То, что принадлежит мне.

Эльфы уезжали на рассвете. Трандуил, чуть более бледный, чем обычно, после бессонной ночи, склонил голову, стоя перед троном Короля под Горой. - Дни, прожитые под вашим кровом, останутся в нашей памяти как время, проведенное среди друзей. Надеюсь, дружба между нашими народами будет длиться долгие годы. Торина в зале не было. Трандуил уже было подумал, что юноша не решился присутствовать на церемонии прощания, опасаясь выдать свои чувства к эльфийскому владыке, как принц все же появился. Вид у него был запыхавшийся. Трор покачал головой и снова обратил свой взор к эльфу. - Потомки рода Дурина всегда будут желанными гостями в Зеленом Лесу в знак благодарности за ваше гостеприимство и... Трандуил не успел докончить фразу. Шумно распахнулись двери, и к подножию трона спешно приблизился гном, заросший густой бородой. Гном преклонил колена. - Повелитель, - громко возгласил он, - мы нашли это в покоях эльфийского короля. В руках гном держал ларчик из полированного дерева. При виде ларца сердце Трандуила екнуло в ожидании самого худшего. Он бросил быстрый взгляд на Торина и, увидев, как побледнело лицо принца, понял, что это конец... Гном открыл ларчик. На темной ткани сияли и переливались дивным блеском бриллианты, те, что белее света звезд. Трандуил в отчаянии на секунду закрыл глаза. О, глупец! О, безмозглый мальчишка! Торин, Торин, что ты наделал! Лицо Трора перекосила ярость. - Такова, значит, благодарность эльфов? – злобно зашипел он. – Воспользоваться моим доверием и обокрасть меня в моем доме – это ваша благодарность. Гнусные воры – вот ваше настоящее название... Трандуил задохнулся от негодования. Никто и никогда не смел бросать в лицо властителя Зеленого Леса подобные оскорбления. Но хуже всего было то, что, открыв правду, он подставил бы под удар Торина, и одному Творцу известно, что бы сделал разъяренный гном с наследным принцем. Хотя в этот момент Трандуил был готов удавить Торина собственными руками. Кусая бескровные губы, Торин бросился к ногам своего деда. - Государь мой, Трор, - взмолился он, склоняясь до земли, - владыка Трандуил ни в чем не повинен перед Вами! Это моя вина, ибо камни украл я. - Ты? – не веря своим ушам взревел Трор. – Ты? Да как ты смел, щенок? - Надеюсь, Вы и сами сумеете разобраться со своими семейными делами, - презрительно процедил Трандуил, буравя взглядом Торина, который не смел поднять глаз. Трор же, казалось, забыл о внуке и, в свою очередь, глядел на эльфа взглядом, полным враждебности. Король под Горой был в бешенстве, но чутье эльфа шептало - ложь. Интуиция подсказывала Трандуилу, что Трор знал о краже, и знал, причину, которая заставит Торина украсть. Ему стало понятно, для чего Трор показал эти самоцветы. Что ж! Он хотел знать правду – теперь может захлебнуться своим позором. Губы эльфа искривила злорадная усмешка, он развернулся и вышел, не взглянув более ни на кого. ___________________________________ Трор был в гневе. - Мой внук – вор, - бушевал он. – Наследник моего рода якшается с эльфами. С этими гнусными лицемерами, не знающими чести. С этим сбродом. Что тебе обещали взамен того, чтобы ты обокрал своего государя? Мешок серебра? Или, может, вечную дружбу? Да отвечай же, балрог тебя раздери! Вид у Торина был совершенно несчастный. Глаза старого гнома, словно холодные льдинки, пронизывали его насквозь, и принц не нашел, что ответить, но Трор по выражению его лица понял, что он скрывает. - Даже так? – продолжал он фальшиво-спокойным тоном, который не сулил ничего хорошего. – Значит, ты решил скрепить дружбу между нашими народами, деля постель с этим лживым лисом? Это благородное решение, я рад, что у моего внука ум истинного стратега! – с издевкой продолжал Трор. - Это была всего лишь мимолетная прихоть, - глухо проговорил Торин, упрямо глядя в пол перед собой. - Значит - прихоть? - Трор опустился на трон. - Ты хоть понимаешь, какова цена этой твоей прихоти? Столько лет мы стремились заключить союз с лесными эльфами, столько сил было потрачено, а ты... Да, это был позор! Гном - наследник престола – спал с эльфом. Мало того – с мужчиной! Это было неслыханно. Однако то, что внук врал ему в лицо, злило короля еще больше. Трор понимал, что это он сам мог поддаться прихоти. Мог ей поддаться Трандуил, но Торин... Для прихоти он был слишком молод. - Торин, - сдерживая гнев, молвил Король под Горой, - я не могу указывать тебе, кто будет греть твое ложе. Но наследник трона Дурина не будет иметь ничего общего с этими осквернителями чужих домов. Тебе придется выбрать, где твое место! Торин горько усмехнулся. Он знал, чего от него требовали, понимал, что Трор ждет от него благодарности за возможность выбора. Но лучше бы у него этого выбора не было! Трор сверлил внука взглядом и ждал ответа. Выбирай же, выбирай, о, Торин! Ты так любишь свой дом, и нет того, что ты не способен сделать для блага своей родины. Но, оставшись в Горе, ты никогда больше не увидишь светлый лик эльфийского короля, никогда больше не прикоснешься к нему и не услышишь, как сладко он шепчет в минуты страсти "meleth... meleth, oh, mell..." Выбирай же, выбирай, о, Торин, ибо что бы ты ни выбрал – ты выберешь боль! - Позвольте