Gin Tatsu / Серебряный Дракон

Удобно устроившись у приоткрытого окна, опираясь острым локтём о колено, с гордо приподнятым подбородком, словно царь, молодой глава грациозно выкуривал трубку. Всматриваясь в окно, он расслабленно прикрыл глаза. Приятный вечерний бриз без приглашения ворвался в помещение, принося с собой освежение, по которому демон успел соскучиться за жаркие летние месяцы. Светловолосый они был достаточно безразличен к погоде, не имел сильно выражённых предпочтений, тем не менее прохлада приходилась ему по душе больше, нежели жара. Теперь же, бесстрастно наблюдая за огненным солнечным диском, наполовину спрятавшимся за горизонтом, он внезапно осознал, что и лето давно потянулось в закат вместе с ним. Казалось бы, только недавно начался проклятый сезон сливовых дождей, успевший надоесть даже чертям, нагонял тоску и духоту, заставлял впасть в абсолютную апатию. Но Казама ничего не чувствовал уже давно. Время для него давно потеряло свою ценность. С каждым годом однообразность и своеобразная тоска поглощали его с новой силой, потому Тикагэ не придавал времени какого-либо особого значения. Но несмотря на это, тянулось оно до невозможности медленно. Последний месяц же пролетел на удивление незаметно и быстро. Потому его окутало странное непривычное чувство. А внутренняя тоска, спрятанная в дальнем углу души, за стенами демонической гордости и чести, уже не была настолько ощутимой. Казалось странным, что вечерние визиты в небольшую чайную дарили подозрительную релаксацию. Светловолосый никогда не любил подобные заведения. Впрочем, какое-либо заведение, где собирались люди, в силу своей страстной нелюбви к человеческому обществу. Тем не менее, вышеупомянутое место, где довелось побывать по инициативе рыжеволосого представителя клана Амагири, оказалось неожиданным исключением. Спустя нескольких вечерних визитов в это скромное заведение непривычное расслабление начало укутывать его. Поначалу он не придавал этому какое-либо особое значение, будучи достаточно равнодушным к окружающему. По большому счёту, ему было безразлично, куда они шли, потому как практически всегда плавал на глубине своих же раздумий. Ему было так же безразлично, где провести вечер, лишь бы было не шумно. Тем не менее, заведение имело своеобразную безмятежную обстановку: скромность и простота, традиционная обстановка, без излишних деталей и роскоши, действительно расслабляли. Отсутствие болтливых развлекательниц пришлось демону по душе, пока его синеволосый похотливый товарищ был весьма разочарован этим явлением. И даже не являясь страстным любителем чая, чаще всего давая предпочтение крепкому рисовому вину, Тикагэ сам про себя отметил, что заведение не зря славилось коллекцией изысканных сортов ароматного напитка. Потому всякий раз, когда Кюджу предлагал расслабиться и отдохнуть в спокойной обстановке, он рассматривал это, как удобный случай поразмышлять и развеется от лавины раздражающих проблем, павших на его плечи. Стрелок же, сначала невзлюбивший чайную старухи, как бы странно это не звучало, практически всегда поддерживал идею, и светловолосый догадывался, почему. Ширануи всегда имел пристрастие к особям противоположного пола, вне зависимости от их происхождения, и совершенно не скрывал этого. Женщины из весёлых заведений же покорно выполняли все его прихоти, хихикали и болтали, оказывали ему особое внимание всякий раз, когда тот радовал их своим визитом. Тот был совершенно не против и всячески наслаждался таким вниманием, тем не менее, подобные женщины докучали ему достаточно быстро, потому весьма часто приходилось выходить на новую “охоту”. Но особое пристрастие Кё имел к женщинам с огоньком, и таких встречать счастливилось не часто, и виной тому была излищняя традиционность японского общества. Потому Тикагэ совершенно не удивился, когда получив сдержанный, но достаточно эффективный отпор от женщины, у синеволосого глаза разогрелись с азартом и интересом. И всякий раз, когда демоническая троица проводила вечер в тишине уютных тясицу скромного заведения, последний охотно ввязывался в дискуссии с обслуживающей их особой, иногда напоминающие словесные перепалки. С такой же охотой открыто флиртовал с ней, явно получая огромное удовольствие от небольшой игры. Но не ему одному она показалась интересной, что, впрочем, было вовсе не удивительным: люди, в особенности женщины, с характером были большой редкостью. Сначала Тикагэ не обратил на неё внимания, будучи занятым собственными размышлениями, не удостоив должного внимания своё окружение. Заметить её заставило колкое, сдержанное и достаточно ироничное замечание в сторону своей гордой демонической персоны, что и послужило вспышкой его интереса. С первого же мимолётного и достаточно безразличного взгляда на неё, демону показалось, что эту особу он где-то повстречал. Эта мысль улетучилась так же быстро, как появилась: несмотря на выделяющуюся натуральную привлекательность, её облик был достаточно скромным, без особой роскоши, и таких женщин было достаточно много. Ссылаясь на однообразие человеческих женщин, подражающих друг-другу, как обезьяны, что делало их практически одинаковыми, скрывая всю изюминку, Тикагэ решил, что, скорее всего она была такой же. Тем не менее, была в ней какая-то острота, какой Казама никогда и нигде не повстречал, и которая всё равно казалась ему весьма знакомой. Она сыпалась из её взгляда, несмотря на вежливость, и даже черты её женственного лица были достаточно островатыми. И блондин находил это необычайно привлекательным. Со временем он успел приметить, что вышеупомянутая острота не была проявлена лишь внешне. Она была не только так же остра на язык, но умудрялась демонстрировать это невообразимо плавно и сдержанно, что забавляло и очаровывало главу западных они не на шутку. Тикагэ так же успел приметить, что пока со своим язвительным товарищем она беседовала с лёгкой наигранностью, впрочем, и тот только прибавлял масла в огонь, при дискуссиях с ним в её интонации читалась такая серьёзность, будто она считала его достойным соперником. Потому сначала, привыкшего смотреть на всех с высока, демона окутало необычное ощущение. За свою некороткую жизнь ему не раз приходилось отвечать на брошенный вызов, и сколько себя помнил, Тикагэ всегда держал победу. Со временем подобное положение вещей, прибавляясь к его внушительному родовому имени, нагоняло страх на всех индивидумов в его окружении. Потому настолько отвыкший от достойных вызовов, брошенных в свой адрес, демона сразу же окутал невероятный азарт, когда жалкий представитель низкой человеческой расы, гордо именующий себя демоном-фукучо, осмелился пойти против него и посчитать себя ему равным. И это оказалось тем небольшим развлечением в наполненных апатией буднях чистокровного демона. Теперь же, получив вызов от человеческой женщины, появившийся недавно азарт загорелся с новой силой. И Тикагэ не успел заметить, как всё это успело стать для него интересным: молча наблюдать, и иногда пассивно участвовать в вечерних дискуссиях с её участием. И возможно, этот интерес не перерос бы во что-то большее, оставаясь лишь лёгким влечением к привлекательной и достаточно необычной особе, которое, тем не