Mockingbird

Не оглядываясь, Анджи, прижимала к уху нагревшийся телефон и спешила по коридорам студии, выискивая взглядом максимально укромное место. Босс, своим звонком одновременно и спасший её, и не на шутку всполошивший, уже что-то вещал в трубку, и в голосе его явно звенело напряжение и нетерпение, вот только Анджи едва слышала его — шум, пропитывающий здание каждую перемену, собственные шаги, совпадающие с ударами сердца, и мысли казались громче, звонче, заглушая и стирая окружение. Пробиваясь сквозь толпы учеников и мысленно проклиная всякого, кто случайно толкнул её, задел или наступил на ногу, Анджи почти с облегчением заметила одинокое, холодное, никем не занятое окно и кинулась к нему, тяжело опираясь о подоконник. — Анджи! — где-то позади тревожно вскрикнула Виолетта, по жестокой шутке судьбы последовавшей за ней. Пока девушка пробивалась сюда, она краем глаза заметила взметнувшиеся каштановые волосы своей племянницы, но теперь та явно не могла её найти: безжалостная толпа давно поглотила Анджи, стёрла, скрыла от чужих глаз. — Анджи-и! — чуть растянув её имя, голос Виолетты теперь звучало совсем глухо и отчаянно — она её потеряла. Устало выдыхая, Анджи порадовалась долгожданной возможности остаться одной и наконец уделила внимание голосу босса, во всю звучащему в телефоне. — Да, — откликнулась она, устремляя взгляд в окно, туда, где светило ненавистное летнее солнце, слепящее, пламенеющее кожу и опаляющее душу, заживо сжигающее тьму вместе с тем человеком, которого она давно подчинила себе. Чтоб это солнце потухло… — Да. — Да? — переспросил мужчина, и голос его окрасился настолько ярчайшим изумлением, что Анджи почти ощутила его сама и поёжилась от пробравшего её насквозь беспокойства — что она сказала такого? — Так ты уже закончила? — счастливо воскликнул босс, и в воображении тут же нарисовалось его довольное лицо. Сбитая с толку, Анджи потерянно качнула головой и смогла лишь что-то неразборчиво промычать, когда смятение и неловкость охватили её. Лихорадочно соображая и пытаясь хоть немного вспомнить, о чём же босс вещал, пока она бежала, Анджи лишь досадно тряхнула головой, бессильно сжимая кулаки. В последнее время одно сплошное невезение. — Что? — хрипло выговорила она, морщась от знакомого ощущения «комка в горле». — Что я закончила? В телефоне на несколько мгновений воцарилось глухое молчание; Анджи почти осязала то недоумение, которое испытал мужчина, услышав странную речь Анджи. Переминаясь с ноги на ногу, Анджи оглянулась по сторонам — не видно ли в толпе знакомых лиц? — и вздохнула. — Анджи, ты чего? — в конце концов удивился он. Казалось, после такой подозрительной реакции, прервавшей его нетерпеливую речь, он не до конца совладал с собой. — Я думал, что твоё «да» означает окончание твоей работы там, в Буэнос-Айресе. Или нет? — в его словах прорезалось замешательство. Щурясь на солнце, которое с каждой секундой всё невыносимее обдавало её жаром, Анджи попятилась, стремясь укрыться в ближайшее тени. Тьмы в душе было слишком много, что позволить свету проникнуть туда, выжечь мрачность, ставшей второй её сущность. Сгори она — сгорит Анджи. — Работа? Буэнос-Айрес? — Анджи ощутила, как пересохло в горле. Блаженно прижимаясь к холодной стене, она изнеможённо выдохнула. — Да господи, скажите уже, о чём Вы толкуете! — раздражённо попросила девушка. — Анджи, — тоном бесконечного терпения обратился к ней мужчина, уже явно испытывая досаду. — Ты меня хоть слушала? Я говорил о… — но слова его не дошли до слуха Анджи — рядом стоящая девушка взвизгнула, радостно смотря в свой телефон и тряся подругу за руку, пытаясь привлечь её внимание и заглушив слова начальника Анджи. Злобно поджав губы