***
Душ принимали набегом, не думая о том, что будет дальше, не пытаясь объясниться, просто наслаждались присутствием. Уже в постели, массируя чужой затылок, Кир перебирал влажные прядки возлюбленного, отсчитывая минуты выкраденного покоя. Он был уверен, что время ещё есть: ещё немного, ещё чуть-чуть — и они соберутся и уйдут. Максим то и дело лениво касался губами очередного шрама, найденного в процессе незатейливой ласки. Марков больше не напрягался от подкатывающих к горлу волн запертой в клетке памяти. С рассеянной улыбкой наблюдал за действиями Лиса и жмурился от щемящего восторга: едва ли можно было придумать жест более доверительный. Никто не услышал шаркающие шаги внизу. Кир вздрогнул, резко садясь лишь тогда, когда ручка двери повернулась, пропуская в комнату худую женщину. — Кирилл, у тебя гос… — фраза оборвалась на полуслове. Развороченная кровать и два парня в ней, находящиеся слишком близко друг к другу, попали в поле зрения сразу. А там и до разбросанной одежды недалеко. Внутри похолодело. Тишина повисла давящая и тяжёлая, грозящая обратиться бурей. Марков замер, чувствуя, как кровь отхлынула от лица, а сердце разразилось отбойным молотком о рёбра. Он не видел, как Макс втянул голову в плечи, искренне возжелав провалиться сквозь землю или хотя бы слиться с одеялом. Это был заведомо плохой план. Они понимали это с самого начала, но так хотелось верить, что чудеса всё же случаются в мире. — Мам, я… Женщина отшатнулась. На осунувшемся лица эмоции заполошено сменяли друг друга: растерянность, отвращение, гнев, боль, ужас. Она не ожидала. Обувь в прихожей вполне могла принадлежать бойкой на характер девушке. Ведь могла же? Мысли атаковали со скоростью ястребов на охоте. Потеряла. Не уберегла. Ни мужа, ни сына. От этого мира, тёмного, грязного — должна была! От мира, отнимающего счастье. Старалась. Очень старалась! Терапевт говорил, что это нормально, только нужно мягче… И что в итоге? В голове помутнело, как когда-то давно. Словно проклятье прошлого решило вернуться и отобрать у неё последнее, ради чего она жила, боролась. Как она могла такое упустить? Впервые ли это? Дома, у неё перед самым носом, сын, такой хороший мальчик… Её мальчик. Единственный. Тонкие руки схватились за косяк, царапая, ломая ногти о старое дерево, пока тело медленно оседало на пол. — Мам! Мама! — Значит, ты тоже предал меня? Стало трудно дышать. В мутной пелене перед глазами мельтешили светлые пятна. — Кир, в скорую звони, быстро, — тонкие губы сжались в презрительную линию так, что Макса передёрнуло. А затем — только темнота в глухом отклике постепенно исчезающих звуков.***
POV’ Кирилл
Если кто-нибудь однажды возьмётся убеждать меня, что стены в медицинских учреждениях везде белые, он рискует получить ядовитый плевок аккурат промеж глаз. Они серые, бежевые, грязно-зелёные — да хоть какие, только не белые. Во всяком случае, не здесь, не в этой больнице. Я успел изучить, наверное, каждый сантиметр облупившейся краски. Резко пахнет медикаментами — запах, который ненавижу с детства. Свет приглушён. Время за полночь. И тишина, дребезжащая старыми лампами, растворяет в себе даже дыхание. Словно в одном из кошмаров, только наяву. Максим сидит на жёсткой кушетке, откинувшись на спинку. Сидит, хмурится и наблюдает одну и ту же картину: мои метания из угла в угол в жалкой попытке немного успокоиться. Мать забрала скорая. В палату не пустили, я только видел, как престарелая медсестра катит капельницу, скрываясь за дверью. Знобило. Не спасали ни кофта, ни куртка, накинутая наспех. «Идиот… И-ди-о-ти-ще. Понимал ведь, что так может случиться. Ну почему? Почему стоило немного расслабиться, как всё снова через задницу», — с соответствующим звуком лоб встречается со стеной. Ещё никогда в жизни не чувствовал себя настолько паршиво. Настолько виноватым. Пристыженным. В голове каша от недосыпа и нервотрёпки, мысли периодически утекают не в то русло при попытке общего сбора. — Где этот чёртов врач?! — Кир… — Макс выглядит побитой собакой, по-другому не назовёшь. Отчего-то злюсь. Злюсь и понимаю, что его вины в случившемся меньше всего. Не он же называл адрес. Он вообще предлагал уехать — хоть у кого-то из нас двоих есть мозги. Точно были. Приятно знать. Но воспалённому разуму просто нужно найти крайнего, а здравый смысл отключился ещё вначале. В груди методично дробилось, собиралось, затем снова дробилось. Бесконечное число раз. — Что? — выходит резко, почти грубо. — Может, вернёмся? Тебе нужно поспать. А завтра приедем с утра, найдём врача и всё узнаем. Сейчас тебя никто к ней не пустит. — Ты не понимаешь. Она больна. Реально больна. И единственным человеком, кого она подпускала к себе ближе, чем на метр, был я! — руки сжимаются в кулаки. — А теперь… Теперь даже представить боюсь, что будет. Заканчиваю уже совсем тихо. Внутри болезненно ноет, грозясь заледенеть окончательно. Я не должен