менее, чистоковный они не позволил себе проявить. Однако, картина несколько изменилась в тот вечер, когда последний, в весьма дурном настроении, злой, как истинный чёрт, направился в чайную, дабы отдохнуть в гордом одиночестве. Светловолосого ожидал достаточно любопытный поворот событий, отгоняя раздражение куда-то в неизвестность. И тогда же Тикагэ наконец-таки нашёл причину столь странного ощущения, которое проявилось с того момента, как он положил на неё глаз. Именно когда девушка проявила истинные коготки, Казама узнал эту осуждающию интонацию и этот строгий, до невозможности колкий взгляд. Такой же, каким она одарила столь ненавистного ему фукучо отряда глупцов-самозванцев. Морозила его этим холодным взглядом своих необычных очей. Он прекрасно запомнил ту смачную пощечину, оставившей красные следы на раздражённом лице Хиджикаты Тошидзо. И то удовольствие, которую испытал при виде подобной картины, развлекшей его и пробудившей необычный интерес. Пшеничноволосому запомнилось и то, как эта особа бросилась в самую гущу той кровавой ночной расправы. И какими судьбами ей посчастливилось оказаться пленницей в штабе полицейского отряда Киото? Тикагэ не получил ответа на этот вопрос. Тем не менее, её непривычный образ, необычные глаза, изучающие его тогда с уровня земли, и светло-медные волосы, принявшие серебристый блеск лунного света, почему-то остались в его памяти, хоть и угасли со временем словно свеча, затерявшись в далёких углах разума. Теперь же, узнав в заинтересовавшей его особе эту непонятную женщину, Казама мысленно усмехнулся от подобного совпадения – она оказалась буквально под носом всё это время. Наблюдая за представителями человеческой расы долгими и порою скучными, монотонными годами, интересных индивидуумов, повстречавшихся у себя на пути, интересных достаточно, чтобы понаблюдаить за ними и слегка позабавиться, дабы развеять апатию, он мог посчитать на пальцах, и все до единого были особями сильного пола. Потому представитель аристократического демонического общества решился пойти на ближний бой: его одиночные визиты в чайную перестали быть редкостью. И уже второй дал свои плоды. Трофеем его небольшой победы оказалось то секундное замешательство в её глазах при разоблачении, доставив демону непонятное блаженное удовольствие, тем не менее, его интерес этим не удовлетворился. Азарт играл с ним в опасную игру, но отказываться от этого пшеничноволосый не захотел. На тот момент единственным личным интересом для него оставались лишь глупцы из полицейского отряда столицы, тем не менее, со временем и те становились предсказуемыми. Потому необычный поворот событий, обещающий новую увлекательную игру на досуг, заинтересовал его. И его ожидания были оправданы: чертовка оказалась не так проста. Главу демонического клана позабавило то, как ловко она выпуталась из натянутой ситуации своего разоблачения, делая вид, будто знала его сто лет. Тем не менее, под кожу залезло странное ощущение: она разглядела его душу, одинокую, окутанную тоской, которую он скрывал за неприступными стенами своей гордости, кощунства и демонического могущества. С ним не часто бывали честны, не только представители людского общества, но и особи его же расы. И если в некоторых случаях это было результатом всего лишь человеческого бесчестия, в других случаях такое проявлялось из-за фиктивного уважения или страха. Потому было странно слышать прямую истину, которую даже сам не признавал, от человеческой женщины. И несмотря на то, что гордость сразу же по умолчанию принялась прикрывать этот факт, ядовитые размышления уже растворились в его голове, оставляя осадок. После этого вечера Тикагэ не появлялся в чайной некоторое время, ни с товарищами, ни один. Демоническая гордость была задета таким разоблачением. Казалось, что его слабости теперь видит весь мир, хоть проявлять их никогда не позволяло достоинство и воспитание, да он и вовсе не умел быть слабым, потому как слабости ассоциировались с чем-то постыдным. Не хотелось ему возвращаться в тясицу, туда, где эта особа будет смотреть на него, зная правды, хоть и не замечал в её взгляде ни жалости, ни осуждения. Тикагэ чуял – она не повелась на его проявление гордости. И теперь это была честная ничья. Потому эта же гордость вновь заставила его возвращаться туда, дабы, наконец, одержать победу в небольшой игре своей прихоти и сравнить счеты. Тем не менее, этот день не приходил. Его вечерняя собеседница всегда давала достойный отпор, то, сдержанно, но весьма упорно доказывая свою правоту при споре о вселенной или же человеческом бытии, то заставляла демона искренне усмехаться, а то и хохотать увлекательными историями о странных для него до одурения гайдзинах. Его забавляло это упорство, напоминая о самом себе, и изумляла её ловкость ведения разговора. Говоря о гайдзинах, Тикагэ, конечно же, был наслышан о жителях запада, но всё так же изумлённо приподнимал брови слушая о них от своей собеседницы всякие необычные, странные, а порой абсурдные вещи. Одним вечером тот чуть ли не поперхнулся замечательным ароматным чаем, узнав, что британцы предпочитали пить божественный напиток загрязняя его молоком: мерзость неземная*. В целом, британцы, в большинстве своём, оставались непонятной дилеммой для члена демонического общества. И было странно представить такую смесь цинизма, традиционности, консерватизма и законопослушности. Эти бесстрастные люди так страстно любящие животных*, заботились о них чуть ли не лучше, чем о собственных детях, которых, кстати, воспитывали, как безвольных марионеток. Тем временем, напрочь забывали о пожилых, считая оных “неудобными” * и проблематичными, посылая с глаз долой и часто оставляя прожить свой век в одиночестве. Для японца, ставящего пожилых чуть ли не на тот же уровень с Буддой, это могло звучать до безумия дико, мерзко и низко. Что ещё можно было говорить об обществе, где недовольные мужьям было дозволено продавать собственных жён* в аукционе, но тем не менее мужчины бегали за женщинами, соблазняя их цветами и подарками, называя себя джентльменами? Об обществе, буквально помешанном на правилах, которые порою доходили до абсурда, об обществе, где проявлять какой-либо намёк на интимную связь между мужчиной и женщиной считалось неприличным, но вокруг царил сплошной разврат и беспорядок. С каждым вечером Тикагэ забавлялся и изумлялся всё больше. Появляясь в чайной чуть ли не каждый второй летний вечер, наслаждаясь ароматными напитками и слушая рассказы, Казама на некоторое время отвлекался от всего мира, от своих изнуряющих обязанностей и от собственного одиночества, что и приносило ему такое расслабление. Но азарт так и никуда не ушёл: эта человеческая особа не спешила говорить о себе много. Чистокровному демону было известно лишь, что та вернулась на кровную родину в поисках своих родственников, что, разумеется, не удовлетворяло его интерес. Была тёплая Сентябрьская ночь, когда светловолосый прогуливался во мраке в компании лишь собственной персоны. Одинокое полнолуние так и плавало в ночном и абсолютно безоблачном небе, что было большой редкостью. Единственное напоминание о смене времени года был прохладный ветер, который то постоянно усиливался, то вовсе