Мечтать не вредно

Как же я корила себя за то, что не поддержала любимую подругу в самую трудную минуту её жизни! Проявила непростительный эгоизм и упивалась собственным счастьем в тот момент, когда моя сестра (ибо Милли почти была нею) проливала слёзы!.. Я решила наверстать упущенное, рассудив, мол, если меня любят, немного подождут и всё поймут – моё время целиком и полностью не может принадлежать одному лишь Оуэну. И мы с Милли вновь стали практически неразлучны. Чтобы искупить свою вину, я с сочувствующей миной на лице выслушивала долгие излияния подруги о дурном характере Брейди, старалась вникнуть во все перипетии её нелегкой судьбы, что было в принципе невозможно, ибо вчера Милли говорила одно, сегодня – второе, а назавтра клялась, что ничего подобного она мне сказать вчера не могла… Я всё прощала ей и, чтобы угодить, поддакивала и вторила чуть ли не после каждого слова. – Мне хотелось посидеть в кафе, а ему приспичило погулять, – жаловалась Милли. – Уж лучше бы посидели в тепле. А я уступила ему и простудилась. – Нужно прежде всего думать о своём здоровье, – поддакнула я, совершенно забыв об аналогичной ситуации, когда в угоду мне, гуляя по пустынным улицам Форкса в надежде наткнуться на принца моей мечты, Милли подхватила воспаление лёгких. Подруга тем временем припомнила ещё одну обиду: – Все нормальные парни, если они, конечно, любят своих девушек, приглашают их в кино на романтические комедии. А Брейди что? Он постоянно таскает меня на боевики и ужастики! – Кошмар! – ужаснулась я. – И постоянно недоволен тем, что ему совсем немножечко приходится меня ждать. – Милли надула губки. – А я ведь для кого стараюсь? Для кого хочу выглядеть красиво? Для него, дуралея. – Они все одинаковые! – Я не блещу оригинальностью, знаю. – А он променял меня на каких-то бандитов! – продолжала стонать Милли. – Я пыталась вернуть его на путь истинный, но знаешь, Пэм, что этот урод мне сказал? – Что? – Что его беготня по лесу – дело всей его жизни и что возврата к прежнему нет и быть не может! – Извращенец ненормальный! – отозвалась я. – Памела, извращенцы все ненормальные, среди умственно неполноценных людей нормальных не бывает, – просветила меня Милли, и на миг лицо её прояснилось и сделалось отдалённо похожим на лицо миссис Уайт, нашу учительницу английского и литературы, когда она втолковывает нам какой-то очевидный материал. – Совершенно верно, – тем не менее согласилась я. – Он не считается со мной! – снова завела свою шарманку Милли. – Эгоист несчастный! – Из-за него я съехала в число худших учеников класса! – Милли всплеснула руками. – Как он мог! – Я машинально повторила жест подруги. – Представляешь, он смеётся над тем, что я перед сном целую своего Барни! – возмутилась она. – Что?! – я захлебнулась от возмущения. – Смеётся над твоим плюшевым мишкой? С которым ты спишь с двух лет?! Ну и урод! – Ты совершенно права. Не такой уж Брейди и красивый, правда? – Конечно, ты в сто раз лучше себе найдёшь! – И он совершенно меня не понимает, – всхлипнула подруга и прильнула щекой к моему плечу. – Он тебя не достоин, Милли, – торжественно сообщила я. – Ах, – только и смогла произнести она. День за днём на меня выливали столько противоречивой информации о Брейди Фуллере, что у меня создалось впечатление, будто бывший парень Милли и друг моего брата, которого я привыкла часто видеть у себя дома – это два совершенно разных человека. Но я была совершенно уверена, что доля правды в словах Милли есть, и немалая, ведь любимая девушка и лучший друг – это далеко не одно и то же, потому и отношение к ним совершенно разное. Но и Макс был недоволен поведением Брейди. Видно, они сильно повздорили, и брат вообще не