Сними маску свою

Ужаснувшись силе этого ощущения, Ки отступил на пару шагов от двери, при этом не спуская с нее встревоженных глаз. Отталкивающее чувство было сродни воплю раненного животного, только этот крик был абсолютно беззвучен, оттого намного сильнее действовал на неподвижно замершего юношу. Когда прошло первое оцепенение и перестал слышаться воображаемый плач, он с куда большей силой принялся за экзекуцию несчастных ручек. Однако на этот раз все усилия прошли впустую. Люди за стеной занимались чем-то более важным, и не подумав уделять Ки внимания. Наверняка магуйствуют! Несмотря на то, что Тэмин частенько волшебствовал по тому или иному поводу, Ки ко всем этим магическим штучкам относился с открытой враждебностью. Хотя бы потому, что младший после очередной магической попытки утихомирить разгневанного Чжинки походил на выжатый лимон: такой же пожухший и опустошенный. Ки претило мерить шагами комнату, как он бывало делал дома, мучимый неясным желанием действовать. В этот раз у него имелась вполне определенная цель — выбраться из комнаты. Осталось найти решение этой пустяковой проблемы. На глаза попались окна, и за них он решил взяться первым делом. На вид ничего особенного они из себя не представляли, окна как окна, занавешенные воздушным тюлем и обрамленные по краям тяжелыми портьерами — все в той же цветовой гамме, что и вся комната. Тем не менее, окна оказались с секретом. Сколько бы он ни пытался к ним приблизиться, сделать это он сумел всего лишь на расстояние в захудалый метр. Возможно, виной тому были очередные волшебные штучки, но легче от этой мысли ему не становилось. Он попытался зайти справа, затем атаковал слева, шел приступом, с разбега, спокойным шагом, крадучись. Всякий раз он обнаруживал себя стоящим на одном и том же расстоянии от окон. При всем при том подушки, которые он хватал с кресла, вполне благополучно достигали этих неприступных барышень. Кидать что-то потяжелее он не решился. В конце концов, его же не убивают, он просто хочет большей свободы. Над тем, что он будет делать, выбравшись тайком наружу, юноша пока не раздумывал. Утомленный необычайно активным утром, он прикорнул на все той же мягкой кровати и не заметил, как вновь провалился в глубокий сон. Во сне этом его мягко целовали в губы и шептали всякие глупые обещания, которым не было суждено сбыться. Во влажные волосы нежно зарывались пальцы, а к гулко бьющемуся в груди сердцу припадало ухо, отчего биться оно, переполненное волнением, начинало в разы быстрее. На его вопрос прячущееся во тьме видение серьезно призналось в том, что оно и в самом деле его ночное видение, но задавать вопросы ему не стоит, потому что время ручейком журчит сквозь пальцы. Проснулся Ки полным сил на следующее утро. В это утро никто не сидел у кровати в ожидании его пробуждения. Не витало в воздухе и приятных ароматов, сопутствующих вкусному завтраку. Лишь солнце все так же приветливо, как и накануне, заглядывало в окна и волны снаружи мягко нашептывали свои тайны. Тело его, напитанное за ночь надуманной лаской, будто гудело, на горящих губах все еще ощущался вкус приснившихся поцелуев, но воссоздать приснившегося человека в деталях при всех стараниях Ки не удалось. Вспоминалась лишь тяжесть чужого тела да бархатное тепло кожи, нежный напев старинной колыбельной и неслышный шепот важных слов. Все постельное белье было сбито, точно целая обезьянья стая резвилась на кровати ночь напролет. В образовавшихся сугробах из подушек и одеял он ныне и устроился с еще большим удобством, вслед за чем поглядел в окно на нежно голубое небо, в очередной раз пытаясь в мелочах припомнить свой сон. Все казалось настолько реальным, что