнисс не первый раз наблюдала за трибутами. А вот искала глазами одного определенного человека – впервые. Пит находился в отделе маскировки, совершенно один. Этот вид защиты не пользовался должным успехом, а зря. Многие участники прошлых лет могли победить только благодаря этому, но их находили. Она наблюдала за ним неотрывно больше часа, практически не обращая внимания на разговоры на сцене спонсоров рядом с собой. Она видела, что он занимается из часа в час только маскировкой, не обращая внимания на другие отделы. Мелларк упорно не смотрел в ее сторону, будто зная, что Китнисс сегодня здесь, и что она смотрит на него. В какой-то момент ей стало невыносимо наблюдать за ним со стороны. Сделав глубокий вдох, несмело она спустилась со сцены и направилась к Питу, в надежде поговорить с ним. Ее появление в зале большая редкость – Распорядительница обычно наблюдала за подготовкой со специальной платформы вместе со спонсорами, если вообще присутствовала на этом этапе. Предварительно ей пришлось обойти других участников, чтобы не привлекать внимания высокопоставленных гостей Игр, прежде чем подойти к тому, к кому она изначально стремилась. − Пит… Здравствуй, − приветствие вышло неловким, а когда парень поднял на нее взгляд, Китнисс вспыхнула, вспоминая его поцелуй. − Здравствуйте, мисс Сноу. Чем обязан? – Пит широко улыбнулся и вернулся к разрисовыванию своей руки, будто он никогда не касался ее губ своими. «Навязчивые мысли», − подумала девушка, неуверенно улыбаясь. Это было на нее не похоже, вернее, Китнисс не могла вспомнить ни одного случая, когда не была уверена в том, что делала. Не говоря уже об ощущении неловкости, которую она испытывала в его присутствии. Все было ново для нее. В животе где-то под ребрами появился какой-то тугой комок, который дарил тепло и, одновременно, заставлял тонкие холодные пальцы девушки дрожать. Китнисс окинула Пита взглядом. Облегающий спортивный костюм ему очень шел, как и сам черный цвет. Девушка поймала себя на том, что впервые вот так беззастенчиво разглядывает трибута, парня, в конце концов, и снова вспыхнула. Парень оказался талантлив – его разукрашенную руку нельзя было отличить от куска дерева, который лежал рядом с ним на столе. - Я бы хотела сегодня вечером встретиться с тобой. Буду ждать тебя к ужину, - Китнисс ощутила, как вновь загораются ее щеки от смущения, и поспешила удалиться, расслышав за спиной серьезный и тихий ответ «Я приду». Она сказала все это раньше, чем подумала, стоило ли вообще приглашать его? Мелларк и так много себе позволял, а она его поощряла. Но удержаться от продолжения их бесед она не могла. Китнисс ощутила разочарование и странную тоску, когда пошла прочь из Зала. Ей не хотелось заниматься ничем другим, а мысли о подготовке Арены к Играм вызывали тошноту. До самого вечера девушка не могла найти себе место. Она не знала – придет трибут или нет, не представляла, что ему сказать и как вообще реагировать на его недвусмысленный поцелуй. Но ей безумно хотелось продолжать эту игру. Смотреть в его глаза, подмечать мелкие морщинки, которые собирались вокруг глаз, когда он так искренне ей улыбался. Китнисс неудержимо желала снова смеяться его шуткам, которые находили отклик в ее сердце. Она ничего не потеряет, если проведет с ним еще пару вечеров, а засыпать после общения с ним – так сладко… За час до ужина девушка нервничала так, словно его приход мог означать что-то очень важное в ее жизни. Уже второй бокал вина был пуст, а успокоение расшалившимся чувствам так и не удавалось отыскать. Раздался стук в дверь, и она ощутила, как сердце рванулось наружу, ударилось о ребра и затихло, когда вместо Мелларка в комнату втиснулся Нейм, один из ведущих помощников по устройству Арены с очередным отчетом и парой мелких незначительных и уже даже ненужных предложений по усилению яркости нескольких ловушек. Китнисс выпроводила его сразу же, как только мельком взглянула на документы. Не было никакого желания объяснять, что