Талисман. Сила притяжения

Тоня.       Ранний день. У парней очередная репетиция перед квартирником, который уже, кстати, через пару дней. «Нервы» и Саша спустились на улицу. А мы с Женей остались одни. Милько слишком долго всегда собирается. Сегодня то же самое.       Я сидела в коридоре на пуфике и ждала, когда он выйдет. Я должна с ним поговорить. Решить, наконец, всё и сразу. Либо сейчас, либо никогда. И будь, что будет.       Блондин вышел из гостиницы, держа в руках чехол с гитарой и как всегда безразлично прошёл мимо меня. — Жень, нам нужно поговорить, – сказала я, тут же поднявшись с пуфика. — Прости, я опаздываю на саундчек, – безразличным голосом проговорил он, присев на корточки и взяв в руки кеды. Опять отмазки, опять он от меня убегает. — Мильковский, чёрт возьми, хватит от меня бегать!       Сдвинув брови к переносице, я со злостью смотрела на него. А он замер, поднялся на ноги и устало обернулся. Смотрит мне прямо в глаза так, словно мы чужие друг другу люди, и я достаю его по какому-то пустяку чуть ли не весь день. — Что происходит? – я сглотнула. — Мы стоим и разговариваем, я опаздываю на саундчек, а ты усугубляешь эту ситуацию.       В его голосе столько безразличия, что меня невольно передёрнуло. И сердце защемило. Словно тот воткнутый нож, который так и торчит из моего сердца, повернули на девяносто градусов. — Ты ведь понял, о чём я.       Я опять сглотнула. Главное не разреветься, слышишь? Только не плачь. — О чём? – вздохнул он и перенёс вес своего тела на правую ногу. — Об отношении между нами, – как можно более спокойно сказала я. – Или ты хочешь сказать, что ничего не изменилось? — А что-то изменилось? – удивлённо вскинув брови, спросил он. Каждая его фраза – новый поворот ножа на девяносто градусов. И чем больше безразличия в его голосе, тем быстрее вертится нож. — Женя, не включай дурачка, ты прекрасно меня понимаешь, – всплеснула руками я. – Если ты обиделся на то, что я не пришла в кафе, дак я пришла, просто автобус уехал не туда.       На глаза медленно наворачиваются слёзы. И мне всё труднее и труднее говорить. — Да? – он ухмыльнулся. Так болезненно, отчуждённо и мерзко. – Ну, здорово. — Блин, Женя, пожалуйста! – мой голос сорвался, в глазах застыли слёзы. – Ненавидь меня, презирай, делай, что хочешь, но я прошу тебя, не относись ко мне, как к пустому месту! Неужели ты сам не понимаешь, что нет ничего хуже равнодушия?       Я почувствовала, как по щеке скатилась одинокая слеза, обжигая кожу. Я быстро натянула рукав и провела им по лицу. — Я не отношусь к тебе, как к пустому месту, – всё с тем же равнодушием сказал он.       Господи, Женя, ну что с тобой стало? Почему тебе нравится причинять мне боль? Неужели ты не видишь, что я люблю тебя, чёрт возьми. Люблю до потери пульса, люблю, пока ты вонзаешь мне в сердце очередной нож! — Да? Тогда почему ты меня игнорируешь вечно, убегаешь? – волна слёз становится всё больше, но я до последнего их сдерживаю. – Я пытаюсь с тобой поговорить, а ты даже меня не слушаешь!       Я смотрю ему прямо в глаза, чувствуя, как дрожат губы. Он виновато опустил голову и тихо сказал: — Тонь, прости, мне правда нужно идти. — Не ври! – чуть ли не крикнула я в отчаянии. – Ты не опаздываешь. У вас саундчек только через час, а идти тут всего минут двадцать.       Он неуверенно надевает на себя куртку и даже не смотрит на меня. — Нужно подготовиться ещё, настроиться… — Блин, Жень, хватит чушь нести. Ты уже взрослый парень, а оправдываешься, как будто тебе пятнадцать лет! — Прости.       Тихий шёпот, и Женя опять разворачивается, потянувшись к гитаре. — Не смей опять уходить!       У меня начинается истерика. Самая настоящая. Я сдерживаю слёзы из последних сил, но уверена, что в любую секунду могу разрыдаться прямо у него на глазах. Мои губы дрожат, голос тоже. Меня непроизвольно трясёт, как это бывает, когда ты слишком долго плачешь. Ногти впиваются в кожу ладоней.       