хотел упоминать имени своего закадычного друга, а на мои навязчивые вопросы, что да как, послал меня в баню. Тогда я сама, решив, наконец, расставить все точки над і, несколько раз звонила Фуллеру, но он был то вне зоны действия сети, то попросту не отвечал на звонки. Однажды случилось чудо – он сам мне перезвонил. – Привет, Хомяк, ты чего трезвонишь? – усталым голосом произнёс Фуллер. Я чуть не задохнулась от гнева и тут же выплеснула ему всё, что я о нём думаю, нисколько не стесняясь в выражениях. – Полегче, Хомяк, полегче! – он повысил голос. – С Милли я сам разберусь, не лезь не в своё дело. Пожалуйста. – Да пошел ты! – взревела я. – Милли моя лучшая подруга. А Макс мой брат. Мне, конечно, на тебя совершенно наплевать, но мне обидно за них!.. – Хомяк, не буди во мне зверя. Давай, до свидания. – Никакой я не хомяк!.. – вспылила я, но в ответ услышала лишь короткие гудки. Чертов Фуллер! Он сам разбудил во мне зверя, и это был далеко не пушистый представитель семейства хомяковых. Я долго не могла успокоиться после этого короткого разговора и поклялась, что ещё устрою Фуллеру далеко не сладкую жизнь. Однако, что касается Милли, то тут я перестаралась. Потому что не прошло и недели, как подруга перезвонила мне и счастливым голоском сообщила, что они с Брейди помирились. Вот те на! – Вы… что сделали? Помирились? – не поняла я. – Ты что, не рада? – обиженно протянула Милли. – Не одной же тебе повезло в любви. – Но я не понимаю… Тебе разве не надоело без конца ссориться и мириться? И вообще, зачем тебе этот моральный урод? Найди нормального парня. Милли зашипела в ответ что-то о том, что идеальных людей на свете не существует в принципе, нормальные парни встречаются один на миллион, Брейди – любовь всей её жизни и вообще я лезу не в своё дело. Ну вот, хотела как лучше, а получилась полная ерунда. Но то был далеко не единственный пинок от судьбы (и чем я только прогневила Всевышнего? Сижу тут тихонечко в своей комнате, ничего не делаю, никого не трогаю, в чужую жизнь больше не лезу). В тот же день, ближе к вечеру, когда я общалась с Оуэном по скайпу и избавляла виртуальную реальность от зомби, ко мне вошла мама. По тому, как громко она хлопнула дверью и как решительно ступали по полу её обутые в меховые тапки ноги, я поняла, что она не в духе. И очень сильно не в духе. Я втянула голову в плечи, но от компьютера оторваться не смогла. – Мне нужно с тобой серьёзно поговорить, – сухо произнесла мама, и я услышала, как заскрипели пружины моей кровати под её весом. Я поняла, что отмахиваться сейчас от мамы не имело смысла, поэтому вышла из игры и отключила скайп, даже не попрощавшись с Оуэном. Потом ему всё объясню. – Я устала от твоего безответственного поведения. – Мамино лицо было бесстрастным, как у судьи, которому абсолютно всё равно, на пять лет он осудит преступника или же на пятнадцать. Я ничего не ответила, ибо понимала, что это бесполезно. Просто молча сглотнула. – Я сама виновата, – устало говорила мама, – у меня никогда не было на тебя времени. Памела, прошу тебя по-хорошему, скажи мне правду. – К-какую ещё п-правду? – прозаикалась я, холодея при мысли о том, что мама прознала о том, что мы с Оуэном целовались. И не раз. И надо быть такими идиотами, как мы, чтобы при этом не обращать внимания на Дэни, для которого закрытые двери не преграда для игр с машинками. Сверну шею этому малолетнему ябеде. – Ты что, тоже связалась с этими отпетыми бандитами? – Мама пытливо сощурила глаза, прожигая меня насквозь. – Как брат и сестра Клируотеры, как Ким Коннвеллер… А такая примерная была девочка, её мать в обсервации старшей медсестрой работает… Это сестра твоего друга втянула тебя в эту компанию?! Как