юноше даже невольно возжелалось, чтобы приснившееся оказалось правдой. Так, погруженный в раздумья, он не заметил, как вмиг пролетел целый час. Однако недовольное бурчание в желудке грубо вырвало его в суровую реальность. Словно вторя руладам его собственного организма, открылись двери в комнату, отчего юношу накрыло острое чувство дежавю. Эван, осторожно ступивший на порог, балансировал подносом куда профессиональнее вчерашнего, ибо на подносе этом стоял потребованный Ки прошлым утром завтрак: тарелка с булочкой с одной стороны, чашка кофе — с другой. В нос тут же ударил потрясающе аппетитный запах, и желудок с радости сделал воодушевленное сальто, после чего забурчал вдвое громче. Ни слова приветствия не было произнесено ни сосредоточенным парнишкой, ни самим Ки. Оставалось порадоваться, что и слов враждебных не прозвучало. Юноша хотел было потребовать свою запоздалую правду, которую ему вот уже на протяжении двух дней все обещают, но, раскинув мозгами, передумал. Правду он потребует позже, завтрак важнее всего. Всегда должно быть время для завтрака. На этот раз завтрак был пристроен на столике у того самого кресла, на котором вчера сидел Чжонхён, и Ки предлагалось обслужить себя самому, что не составляло проблемы. Гораздо большей проблемой являлось презрительное выражение на лице парнишки. Под любопытным взглядом Ки безмолвный Эван, гордо вскинув острый подбородок, вышел из комнаты. Тонкими, как у Тэмина, руками он закрыл двери с таким видом, словно отрезал ножницами от себя взгляд юноши. Мельком Ки успел разглядеть, что находится по ту сторону дверей, но ничего особенного в увиденном не приметил. Светлая гостиная с такой же изысканной мебелью. Безлюдная, вопреки ожиданиям юноши. Значит, его спальню никто не стережет. Либо стражу на время убрали. Либо… ну, конечно. Магия. В считанные минуты завтрак был поглощен с жадностью голодавшего несколько дней, после чего двери распахнулись и в комнату вновь вошел безмолвный Эван. — Могу я попасть в ванную комнату? — Зачем? — на Ки враждебно уставились зеленые глаза. — Мне вода нужна, соскучился, — точно болезнь, Ки подхватил его настроение. — Можешь прыгнуть за борт, она по тебе тоже плачет. — Да вот пытался, но как-то не получилось, — саркастически заметил Ки, вторя язвительности Эвана и указывая пальцем на окно. Эван бросил взгляд на окно со странным выражением в глазах, которое не укрылось от наблюдавшего за ним юноши. Подозрительность подняла свою беспокойную голову. — Что это было? — пытливо прищурив карие глаза, спросил он. — Что? — мальчик поглядел на него, не очень умело изображая искреннее недоумение, на которое юноша, безусловно, не повелся. — Что за взгляд? Эван забрал у него поднос, вовсю игнорируя раздражение в его голосе. — Я не могу поглядеть на окно? — Ты меня за идиота принимаешь? — Принимаю? Пф, — фыркнул Эван, как делал всякий раз, затрагивая излюбленную тему, — ты и есть идиот. С нескрываемым удовлетворением получив в качестве награды отвисшую челюсть Ки, он покинул комнату, даже не потрудившись закрыть дверь. По прошествии пяти минут, которые юноша посвятил исследованию второй комнаты, впервые за несколько дней ему наконец была предоставлена возможность попасть в ванную. Старый молчаливый слуга вошел в гостиную и предложил сопроводить его в уборную как раз в тот момент, когда он, беззастенчиво задрав пятую точку, на четвереньках лез под кушетку за скатившейся с кофейного столика ручки, слишком дорогой даже на его притязательный вкус, но необычайно интересной внешне. Ванная оказалась такой же изящной, как и вся остальная часть апартаментов. Ки немного разочаровался, думая увидеть нечто, выходящее из ряда