прекращался. Захотелось демону снова побыть в гордом одиночестве, пройтись по ночной столице и посмотреть на восхитительный рассвет. Тикагэ нравилось смотреть на предметы архитектуры, созданные этими бесчестными, странными, но необычайно талантливыми людьми. И нравилось ему взирать на всё это, лишь когда вокруг не бывало людей: лишь чистая красота. Пока политическая ситуация в стране восходящего солнца постепенно накалялась, Казама всё так же задумывался о том, что вскоре вся эта красота будет уничтожена. Снова. Ему казалось весьма странной эта людская страсть одновременно разрушать и создавать, и не удавалось ему найти ответа на эту дилемму. Из размышлений чистокровного они отвлекла подозрительная тень, бросившаяся в глаза. И, без долгих колебаний, демон сменил направление в сторону, где она секундами ранее исчезла: встретить простого человека на улице в такую темноту ночи было практически невозможным, особенно после распространения слухов о кровососущих ночных тварях столицы. Это автоматически приводило к выводу, что либо это была одна из этих же мерзких существ, которых, собственно, демон обязывался уничтожить до последнего, либо тень принадлежала одному из тех самозванцев из Шинсэнгуми, что, тем не менее, казалось нелогичным: последние чаще патрулировали группами, потому встретить одинокого члена отряда, прогуливающегося ночью было не совсем ожидаемым. Правдоподобным оставался лишь первый вариант, и Тикагэ потянул руку к своему клинку. Оставалось чуть больше, чем всего пара часов до рассвета. Повернув за ближайший угол вслед за тенью, Казама смог разглядеть знакомый силуэт, тем не менее, вовсе не то, чего ожидал: силуэт был женский. Чёрные прямые волосы были свободно опущены на плечи и спину, прикрытые лишь белоснежной ночной юкатой, и дотягивали до выделяющейся талии, обмотанной тонким оби, туже обычного. Частая вечерняя собеседница чистокровного демона шла весьма быстро, спеша, то и дело сжимая рукоять револьвера тонкими пальцами и оглядываясь по сторонам: на плече висел маленький мешок из негрубой ткани. Неоднозначная усмешка тронула губы Тикагэ, пока тот предпочёл оставить своё присутствие незамеченным на некоторое время. Тем не менее, девушка потерялась из виду достаточно быстро, поэтому пришлось ускориться. Невероятный интерес овладел им: несмотря на наличие оружия, выходить глубокой ночью в одиночестве равнялось с самоубийством, по крайней мере для человека, и тем более женщины, потому как в последнее время новоиспечённый отряд расэцу во главе Яманами Кейске, имеющего множество скелетов в шкафу, выходил на тайную ночную охоту, и хоть об этом не знали даже остальные командиры полицейского отряда, слухи об ужасающих ночных убийствах крутившиеся по всему городу становились краше. Такой поступок казался ещё более неразумным со стороны кого-то уже успевшего столкнуться с этими тварями в прошлом и узревшего их безумие. Какова могла быть причина так рисковать? На удивление долгая слежка за этой непонятной, но весьма любопытной чистокровному особой приняла новый оборот: Рейсэй дошла до дальнего пригорода Киото, направившись в сторону небольшого бамбукового леса с прудом. Следуя за ней по всему лесу, демоном овладело искушение увидеть что-то необычное. И, наконец дойдя до упомянутого кристально чистого пруда, куда, по всей видимости, собиралась его “спутница”, пшеничноволосый остановился где-то за бамбуковыми деревьями около берега, не спеша разоблачиться. Однако демон увидел вовсе не то, что ожидал. Девушка просто опустила оружие с мешочком на землю, не спеша разулась и сняла белоснежные таби, после чего, приподняв подол юкаты, опустила изящные лодыжки в прозрачную воду, и откинув голову назад, блаженно вздохнула, прикрыв глаза. Простояв так некоторое время, она присела около берега, закинув длинные волосы через плечо, и опустив в них длинные тонкие пальцы, провела по всей длине. Свободная рука потянулась в мешок и вынула оттуда небольшое деревянное вёдрышко, и наполнив его водой, она намочила в ней небольшую светлую тряпку, принявшись протирать ею густую прядь смоляных волос, наклонив голову в сторону. Вскоре светлая ткань потемнела, приобретая угольный цвет, и в её волосах показался светло-медный оттенок. Слух уловил незнакомую мелодия, которую рыжеволосая негромко напевала себе под нос. Ни единое слово не было ему понятным, и всё звучало весьма непривычным на странном гайдзинском языке, тем не менее, мелодия, смахивающая на колыбельную, приятно ласкала слух, расслабляя. Казама застыл, вслушиваясь в негромкое пение и наблюдая за тем, как обладательница достаточно бархатного голоса расчёсывала полумокрые медные волосы. Через некоторе время приятная мелодия оборвалась, уступив гробовой тишине, царившей в бамбуковом лесу. Блондин, медленно распахнув слегка прикрытые кровавые глаза, вновь посмотрел в сторону рыжеволосой. Тем временем та, отложив щётку, потянулась к шее обеими руками, сняв сверкающую серебряную цепочку с кулоном, который демон не разглядел, и убрала украшение в мешочек. Приблизившись к берегу, она принялась распутывать тонкое оби насыщенно бордового цвета. Тикагэ жалел, безумно жалел, что поддался любопытству проследить за ней этой ночью, и что поддался искушения наблюдать дальше, тем не менее и то и другое взяли верх, заставляя его стоять в густой тёмно-зелёной бамбуковой роще, приковав свой взор к изящному женскому силуэту. Демонические глаза с вертикальными зрачками слегка расширились: белоснежная юката плавно соскользнула с плеч рыжеволосой, упав на влажную землю, открыла взору пшеничноволосого вид на изящное обнажённое женское тело. Он замер, обжигая её взглядом. Глава демонического клана Казама вовсе не был безразличен к женской красоте, хоть и не проявлял это так же заметно, как синеволосый демон-ловелас. Мужская сущность никогда не опускала голову. И он, как весьма привлекательный и влиятельный мужчина, успел повидать невообразимое количество обнажённых женщин, прекрасно знал все изгибы и прелести, и не осталось чего-либо удивительного или им невиданного. Однако, его опыт распространялся в основном на элитных таю, или же ойран: над времяпровождением с более дешёвыми куртизантками вроде юдзё Казама даже и не размышлял, с отвращением представляя сколькие их имели. Да и вышеупомянутых не считал достойными, уж больно ему претили бесчестные человеческие развлекательницы с напечатанными на отшлифованных лицах лестными улыбками. Тем не менее, как утешительный факт, напоминал себе, что эти самки хотя бы стоят целое состояние, потому пользоваться их услугами позволить себе могли лишь очень малые. Но и это не убавляло его отвращения. Подумать только, что этих девиц имеют другие мужики, и что самое ужасное, представители грязной бесчестной людской расы. По этим причинам, глава клана Казама практически всегда позволял себе поддаться действию крепкого рисового вина, дабы позабыть обо всём этом, прежде, чем быстренько удовлетворить свои мужские потребности и убраться, избавившись от компании этих лестных и продажных женщин. И никогда не обращал особого внимания на природные прелести своих одноразовых спутниц. С обыкновенными человеческими самками мешаться ему приходилось всего пару раз, и