и пожелав страшного возмездия обеим, онас досадою ударила рукой по подоконнику. — Что? — переспросила она, надеясь, что не разгневает мужчину и он не бросит трубку, оборвав разговор. — Что ж это за напасть… —буркнул он, наверняка поморщившись. — Я говорил о твоей задаче, Анджи. Тебе нужно поторопиться с получением сотрудничества, иначе наша академия может пропасть. Дела сейчас хуже некуда, денежных средств ни на что не хватает, сотрудники начинают подыскивать более прибыльные заведения, родители наших студентов отказываются вновь сдавать деньги, мы не можем провести реставрацию поломанных инструментов и кабинетов… Словом, ситуация отвратительная. Если мы в ближайшие сроки не получим договора, то можно попрощаться с академией. Мгновенно придя в себя и забыв про жуткую духоту, Анджи выпрямилась и в ужасе распахнула глаза — как же так? Она знала о том, что во Франции дела на её работе плохи, знала, что всё это может закончиться отнюдь не радужно, но даже не предполагала, что они могут оказаться на грани. Если академия закроется, то куда же денется сама Анджи? Кроме неё и ненавистной студии вариантов более не было. Вспотевшей ладонью стискивая телефон, Анджи беспомощно огляделась, будто бы ища помощь в этом помещении, спасение, подсказку. Потерять работу ей было никак нельзя — это бы означало, что во Франции ей больше делать нечего, что единственное, что остаётся, — это вернуться обратно, в наскучивший Буэнос-Айрес, в студию, в разрушенную семью, вернуться к образу всегда доброй и милой Анджи, который стал так горек, тошен и ненавистен за последние два года… Нет, такого явно нельзя было допустить. — Я разберусь, — прочистив горло, взволнованно проговорила она и утомлённо прикрыла глаза; внезапно её всю пронзила такая горькая беспомощность и опустошённость, что хотелось лишь опуститься на пол прямо здесь, в этой глупой студии, и остаться так одной на долгое-долгое время… лишь бы не тревожили. Но, как обычно, Анджи даже думать не посмела о том, чтобы поддаться мимолетней слабости, трусости, которые она всегда презирала. Показать свою робость и неуверенность, которые она вечно топила в яростной, свирепой, непроглядной тьме, людям? Нет уж. Легко быть сильной, когда никто не вправе заглянуть глубже, увидеть, что за маской прячется лишь слабая душа, укрываемая холодной силой воли и расчётливостью. Анджи знала, что однажды маска равнодушия, смелости и силы прирастёт к ней, и тогда станет гораздо легче. — Я разберусь, — уже более твёрдо повторила она, наконец воспаряя силой духа. — Я добьюсь этого контракта и тотчас передам его Вам. Можете быть уверены, — тут она немного помолчала и не сдержалась, задавая мучивший её вопрос. — И тогда я вернусь обратно, верно? — Конечно же, Анджи, — начальник её, видимо, сейчас испытвал неповторимое облегчение. — Конечно же. Мы нуждаемся в наших сотрудниках. — Отлично, — сдержанно кивнула она и отключилась. Пряча телефон обратно в сумку, она пробормотала: — Всё не зря. Скоро всё закончится, и мне не придётся растрачивать своё время здесь, — как только эти слова сорвались с языка, Анджи услышала резкий, придушенный всхлип и тут же вскинула голову, проклиная себя за беспечную глупость — выражение своих мыслей вслух. Настороженно оглядываясь и даже чуть обойдя место, где она стояла, девушка всей душой надеялась, что этот странный звук не относился к её монологу, когда заметила неподалёку расстроенную девушку, с тоской глядящую на какой-то кабинет и утешаемую каким-то юношей. Анджи чуть расслабилась и расправила плечи — ну конечно же, ничего жуткого не произошло, то были лишь подростки с их подростковыми проблемами. Скорчив рожицу, Анджи развернулась и направилась прочь из студии.