вон. Выполнив полученный приказ, мужчина напоследок пристроил стопку свежей одежды на столике. Юноша проводил его задумчивым взглядом до двери, ожидая каких-нибудь слов от Чжонхёна или Эвана в напутствие. Но и в этот раз его ожидания не сбылись. Из зеркала, украшенного изящной гравировкой, на него робко поглядел едва заметный синяк, бесстыже расплывшийся чуть ли не в половину драгоценного лица. Возмутившись подобной наглости, попеняв на безмозглость Эвана, на Чжонхёна, спускающего ему эту безмозглость с рук, а заодно и на саму причину своего расстройства, то есть застенчивый синяк, Ки ополоснул лицо водой и вновь обновленным взглядом изучил свое отражение. Если судить с позитивной стороны, синяк ведь почти сошел, несмотря на то, что на лице он расквартировался всего пару дней назад. Вполне возможно, что вежливая просьба, со спокойным достоинством высказанная Чжонхёну, прогонит с лица это уродливое пятно уже сегодня. И без синяка пятен у него на лице хватало: горевшие с самого пробуждения щеки все еще сохраняли нежный румянец, словно стыдясь чувственности увиденного сна. Глаза же выражали негодование и жажду мести. Решив сполна удовлетворить последнюю, он провел за ванными процедурами полтора часа. На случай, если его ждут, дополнительных полчаса он посвятил исследованию содержимого всяческих баночек, питая необоримую страсть к разнообразным косметическим средствам. — Ты в наше отсутствие ограбил парфюмерный магазин? — тотчас же отреагировал Эван, стоило ему войти в гостиную. — Вы ограбили моих братьев, я ограбил вашу ванную, — Ки с напускным равнодушием пожал плечами. — Было бы у твоих братьев что грабить, — презрительно расфыркался парнишка. — По-моему, мы им только одолжение сделали. — Медвежью услугу. Вопреки ожиданиям очередного выпада от Эвана не последовало, поэтому, справедливо посчитав тему закрытой, Ки вперил требовательный взгляд в Чжонхёна. Последний лениво наблюдал за перепалкой, расслабленно устроившись при этом в кресле. Юноша внимательно оглядел молодого человека, не обнаружив в его облике ничего особенного. Разве что цвет волос шел Чжонхёну куда лучше прежнего белого, но это Ки уже отметил днем ранее. — Вы не могли бы поколдовать над моим синяком еще немного? — Может быть, позже, — получил юноша лаконичный ответ. Получил, но не удовлетворился, однако настаивать не стал. В этот раз. Еще направляясь к гостиной в сопровождении молчаливого слуги, Ки почувствовал тяжелую атмосферу, казалось, царящую в каждом уголке номера. Поскольку расспросы мужчины не приносили никаких результатов, ему не удавалось понять причину этого гнетущего ощущения. Черные глаза Чжонхёна, властно разбирающие его скромный облик на мелкие детали, без слов все ему разъяснили. — Вы поссорились, что ли? — поинтересовался Ки в лоб. Эван лишился дара речи и тут же, ухватившись за возможность обеими руками, поспешил воспылать праведным гневом. — Тебя не учили вежливости?! — Когда все стояли в очереди за вежливостью, я направился к киоску с отвагой, — сердито огрызнулся Ки. — Перед ним было пусто. — Все потому, что ты недопрочитал рядом с «отвагой» приписку «глупая», — как нечего делать парировал Эван. — А теперь нам расхлебывай. — Можешь не хлебать, в глотку тебе не пихаю. — Да тупость из тебя бьет такими ручьями, что хочешь — не хочешь, а нахлебываешься. Битва взглядов окончилась ничьей, когда Чжонхён приказал обоим петухам сесть и успокоиться, одарив каждого из них предостерегающим взором. Дуэлянты вынужденно повиновались, всяческими способами показывая, насколько им претит завершать разгорающуюся ссору. Схватка зажгла на бледных щеках Эвана такой же румянец, какой хозяйствовал и на щеках Ки, в кои-то