в ее покоях забыл внезапно пришедший трибут. Спустя полчаса он все-таки пришел. Раздался тихий стук в дверь, ровно тогда, когда Китнисс готова была перевернуть все вокруг, лишь бы успокоить себя хотя бы звоном бьющейся посуды. − Войдите, − громко и восторженно произнесла девушка, чувствуя, что это Пит. Но успокоение наступило лишь когда он вошел в комнату. Чувство облегчения волной пронеслось по ее телу, оставляя нарастающую радость встречи. На этот раз он был одет совершенно иначе – обычные синие джинсы и белая футболка, неизменными остались лишь взъерошенные волосы. Пит явно не раз запускал в них руки, пока шел к ней. Китнисс улыбнулась, понимая, что не одна она так нервничала в ожидании встречи. − Я вовремя? – негромко спросил он, стоя на пороге. Девушка заметила, что каждый раз, входя в ее комнату, он замирал на пороге, будто раздумывал, а не стоило ли уйти, так и не войдя, но тут же прогнала эти мысли, списав их на взволнованность перед встречей. − Минута в минуту, − ответила Китнисс, указывая рукой, в которой был бокал, на соседний стул. − Проходи, ужин только что подали. Не зная, о чем начать разговор, девушка вспомнила о мастерстве трибута. - Я никогда не видела такого таланта в маскировке, как у тебя. Ты где-то учился этому? - Украшал торты глазурью в пекарне отца, - неуверенно улыбнулся Пит. - Я не об этом. Маскировке ты где-то учился? – уже задав вопрос, Китнисс поняла, что спросила глупость и осеклась, но вопрос уже был задан и повис в воздухе, почти ощущаемый и тяжелый. - Нет, – его сухой ответ и сдвинутые к переносице брови говорили о том, что Пит не желал говорить на эту тему, и девушка не стала настаивать, понимая, что упоминание об Играх не самая лучшая тема для разговора. Это уже было ей известно. Повисло тягостное молчание, прерываемое лишь их дыханием. Пит пристально глядел на красное вино в своем бокале, а Китнисс нервно поглядывала на него, опустошая очередную порцию напитка и не понимая причину раздражения парня. Когда она уже была готова извиниться перед ним, Пит широко улыбнулся, прекратив сверлить злым и задумчивым взглядом бокал, и ласково посмотрел на нее. - Но я могу научить Вас, мисс Сноу, если Вы пожелаете. - Не думаю, что мне это пригодится, - пробурчала Китнисс, смутившись и переведя дыхание. Она и не заметила, как напряглась, пока Пит молчал. Через несколько минут они уже смеялись. Новое игривое настроение трибута передалось и ей – вчерашний поцелуй и эта напряженная пауза отошли на второй план. Нет, она не забыла, просто это больше ее не тяготило. Следующие пару часов девушка ловила себя на желании просто улыбаться или смеяться во весь голос. Этот собеседник, видимо, никогда ей не надоест. Она распорядилась, и к ним в комнату принесли краски и листы бумаги. Мелларк поднялся со стула, перенес его вплотную к девушке и сел так, что почти касался ее бедра своим. Пит принялся рисовать все, что просила девушка, продолжая рассказывать ей различные истории. Она пропустила момент, когда Пит спросил о жизни в других дистриктах, а она легко отмахнулась, не желая отвлекаться на статистику смертей и доходов от рабочих рук. − Мисс Сноу, вы проявляете равнодушие. Это недопустимо, − Мелларк нахмурился и отодвинулся от нее, перестав рисовать, и внимательно посмотрел на девушку. − К кому конкретно я проявляю равнодушие? − все еще улыбаясь, спросила Китнисс. − Ваше безразличие к дистриктам недопустимо. Любовь, ненависть, презрение – да все, что угодно, только не равнодушие, - продолжая хмуриться, он снова начал рисовать, но картинка не выходила. − Что ты знаешь об этом? Твой отец прошел через всю страну, чтобы принести тебе эту мелочь, − Китнисс фыркнула, указывая рукой на предмет, прикрепленный к футболке трибута. − Я знаю о равнодушии все. Это Вы ничего не знаете. Моя мать спокойно смотрела на то, как меня отправляют на игры. Ей было безразлично – трое у нее останется детей или двое. Понимаешь? – парень перестал рисовать, неотрывно смотря в