там бишь её? Эмили? Или Милли постаралась? – Нет! – Я слишком резко мотнула головой, отчего у меня даже шею свело. – Ну, и где ты пропадала всю эту неделю?! Отвечай! Никогда в жизни я не видела маму настроенной так решительно. Глаза её метали громы и молнии. – Я у Милли была, её бросил Брейди, и я её утешала, – пролепетала я. Сто один процент из ста, что мама мне не поверит. Нужно было отвечать увереннее… – Не лги мне! – завизжала она. – Что за привычка – врать родной матери! Неужели ты не понимаешь, что за ложь тебя накажут вдвойне! Тайное всегда становится явным – слышала? – Но я говорю правду, клянусь!.. – Когда я возвращалась с работы, – процедила мама, окончательно испепелив меня взглядом, – видела Брейди Фуллера и твою Милли, они проехали мимо меня на мотоцикле. Не знаю, какие там у вас современные понятия о любви и о том, кто кого бросил, но выглядели они оба счастливыми. Особенно Милли. Она ещё и ручкой мне помахала. Я что-то начала пищать в своё оправдание, сбиваясь и повторяясь, но у мамы находилось тысячу доводов против и, что самое удивительное, половине из них я не могла возразить, не солгав при этом. Наконец мама встала и, театрально остановившись в дверях, выдала напоследок фразу, которая, как она и предполагала, достигла своей цели: – Да, и ещё… Я сегодня разговаривала с вашим классным руководителем. Никогда в жизни мне ещё не было так стыдно. Это никуда не годится, Памела. Десять прогулов и шесть двоек за неделю! Я вообще не говорю о твоём шедевральном сочинении по английскому. Ну какая из тебя актриса, Пэм! Это же курам на смех! Спустись с небес на землю. Где ты и где Голливуд! – Это мы ещё посмотрим! – рявкнула я и, уже совершенно не фильтруя базар, наговорила маме того, чего ни в коем случае нельзя было говорить. Припомнила ей все свои детские обиды, пригрозила, что брошу её и уеду к отцу в Сиэтл и вообще она не в праве меня упрекать, так как сама не преуспела в жизни… С каждой моей новой фразой мама то бледнела, то покрывалась красными пятнами и, наконец, выдавила из себя следующее: – Ты наказана. После школы сразу домой. Никаких карманных денег и никакого компьютера целый месяц. И я запрещаю тебе общаться с Милли и со всей вашей странной компанией. И с Оуэном тоже. Это был нокаут. Меня словно оглушили, и на какое-то время я потеряла способность соображать, чувствовать, двигаться и даже дышать. Потом что-то щёлкнуло, слёзы ручьём хлынули из глаз, я окончательно слетела с катушек и с криком: «Ты не сможешь удержать меня дома силой!» пролетела мимо матери, выскочила в коридор, сорвала с вешалки чью-то куртку, сунула ноги в чьи-то сапоги и, спотыкаясь в темноте, сбежала с крыльца и помчалась по улице. Будь дома Макс или Бэн, они остановили бы меня, и правильно бы сделали. Но один из них в это время убивал беззащитных китов, а другой, скорее всего, наслаждался обществом красотки Николь. Весна уже давно вступила в свои права, и вместо живописных снежных сугробов на улицах кое-где из мутных луж торчали покрытые грязной ледяной коркой горки, но в лесу, должно быть, снег сошел ещё не полностью. Я не знала этого наверняка, потому что в лес, кишащий местными бандитами, меня теперь и килограммом шоколада не заманишь. Моему самолюбию нанесли сокрушительный удар. В меня не верили. Мне не верили!.. В то время как я только-только поверила в свои силы, в то, что я могу всё. Если по-настоящему захочу. "Ну какая из тебя актриса, Пэм!" – мамины слова всё ещё звучали у меня в ушах. Я всем докажу, что смогу покорить Голливуд, и мама будет гордиться своей непутёвой дочерью. Ну почему мне верят только тогда, когда я насочиняю с три короба? Но вот когда я говорю правду, меня обвиняют во