IV
На следующий день я снова пришёл в театр. На этот раз мне сказали прийти к камерной сцене, где меня ожидал Томас. - Здравствуйте, господин Андерсен! – донеслось до меня, как только я открыл дверь зрительного зала. Я увидел, что на сцене, обставленной декорациями (должно быть, она была приготовлена для какого-нибудь другого спектакля) стоял Томас и ещё девять человек. Один из них – усатый мужчина в чёрном костюме - сидел на крутящемся стуле за фортепиано, остальные шесть-восемь девушек и два мужчины – стояли на сцене в каких-то длинных подпоясанных балахонах голубого цвета, поверх которых были накинуты прозрачные куски ткани с вырезами для голов, отдалённо напоминавшие мексиканские пончо. Я подошёл к сцене, чтобы поближе рассмотреть этих людей и поздороваться с Киркегором. - Мы вас как раз ждём, - заявил он. - Это наш маэстро, Бьёрге Бьерре, - Томас указал на мужчину за фортепиано, и тот слегка поклонился. Я взошёл на сцену и пожал ему руку. - Ганс Христиан Андерсен, - представился я. - Очень приятно. Бьёрге, - назвался музыкант ещё раз. - А это наша эвритмическая группа, - Киркегор показал на группу молодых людей в голубых балахонах. - Простите, как вы сказали? – переспросил я. – Эвритмическая? - Да. Эвритмия, знаете, это искусство движения под музыку, подобно тому, как воздух движется, создавая разные звуки, - объяснил Киркегор. – Сейчас вы всё увидите. Я думаю, это пригодится нам в постановке. Бьёрге Бьерре повернулся к инструменту. Он сыграл на фортепиано интервал. Восемь эвритмистов тут же синхронно сделали шаг и приподняли руки. Затем они вернулись в исходное положение. Затем Бьерре начал играть мелодию, и эвритмисты начали двигаться. Они передвигались по сцене, вырисовывая всевозможные формы, разводя руки, кучкуясь и рассыпаясь. Что интересно, так их движения напоминали саму звуковую структуру произведения: они двигались быстро, когда музыка играла быстро; медленно, когда темп музыки замедлялся и замирали, если музыка переставала играть. Признаться, это было очень красиво, вот только где же можно применить такую красоту в спектакле? - Замечательно, - воскликнул я, когда произведение закончилось и эвритмисты вместе в Бьёрге удалились с поля нашего зрения. – Мне очень понравилось. Теперь, Томас, давайте продолжим составлять сценарий, возвратимся к нашему черновику. - Я не думаю, что это обязательно, - сказал мне Томас. - Что вы имеете в виду? – спросил я, и нехорошее предчувствие зародилось во мне. - Просто я не думаю, что тот вариант сценария будет хорош. Я не спал всю ночь и придумал новую идею. Я кое-как удержался от того, чтобы не закатить глаза и не выразить своё недовольство. И почему этот парень не может просто принять мой вариант интерпретации и поставить его так, как этого хочу я? - Понимаете, господин Андерсен, я очень уважаю вашу «Снежную Королеву», и я уверен, многим людям она тоже нравится, но посмотрите, разве людям будет интересно смотреть на сцене то же самое, что они читали в книге? Я думаю, что нет. Поэтому я внёс капельку изменений. Я просто молчал, давая Томасу высказаться, в глубине души надеясь, что каким-то чудом он сам откажется от своих идей. - Я думаю, что если мы уберём Кая? - Что? – я чувствовал, как буря начала бушевать внутри меня. - Я имею в виду, пусть Снежная Королева и Кай будут одним персонажем? Представьте, у Снежной Королевы есть сестра. Они с ней не очень-то ладили, и в один прекрасный момент Снежная Королева сбегает куда-то далеко, погрузив всю страну в вечную зиму. А её сестра, Герда... хотя надо будет придумать другое имя, как вам Анна? Анна отправляется её искать... - Я не думаю, что это хорошая идея, - сказал я, вновь пытаясь не разозлиться. - Да ладно вам, Ганс Христиан. Я думаю, всё будет отлично. Я только хотел вставить своё слово, но Томас прервал меня: - Ладно, в любом случае театр – это не только работа сценариста. Это работа художников, костюмеров и... композиторов. У нас немного времени, так как скоро на этой сцене начнётся спектакль, и нас выгонят, так что мне нужно успеть показать вам кое-что. Киркегор опять взбежал на сцену, проник за кулисы и снова выцепил оттуда Бьёрге и эвритмистов, которые, правда, носили уже обычные oдежды. - Итак, господин Андерсен, позвольте мне представить небольшой