глаза Распорядительнице, снова переходя на «ты» и срываясь на шепот. Пит, незаметно для себя, сжал в руке кисточку так, что та хрустнула, а сам лишь силился увидеть в лице девушки эмоции. − Ты понимаешь? Ей было плевать на собственного сына. Так и Вы с вашим отцом... Вас не интересуют жители, – парень отвернулся, бросая сломанную кисточку на стол. − Нет. Пит… − Китнисс придвинулась ближе, касаясь руки парня, − нам не все равно. Капитолий заботится о своих дистриктах. Зачем ты так? − Почему же тогда люди от голода гибнут? Или это они от Вашей заботы? – не успокаиваясь и все также не поворачиваясь к Китнисс, съязвил Мелларк. − Пит, перестань. Не все жители умирают от голода. Ты ведь здесь. Гибнут те, кто не способен себя прокормить. Это так же естественно, как… − девушка никак не могла подобрать нужные слова. Мелларк снова посмотрел на нее и приблизился к девушке, почти касаясь ее, оставляя между их лицами всего пару миллиметров. − Как, например, умирать на Голодных Играх? – Пит прищурился и наклонил голову ближе к уху Китнисс, доверяя ей слова еле слышным шепотом, слова, которые не должен был услышать никто, кроме нее: − Или так же естественно, как влюбиться в Распорядительницу? Ммм? Девушка вспыхнула, отшатываясь от парня. Она не была готова к таким словам, и независимо от того, шутил парень или говорил всерьез, она не знала, что ему ответить. Она молчала, вглядываясь в ничуть не смущенные глаза трибута. Он смотрел на нее так пристально, что ей стало не по себе. Китнисс смущенно отвернулась к рисунку, который он закончил, пока она разглядывала его. Пит изобразил ее. Это был не профессиональный портрет, на котором Китнисс уже не единожды запечатлели лучшие художники страны. Скорее набросок... Но настолько живой, вызывающий восхищение, что она не могла отвести глаз от себя на этом рисунке. Там была изображена она – ее глаза были чуть больше, но светились будто изнутри. Это было так странно для простого карандашного наброска, но ей показалось, что Пит увидел всю ее душу и вложил в этот набросок. - Ты серьезно? – справившись с волнением, прошептала она. Голос срывался, не желал ее слушаться, но Китнисс было важно его задать. Это было далеко не первое признание, которое она слышала в своей жизни, но именно в это она готова была поверить. - Серьезней и быть не может, - так же тихо ответил ей Пит. Не выдержав его близости, Китнисс поднялась с места и отошла к окну, выходящему во внутренний двор. Снаружи не было ничего интересного, но даже такое маленькое расстояние между ними позволяло ей восстановить душевное равновесие. Она и верила Питу, и нет. Слыханное ли дело – влюбиться за пару дней. Она распахнула створку окна, впуская свежий воздух в комнату и поежилась от непривычно прохладного ветерка. «Но зато каких… - настойчиво шептал внутренний голос. – Тебе ни с кем не было так хорошо и интересно, как с этим парнем. Так почему он не мог увлечься, Китнисс?». Она не слышала, как он подошел к ней и положил руки на ее талию, стараясь развернуть к себе, а когда ему это удалось, Пит крепко обнял Китнисс и слегка коснулся губами ее лба. - Мисс Сноу, я не жду от Вас ответа. Я просто хотел, чтобы Вы знали о том, что происходит в моей душе, - он помолчал немного, затем продолжил: - Думаю, мне пора. Завтра Эффи рано поднимет меня, а уже третий час ночи... Он вновь коснулся губ Китнисс в легком, едва ощутимом поцелуе и, не оборачиваясь, вышел из комнаты, оставив Китнисс одну, стоящей у окна и рассеянно прижимающей к своим губам тонкие пальцы. *** - Как успехи, боец? – весело спросил Эбернети, как только за Питом закрылась входная дверь на этаж. Пит подошел вплотную к ментору и нахмурился, увидев, что Эбернети трезв, а значит, ждал его не просто так. - Я признался. Ты доволен? - раздраженным тоном произнес парень. – Половина третьего ночи. Чего тебе не спиться, Хеймитч? - Разве я могу спать, когда мой трибут еще не вернулся с охоты? – так же улыбаясь, протянул ментор и похлопал по