веки оживив его кукольно безжизненное лицо. Ки в свою очередь был готов дать волю неугомонным рукам, но проявлял похвальный успех в сдерживании собственного нрава. — Крысеныш облезлый, — буркнул Эван. — Мухомор запрелый, — проворчал Ки. — Разминка закончена, — терпеливо сообщил им Чжонхён, закинув ногу на ногу. — Направьте весь свой пыл на исполнение важных дел. За решение вмешаться в склоку молодой человек получил два идентичных по силе испепеляющих взгляда, после чего Эван уделил повышенное внимание фарфоровой вазе на кофейном столике, а Ки вдруг заинтересовался картиной какого-то художника, решившего, что аквамариновые волосы и зеленые глаза идеально дополняют изображение русалки. Впрочем, в какой-то степени юноша был с ним согласен, поскольку русалка вышла невероятно красивой, несмотря на явные недостатки в виде груди, вернее, ее абсолютного отсутствия. — Я слушаю Вас, — чопорно проговорил Ки, как только с раздражением было покончено. — Это я Вас слушаю, — все так же терпеливо проговорил Чжонхён. — Возможно, Вы имеете, что нам сказать. Пользуйтесь возможностью. — Имею! — Еще бы не имел, — вклинился Эван. — Молчи, щучий сын. — Щучий?!.. — Эван, снова и в последний раз прощу держать себя в руках. Кибом, если бы Вы оказали нам ту же любезность, я был бы Вам премного благодарен. — Да ни за что, пока это дохлый суслик находится рядом, — юноша категорично сложил руки на груди, довольный негодованием Эвана. — Хорошо, окажите эту услугу мне, — попробовал Чжонхён подойти к делу с другой стороны. — Я бесплатно услуги не оказываю, — отрезал Ки с прежней категоричностью, однако во взгляде его все же просквозила мягкость. — Девиз всех потаскух, — прокомментировал парнишка, заметивший эту слабину. — Храни свое молчание, козявка жеванная. — Вы просили подлечить Вам лицо, — напомнил Чжонхён юноше. — Я исполню эту просьбу, если Вы исполните мою. — Другое дело, — не медля ни секунды, ответил Ки. — Отлично, — кивнул Чжонхён так, словно действительно поверил ему, хотя на деле даже сам Ки не был уверен, сумеет ли держать себя в руках в течение получаса. — Давайте перейдем к делу, — предложил юноша. — Как скажете, — согласился Чжонхён, заинтересованно сверкнув взглядом. — Было бы неплохо, — поддакнул Эван. — Что Вы вчера такого тут проворачивали, что волосы решили встать забором и попробовали маршем покинуть мою голову? — первым делом полюбопытствовал Ки. — Я бы на их месте поступил так же, — хихикнул парнишка. — С дурной овцы... — Я думаю, об этом Вам пока знать не стоит, — предвосхитил Чжонхён возможный взрыв юноши. — Без проблем, — Ки на удивление спокойно отреагировал на подколку Эвана, всерьез намереваясь получить от Чжонхёна ответную врачебную услугу. — Что мне, по-вашему, стоит знать? — Например, что Вы человек. — Ха, удивили. — Поверили бы Вы, если бы я Вам сказал, что до этого Вы человеком не были? — И кем я был? — не оставлял недоверчивого тона юноша. — Ты не был человеком, какая разница, кем ты был? — вспылил Эван. — Молчи, морковка стриженная, — осадил его Ки. — Кем я был? — Вы были моим порождением, кусочком меня. — Я думал, Вы какой-нибудь магуй. — Если под этим Вы имеете в виду умение волшебствовать, то, пожалуй, Вы правы. — Что за игры в слова, кто Вы? — Демон он, балда, — Эван потерял терпение. Ки не признавал за ним право злиться. Кто в такой ситуации мог злиться, рассудил здраво юноша, так это он сам, которого все открыто водят за нос. Ки вновь вгрызся взглядом в Чжонхёна, стараясь зацепиться в его внешности за что-нибудь необыкновенное, но рыбка все время срывалась с крючка. Молодого человека такая реакция немало позабавила. — Цыц! Демон, магуй, какая разница. Назови хрен