хорал моего собственного сочинения на старонорвежском. – сказал музыкант, который оказался ещё и композитором. – Я надеюсь, вам понравится, и вы найдёте ему место в спектакле. - Вы знаете старонорвежский? – спросил я. - Мой друг знает, он археолог. Он немного помог мне с текстом, но музыка целиком моя, - ответил Бьерре. Ладно, послушаем немного музыки, сделаем паузу, а потом продолжим слушать сумасшедшие идеи Томаса. Бьерре встал перед выступающими – уже, полагаю, не эвритмистами, а певцами – и взмахнул рукой. Тут же до моих ушей донеслось невероятно красивое песнопение, как будто я слушал церковный хор. К сожалению, я плохо понимал текст, так как он был на старонорвежском, да и сама песнь пелась, вероятно, не для того, чтобы её понимали. Были слышны в основном высокие женские голоса, так как мужчин в хоре было лишь двое, и они очень старались, чтобы их басы тоже звучали в песне, и, признаться, у них это получилось. Я совершенно расслабился и даже забыл о пререканиях с Томасом – настолько была прекрасна эта песнь. Когда хористы-эвритмисты закончили, я зааплодировал. Бьерре предложил мне взглянуть на текст и я согласился. Тот дал мне листок бумаги с текстом песни на старонорвежском и с переводом на датский. На старонорвежском было написано следующее: Verðug dróttning stór Hjarta af gulli skína Kronum þik med vánum, ást ok trú Fagra, grýttur land, heimr Árnadalr Fylgið dróttningu ljóssins Перевод на датский был таким: О, достойная Королева великолепия С сияющим золотым сердцем, Мы коронуем Тебя с надеждой, любовью и верой. Прекрасная, каменистая страна, наш родной Эренделл, Следуй же за Королевой Света! - Что-ж, прекрасно, - проговорил я. – Только я не понимаю, что такое Эренделл. - Мы сами придумали это название. Так называется королевство, где живёт Снежная Королева с сестрой. Там её коронуют... - начал Киркегор, но замолчал. Замолчал он потому, что я разорвал листок и бросил на пол. - Значит, вы всё за меня решили? Как будет называться королевство, кого будут короновать. Кто дал вам право так уродовать то, над чем я так долго работал. Вы же переворачиваете всё за минуту! – крикнул я. – Всё! Никакого спектакля! Я сейчас же уезжаю в Копенгаген. Не слушая никого, я выбежал из здания театра, прибежал домой, закинул все вещи в чемодан и направился к вокзалу, откуда поехал на первом же поезде, что направлялся в Копенгаген.V
Пейзаж по пути в Копенгаген на поезде был чуть менее скучен, чем тот, который я наблюдал позавчера, едучи на санях с Густавом. Мы заезжали на станции в каких-то маленьких деревушках. Новые люди приходили, но ко мне в купе никто не садился, и это было хорошо, так как в данный момент мне совершенно не хотелось ни с кем общаться. Примерно полпути я не мог отделаться от мысли, что Киркегор однозначно поступил плохо. Так коверкать сюжет моей сказки – зачем?! Зачем он, да и ещё Бьёрге, изменяют всё без моего разрешения. Придумали какой-то Эренделл. Опять же, зачем? И какой смысл придавать Снежной Королеве облик молодой привлекательной блондинки? Нет, Томас сделал великолепные эскизы, и Снежная Королева на них выглядела прекрасно. Но это ведь не та Снежная Королева! Какое право он имеет изменять мою Снежную Королеву?.. В этот момент ситуация начала проясняться. То, какая Снежная Королева для меня – результат одного моего переживания, связанного с потерей отца, поэтому Снежная Королева для меня – строго негативный персонаж. Но если Томасу Снежная Королева видится по-другому – это его проблемы. Я имею в виду, даже не проблемы, просто его разум представил моего персонажа именно так. А что, он молодой, ему нравятся красивые девушки, плюс в жизни у него, вероятно, всё хорошо, если он отстаивает свою позицию насчёт того, что Снежная Королева не является злым персонажем. Он понимает мою сказку так, и это его право! Ещё один вопрос был в том, как я отреагировал на то, что Томас и Бьёрге переделали сюжет моей сказки... Ну, во-первых, сюжет самой сказки они не переделывали ни коим образом, а просто придумывали сюжет для спектакля. Конечно, неприятно слышать о том, что без твоего ведома переделывают твою же сказку, но зачем было так раздражаться? Ведь Томас был в чём-то прав: нужны некоторые изменения для того, чтобы зрителям не было скучно смотреть