дивану рядом с собой. – Садись. Выпьешь? - Я хочу спать. Что тебя еще интересует? – Пит скрестил на груди руки, продолжая хмуриться и не понимая, что же творится в собственной душе. - Слушай, парень, - зло прищурился Эбернети, - ты не хами. У нашего дистрикта впервые появился шанс выиграть эти долбанные Игры. А наши Игры уже начались, - он зубами вытащил пробку из бутылки бренди и налил в свой стакан, – так что садись и рассказывай, как все прошло. Он рассказывал, слушал, что думал по этому поводу ментор, как действовать дальше, в пол уха слушал похвалу и ощущал себя последней сволочью. Мысль о том, что он соврал девушке, что он влюблен в нее только для того, чтобы, возможно, получить спонсора, ему претила. Ему было тошно думать о том, что он впервые признался в том, что влюблен, и нагло врал. Все эти мысли кружили хоровод в голове, заставляя сердце работать с перебоями каждый раз, когда проносилось мимо воспоминание о ее холодных ладонях, тихом искрящемся смехе, дурманящем аромате сандалового дерева, удивленном взгляде и невероятно нежных губах. Он старался не думать о том, что он единственный, кто смог так близко подойти к дочери Президента и остаться в живых, единственный, кто сорвал с ее губ поцелуй и обнимал ее так безнаказанно. Старался не думать о причинах, по которым девушка позволила ему все это. Он не хотел понимать, что увлек ее собой. Старался оставить это «работой», как говорил ментор. Но не получалось. Мерзкие ощущения не вышло смыть ни горячим, ни ледяным душем, не получилось утопить в дозе снотворного, без которого не удавалось спать. Не вышло и уснуть до тех пор, пока он не нарисовал еще один ее портрет, пусть маленький, но еще более живой, чем тот, первый. Портрет девушки с широко распахнутыми глазами, которой только что признались в любви. Единственная мысль, которая немного делала оправданными все его действия – мысль о том, что через считанные дни он отправится умирать или убивать невинных детей, некоторым из которых нет еще и тринадцати только потому, что далекие его предки подняли мятеж. Он будет платить за то, в чем не виноват и за то, в чем не виноват даже его отец и, возможно, даже дед. Пит вспомнил о маленькой Дейзи – старшей сестренке, которая отправилась на Игры в возрасте четырнадцати лет и не пережила даже резни у Рога в первый же день. Пит был тогда совсем малышом, но уже тогда злые слезы не давали смотреть на экран, стараясь запомнить сестру в последние мгновения ее жизни. Уже тогда ему было невыносимо обидно, что в его стране существует такая Игра, где детей отправляют умирать, а если вдруг "повезет", то они возвращаются назад калекой с повернутой психикой или хуже того - спиваются, как единственный выживший победитель их дистрикта – Хеймитч. С тех пор мать и замкнулась в себе – после того, как привезли гроб с тем, что осталось от вечно веселой непоседы сестры, мать будто умерла и сама. Дейзи хоронили всем дистриктом – каждому она была другом, знакомой, родным человеком или просто хорошей знакомой. День похорон Пит помнил очень смутно, будто в тумане. Помнил мать, что пыталась броситься вслед за гробом, помнил поднятые вверх в немом уважении и прощении пальцы, помнил землю, которая с глухим стуком падала на крышку гроба и будто забивала гвозди в жизнь матери, смывала все краски с ее лица. Больше он никогда не видел ее улыбающейся, не видел полностью живой. Парень смял в руках портрет той, что отчасти была повинна в том ужасе, который происходил ежегодно, а в этом году и вовсе сама будет вести эту резню, управлять ею. Он горько усмехнулся – ему одному выпал шанс изменить хоть что-то, попробовать повлиять на верхушку власти. Все было в его руках, и он ощущал это всем существом. Он прикрыл глаза, устав наблюдать за бликами никогда не засыпающего города, которые отражались на его потолке. Было что-то необычное в огнях, которые не экономили, в том вечном празднике, в котором все здесь жили. Он же чувствовал себя слишком лишним здесь.