того ему было достаточно. Сначала строили из себя недоступных святых дев, а как видели его возможности, мгновенно преображались в такую же лёгкую мишень, как вышеупомянутые таю. Ему было отвратительно это видеть даже несмотря на то, что ни к одной женщине не испытывал каких-либо глубоких чувств, возможно, лишь мгновенную похоть, не более. Скорее всего, попросту иногда хотелось разнообразия, как любому здоровому мужчине. Такая же история была и с демоницами. С чистокровной они интимные отношения у Тикагэ никогда не сложились, да будь бы так, Ками свидетель, взял бы сразу себе в жёны без колебаний и вопросов, лишь бы отделаться от навязчивой задачи обзавестись наследником. С полукровками и демоницами низших рангов, опять же, бывали лишь мимолётные одноразовые-двухразовые романы, но ничего серьёзного ожидать не приходилось, да и речи об этом быть не могло. Теперь же, изучая изящное женское тело перед собой, Казама почувствовал давно не испытанное странное возбуждение. Рубиновые глаза прошлись по молочным женственным плечам и опустились вниз. Светло-медные блестящие мокрые волосы прикрывали часть расслабленной спины, переходящей в осиную талию с подчёркнутыми изгибами. Взгляд упал на упругие, округлые ягодицы и тонкие, изящные ноги, казавшиеся достаточно длинными несмотря на средний рост их обладательницы. И тогда разум начал бить тревогу. Тикагэ моментально отвернулся, с досадой прикрыв глаза и сжав кулаки. Было неясно, каковой была первичная причина такой досады, нахлынувшей, как осенний ливень. То, что, воспитанный согласно строгим правилам этикета и чести, благородный мужчина подглядывал за обнажённой женщиной подобно мальчишке, или же что чистокровный они моментально растерялся, возбудившись до предела из-за человеческой самки? Или, может, то, что несмотря на иную цель своей слежки, даже не увидев желаемого и подсознательно предугадав дальнейшие действия рыжеволосой, он всё так же остался наблюдать за ней. Яростно сжимая кулаки, мысленно проклиная самого себя и всё на свете, Казама поспешно удалившись, быстрыми и тяжёлыми шагами направился в своё небольшое, но достаточно роскошное поместье чуть дальше центра Киото, рядом с поселением клана Сацума. Осушив пару чарок сакэ, пшеничноволосый решил забросить все волнующие его вопросы куда-то в уголок разума, убедив себя в том, что это была лишь натуральная реакция неудовлетворённого мужского организма: последние пару месяцев выдались весьма натянутыми и занятыми. Проклятый клан Сацума загружал демонов львиной долей своих проблем, пока с другой стороны ублюдки продолжали плодить этих мерзких существ. С третьей стороны, старейшины клана Казама, наслышавшись о чистокровной наследнице из некогда могущественного клана Юкимура, начинали доводить демона письмами о необходимости женитьбы, дабы окончательно укрепить свой авторитет главы клана наличием сильного наследника. Сам Казама был весьма строгим и влиятельным лидером, прекрасно воспитанный, держащий демоническую честь и благородство на высшем уровне в глазах представителей своего рода, так же завидно защищая репутацию и власть клана. Тем не менее, будучи молодым, не смотря на свои примечательные качества лидера, некоторые вещи обязывали, потому даже будучи главой и имея достаточную власть, чтобы принимать окончательные решения самостоятельно, приходилось иногда выслушать мнения старейшин в знак уважения. Как результат комбинации всего этого, последние два месяца выдались весьма изнуряющими, даже для демона, и пшеничноволосый лидер клана Казама попросту позабыл думать о нечастых, но необходимых визитах к столь неприятных себе таю, которые, тем не менее, заботились о его мужских потребностях весьма недурно. Впрочем, приняв это причиной происшедшего, он осушил ещё одну кувшинчик сакэ и уселся около окна, принявшись выкуривать излюбленную трубку, всматриваясь в медленно поднимающийся диск солнца. В последующие пару недель чистокровный демон в чайной не появлялся, стараясь не проходить мимо и даже бывать где-то в поблизости, пока его визиты в публичные дома участились до практически каждодневных. Знай бы Кё об этом, доводил бы товарища шуточками до дрожи всех нервных клеток, прекрасно зная о его неприязни к подобным заведениям. Чистокровный, тем не менее, решил разобраться со своими потребностями и внезапно нахлынувшем напряжением в гордом одиночестве, достаточно убедительно изображая скучающее незаинтересованное выражение лица всякий раз, когда свой сдержанный рыжеволосый товарищ, а иногда и сам Ширануи как-либо намекали на вечерний поход в чайную. И пока те, пожимая плечами, ходили наслаждаться ароматным чаем, Казама уходил по своим делам, пытаясь отвлечься, толком и не зная, от чего. Одним же вечером, приметив подозрительные усмешки со стороны синеволосого стрелка по поводу странных отговорок сходить в Мицуэ но Учи, блондин всё же решился присоединиться к товарищам, дабы не вызвать подозрений, будучи уверенным в том, что та злополучная ночь уже позади. Казалось бы, он был достаточно расслаблен, удовлетворён, да и дела начали душить меньше. Но стоило шагнуть в комнату, где гостей ожидала виновница, Тикагэ сожалел о своём решении не на шутку. А, разумеется, Ширануи позаботился, чтобы именно она их обслуживала. Сидел молодой глава, как на иголках, хоть и держал бесстрастный вид с великим мастерством, стараясь избегать любых зрительных контактов с Рейсэй, которая то и дело бросала еле заметные подозрительные взгляды в его сторону. И пока он с задумчивым выражением лица смотрел на какэмоно с изображением гейши напротив, Кё, вальяжно расположившись рядом с девушкой, то и дело хохотал, рассказывая всякие шуточки и попутно заигрывая с ней. Тем временем, широкоплечий Кюджу наслаждался ароматным красным чаем, иногда опуская сдержанные смешки в кулак, когда последняя достаточно остроумно лавировала порой неприличные шуточки товарища. - Казама-сан, небось я Вас чем-то обидела? – как гром среди ясного неба вдруг послышался достаточно сдержанный вопрос, пропитанный лёгким сарказмом. Расслышав своё родовое имя, чистокровный отвёл взгляд от рисунка гейши, и увидел протянутую ему чашку, наполненную ароматным горячим чаем. – Вы сегодня больно молчаливы. Приметив её неоднозначный взгляд, Тикагэ без спешки отобрал протянутый ему дымящий напиток, бесстрастно поднеся чашку к губам. Вопрос застал его врасплох, однако он попросту хмыкнул в ответ, слегка приподняв бровь в привычной себе манере. Тем не менее, стоило ему бросить ответный взгляд на говорящую, внутри всё замерло. Перед глазами вновь понеслась картина той ночи – теперь, как бы он не старался отогнать надоедливые видения, эта особа мерещилась ему обнажённой, сквозь слои одежды, и с огненными волосами, хоть они были спрятаны под смесью чёрной туши и масла чайного дерева. Быстро отводя взгляд, он так и не удостоил её ответом, тем не менее скулы слегка напряглись, а в мыслях понеслась целая цепь всевозможных ругательств. Теперь Тикагэ злился, злился на самого себя не на шутку, и одновременно проклинал ту ночь, когда решил удовлетворить своё любопытство. Но было ли это любопытством? Уже незадолго после прибытия к озеру было совершенно ясно, что ничего подозрительного не