был так поступать с ней — с женщиной, которой стоит быть благодарным как минимум за рождение и первые годы не до конца похеренного детства. Я не должен был втягивать во всё это Максима. — Можешь идти, если хочешь, ключи дам. Я останусь. Мне нужно с ней поговорить. Не знаю как, но нужно, — упрямо поджимаю губы, отходя от стены, и падаю на стул рядом с постом дежурной медсестры. — Кирилл! — звонкий женский голос громом прорезает повисшую надо мной тучу. Резко вскидываю голову. Думал, она узнает только ближе к утру. Немногим старше матери, как всегда, одетая с иголочки — дорогой деловой костюм. Причёска разве что растрёпанная. Глаза такой же формы, как и у отца. Только не улыбается. Лицо вытянутое, обеспокоенное. Так непривычно видеть её такой. — Кирилл, — уже чуть тише, — что произошло? А вот взгляд не изменился. Всё та же решительная хватка. Если бы я мог, провалился бы сквозь землю. Глухо вздохнув, закрываю глаза руками. — Ничего хорошего, тётя. Я — идиот.***
Зябко поёжившись, Максим в очередной раз с тоской оглядел пустующий коридор, одним глотком допил кофейную бурду из автомата, даже не поморщившись, и кинул стакан в рядом стоящую урну. Что он, в сущности, знал о Маркове? Студент, бюджетник, вполне неплохо учится, любит рисовать, начитан, порой импульсивен. С непростым характером и подпорченной жизнью. Лис видел много обиженных Фортуной, слышал, как некоторые из них заканчивали не самым лицеприятным образом. Раз за разом прокручивал в памяти разговоры. Фактов было немного, но с помощью связей удалось разузнать кое-что о трагедии почти десятилетней давности. Новенький автомобиль, купленный с рук. Отец и сын. Объездная дорога, наледь и заспанная фура. Не справился с управлением. Мужчина скончался на месте, ребёнок получил множество травм и несколько лет провёл на реабилитации под опекой ближайших родственников. Мать впала в депрессию. Несчастный случай. Набор глупых случайностей. «И не такое бывает». Если бы тем ребёнком не был Кирилл, парень с кучей шрамов — внутри и снаружи — оставшийся под одной крышей с нестабильной матерью. О Татьяне Лис тоже знал немного, но того, что знал, хватало, чтобы понять: женщине нужна квалифицированная помощь. Скорее всего, той, которую она получила, недостаточно. Откинув голову, Максим размышлял о том, сколько всего пришлось пережить Киру, просто потому что «так получилось». И как до сих пор тот не вышел в окно с такой мамашей. Действительно любит? Старается. Или гиперответственность держит? Сам Макс никогда не задумывался, что чувствует к родителями: местами уважал и в чём-то был благодарен, но хорошими их считать не мог. Знал слишком много. — Говори мягко, но уверенно, это всегда работало. — Мне кажется, она вообще захочет меня видеть. — Захочет, конечно. Просто дай ей время отойти. Скрипнула дверь, и до измученного иллюзорным беззвучием слуха донеслись обрывки разговора. Не так давно женщина, представившаяся Ариной, увела Кира в соседнюю, очевидно, пустую палату. Кирилл сам пожелал поговорить без посторонних. Женщина печально посмотрела на побледневшего Лиса, но говорить ничего не стала. А тот отчаянно искал в себе силы пережить эту ночь. Поведение Маркова выходило за рамки привычного — таким подавленным и резким Макс не видел его никогда с момента знакомства. На контрасте воспоминаний в груди особенно ныло. Всего несколько часов назад они лежали в одной постели, с улыбкой обмениваясь лёгкой, доверительной лаской, а теперь всё будто заволокло непроглядным туманом. Что творилось в душе у новоявленного любовника, Лис боялся даже представлять. Боялся и до чёртиков хотел знать, какой из Кириллов — вечерний или теперешний — настоящий. Наблюдать столь нервное пренебрежение после всего, что было, казалось невыносимым. Но Максим честно старался поддержать, хоть и не мог понять, насколько в нём вообще нуждаются в эту минуту. Осознавал, что по-своему виноваты оба и не виноват никто. Проще признать, что всё произошедшее — лишь последствия неудачного стечения обстоятельств. Лис не сразу услышал, как его зовут. — Ты ведь Максим, да? — кажется, Арине было немного неловко, но она быстро справилась с этим чувством. Только кивнул, сильно прикусывая щёку изнутри. Женщина помолчала, а затем негромко произнесла: — Я не буду влезать в ваши отношения и не собираюсь читать нотации. О Татьяне позаботятся, я прослежу, а вам двоим здесь пока делать нечего, — она ещё раз взглянула на Кира. — Этот оболтус не хочет возвращаться домой, поэтому я заказала вам такси до ближайшей гостиницы, вас там устроят на сутки. — Я вообще-то тут, — карие глаза опасно прищурились, но Арина отмахнулась. Плавно выдохнув, Макс поднялся на ноги. Он чувствовал усталость, голод и желание поскорее вырубиться. Неважно где. Захватив куртку и выдавив из себя короткое: «Спасибо», — парень направился на улицу. Он сделал всё, что мог. Об остальном можно подумать завтра.