Талисман. Сила притяжения

Тоша.       Со скоростью света я вылетел в коридор. Я должен за ней уехать. Приехать в Киев, признаться в любви и забрать её нахрен оттуда. — Давно она уехала? – судорожно натягивая на себя кроссовки, выкрикнул я из коридора.       Ребята, что сидели со мной на кухне, выбежали оттуда, смотря на меня ошарашенными глазами. — Ты куда собрался? – возмущённо сказал Мильковский. Блять, блять, блять, ёбанные концерты! Сейчас опять Милько разорётся и никуда меня не отпустит. — На вокзал, – завязав, наконец, эти долбанные шнурки, я выпрямился и потянулся за курткой. – Я должен ей всё объяснить. — Ты с ума сошёл? – блять, Тоня, ты-то куда лезешь, нормально же общались. – Она уже в поезде час едет, где ты её потом искать будешь? — А что ты предлагаешь?! – я сорвался на крик, посмотрев, наконец-то, на них.       Они смотрят на меня, все до единого. Эти двое влюблённых с возмущением и недовольством во взглядах, а Влад и Маус – растерянно и вопросительно. А мне было плевать. Единственное, чего я хотел – это найти Саню и всё ей объяснить. Сказать, как сильно её люблю, и больше никогда в жизни не отпускать.       Сдвинув брови к переносице, я продолжил кричать в отчаянии: — Что вы мне предлагаете?! Остаться здесь и бросить Сашу в Киеве? — У нас завтра концерт, – сдержанно сказал Женя. Он старательно скрывает свою злость. Наверное, чтобы Тоня не нервничала, ну или чтобы не превратить наш разговор в нечто похожее на смерч. Когда мы начинаем все орать друг на другу, это напоминает мини-войну. Все вещи тут же разлетаются, разбиваются, ломаются. Мы кидаем друг в друга всё, что попадётся под руку. А когда успокаиваемся, сидим и лечим и себя, и другого. — Да мне насрать на концерт! — Потерпи три дня, и мы все вместе поедем за Сашей, – сквозь зубы процедил Мильковский, сверля меня взглядом. Ненавидит меня. Была бы его воля, давным-давно бы меня грохнул и спрятал в одном из многочисленных подвалов какого-нибудь города. А потом сказал бы, что я как обычно ушёл на пьянку, загулял, наверное. Ну, конечно, это ведь Тошик Ниженко, это неудивительно. Вот так убьют к херам собачьим, а никто и не узнает. — Три дня?! – взъелся я. Ну охуеть. Потерпи три дня, говорит. Это что, блять, болезнь, что ли, какая-то? Что мне, твою мать, терпеть?! Саня в Киеве, а мы здесь. Потерпи, ага. – Пока мы тут будем отсиживаться, Саша будет три дня бродить по Киеву! Ты, блять, понимаешь, что говоришь? — Тош, она не будет бродить по улицам, – неуверенным голосом сказала Тоня. Я перевёл на неё разъярённый взгляд. – У нас в Киеве есть знакомая, она примерно год назад выпустилась из детдома и получила квартиру. Саша с ней договорилась, и та разрешила пожить у неё некоторое время. — Вы себя слышите вообще, а? – нахмурился я, возмущённо переводя взгляд с одного на другого. – Блять! Твоя лучшая подруга уехала в другую страну! Ни в соседний город, ни в посёлок какой-нибудь, а в соседнюю, блять, страну! Ты понимаешь это или нет?!       Меня больше бесит не то, что я такой мудак, что Саня, блять, уехала, что все мои отношения с ней полетели к непонятным ебеням, а меня просто раздражает то, что они так спокойно к этому относятся. Давайте подождём три дня, посидим здесь спокойненько, пока Саша, совершенно одна и без денег, будет жить в Киеве, в нескольких тысячах километров от нас. Ладно эти трое дебилов, но Тоня, чёрт возьми! Это же твоя лучшая подруга, какого хера ты не на моей стороне?! Ты громче всех должна кричать, что мы должны немедленно ехать, а лучше, блять, лететь за ней. Но почему ты молчишь-то, а? Почему?!       