мне подумать, государь, - обреченно сказал Торин. Трор недовольно нахмурился – не такого ответа он ждал от внука. В голосе Короля под Горой звучал холод. - Что ж, думай. Но помни – Эребору, - он сделал ударение на слове, - ты нужен! Это были тяжелые дни для Торина. Он понимал, что все кончено, но все же тосковал, не в силах позабыть. Что он знал о власти эльфа, о чарах, которыми они опутывают сердца путников на погибель несчастным? Он надеялся, что Трандуил вспомнит о нем, хоть знаком даст знать, что Торин ему не безразличен; слово, одно слово могло осчастливить принца. Каждое утро он встречал с упованием на чудо, в каждой летящей птице он был готов видеть вестника... Но дни шли, а из эльфийского края не было вестей, и сердце Торина кровоточило от страдания, ибо солнце для него отныне погасло. Трандуил ушел из его жизни, унося с собой его беззаботную юность. В одночасье принцу пришлось повзрослеть. Это были тяжелые дни для Торина. Он выбрал Эребор! Потянулась череда дней, похожих один на другой. Торин с головой ушел в государственные дела, чтобы отвлечься от тоскливых мыслей. Трор уже не властвовал под Горой, охваченный драконьей лихорадкой. Тяжко было Торину смотреть на деда, беснующегося под сводами сокровищницы, охраняющего свои богатства. Король был безумен, желая лишь одного – больше золота, и приходил в бешенство при необходимости отдать хоть малость. Темными ночами Торин просыпался в холодном поту, слыша в порывах ветра, гуляющего в коридорах темного дворца, свистящий голос короля «Ни одной монетки! Ни даже ее кус-с-с-очка!». И некому было развеять его страх, некому было согреть его одинокое ложе своим теплом, некому было осветить его путь в час, когда погасли все огни. И, казалось, хуже уже не может быть! Но Торин ошибался. Худшее было впереди. Сначала подул жаркий ветер, каких не бывало в горах даже в самый жгучий зной. Деревья скрипели и трещали, словно пытаясь предупредить о надвигающейся беде... - Что это, Торин? – с тревогой спросил Балин. - Это дракон, - в ужасе ответил тот. Дракон! Это был самый страшный дракон севера, огнедышащий, гигантский ящер, прослышавший о несметных сокровищах горы и пожелавший присвоить их себе. Смауг налетел на Эребор, сжигая все на своем пути, не оставляя после себя ничего живого. Его броня была крепче каленого железа, его зубы – острее мечей, его крылья несли смерть и разрушение. Гномы заняли оборону в горе, но сила зверя была несравнима с силами хозяев горы. Смауг разметал их как сухие листья. В тот день гномы потеряли не только реликвию своего народа – Аркенстон, но и Эребор, вынужденные спасаться бегством, оставляя все нажитое добро алчному зверю, который будет охранять свою добычу до последнего вздоха. Плач и стоны затопили долину. Гномы метались в дыму и пламени, не зная, где найти спасение от разрушения, внезапно постигшего их. Торин едва успел вывести из сокровищницы Трора и теперь, поддерживая обессилевшего старика, стремился увести свой народ подальше от этого страшного места. Подняв голову, чтобы оглядеться, он замер. Ему показалось, что в рассеявшемся дыму блеснуло солнце. Но это было не солнце. На холме, возвышавшемся над ними, ровными рядами стояли эльфы в золотых шлемах. И во главе воинства на олене восседал Трандуил. Сердце Торина ухнуло куда-то вниз. Трандуил пришел им на помощь, в час, когда они ждали этого меньше всего. Трандуил сражался с драконами, его воины отважны и не знают поражения. Вместе им под силу одолеть смертоносного ящера. Надежда окрылила Торина. Трандуил пришел! Значит ли это, что он ничего не забыл? - Эй, помогите нам, - крикнул Торин и замахал руками, выпустив Трора, который мешком осел на землю. Голос его потерялся в шуме и криках вокруг. Смятение было так велико, что взывающего Торина не было возможно отличить от сотен прочих молящих о помощи. Трандуил не слышал его. Он смотрел задумчивым взором на след, оставленный драконом, словно видел то, что было скрыто от остальных. Внезапно, словно очнувшись ото сна, лесной владыка повернул оленя и дал сигнал к отступлению. Торин смотрел, не решаясь поверить своим глазам, – эльфы уходили, оставляя растерзанных гномов на произвол судьбы. Земля зашаталась под ногами Торина. Он, словно оцепенев, стоял, глядя вслед удаляющемуся войску. - Торин, что же теперь делать? – в отчаянии спросил Балин. Торин ответил не сразу. Если бы он мог, он бы зарыдал, но слез не было. Не было сожалений. Только саднящая боль. И пылающая ненависть. - Собери всех, кто может идти, - решительно сказал Торин. – Кто не может, пусть переждет, пока сделаем носилки. Нужно уходить отсюда. Вереницы гномов брели по долине, оплакивая свой погибший дом. Многие оглядывались, чтобы хоть раз еще увидеть Гору, которую им уже не суждено видеть никогда. Торин не оглядывался. Он шел вперед, двигаясь от города к городу, от селения к селению, не брезгуя никакой работой, чтобы поддержать свой народ в эту трудную для них пору. Он, наследник могущественного рода, прошел через голод, нужду и унижение, но помнил каждую минуту того дня, когда видел на холме единственного, кто мог спасти их, но повернулся спиной к страданиям его народа. Он ничего не забыл! И он не простил!