лжи. Где же справедливость?.. Я вдохнула полные лёгкие холодного сырого воздуха, пахнущего хвоей и прошлогодними прелыми листьями, и поняла, что каким-то чудом оказалась в лесу. Ночь, как всегда, была беззвёздной и тёмной, хоть выколи глаза. Моё безрассудство можно было списать на куриную слепоту, но я без излишней сентиментальности призналась себе, что мне в принципе некуда идти, кроме соседней резервации, где живёт Оуэн. Короткая дорога шла через лес, и большую часть пути я пробежала на автомате, думая о несправедливом обвинении, которым «наградила» меня мама, и проклиная во всех своих несчастьях кого угодно, но только не себя. Под ногами хлюпала снежная каша, а когда я, свернув с дороги на узкую тропу, протискивалась сквозь густой ельник, мне за воротник попал снег и теперь тёк по спине обжигающе-ледяным ручейком. Чувствуя, что замерзаю, я плотнее закуталась в необъятную куртку и, бурча себе под нос какую-то весёлую мелодию, чтобы не умереть от страха, зачавкала по снежной каше дальше. Ибо что греха таить, я безумно боялась, ведь местные не ходят в лес после захода солнца, чтобы не нарваться на голодного медведя, волка или местных бандитов. А ещё с перепугу в голове засела странная мысль о вампирах и оборотнях, о которых любит толковать старик Такер. Как в ответ на мою самую сумасшедшую в жизни мысль мне вдруг почудилось, как невдалеке за деревьями прошмыгнула какая-то тень. Сердце испуганно рухнуло в пятки, я шарахнулась в сторону. Чтобы удержать равновесие, ухватилась за еловую веточку, но это не помогло – прямо мне на голову рухнуло с полведра мокрого снега, и я, вскрикнув, упала во что-то мокрое и мягкое. Меня охватила жалость к самой себе, и я зарыдала громко и надрывно, как в детстве. И мама тут же была прощена и вновь стала самым любимым и дорогим человеком на свете. – Мама-а-а! Забери меня отсюда! – в отчаянии выла я. – Прости меня! Я больше не буду обижать тебя, клянусь! Но всё было напрасно, чуда не произошло – мама меня не услышала и на помощь не пришла. Я прикорнула у толстого, покрытого скользким мхом ствола какого-то дерева. Сердце моё стучало так громко, что, мне казалось, его стук был слышен на добрую милю вокруг. Да ещё и зубы выбивали чечётку от холода, но больше от страха. Я медленно повернула головой налево, но, сколько ни вглядывалась в темень, никого так и не увидела. Повернула направо – то же самое. Но всё же я не могла отделаться от мысли, что кто-то незримый наблюдает за мной. Где-то совсем рядом оглушительно ухнула сова, и от пережитого напряжения у меня снова из глаз полились слёзы. Не стесняясь в выражениях, я громко выругалась и, барахтаясь в мокром снегу, попыталась подняться на ноги. Только поднялась, как снова зацепилась ногой за какую-то корягу и рухнула лицом в снег. Решила передвигаться на четвереньках – мне уже было абсолютно всё равно, в какой позе я предстану очам голодного медведя или безжалостного браконьера. Чертыхаясь и отплёвываясь, я подняла глаза и увидела два горящих огонька. Шагах в десяти от меня. Что же это может быть?.. Два огонька. Два фонарика. Два глаза. Точно – два горящих глаза. Внезапно мурашки прошли у меня по спине. Это… медведь. Сама виновата, нечего было так орать в лесу. Я на самом деле ужасная трусиха. Одно дело отстреливаться от виртуальной армии клонов или парочки хищных динозавров, и совершенно другое – встретиться с одним-единственным зверем с глазу на глаз. В лучшем случае от меня останется кучка обглоданных косточек, но если смотреть правде в глаза – то и косточек не останется. Да Эмили по сравнению со мной просто повезло – она отделалась лишь несколькими царапинами. Мамочка, прости меня и знай, что я всегда тебя любила!..