Пока я мысленно ненавидел всех и каждого, я даже не заметил, что довёл свою любимую сестрёнку до слёз. Она влажными глазами смотрит на меня, как зашуганный зверёк на хищника. Какой же ты всё-таки мудак, Ниженко. — Тонь… — Тох, заткнись уже, а! – неожиданно Милько сорвался на крик. Я перевёл растерянный взгляд на него. Он меня ненавидит. – Чего ты добиваешься своими криками?! Думаешь, тебе одному хреново? Думаешь, ты один у нас такой весь бедный и несчастный, а всем остальным посрать?! – давно я не видел его таким злым. Брови нахмурены, а глаза полны ярости. Можно уверенно считать: мне повезло, что вокруг стоят свидетели. Иначе Жека прикончил бы меня прямо здесь, без всяких разборок. – Самому не стыдно на беременную сестру орать? Решил всю злость на неё вылить, да?       Мильковский стоял перед Тоней, словно закрывая и отгораживая её от меня. Ни на секунду он не отвёл свой взгляд, так и прожигал меня насквозь. Не знаю, сколько ещё бы он так орал, но Тонька решила вмешаться и неуверенно положила ему руку на плечо. — Жень, подожди…       Он замолчал и повернул голову к Тоне. А та лишь обошла его и теперь сама встала перед ним, уверенно посмотрев на меня. — Ты думаешь, мне самой нравится сложившаяся ситуация? – в глазах капля презрения. – Или ты считаешь, что я сама посадила её на поезд, купила билет, сказала: «Уезжай быстрее, ты не должна здесь оставаться, ведь он тебя предал». Так ты себе это представляешь? — Да ведь можно было хотя бы попытаться её остановить!       Тоня больше не плачет, поэтому я опять начал орать. — Давай, конечно! – взъелся Женя, снова встав перед моей сестрой. – Сделай всех вокруг виноватыми! Один ты такой белый и пушистый ни в чём не виноват. — Ну естественно, как что-то случилось, дак тут же Ниженко виноват и никто больше! – с ещё большей злостью в голосе закричал я. Меня бесит, что они постоянно из меня крайнего делают. Сломался чайник? Это всё из-за Тоши. Порвалась струна? Всё из-за Тоши! Опаздываем на концерт? Всё из-за Тоши! Саша уехала в Киев? Кто виноват? Конечно же, Тоша! — А кто? – изумился Мильковский. – Я? Или, может быть, Тоня? Или вон вообще Маус, который сидит и никого не трогает? – он указал рукой на Дудку, который в этот момент растерянно кивнул головой, соглашаясь со словами носатого. Заебись, блять, они тут все заодно! И все против меня. – Это ты со своей долбанутой гордостью ходил кругами вокруг неё и всё никак не мог признаться. Но когда вдруг ты засунул свои страхи куда подальше и признался в своих чувствах хотя бы самому себе, но при свидетелях, это всё услышала Саша и поняла всё неправильно, потому что со стороны это действительно выглядит не так, как тебе кажется. Но ты, вместо того, чтобы всё объяснить, снова возомнил из себя гордого любовника, понадеявшись на то, что Саня сама к тебе прибежит! Но этого не случилось. Она уехала, очнись! И в этом виноват ты. Ты и никто другой, прими это, наконец, и смирись!       Я сглотнул, нахмуренно смотря на Мильковского, который в свою очередь напряжённо испепелял меня взглядом. Его грудь то и дело вздымалась и опускалась, челюсти были сжаты, а из глаз летели яростные искры, предвещающие самое хреновое. Я уже говорил про свои подозрения, что они хотят меня разорвать? Дак вот. Теперь я в этом уверен. На все сто десять процентов. — Ну а вы что молчите? – возмущённо посмотрев на Влада и Мауса, недовольно проговорил я. – Скажите хоть что-нибудь. — А что тут говорить? – как и всегда, совершенно спокойно и рассудительно ответил Влад. – Жека прав, нам нужно отыграть концерты. Мы не можем просто так взять и отменить их за день до проведения. Мало того, что нам Юра с Таней головы оторвут, дак ещё и организаторы потом ни в какой клуб столицы не пригласят. — Всё понятно, – мрачно ответил я, опустив голову.       