картошкой, хреном после этого он быть не перестанет, — философски изрек Ки, приведя мальчика в неописуемое бешенство. — Я боялся, что неосторожность Эвана может принести Вам-человеку непоправимый вред, — перебил готовящийся выпад Чжонхён. — А что, демонам вред нанести нельзя? — Можно, но иными способами. — Какими? — Вы верите, что я Вам раскрою карты? — Но попытаться стоило. — Мне составляет большого труда излечивать повреждения способами, отличными от моих, поэтому синяк все еще красуется на Вашем лице. — Ну и чего Вы свои способы не используете? — Не думаю, что Вы оказались бы им рады, — Чжонхён хмыкнул пришедшей на ум мысли. Ки, все еще увлеченно изучавший его, на этих словах вдруг встретился с ним глазами и тут же бессознательно отвел взгляд. — Впрочем, какие-то крохи для подпитки мне удалось вытянуть и подлечить вашу рану. — Насколько она была ужасна? — Намного, — сухо ответил Чжонхён, предпочтя не вдаваться в подробности. — Почему я был демоном и вдруг стал человеком? Я очистился? — Это не грязь, Кибом, чтобы от нее очищаться. Ки смутился, впервые не зная, что ответить, но отчего-то пребывая в полной уверенности, что неосторожные слова не нанесли Чжонхёну какой-либо обиды. В ином случае исцеления ему было бы не видать, как языком не дотянуться до локтей. К счастью, молодой человек всегда производил впечатление личности достаточно непоколебимой и уверенной, коей, по глубокому убеждению Ки, и являлся в действительности. Таких людей необдуманное высказывание вряд ли способно хоть сколько-нибудь задеть. — Извиняюсь. — Не надо себе извинения пилить, проси прощения! — выплюнул мальчик. — Прошу прощения, — с издевательской послушностью произнес Ки. — Так что же случилось? — Вы ушли из жизни, как я Вам говорил до этого. — То есть умер? — То есть умер. — Как же я ожил? — Вы не ожили. — Хватит мне зубы заговаривать! — вспылил Ки. — Говорите же как есть! — Вы переродились, — пояснил Чжонхён, казалось, находя несравнимое удовольствие в попытках вывести юношу из себя. Попытках, к слову, таких же дурацких, как и пять копеек, которые то и дело норовил вставить этот раздражающий пацан. — Однако способами, отличными от обыкновенных родов. Вы переродились в себя же ушедшего. — У меня голова кругом идет, — Ки схватился за упомянутую, и впрямь запутавшись в скупых объяснениях. — Вам не пришлось заново проходить весь цикл взросления, — Чжонхён великодушно сжалился над безуспешными стараниями Ки вникнуть в суть дела. — Вы родились уже взрослым. — Как я мог родиться взрослым и при этом остаться человеком? — Как видите, нет ничего невозможного. — О-о! — протянул Ки так, словно это объяснение раскрыло ему, наконец, глаза на все неясности. — Но я не очень понимаю, при чем здесь Вы. — Не понимаете или не хотите понимать? А может, понимаете, но не желаете признавать? Или Вы просто вознамерились испытать на прочность мое терпение? — Кто над кем здесь издевается — это еще вопрос, — проворчал Ки, передергивая плечами. — То есть, если бы я сейчас был демоном, у этого урода не получилось бы принести мне вред? — Получилось бы, но исцеление прошло бы в разы быстрее и без моей помощи. Однако, поскольку Вы человек, мне пришлось вытаскивать Вас из опасного состояния, что не прошло даром, повторюсь. — Извините, не буду рассыпаться в благодарностях, — смакуя собственную же язвительность, сообщил ему Ки. — Почему я переродился? Этого тоже Вы пожелали? — Нет. Я думал забрать Вас с собой. — А я этого хотел? Чжонхён коварно улыбнулся. — Имеет ли значение, чего хотели Вы, если этого хотел я? — Что? — Вы переродились потому, что в этом мире остался я, — терпеливо пояснил молодой человек, игнорируя недовольно раздувающиеся