намечалось, тогда какого же ёкая он всё стоял там, наблюдая дальше? Да и чёрт с этим, ведь за свою жизнь обнажённые женщины так и легли под него без спроса, так почему же он не мог выбросить всё это из головы? Казалось бы, его возбуждение неплохо удовлетворили буквально прошлой ночью, так в чём же ещё могла быть проблема? - Не волнуйся ты так. Он в последнее время всегда злой и усталый, - не упустил предлог подшутить Ширануи, цинично улыбнувшись, переключая внимание обслуживающей на себя. - Вам нужно расслабиться, господин, - Казама напоследок уловил озадаченный взгляд в свою сторону перед тем, как Рейсэй принялась заполнять чашку Кюджу, протянутую ей. - Да не пропадёт он, – язвительно бросил стрелок, одарив девушку хитрым демоническим взглядом. - Мы, что, по-твоему слабые людишки? - Что же Вы, Ширануи-сан. Я такого не сказала, - бросив вежливую, но слегка колкую улыбку в ответ, промолвила она, опустив взгляд на пустую чашку последнего. – Ещё чаю? - Нет, - не дождавшись ответа товарища, который, впрочем, был не прочь добавки, достаточно сухо заговорил светловолосый, поставив практически полную чашку на татами, и встав, добавил. – Слишком много дел, чтобы дальше тут бесцельно валяться. - Да что же с тобой такое? По-моему, ничего важного сегодня не намечается, - лениво встав с места, где весьма удобно устроился, недовольно протянул Кё, пожав плечами и по привычке положил руку на бок. Тем не менее, одного колкого взгляда со стороны главаря было достаточно, чтобы тот, как и Кюджу, успевший слегка поклониться и поблагодарить за великолепный чай, пожал плечами и пошагал к двери, напоследок подмигнув девушке. – Поболтаем ещё, человечишка. Без этих зануд. Конечно же, последнее выражение не могло пройти мимо безупречного слуха главы клана Казамы, тем не менее, тот попросту достаточно бесцеремонно задвинул сёдзи и удалился, ни сказав напоследок ни слова. Прошла ещё пара недель, а погода так и осталась неизменной и достаточно тёплой, как характерно для начала Октября. Лишь иногда шёл мелкий моросящий дождь, дабы попросту освежить столицу, и прекращался весьма быстро. Жизнь кипела, как никогда. Именно одним из тех немногих дождливых дней, юная миловидная девушка в ярко-жёлтом кимоно с красными цветами, стараясь не наступить на лужи в чайном саду, спеша носила приличную кучу писем, крепко сжимая рукоять ярко-зелёного зонтика. Чуть соскользнувшись на небольшом каменном мосту, девчушка с ужасом охнула, как только один из многих бумажных конвертов вылетел из её рук. Сегодня, как назло, лило словно из ведра, и прямо перед мостом сформировалась огромная лужа: за считанные секунды упавшее в нём послание было бы невозможно спасти. Тем не менее, страшная учесть обошла бедняжку стороной: вылетевший конверт был пойман чьими-то длинными пальцами, и девчушка, еле восстановив равновесие, дабы самой не упасть в лужу, с благодарностью подняла глаза. Перед ней, прячась под обыкновенным белым зонтом, стояла спасительница. - Ками, спасибо большое! Бабушка с меня бы шкуру спустила, если с этим письмом что-нибудь случилось, - с значимым ужасом в голосе, представляя свою учесть, промолвила та, поклонившись и облегчённо вздохнув. – Это очень важное послание! - Так куда же так спешить, Кимико? – без осуждения, но с лёгкой иронией, протянув конверт девчушке, промолвила Рейсэй. - Мне сказали, что это срочно, потому хотелось доставить побыстрее… - виновато улыбнувшись ответила та, забрав протянутое письмо, и слегка прижав к груди. - Уж больно странно ты улыбнулась. Может и тебе есть что прочитать? – слегка приподняв бровь, так же иронично продолжила Рейсэй, слегка усмехнувшись глазами. Круглые щёки её юной собеседницы сразу же залились краской, да такой густой, что казалось, на ней не пожалели румян. Мысленно улыбнувшись верной догадке, она всё так же продолжала смотреть на растерявшуюся девчушку, пока та, наконец, решилась ответить. - Да ты меня как открытую книгу видишь! – отведя взгляд куда-то в сторону, с досадой заговорила Кимико, сжав тонки губы. – Мне записка пришла, от сына господина Хаяси... Ты только оба-саме не говори! - Лекаря, что проживает на другом конце улицы? Это же тот юноша, которого на рынке встретила? – шатенка буквально сияла от счастья, пока из глаз летели искорки. - Д-да, он самый! – улыбаясь и краснея сильнее, на одном дыхании выговорила последняя. - Уверена, он очарован, - слегка улыбнувшись краем губ, Рейсэй вновь бросила взгляд на конверты. - Мне жаль, Мэй-сан… Но для тебя пока ничего нету, - с сожалением и лёгкой грустью уже более спокойно промолвила шатенка, заметив взгляд собеседницы. Та прикрыла глаза, негромко вздохнув, не проронив больше ни слова. Молчание, нарушимое лишь шумом усилившегося дождя, несколько затянулось, и Кимико, решилась вновь заговорить. – Мне пора бежать, а то бабушка будет недовольна. Я уверена, в следующий раз твоё письмо достанут, Мей-чан. И не оставайся тут долго, промокнешь! Когда Рейсэй, наконец, открыла глаза, шатенки уже не было, зато слышался удаляющийся быстрый стук дзори* о каменные булыжники. А дождь всё усиливался – вокруг пахло свежестью. Осторожно задвинув за собой сёдзи, пожилая, слегка горбатая женщина с серебряной сединой, носившая дайбан на руках, обречённо вздохнула, опустив взгляд на пустые токкури на подносе. Господин снова потребовал рисового вина, а бедняжка уже и потеряла счёт своих походов за добавкой. Конечно, он никогда не был безразличен к хорошему сакэ, но так обильно пил весьма редко. Вообще, странная вещь с ним творилась: почти неделю ходил мрачнее тучи, и злился без повода, как чёрт. Иногда приказывал всех с глаз вон убраться и сидел, бывало, весь день у окна, выкуривая трубку. Даже синеволосый стрелок, будучи ему ближе всех, удачу попытать не решался, несмотря на то, что даже застав блондина в самом ужасном распоряжении духа часто выходил сухим из воды. В последние же дни, сразу же после своего возвращения, хозяин требовал сакэ, да побольше, кроме прислуги к себе никого не подпускал, и сидел в своих покоях, пил до поздней ночи. Если же неотложных дел не появлялось, и вовсе не выходил, наслаждаясь гордым одиночеством в компании себя любимого, и опять же, рисового вина и дымящей трубки. В такие дни приходилось бегать за дурманящим напитком неприличное количество раз, и не дай Ками, задержаться слишком долго. - Хироми, старая ты мымра, где тебя носит? – еле успела миниатюрная старушка шагнуть в комнату, как на неё упал весьма недовольный взгляд главы, вальяжно устроившегося у приоткрытого окна в одной лишь лёгкой домашней юкате, потягивая дым излюбленного табака. Даже не смотря на свежий воздух, врывающийся вовнутрь через открытое окно, в комнате царил достаточно ощутимый тяжёлый запах спирта. - Гомэнасай, Казама-сама, сакэ закончилось, пришлось послать за добавкой. В такое-то время достать его нелегко, - глубоко поклонившись, старушка, присев на колени, положила дайбан с наполненными токкури около слегка подвыпившего господина, сразу же принявшись наполнять чарку. Пьяным его назвать было нельзя: для количества осушенного им сакэ за этот вечер, а то было чуть меньше пары сё, господин был весьма трезв. Алкоголь не брал демонов так же легко, как людей, если