***

Сегодняшний день выдался жарким, и прогулка постепенно начинала утомлять. Пока Герман что-то рассказывал, выискивая всякие темы для их беспечной беседы, Присцилла скучающе шагала рядом с ним и чуть утомлённо кивала головой, создавая иллюзия слушателя. Его слова были равномерны, пусты и безлики; странно, но в этот раз они не были окрашены какими-либо эмоции, — будь то радость, заинтересованность, увлечённость, печаль или гнев, — как обычно. Голос Германа был глух и бесконечно далёк, его взгляд — пуст и потерян, да и сам мужчина казался каким-то вымотанным, уставшим и рассеянным, что не могло не привлечь внимания. Впрочем, Присцилла не особо задавалась вопросом, что же с ним случилось; куда важнее казались собственные заботы и прихоти. Осторожно, когда Герман отворачивался, чтобы взглянуть куда-то вдаль, будто бы там было нечто нужное, неуловимое, Присцилла тоскливо смотрела на часы — стрелки бесшумно скользили по циферблату, время стремительно утекало в вечное забвение, а их прогулка всё не заканчивалась — и это невыносимо изматывало женщину. Начиная уже жалеть о своём согласии на эту прогулку, Присцилла подумала, что могла бы ограничиться и тем обедом в ресторане, закончившимся полчаса назад — ей было бы вполне достаточно. Да и Герману, кажется, тоже. С каждым ушедшим мгновением сей бессмысленной вылазки держать спину гордо и прямо становилось всё труднее, а сохранять милую улыбку на губах — ещё хуже. Да и от высоких каблуков, которые она всегда выбирала, стремясь казаться ещё выше и величественнее жалких окружающих, теперь порядком болели ноги — натёрла, наверно… Оглядываясь и замечая неподалёку пустую скамейку, Присцилла уже собиралась окликнуть Германа, как у того вовсю зазвонил телефон, и он вздрогнул. — О-ух… — Герман беспомощно моргал, глядя на дисплей мобильника, будто бы его бесцеремонно разбудили посреди сна и теперь он ничего не мог сообразить. — Извини, Прис, — он поднял на неё чуть виноватый взгляд, — это Ромальо. Я отойду, — и не дождавшись ни её ответа, ни её кивка, он развернулся и спешно направился в сторону. В подозрении нахмурившись, Присцилла поджала губы, подумав, что это чудесная возможность наконец отдохнуть после получасовой прогулки, и направилась к замеченной ею лавке, на ходу снимая сумку с плеча, дабы найти в ней небольшое изящное зеркальце. В тот момент всё её внимание было сконцентрировано лишь на поисках, и она испуганно и сдавленно выдохнула, когда столкнулась с выскочившим навстречу человеком. От неожиданности пальцы разжались, и сумка выскользнула из рук, совершенно чудеснейшим образом не приземлившись в грязь. Ахнув, Присцилла наклонилась, поднимая её, и с негодованием взглянула на незнакомую светловолосую девушку, виновницу этого происшествия. — Смотри, куда идёшь, — выплюнула она, упирая руки в боки. — Ты бы в жизни не расплатилась за эту сумку, — и она многозначительно окинула незнакомку взглядом, отмечая её строгие тёмные джинсы, блузку мрачного синеватого оттенка и небольшую сумку с длинной цепочкой. Да уж. Одна сплошная официальность. — Боюсь, ты после такого случая даже не дожила бы до часа моей расплаты, — не оставшись в долгу, фыркнула незнакомка и устремила на неё ядовитый взгляд. — Такие потрясения, знаешь, опасны для жизни. Закатив глаза, Присцилла расплавила плечи и окатила светловолосую презрительным взглядом. Крепко сжимая сумочку и забыв про недавнее желание достать зеркальце, она раздражённо смотрела на нахальную незнакомку, посмевшую встать у неё на пути. — Да, как же. А теперь отойди, ты мне дорогу загораживаешь, — и она в нетерпении приподняла бровь. — Я терпеть не могу, как на моём пути встают всякие лицемерные девицы. В глазах незнакомки мрачным пламенем вспыхнула злоба, пронизанная ещё чем-то… Присцилла не могла понять. Растянув губы в саркастической ухмылке, она чуть отступила. — Досадно. Лицемерные девицы склонны к этому