Женя стоит ко мне спиной и не шевелится. Он не уходит и не оборачивается. Это самое ужасное. Я не знаю, что он сейчас сделает. Слёз всё больше, и удерживать их становится всё тяжелее. — Знаешь, Тонь... – Женя медленно обернулся и посмотрел мне прямо в глаза. И я больше не увидела в них безразличия и равнодушия. Я увидела в них застывшую боль. – Я недавно понял, что любить тебя очень больно. Где-то глубоко в душе я надеялся и был уверен, что когда-нибудь ты всё-таки полюбишь меня. Я был готов ждать сколько угодно… да я и сейчас жду, – он горько усмехнулся. – Я люблю тебя. Больше жизни. Даже, несмотря на мой игнор, я продолжаю любить тебя всей душой, потому что это чувство, оно никогда не исчезнет из моей души. Но с каждым днём мне было всё больнее осознавать, что ты, возможно, так никогда и не будешь моей. И я понял, что единственный выход из этой агонии – заглушить свои чувства к тебе. Собрать их в один кулёк и спрятать на самое дно души, где их никто не найдёт, и больше никогда их оттуда не доставать, – он замолчал, а затем сказал почти шёпотом: – Прости… Но я не могу так больше. — Ну и чего ты этим добился? – дрожащим голосом спросила я. – Ты хотел, чтобы мне было так же больно, как и тебе, да? Дак ты этого добился, – слёзы медленно начали стекать вниз по щекам. – Мне больно, слышишь, мне ужасно больно оттого, что ты так ко мне относишься!       Мне уже было плевать на то, что сдалась в плен своим эмоциям, которые с головой меня захлестнули. Плевать, что я реву прямо у него на глазах. Но мне не плевать на то, что он стоит напротив меня с опущенной головой и ничего не делает. — Тонь, прости, я не думал… — Что не думал? – крикнула я в истерике. – Что мне может быть больно? Не думал, что я тоже могу что-то чувствовать, да?       Слёз всё больше. А мне всё больнее. — Прости, я думал, так будет лучше. — Кому так лучше? Тебе? Или, может быть, мне? Кому, скажи! — Прости, но я не хочу всю жизнь чувствовать эту боль от одной только мысли, что тебя не будет в моей жизни…       И он опять разворачивается. Медленно. Но уверенно. А вместе с ним словно поворачивается и нож в моей груди. Так же медленно, но уверенно причиняя боль. — Да я люблю тебя, придурок! – в отчаянии крикнула я. – Слышишь? – чувствуя, как слёзы беспощадно обжигают кожу и горло, прошептала я дрогнувшим голосом. – Я люблю тебя! Да, чёрт возьми, я влюбилась по самые уши, я вечно думаю о тебе, я не могу прожить и дня без тебя! Я хочу быть с тобой!       Я кричала. Даже не слыша себя. Я просто говорила всё, что приходило на ум.       А он стоит ко мне спиной и не шевелится. Да обернись же ты, чёрт возьми, скажи хоть что-нибудь! — Я люблю тебя, Женя!.. – чуть ли не одними губами сказала я.       Он медленно оборачивается. А я смотрю на него и боюсь увидеть его глаза. Боюсь увидеть в них всё то же безразличие и равнодушие. Полностью повернувшись ко мне лицом, он неуверенно поднимает взгляд на меня. А в них слёзы… Я закрываю рот ладошкой и делаю шаг к нему. — Стой! – резко сказал он, выставив руку вперёд. Я ошеломлённо остановилась. – Если ты сделаешь ещё один шаг, то ты должна быть готова к тому, чтобы прожить вместе со мной всю жизнь, – он сглотнул, смотря мне прямо в глаза. – Если ты к этому не готова, то, прошу тебя, не двигайся.       Я растерянно стою напротив, не спуская взгляда с его глаз. Глаз, в которых читалось просто всё, что только может чувствовать человек. Боль, счастье, радость, отчаяние, испуг, надежду, веру… А я стою, как вкопанная, и не могу пошевелиться. Я вижу, как он начинает терять надежду. Страха в его глазах становится всё больше, а надежды и веры всё меньше. Тогда я срываюсь с места и перестаю соображать, что происходит. Но одно мне известно точно – этот поцелуй навсегда останется в моей памяти как самый лучший.