уж и брал, действие держалось не более пары часов, но видеть хозяина хотя бы слегка подвыпившим было огромной редкостью. - Приготовь офуро*, - достаточно грациозно залпом осушив чарку, всё так же недовольно вздохнув, наконец заговорил пшеничноволосый, задумчиво отводя взгляд в окно. Пока служащая поклонившись, удалилась, он принялся самому заполнять опустевшую чарку прозрачной спиртной жидкостью. Последняя, выйдя, облегчённо вздохнула. Приказ хозяина означал, что на сегодня рисового вина больше не потребуется: он соизволил принять ванну. И несмотря на то, что по правилам её следовало принимать до ужина*, в последние дни эта процедура откладывалась до полуночи. Раздражённо поставив пустую чарку на поднос, да так, что та чуть не треснула, Тикагэ вздохнул. Что за чертовщина с ним на самом деле творилась? Ведь всего лишь возжелал женщину, а похоть же может быть заглушена если не одной, то другой. А таковых у демона было не мало. Так почему эта проклятая человеческая особа не выходила из головы? Казама проклял тот день, когда вообще решил шагнуть в чайную той старой двуликой карги, проклял себя за возвращение туда несколькими днями ранее, и периодически проклинал всех живых на радиусе пяти ри*. Чистокровный они чувствовал себя в ловушке: с кратковременными влечениями чувствовать себя так паршиво не приходилось. Самым абсурдным же было то, что он так и не заметил, как начал ходить на вечернее чаепитие слишком часто, хоть и, казалось бы, ему попросту нравилось отвлечься от всего в неплохой компании. Но той проклятой ночью его фиктивному покою пришёл конец. Начало душить такое влечение, что хотелось совершить сэппуку тупым ножом. И это влечение не ограничивалось физической симпатией. Накаркал, проклятый Кё, как-то подкинув ему идею отыскать интересную человеческую женщину и взять в жёны, раз уж демоническую принцессу не хотел. Никогда не приходилось испытывать что-либо подобное, уж тем более, не приведи Ками, к человеческой самке. Вдоволь ужаснувшись собственному безрассудству, Тикагэ принялся упорно отрицать нахлынувшие, как лавина, эмоции. Тем не менее, как только покидал страстные объятия соблазнительных таю, всё медленно утекало обратно в начало. И тогда, с превеликой досадой признавшись самому себе, что небезразличен, он принялся загружать себя всеми большими и крохотными обязательствами, а вечерами поддавался крепкому рисовому вину, дабы забыться, продолжая злиться на себя за то, что возжелал именно её. Напевая себе под нос какую-то достаточно старую мелодию, старушка Хироми настаивала ароматный гёкуро, дабы подать его, как только господин выйдет из бани. Он не только был необходим после процедуры, но оказывал бесценное расслабляющее воздействие на организм и разум. А по мнению седоволосой, хозяину последнее требовалось больше всего. Нельзя было сказать, что год выдался удачным, потому нередко тот ходил мрачный и злой, постоянно заваленный всякими обязательствами и проблемами. Вдобавок же, будучи сравнительно новоиспечённым лидером достаточно большого демонического общества, куда входили не только кланы Казама, Амагири и Ширануи, но и другие западные более маленькие демонические семьи, на его плечо легла ответственность достаточная, чтобы сломать даже самого грозного и терпеливого демона. Если уж не сломать, то изнурить, и порядочно пощекотать нервы. Молодой Казама оказался на удивление редкостным крепким орешком, почти как свой отец, что славился жёстким и достаточно скверным характером, и сломленным его назвать было бы смертельным оскорблением. Тем не менее, физическое и моральное изнурение временами давало о себе знать, несмотря на достаточно невозмутимый вид господина. Последний не заставил себя долго ждать, вернувшись в свои покои в одном лёгком хлопковом халате. Вид у него был достаточно расслабленным. По крайней мере казался таковым. - Я сделала Вам чаю, Казама-сама, - слегка поклонившись, прислуга принялась разливать ароматный напиток в чашку. – Вам уже приготовить постель? - Подай выходную одежду, - невозмутимо потребовал демон, проигнорировав предложенную ему горячий чай. Удобно расположившись около пруда, Рейсэй пальцами расчёсывала влажные медные волосы, бесцельно смотря в воду. Она была настолько чиста, что можно было ясно разглядеть дно в мельчайших деталях. Бамбуковый лес был погружен в гробовом молчании, лишь иногда его нарушал шорох листвы и лёгкие порывы октябрьского ветра. Такая тишина создавала атмосферу безмятежности и такой безопасности, что казалось даже самые озлобленный ёкай не мог бы навредить. На душе было неспокойно. Я так и не получила ответного письма от Томаса, а прошло уже практически два с половиной месяца. Плохое предчувствие так и лезло в мысли, оставляя тяжёлый осадок. Подсознание орало о том, что я совершила ошибку. Вдобавок, за все эти месяцы в Киото я не получила даже малейшей подсказки. Хотелось всё бросить и уехать. Но что-то на подсознательном уровне мешало окончательно решиться. Безупречному спокойствию не было дано царствовать долго: подозрительный шорох заставил рыжеволосую отвести взгляд от кристально чистого пруда, которым любовалась достаточно долго, позволив себе утонуть в размышлениях. - Разве женщине безопасно выходить одной ночью? – послышался бархатный голос за спиной, заставив её вздрогнуть и выгнуться подобно кошке, моментально потянувшись за револьвером, лежавшем рядом. Резко повернувшись, не вставая с места, Рейсэй узрела знакомый мужской силуэт: на расстоянии примерно пары-тройки сяку стоял чистокровный демон во всём своём великолепии, со свойственными себе гордо приподнятыми плечами, обжигая её своим нечеловеческим взглядом. На нём красовалось тёмное бордовое, почти коричневое кимоно с чёрным воротником и тускло-золотистым оби. На плече были вышиты золотистые сложные узоры, как и на противоположной стороне подола, как нельзя лучше сочетающиеся с его пшеничным волосами, блестевшими под тусклым лунным светом. Когда пара суженных глаз встретились с его таинственным взором, взгляд достаточно смягчился, и пальцы, крепко обвившие рукоять оружия, отпустили его обратно на землю. С подозрительным изумлением приподняв тонкие брови, рыжеволосая неспешно встала, выпрямив спину, вопросительно разомкнув губы. - Разве прилично следить за женщиной? – более не сдвинувшись с места, Рейсэй так и осталась прожигать заинтересованным ироничным взглядом объявившегося под покровом ночи собеседника. В воздухе повисло странное напряжение. Аристократические губы чистокровного сформировали лёгкую усмешку, пока он значительно сократил расстояние между ними. Рейсэй стояла совершенно неподвижно, словно статуя, внимательно наблюдая за широкоплечим молодым они. Было в нём что-то настолько завораживающее, что захватывало дух. Он не был похож на ловеласа, очаровывающего лестью и сладкими словами. Он не был похож на мужчину, склонному бегать за женщиной. Он был недоступен, но прекрасен, как роза, чарующая до потери памяти, но колючая и грозная. Рыжеволосая приметила это ещё тогда, когда его кровавый взгляд сжигал её свысока в ту лунную кошмарную ночь. - Ты совершенно меня не боишься, - вопрос похожий на утверждение прозвучал на опасном расстоянии. Её сжигал тот же взгляд, да