Расовые жертвоприношения Давние орудия патрициев Для устрашения Своей большой империи. Такое искажение Вселенских принципов Вскормлены жрецы свои.
Под утро Пит бросил попытки уснуть. Странное состояние не давало спокойно лежать, ему все вспоминались растерянные глаза наивной девушки, которую ему приходилось обманывать. Она так трогательно терялась рядом с ним… И была довольно интересной собеседницей. Он все время старался не забыть, что она — Распорядительница. И успешно забывал, думая о ней, как о простой девушке. Одергивал себя, заставляя себе напомнить ее «не к месту высказанный» вопрос о его мнении в отношении прошлых Игр. Парень сжал кулаки, ощутив вспышку смущения, с которой не мог бороться весь вечер. Ему пришлось признаться, что он влюблен в нее. Но ведь это было не так. Как можно влюбиться в человека, совершенно не зная его, всего за пару дней? Он слабо улыбнулся, вспомнив, как быстро застучало сердце, когда услышал ее голос перед собой сегодня. Она пригласила его на ужин, а он радовался до самого вечера, как мальчик на Рождество. Впрочем, он и сейчас был бы рад еще раз поговорить с ней. Или даже не раз.***
Сказать, что ночь была беспокойной — значит, ничего не сказать. Китнисс то забывалась тяжелым сном с обрывочными видениями, то рассеянно смотрела в высокий темный потолок, пытаясь забыть смутно знакомые крики из сна. В спальне, казалось, было очень душно, несмотря на открытое окно и колышущиеся легкие светлые шторы. Сил подниматься с постели не было, а хмуро сыплющийся с неба дождь отбивал всякое желание работать над Ареной. Заставив себя все же подняться, Китнисс грустно улыбнулась — прошло совсем немного времени с того момента, как ее назначили на пост Распорядительницы, а она уже не ощущала того счастливого опьянения, все чаще думала о том, что на Арене погибнут двадцать три трибута и только один — выживет. Все чаще в голове возникало не радостное предвкушение срабатываемых ловушек, а цифры, счета, финансовые анализы и прогнозы просмотра. Большая, но уютная гостиная с большим камином всегда была одним из любимых мест Китнисс во дворце, но сейчас она едва замечала ярко пылающий огонь, не обращая внимания на появляющиеся на кофейном столике сладости между ее креслом и креслом отца. Распорядительница вяло мешала кофе в кружке, глядя в одну точку, не обращая внимания на серьезный взгляд отца. Первый его оклик она пропустила мимо ушей, даже не поняв, что он обращается к ней. — Китнисс, — Президент повысил голос, — что с тобой? — А? Все хорошо, отец. — она с трудом отвлеклась от мыслей, прекратив мешать сахар, и сделала большой глоток бодрящего напитка, отрешенно понимая, что сахар она положить все-таки забыла. — Тебя что-то гнетет, моя дорогая? — Сноу отложил газеты, которые просматривал, и сложил руки в замок. — Нет-нет, — торопливо ответила Китнисс, потом задумчиво посмотрела на чайную ложку и осторожно продолжила: — Я просто подумала… Что, если Игры больше не проводить? — Какова же причина таких мыслей? — изумленно спросил Сноу, подняв брови и внимательно глядя на дочь, которая настойчиво прятала взгляд, избегая смотреть на отца. — Их проводили на протяжении семидесяти трех лет, отец. Сейчас не осталось тех, кто не поплатился бы за мятеж. Каждый год гибнут дети. Не слишком ли жестоко продолжать проводить Игры? — Девушка мельком взглянула на отца и осеклась — в его взгляде не было и сотой доли привычной для Китнисс теплоты, адресованной неизменно ей. — Игры будут продолжаться столько лет, сколько я посчитаю нужным, — В голосе Президента зазвучала сталь. — Выкинь эти мысли из головы, Китнисс. — Но… Отец… — девушка ощутила, как где-то в груди больно кольнуло, смутно напоминая о лазурных глазах и мягком голосе трибута из Двенадцатого дистрикта. — И думать забудь, — голос Президента стал еще тверже, а лицо строже. — Заканчивай подготовку, скоро начало Игр. Или тебе жалко участников, чьи родители причастны к смерти твоей матери и готовили покушение на тебя саму? — Ты говорил, что все причастные наказаны… — глухо прошептала Китнисс, закусывая губу. Она начала понимать, что не так с этими Играми — ей не хотелось, чтобы в них участвовали невинные дети, а в первую очередь — светловолосый сын пекаря. Всех ей не спасти, но вот одного… — Забудь, — смягчился отец, —, но мое решение не изменится. Остаток завтрака прошел в полном молчании. Распорядительница едва удерживалась от тихого стона, который бы выразил безвыходность положения Пита. Но она могла попытаться его спасти. Весь день девушка провела на иголках, выискивая внешне похожего на Мелларка подростка. Когда же ей это удалось, а план обрел четкость, была уже глубокая ночь. Она нервно теребила край короткого кремового платья, дожидаясь, когда к ней в кабинет приведут парня для подмены. Только бы никто не заметил обмана… Пробраться на двенадцатый этаж Центра Подготовки не составило труда для главной Распорядительницы Игр. На этажах давно осталось только тусклое ночное освещение, погружая их в полумрак. Зал общей комнаты двенадцатого этажа был пуст, и Китнисс ощутила, как часть напряжения, сковывающего движения, оставила ее, а дыхание стало не таким рваным. Трибут должен был спать в угловой комнате, если никто не сменил правила. Китнисс улыбнулась — Эффи Тринкет не из тех, кто запросто меняет правила. В комнате, против ее ожидания, горел мягкий свет ночника. Распорядительница на секунду задумалась