занятию. Имея, наконец, возможность, пройти к лавке и изнеможенно присесть, Присцилла отчего-то замерла, нахмурившись. Во взгляде девушки светилось нетерпение и некая решимость, по её лицу она видела, что та куда-то торопится, но сейчас светловолосая стояла на месте, не сводя с Присциллы пристального взгляда. Надменно вскинув голову, она поинтересовалась: — Чего тебе? — Где-то я тебя видела, — протянула девушка, и в голосе её прорезались задумчивость и замешательство. Поджимая губы, она кивнула: — Определённо видела. Довольно хмыкнув, Присцилла мельком посмотрела на Германа, явно уже заканчивающего свой телефонный разговор. — В этом городе мало тех, кто не знает Присциллу Ферро, — фыркнула она и уже отвернулась, ступая к лавочке, как чужой голос, внезапно окрашенный пониманием и приторно-сладким удовольствием, заставил её замереть: — А-а, ну конечно. Присцилла. Мать Людмилы Ферро и новая подружка Германа. Медленно развернувшись, Присцилла развернулась и окинула незнакомку холодным расчётливым взглядом. Наблюдая, как та ухмыляется с плохо скрываемым узнаванием и насмешкой, она цокнула языком. — Что? — высокомерно усмехнулась она, скрещивая руки на груди. — Какая ещё новая? И откуда ты его знаешь? Кто ты вообще, чёрт побери, такая? — Ого, сколько вопросов, — усмехнулась незнакомка и беспечно пожала плечами, явно забавляясь реакцией Присциллы. — Как что? То и значит — новая. Очередная, — спокойно, даже как будто с тенью небольшой скуки объяснила она. Забыв про завладевшую её телом усталость, про Германа, Присцилла смахнула белокурые волосы с лица и поджала губы; ей совсем не нравилось, с какой уверенностью и злорадством усмехается незнакомка — как и то, что она знала Германа. — Кто… — начала было женщина, желая вновь потребовать ответа на свой последний вопрос, как речь её прервал появившийся собственной персоной Кастильо. Приосанившись, Присцилла постаралась скрыть исказившие её лицо возмущение и злость и мило улыбнулась. — О-о, Герман, наконец-то. — Прис, с кем ты… — обратился он к ней, удивлённо глядя на светловолосую нахалку, но при упоминании его имени она вздрогнула и оглянулась; внимательная Присцилла успела заметить, как во взгляде незнакомки мелькнул целый вихрь чувств. Герман замер и поражённо воззрился на представшую перед ним девушку; потрясённое молчание, исполненное чувств, которые Присцилла не могла разгадать, насторожили её. Стремясь разрушить атмосферу, воцарившуюся меж ними, она привлекла к себе внимание Германа: — А это, дорогой, моя собеседница. О-очень приятная девушка, — с нескрываемым сарказмом и поистине яростной усмешкой рассказала она. Отвернувшись от Германа и чуть поморщившись, она одарила Присциллу снисходительной улыбкой; глаза её теперь были пусты и равнодушны. Окинув взглядом и Германа, и Присциллу, она лениво хмыкнула. — А-анджи, — всё ещё не до конца придя в себя после нежданной встречи, Герман попыталась сфокусировать взгляд на Ферро. — Что, откуда… А, э-э, Присцилла, это Анджи, — поспешил познакомить девушек он, встряхивая головой и отгоняя наваждение, — моя свояченица и тётя Виолетты. Анджи, это Присцилла. Моя… моя… — Будущая жена, — перебив растерянного Германа, оповестила она Анджи и смерила её задумчивым взглядом. Тётя Виолетты? Эта мелкая заноза много рассказывала о своей тёти, всегда описывала её с этим тошным восхищением в глазах, с непередаваемой нежностью, уверяла, что Анджи — настоящий подарок, что она «буквально ангел во плоти». Однако, презрительно глядя на нахальную родственницу Германа, Присцилла бы и в жизни не подумала, что вот это нечто, объединяющее в себе наглость и неумение одеваться во что-либо поярче, — тот самый ангел. Странное у этой семьи, однако, представление о небесных созданиях. Тем временем названная Анджи, изображая на губах скучающую насмешливую улыбку, протянула ей руку. — Безу-у-умно рада знакомству, сеньорита, — нараспев отозвалась она.