так, что казалось, всё внутри сгорит дотла. - У меня нет причин бояться, - разглядев опасный огонёк в демонических глазах, негромко промолвила девушка, пытаясь словить конец цепочки его мыслей. Но конец был слишком туманным, и видеть его казалось невозможным. Тем не менее, она всё же ощутила в нём ясную удовлетворённость от своего ответа. – Зачем Вы здесь? За миг демонический взор принял оттенок неожиданности и едва заметного замешательства. Тикагэ слегка приподнял бровь, и, видимо, вовсе не спешил отвечать. Тишина начала вырабатывать напряжение, заставляя его задуматься. Зря он решился разобраться со своими желаниями, недооценивая их сокрушительную силу. Зачем же на самом деле было снова бросать себя в ловушку? - Вы же ясно дали понять, что моя компания Вам неприятна, - с неким вызовом снова заговорила девушка, нарушая странную тишину. – Чем же я Вас оскорбила? Блондин, вздохнув, неожиданно потянул её к себе, взяв за подбородок, что заставило её слегка расширить глаза. Тем не менее, не спеша предпринимать что-либо, Рейсэй, казалось, задержала дыхание: ей припомнилась такая же сцена в уютном тясицу чайного дома старухи Мицуэ. Но лёгкое замешательство было таким же, как тогда. А пока рыжеволосая замерла в его лёгкой хватке, молодой глава снова прошёлся по ней взглядом. Необычные, но до безумия притягивающие глаза, слегка напряжённые островатые скулы, пухлые губы и острый подбородок. Под лунным светом светлая кожа казалась вовсе жемчужной, а светло-медные волосы, принявшие серебряный блеск, падали на хрупкие плечи, и подчёркнутые, наполовину обнажённые ключицы. Глаза снова вернулись к её слегка приоткрытым губам, и у демона, перехватило дыхание. Все те ощущения, что вскружили ему голову ещё той ночью, нахлынули с новой силой, и в голове начался пожар. - Забрав мой покой… - наконец, на одном дыхании полушёпотом промолвил Тикагэ, сжав пальцы на подбородке рыжеволосой чуть сильнее. Возбуждение охватило его с ног до головы, и не в силах сдержать себя, демон впился ей в губы жадным, страстным поцелуем. Жар вскружил голову, и пока разум надеялся, что он не получит взаимности, дабы прекратить сие безрассудство, и взять себя, наконец, в руки, губы всё так же безумно сжимались в горячие женские. Девушка же лишь успела охнуть сквозь поцелуй, расширив глаза. Её охватила жара, исходящая от тела блондина, который прижался к ней крепкой грудью, не прекращая дикий, требовательный поцелуй подобный взрыву. Тем не менее, так же внезапно, как появилась, жара её на губах исчезла, как и теплота в области груди. Чистокровный они моментально отстранился от девушки. Разум играл с ним в опасную игру. Это была последняя линия возврата, и здравый смысл орал, что пересечь её нельзя. Отвернувшись, не позволив ей увидеть своё лицо, он поспешными шагами принялся уходить, пока держал себя в руках. Но сделать больше пары шагов ему не удалось: на мужественное плечо легла хрупкая женская ладонь, заставляя его остановиться, и обернуться наполовину, с застывшим вопросительным взглядом на безупречном лице. - Казама… - в глазах рыжеволосой читалось замешательство и что-то непонятное. Угадать самурай так и не успел: его лицо оказалось в плену холодных пальцев, и их обладательница без замедлений взяла тонкие аристократические губы в плен своих, прижавшись к демону всем телом и слегка привстав на цыпочки. Разум потерпел сокрушительное поражение, окончательно выпустив его из своей хватки. - Проклятье, - страстно прошипев сквозь поцелуй, Тикагэ, наплевав на всё, ответил ей двойной страстью, посылая в дзигоку все остатки разума, позволяя себе насладиться моментом, пока мог. Уже было безразлично, к чему всё это приведёт, что будет дальше. Сейчас, даже под смертной угрозой он бы уже не смог остановиться. Царственно прижав её к себе за осиную талию мощными мужскими руками, блондин целовал её беспрерывно, едва давая ей возможность дышать. Он впивался ей в губы до невозможности жадно, не пропуская ни один миллиметр, не оставляя живого места, иногда слегка прикусывая их, словно дикий зверь. Рейсэй запустила тонкие пальцы в светлые волосы, поддаваясь вперёд, страстно отвечая на его огненные поцелуи. Животный инстинкт овладел разумом, казалось, от такого напора страсти сердце вскоре остановится. Миг, и девушка оказалась прижата к прохладной земле. Нависнув над ней, Тикагэ прожигал её нечеловеческим, голодным взглядом, пропитанным безумным желанием и таким восхищением, что мурашки бегали по коже. Он смотрел на неё так, будто она – иллюзия, видение, пробуждённое его влечением, и, если хоть на миг моргнуть, её уже не станет. Кровавый взор изучал тонкую длинную шею, на которой еле-заметно беспокойно билась артерия, перетекающую в молочные изящные плечи с заметными ключицами, полуобнажённую круглую и аккуратную грудь, поднимающуюся и опускающуюся в ритм её сбившегося дыхания, пока где-то посередине слышалось бешеное сердцебиение. Взгляд поднялся на заметно распухшие покрасневшие губы, манящие наклониться и жадно поцеловать. И глаза. Глаза, напоминающие огонь и лёд, безумные и страстные. Никогда ещё не трясло от такого желания, животного, безумного, доводящего до дрожи в коленях. Демон чувствовал себя умалишённым, попавшим в плен выдумки, плода воображения. Она напоминала ему кицунэ*, обратившегося в женщину, обольстительную и прекрасную, с рассыпавшимися по земле огненными волосами и диким взглядом, манящим его в ловушку. Столь дикое непокорное существо было в его власти. Шелковистая кожа и аромат женского тела сводили с ума безвозвратно, и давно мысленно послав всё в дзигоку, Тикагэ позволил сумасшедшей тяге контролировать себя. В её взгляде он видел такое же безумие и дразнящий вызов. Но были и оттенки чего-то неясного, чего он никогда по отношению к себе не чувствовал. Никогда он так не смотрел на женщину, и никогда женщина не смотрела так на него. Без фальшивой лести, со страстным восхищением, уважением и… нежностью. Заполняющей душу нежностью. - Зови меня Тикагэ…- шумно выдохнув, словно рыча, не в силах сдерживаться, он снова прильнул к ней жарким, разрушающим остатки разума, поцелуем, властно проникнув языком глубже. Ненасытные поцелуи принялись покрывать тонкую шею и хрупкие плечи, местами оставляя красноватые следы. Рейсэй выгнулась навстречу, прижавшись к рельефному телу, обнимая за широкие плечи и блуждая пальцами в его пшеничных волосах. Казама ласкал руками её гибкое тело, заставляя опускать возбуждённые вздохи, заводящие его ещё сильнее. От одной лишь мысли о контроле над ней низ живота бросало в жар, глаза блестели в страстном безумии. Но ликовать в одиночку ему долго было не суждено: воспользовавшись моментальным расслаблением демона, рыжеволосая ловко повалила его на спину, сама нависая над ним, удобно усаживаясь. На долю секунды она приметила, как кровавый взор сменился, и нечеловечские глаза с вертикальными зрачками приняли жёлтый цвет. Он не продержался долго, но показалось, словно демон открыл ей вход в свою душу, и она видела в этом взгляде настоящую демоническую дикость. На Тикагэ же смотрели глаза, горевшие сумасшедшим желанием, и таким восхищением, будто смотрели на греческого бога. Она принялась осыпать мелкими сжигающими