ноздри юноши. — Вы со мной, будучи даже человеком, связаны. Вашу душу всегда будет тянуть к своему хозяину, то есть ко мне. — Я не буду спрашивать, почему я умер, мне этого даже не хочется знать, — с легкостью соврал Ки, — не буду отрицать наличие у себя каких-либо хозяев, потому что и без того ясно, что у меня их нет, но на кой черт здесь остались Вы? — Я не смог уйти. — Почему? — Обнаружились непреодолимые препятствия. — И как же Вы меня нашли? От Вас мы с братьями прятались? — Нет, не от меня. — Еще бы Вы признались, — пробормотал Ки. — От кого? — От тех, кто знает о существующей между нами связи. Вы маячок, который может привести ко мне. — Как Вы все-таки нашли меня? — Тот, кто ищет, всегда найдет, — расплывчато ответил Чжонхён. — Мы долго колесили по свету. А почувствовал я Вас, только прибыв сюда. Кроме того, Ваша слава гремит на весь континент. При слове «слава» у Ки недобро екнуло сердце. — Заслуженная, между прочим, — сообщил он, защищаясь от поддразнивающего тона Чжонхёна. — Ты серьезно в это веришь, олух? — в который раз влез в разговор Эван. Временами Ки казалось, что молодой человек оставил мальчика как раз для того, чтобы тот по поводу и без прерывал их беседу своими нелицеприятными комментариями. — Это не твой талант, тупица, это очарование демона тянет людей к себе. Ты, что, слепой? Не видишь, что зачаровываешь весь этот люд? Да у тебя таланта ни на каплю. Я и то лучше играю! Выслушав пылкую тираду мальчика, Ки большим усилием воли заставил себя промолчать, невольно восхитившись собственной же выдержкой. — Я же человек, — произнес он. — Человек, — подтвердил Чжонхён. — Но он прав, — продолжи Ки. — Прав. — Значит, я бесталанный? — Смотря, о чем ведется речь, — мягко улыбнулся Чжонхён, как будто специально для него. Улыбка достигла цели, зародив внутри юноши волнение. — Театральный актер из Вас, действительно, посредственный. Но у Вас есть много иных талантов. — Не нужно меня утешать, — проворчал Ки, уязвленный до глубины души. — Как-нибудь переживу. — Не сомневаюсь. — Ну, а дальше? — Дальше? — Могу я какие-нибудь фокусы проворачивать? — Вы мне скажите. — Не замечал за собой. — Значит, не можете. Эван глядел на своего патрона и поражался тому, насколько увлеченно тот играл с вредным юношей в слова. Чего проще взять и выложить этому упрямому остолопу все как есть, тем не менее, молодой человек предпочитал, чтобы Ки сам вытягивал из него желаемое. Они словно поменялись местами: теперь юноша повсюду следовал за Чжонхёном и чего-то от него добивался. Отчего-то на ум приходила мысль о небезосновательности подобного поступка. Причины могли быть абсолютно разнообразными: от самых мирских, вроде обыкновенной прихоти, до довольно серьезных, продиктованных какими-нибудь неземными соображениями. Поразмыслив некоторое время, мальчик раз за разом приходил к одному и тому выводу: не было у того никаких серьезных причин. Подтверждением тому являлся, например, синяк на лице Ки. Чжонхёну и в самом деле туго приходилось, когда он прибегал к своим силам, не используя при этом свою сущность, не вызывая плотского желания. Вместе с тем, он соврал Ки о том, что лечил его, не обращаясь к своей сути. Прошлой ночью он все же использовал свою магию, но из каких-то соображений намеренно не долечил Ки до конца. Почувствовав после полуночи вспышку магии, которая привела его в комнату Ки, Эван обнаружил этих двоих на одной кровати. Не сказать, что раньше он никогда не заставал их за интимными увеселениями, скорее наоборот: заставал и довольно часто, когда оба жили в доме за городом. Пару раз ему приходилось в этот дом наведываться и, безусловно, против воли он становился свидетелем довольно