Развернувшись, я дёрнул ручку двери, но тут же почувствовал на себе Тонины руки. — Ты куда? – обеспокоенно спросила она. Кажется, это единственный человек, который за меня переживает.       Я обернулся. Она смотрит на меня встревоженными глазами. Вот-вот заплачет. — Не переживай. Не в Киев.       И, открыв дверь, я ушёл из дома, в котором меня перестали понимать.       Вы когда-нибудь чувствовали себя настолько херово, что хотелось сделать что угодно, хоть продать душу дьяволу, лишь бы вернуть тот ёбанный момент, когда ты бесповоротно испортил свою жизнь? Если нет, то радуйтесь. Потому что это пиздец. Я бы лучше сдох, чем жил дальше с этим долбанным чувством, что я всё проебал. Ненавижу себя. Каждой клеточкой своего организма. Ненавижу, блять! Как можно было родиться таким тупым мудаком, который нихрена не понимает в этой жизни. Единственное, что я умею – портить то, что уже, казалось бы, невозможно испортить. В конце концов, всё феерически просрать – тоже дар. — Здравствуйте, на сколько ближайший рейс до Киева?       Я в аэропорту. Вдруг повезёт. — Добрый вечер, сейчас посмотрю, – шаблонная милая улыбочка, и голубые глаза устремляются в монитор. – На сегодня рейсов больше нет. Свободные места только на завтра. На два часа дня.       Сейчас бы постараться лихорадочно вспомнить, сколько идёт поезд от Питера до Киева… и после длительного напряжения своих извилин, в моём мозгу появляется цифра двадцать. — Спасибо.       Вздохнув, я разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов и ухожу уже из второго места, где меня никто не понимает.       Интересно, что сейчас делает Саша? Спит? Думает? Плачет?.. Ненавижу себя. Уже хотя бы за то, что из-за меня плачет человек, за которого я готов разорвать любого, кто хоть пальцем её тронет. Я могу уберечь её от любого… но только не от себя. И это самое, блять, дебильное. Мы обещаем, что никогда не позволим кому-то причинить человеку боль, а сами делаем в тысячу раз больнее, чем могли сделать те, от кого мы так тщательно его защищаем.       Я вернулся домой слишком поздно. Настолько поздно, что улицы уже заметно опустели. Свет в квартире не горел, надеюсь, они не отправились на мои поиски.       Осторожно повернув замок, я бесшумно зашёл в квартиру. — Слава Богу!.. – ко мне подлетела взволнованная Тоня, крепко обхватив мою шею руками.       Она переживала… нервничала… волновалась… В который раз за сегодня убеждаюсь, что я конченный эгоист. Только и делаю, что думаю о своих проблемах, на остальных насрать. Даже на беременную сестру, которая столько часов ждала меня перед дверью… — Прости меня, – шёпотом сказал я.       Обхватив её спину руками, я утонул в её волосах, закрыв глаза. Моя маленькая бедная Тоня, прости, что тебе достался такой брат, как я.       Она отстранилась от меня и посмотрела взволнованными и влажными глазами. — Я уже начала думать, что ты и правда уехал. — Куда же я без тебя, – по-доброму усмехнулся я, поправив прядь её волос. — Мы полетим за ней сразу же после Московского квартирника. Я обещаю. Как только закончим, сразу же поедем за билетами и улетим. — Нет, – категорично отрезал я. – За билетами мы поедем сейчас. Одевайся.       Она посмотрела на меня ошарашенными глазами. А я в свою очередь уверенно смотрел на неё. Я в любом случае поеду за билетами. С Тоней или без.       Проходит несколько секунд, и на её лице появляется улыбка. — Я люблю тебя, – прошептала она, крепко меня обняв.       А затем развернулась и бесшумно убежала в свою комнату одеваться.