спектакль. Но нельзя же делать Герду или... Анну, неважно... Нельзя же убирать Кая и делать Снежной Королеве сестру! Хотя почему бы и нет? Может, из этого что-то получится. Может, не совсем то, что я написал у себя в сказке, но всё-таки... Может, Томас создаст что-то принципиально новое, что-то другое, не лучше и не хуже моего. Просто другое. А я порвал бумагу с текстом песни, над которой Бьёрге с его другом-археологом трудились, наверное, довольно долго. Я накричал на Томаса практически ни за что. В этот момент мне стало настолько стыдно, что я даже встал, чтобы выйти из поезда на ближайшей станции и поехать обратно в Хельсингёр, чтобы добежать до театра, который по счастью находится в двух шагах от вокзала, и извиниться перед ним и разрешить ему воплотить все его идеи. Потом, немного подумав, сел обратно, чтобы всё-таки доехать до Копенгагена. Ничего, извинюсь в письме, когда приеду, зачем лишний раз ездить туда-сюда?VI
Начались заморозки, и я тратил очень много дров на то, чтобы согреться. Печка была затоплена всегда, и я часто использовал её для того, чтобы пить горячий чай. Вот и сейчас я закидывал в печку дрова, которые уже заканчивались, и ждал, пока вскипит чайник. Несмотря на то, что я приехал ещё вчера, за письмо Томасу я ещё даже не брался. Так что я как раз взял листок бумаги, обмакнул его в чернильницу, как вдруг услышал стук в дверь. Улыбка расползлась по моему лицу, когда я увидел, что на пороге стоял адресат моего будущего письма. Вид у Томаса был грустный, но увидев мою улыбку, он тоже слегка улыбнулся. - Добрый день, Ганс Христиан, можно войти? - Да, заходите, - я ввёл Киркегора внутрь и закрыл за ним дверь. – У меня как раз кипятится чайник. Вы не замёрзли? Молодой режиссёр, похоже, не ждал такого гостеприимства от человека, который день назад ругался на него и воспринимал его идеи в штыки. Он сел за стол возле печки, наблюдая за тем, как я завариваю чай. - Ганс Христиан, я хотел бы извиниться за то, что я так исковеркал вашу сказку, - робко проговорил он. Похоже, извинения давались ему не так хорошо, как описание идей. – Мне правда не стоило этого делать. Его извинения немного льстили мне, я даже невольно улыбнулся. К счастью или же к сожалению, я стоял к нему спиной, и он этого не увидел. - Да что вы. Это вы меня простите, - произнёс я, ставя перед Киркегором чашку горячего чая и садясь напротив него. – Я не знаю, что на меня нашло. Я не должен был так реагировать. Вчера, когда я ехал в поезде, я всё обдумал. У вас действительно есть право трактовать мою сказку по-своему, и никто не запрещает вам вносить свои идеи в ваш спектакль, ведь он ваш. - Но... - Не говорите ничего. Мне действительно по началу было неприятно то, как вы видите Снежную Королеву, как вы хотите изменить сюжет. Просто понимаете, то, как я вижу Снежную Королеву – этому есть свои причины. Я ожидал, что Томас спросит, какие, но он молчал. Похоже, я всё-таки сильно обидел его, что он чувствовал себя не в своей тарелке. - За день до того, как умер мой отец, - начал я рассказ. – мы рассматривали морозные узоры на окне. Вдруг мы увидели, что один рисунок, что нарисовала зима, напоминал женщину в шубе, которая подняла вверх свои руки. «Это снежная дева за мной пришла», - в шутку сказал отец. Но через день его не стало, и мать напомнила мне этот случай, сказав, что его действительно забрала к себе та снежная дева, что была лишь узором на окне. Так и возникла моя «Снежная Королева». - Я не знал, - воскликнул Томас. – Тогда мне точно нужно сохранить образ вашей Снежной Королевы. В его голосе слышалась уступка. Было видно, что режиссёр не хотел этого делать и делал это ради меня. - Нет, ради Бога, оставьте свою. Судя по рисункам, она очень красивая, - произнёс я с улыбкой. - И вы не обидитесь на то, что сюжет не будет таков, как в вашей сказке? - Нет. Я даже могу придумать ей имя, чтобы она больше была похожа на человека. Выбор имени занял около минуты. Мария? Хорошее имя, но не подходит. Теа? Нет. Оливия? Похоже на оливковое масло. Я вспомнил, что Хельсингёр в Англии, по какой-то причине, называют Эльзинор – то ли потому, что англичанам трудно произносить звук Ё, или же им не нравилась буква Ø. - Её будут звать Эльза, - провозгласил я. Томас улыбнулся. Похоже, имя ему понравилось.