откровенных вещей. Настолько откровенных, что уже тогда он почувствовал себя хорошо подкованным и без всяких пособий, которые ему всячески пыталась подсунуть Гретта, его подставная мать. Прошлой ночью, к огромному облегчению парнишки, парочка была относительно одета. Безусловно, если не брать в расчет расстегнутые сорочки. Эван отказывался предполагать, чем они занимались до его прихода. Совершенно очевидно, что чем-то абсолютно отвратительным на его вкус, хотя и в рамках приличия. Но к моменту его прихода Чжонхён уже устроился щекой на пояснице распластавшегося по кровати Ки и, собственнически обхватив юношу рукой за талию, встретил своего подопечного привычным недремлющим взором. Никогда мальчику не удавалось подловить этого демона спящим или оставившим бдительность ради беспечности. Чжонхён все время был начеку, даже в те моменты, когда он, казалось, расслаблялся. Всякий раз, когда Эван натыкался на обоих в том доме, дремал обычно Ки, обильно пуская при этом слюни — этот парень на его памяти всегда пускал слюни во сне, что выглядело необъяснимо очаровательным в глазах Чжонхёна и вызывало чувство брезгливости у самого Эвана. Так вот, в то время как Ки исходил сонной слюной, Чжонхён настолько пристально глядел на проем двери, в котором застывал паренек, что создавалось впечатление, будто провел он за этим занятием не один и даже не два часа и уже по инерции сверлил черный прямоугольник неусыпным взором. И вновь Эван не был до конца уверен, стерег ли Чжонхён свою собственность или оберегал нечуткий сон возлюбленного. Когда речь заходила о молодом человеке, мальчик не мог с полной уверенностью что-либо утверждать. Он словно на все имел какие-то двойные причины, глядел на все с разных ракурсов, следил за жизнью муравейника, в котором оказался, не принимая в ней значимого участия. Чжонхён не убрал это синячное пятно с лица юноши, хотя мог. Как подозревал Эван, основанием тому являлось его желание вытянуть нужную просьбу из строптивого юноши. И Чжонхён, как ни странно, добился своего. Забавно, что Ки, судя по его поведению, ничего из прошлой ночи не помнил. Впрочем, он должен ощущать последствия. Прикосновения волшебного существа к человеку не проходят для последнего бесследно. Учитывая продолжительность разлуки, ощущения должны казаться просто феерическими. Но на лице Ки было написано все, что угодно, кроме довольного спокойствия налопавшегося сливок кота или неконтролируемого мандража взволнованного человека. Такая реакция раздражала Эвана сильнее всего. Ки, по его мнению, имел доступ к самому ценному, но не придавал этой драгоценности какого-либо весомого значения. Ему, Эвану, доставались лишь крохи живущего с ним бок о бок могущества, однако эти крохи для него были подобны тяжелейшим золотым слиткам. Он пытался донести эту мысль до своего патрона, но в задуманном деле одно за другим терпел сокрушительные поражения. Чжонхён снисходительно выслушивал его необоснованные претензии и не давал никакого ответа, своим молчанием ставя мальчика в неловкое положение. — Что там с женитьбой? — влез в мысли паренька капризный до оскомины голос Ки. — Почему Вас интересует эта тема? — Чжонхён в наигранном удивлении поглядел на юношу, не нуждаясь в самом ответе, но с нескрываемым для Эвана предвкушением ожидая стандартной реакции Ки. — На всякий случай, — ворчливо ответил тот. — Хочу быть в курсе всех деталей. — Мою жену зовут Гретта, — пожал молодой человек плечами, не изменяя своему правилу ограничиваться скупыми ответами. — Настоящая? Жена, в смысле. — Настоящая, — улыбнулся он, неотрывно следя за юношей. — Возможно, при встрече Вы ее вспомните. — Я хочу прогуляться, — угрюмо произнес Ки.