о судьбе паренька, отправленного на жестокие Игры для того, чтобы убивать. Паренька, что боится спать в темноте. Девушка поежилась, стараясь выбросить навязчивый крик ужаса из ночного кошмара, и крепко вцепилась в дверной косяк, замерев на пороге всего на пару секунд. Дальше нужно было действовать уверенно и быстро. Времени было не так уж много. — Пит, скорее! — Китнисс трясла его за плечо до тех пор, пока он не подскочил на постели, растирая сонные глаза кулаком. — Что происходит? Уже пора на Арену? — увидев Китнисс, он окончательно проснулся и побледнел, — мисс Сноу, что вы здесь делаете? — Пойдем со мной. Скорее. Полностью уверенная в том, что Пит следует за ней, девушка вышла из его комнаты и направилась к выходу с этажа, слыша, как трибут довольно шумно идет следом. Главное, чтобы утром предупредили ментора и сопровождающую, они не должны были показывать удивления. Сейчас он спустится вниз, сядет в автомобиль и уедет в тихое место, в котором и будет жить. Скольких нервов, денег и связей ей это стоило — ему лучше даже и не знать… — Куда вы меня ведете? — послышался тихий голос от самой двери. Пит явно не собирался молча и послушно покинуть место своего временного заключения. Китнисс повернулась и показала жестом, что ему лучше помалкивать. Пит кивнул, но не сдвинулся с места. — Черт, до чего ты упрямый. Хорошо, давай поговорим, — Распорядительница вернулась в комнату Пита и едва удержалась, чтобы не чихнуть от приторного запаха лилий, что стояли в каждом углу комнаты. — Как ты вообще спишь с такими сильными запахами? — Мне принесли, у меня не спрашивали, — отмахнулся Пит, скривившись. — Зачем Вы здесь? Куда мне нужно так срочно идти посреди ночи? Свободная рубашка на нем походила на саван, и Китнисс невольно подумала о том, что каждый час промедления может стоить ему жизни прямо сейчас… — Пит, а мы не можем поговорить в другом месте? — Распорядительница жалела, что сейчас нельзя достать так выручающие иногда карточки и прочитать по ним. — Мне нужно знать прямо сейчас, куда и зачем меня ведут. Вам не кажется это правильным? — Пит вышел из комнаты, но не отошел от двери дальше, чем на пару шагов. Парень скрестил на груди руки и подпер плечом стену, около которой стоял. Он выглядел так, будто его звали на прогулку, волнение выдавали только чуть подрагивающие пальцы. — Хорошо. Договорились. Пит, я нашла тебе замену. Ты не будешь участвовать в Играх. Ты не можешь вернуться домой, но… — Постойте, постойте… Подожди, — трибут перебил Китнисс на середине предложения, выставив вперед обе раскрытые ладони, и потряс головой, — что значит «нашла замену»? Это не ток-шоу. Как можно было найти кого-то, кто бы согласился на этот ужас? — Я нашла такого человека. Не все ли равно, как? Пойдем? — девушка сделала шаг к выходу, но Пит лишь угрюмо поджал губы, не двинувшись с места. — И куда же я поеду? Домой? — Ты не сможешь поехать домой. Никогда. Это цена, которую… — Китнисс хотела еще что-то сказать, но парень перебил ее. — Которую я не стану платить. Я не трус. Я никуда не пойду, — каждое предложение Пит выделял весомой паузой, которую Китнисс не решалась нарушать. — Я отказываюсь. Этот мальчик не заслуживает смерти вместо меня. И прятаться я не намерен. Это не в моем характере. Игры придумали Вы и Ваш отец. Отмените Игры. А прятаться… Я не буду. — Но ты же погибнешь! — глухо пробормотала Китнисс. Слова вырвались слишком громко, слишком искренне. Китнисс зажала рот ладонью, но слова уже были сказаны, и сложно было понять, зачем был этот жест — потому что она испугалась громко сказанных слов или потому что слова, сказанные вслух, обрели четкость. Он там погибнет. Точно погибнет. — Да. Я тоже в себя не верю, мисс Сноу. Спасибо, — Пит развернулся и направился к своей комнате. — Пит, ну пожалуйста… — прошептала она еле слышно, но он услышал. Остановился, держась за ручку двери и не оборачиваясь, так же тихо ответил: — Пожалуйста? Да что вы знаете о жалости? — вся его спина была напряжена, но он все еще не оборачивался. Только до хруста в суставах сжимал несчастную ручку. — Вы семьдесят четыре года подряд убиваете двадцать три ребенка и делаете ставки, который из них доживет до конца. Вы мне противны. Он вернулся в свою комнату и предельно тихо прикрыл за собой дверь. Китнисс была готова к злости или даже ярости с его стороны, к безропотному согласию и щенячьей радости избавления, но это… «Вы мне противны». Весь Капитолий был готов упасть к ее ногам, стоило ей только захотеть, а какому-то сыну пекаря из далекого дистрикта она противна. И что с этого? Почему эти слова жгли ее, как пощечина? Китнисс была готова завыть, слезы выступили на глазах и только безумным усилием воли не катились по лицу градом. Она могла сделать все, только не избавить его от смертельных Игр против его воли. Она могла бы его спасти, но ведь он должен был пойти с ней, соглашаться с ней во всем. Что не так было с этим трибутом? Любой другой бы ей ноги целовал за такое счастье. Девушка постояла еще какое-то время у окна, выходящего на оживленную улицу, понаблюдала за жителями-попугайчиками, стараясь отвлечься от провалившегося шанса на спасение трибута. Сейчас ей было совершенно плевать, застанет ли ее Эффи в общей гостиной этажа. Ее мысли были очень далеко отсюда. Она думала о том, как сделать так, чтобы гордый трибут из Дистрикта Двенадцать не участвовал в Играх. Или все же победил в них.