поцелуями его мужественные скулы, пока холодные женские пальцы полезли под воротник его кимоно, заставляя слегка вздрогнуть, постепенно обнажая его крепкую грудь. Тем временем, оставив дорожку влажных поцелуев на его шее, Рейсэй, слегка прикусив мочку уха, проделала круг язычком по ушной раковине, заставив демона шумно вздохнуть, блаженно прикрыв глаза. Поцелуи посыпались по его рельефной груди, и его губы отпустили негромкий возбуждённый полу-стон, полу-рык. Тикагэ не часто, вернее практически никогда не позволял женщине брать инициативу в свои руки, и никогда ещё сердце так не млело от женских ласк. От удовольствия перехватывало дыхание, пока его крепкие руки блуждали по её телу, опускались по изгибу талии, к ягодицам, чуть сжимая их. Резко присев, Казама крепко схватил её за бёдра, возможно настолько сильно, что на молочной коже остались бы синяки, усадив Рейсэй на себя поудобнее, заставляя её почувствовать своё возбужении в области паха, решив вновь взять игру в свои руки. Та, обвив мужскую шею пальцами, лихорадочно целовала его, будя в нём самые острые чувства. И он отвечал ей тем же, одной рукой с нечеловеческой силой сжав её тело к своему, другой водя по обнажённому бедру. Чистокровный никак не собирался отпускать девичьи губы, целуя то страстно, то нежнее, то покусывая, то проникая внутрь языком, пока его пальцы блуждали по косточкам позвоночника, слегка выступающим лопаткам и опускались ниже, к упругим ягодицам. Рыжеволосая вдруг оборвала горячий поцелуй, взглянув ему в глаза. Кроме страстного пламени в его нечеловеческих глазах промелькнуло странное спокойствие. Она не разглядела той одинокой тоски. Она исчезла так, будто её и не существовало вовсе. Тикагэ никогда ещё не чувствовал такую нужду в ком-то, и не чувствовал, что кто-либо нуждался в нём так же сильно. И когда она провела тонкими пальцами по горячей скуле, прижавшись лбом к его лбу, тяжело дыша, демон почувствовал, как тоска, накопившаяся в нём годами внутреннего одиночества, улетучилась без следа. Слыша её чуть успокоившееся горячее дыхание, демон впился ей в губы, прижимая хрупкое тело к себе всё сильнее. Сквозь тонкие слои её юкаты чувствуя потвердевшие соски, что тёрлись о его разгорячённую кожу, он в сумасшедшей спешке принялся распутывать её пояс, который как назло давался не без труда, обнажив крепкую грудь. Снова прильнув к шее, на которой, казалось, скоро живого места не останется, Тикагэ, влажными поцелуями спустился к ключицам, принявшись ласкать её грудь рукой, прекрасно помещавшуюся в его большой ладони. Твёрдый розовый сосок оказался в плену его губ, и пока демон ласкал его языком, слегка покусывая, из груди рыжеволосой вырвался блаженный стон. Прикрыв глаза и закинув голову чуть назад, выгибаясь, она сдалась дьяволу, позволяя мучать себя сладким наслаждением. Повалив обратно на землю, Тикагэ вновь принялся лихорадочно целовать её, лаская её хрупкое тело сильными руками. Становилось невыносимо жарко. Оставляя мокрые поцелуи на шее и груди, чистокровный опустился до плоского упругого живота, любуясь изгибами её тела, опустив руку по ткань её юкаты, поглаживая шелковистую кожу спины. Она же, горячо вздыхая, выгибалась ему навстречу, и вдоволь измучив её, покрывая живот и слегка выступающие рёбра невообразимым количеством поцелуев, Тикагэ вновь вернулся к опухшим красным губам, заставляя закинуть обнажённые ноги себе на бёдра. Никогда ещё прелюдии не длились настолько долго, если не отсутствовали вовсе. Казама млел от каждого мгновения, и растягивал удовольствие сколько мог, несмотря на невообразимое, тянущее возбуждение внизу живота. Больше сил сдерживаться не было. Сквозь поцелуй послышался приглушенный вскрик: он овладел ею. Новая волна наслаждения вскружила ему голову. Он оказался слишком нетерпелив, не позволив ей привыкнуть к новым ощущениям – до того, как окончательно расслабиться, она сжимала его слишком туго. Сначала девушка показалась ему слишком тихой – напряжение окутало всё тело. Осознав, что не сдержался, слишком поспешив, Тикагэ плавно умерил пыл. Рейсэй обвила изящными ногами его бёдра крепче, и из уст наконец вырвался горячий стон. Временами слышались блаженные рыки и вздохи демона, и когда между женскими стонами её губы отпускали его имя, срывало крышу. Совершенно сбившееся дыхание не мешало рыжеволосой царапать полуобнажённую крепкую мужскую спину, но, казалось, демон вовсе этого не замечал. С каждой минутой он становился быстрее, страстнее, сильнее, будто занимался любовью в последний раз в жизни. Отпуская свою дикость на волю, Тикагэ начинал понимать, зачем люди так называли интимную близость. Никогда не приходилось испытать ощущения настолько яркие – казалось, грудь взорвётся, и нервная система не выдержит. И с каждым мгновением её стоны становились громче – сквозь лихорадочные поцелуи она то выкрикивала, то страстно шептала его имя. И настал момент, когда, выгнувшись дугой, прижимаясь к мужскому телу что есть сил, рыжеволосая закатила прикрытые глаза в сумасшедшем удовольствии, блаженно простонав всей грудью, впившись ногтями в спину демона чуть ли не до крови, пока послышался его приглушенный рык наслаждения. Обессиленно опустившись на землю, Рейсэй прикрыла глаза, пытаясь успокоить окончательно сбившееся шумное дыхание, пока, свалившись рядом, чистокровный положил голову ей на мягкую грудь. Всё это казалось чрезмерно невероятным, чтобы быть реальным. Впервые в жизни демону хотелось остаться в чьих-то объятиях и просто насладиться накатившим спокойствием, позабыв об окружающем мире. Возможно, для столь могущественного существа и практически непобедимого воина было странным чувствовать себя в безопасности в чужих объятиях. В безопасности от забот и тревог, от правил, от одиночества и тоски. Казалось, даже визит самого чёрта по его душу был не в силах разрушить эту безмятежность. И он лежал, прикрыв глаза, потеряв счёт времени, пока женские пальцы играли с его золотистыми волосами. Когда же теплота в области груди медленно отступила, открыв глаза, Рейсэй увидела демона, поправляющего одежду без особой спешки. Он обратил на неё свой кровавый взгляд, и в нём показался восхищённый блеск. Она не спешила двинуться с места, смотря на него с таким же восхищением, и нежностью, так гревшей демону душу. Она была растрёпана, но казалась ему прекрасной, и до безумия соблазнительной. Рассыпанные по земле медные волосы падали на плечи и обнажённую грудь, губы были бессовестно исцелованны и искусанны, но глаза сияли непонятным блеском. Полюбовавшись его силуэтом, Рейсэй присела, потянув руку к его мужественному и до одурения привлекательному лицу, но так и не дотронулась до него. - Тикагэ… - полушёпотом промолвила она, пока демон перехватил её руку за запястье, и посмотрев в глаза неоднозначным взглядом, неожиданно впился ей в губы настойчивым, жадным поцелуем. В нём были намешаны и страсть, и какая-то едва уловимая нежность, но почувствовалась странная тоска. Молодой глава целовал её до безумия настойчиво, казалось, будто испустит дух через мгновение. И когда долгий ненасытный поцелуй оборвался, открыв веки, Рейсэй увидела перед собой лишь чистое тихое озеро, с отражением неполной серебряной луны на поверхности.