Любовь побеждает все: Тернистый путь

еPOV Китнисс Утренний зимний лес имеет свое очарование. Укутанный снежным покрывалом, он вспыхивает от каждого луча солнца. Так светло, так спокойно. Где-то вдали слышится журчание небольшого ручейка. Еще в прошлой жизни Пит научил меня видеть прекрасное. Удивительно, да? Тогда, после победы, после долгого восстановления, мы гуляли по лесу, просто так, без какой либо цели. Держа меня за руку, Пит постоянно говорил, описывал все, что видел, обещая непременно зарисовать всю эту красоту. Слушая его, я не могла не улыбаться, но при этом продолжала бурчать, находя различные минусы. – Зимой не поохотишься, – недовольно говорила я, – негде спрятаться, холодно, да и солнце садится рано. – Ну так нет нужды охотиться, Китнисс, – весело фыркал парень, – посмотри лучше на эти сосульки! Прислушайся, как они звенят! И я смотрела, и я слушала, и я улыбалась. Улыбалась так же, как улыбался Пит, радостно и беззаботно. Но это было тогда, в прошлой жизни. Сколько же нужно сделать, чтобы наше прошлое, стало будущим… – Ты пришла, – раздается голос Гейла за моей спиной. Вспоминая прошлое, я и не заметила, как добралась до нашего уступа. – Сегодня же воскресенье, – слегка улыбнувшись, замечаю я. – И твой муж тебя отпустил? – Он мне доверяет, – хмыкаю, делая вид, что не замечаю ироничной улыбки Гейла. – Это хорошо, – отвечает Гейл, тяжело вздохнув, – проверим силки? – Конечно. Спустя полчаса тишины мы находим вяло трепыхающегося кролика, и только тогда Гейл решает подать голос. – Как прошел Тур? – Неплохо, – отстраненно замечаю, внимательно разглядывая парня, пытаясь увидеть его реакцию на мои слова. – Действительно? Нам мало что показывали, – говорит Гейл, – странно, да? В прошлом было не так. – В других Дистриктах… неспокойно, – осторожно говорю я. – Неспокойно? – переспрашивает Гейл. Я киваю, на что он практически приказывает, – расскажи! Не знаю почему, но я рассказываю ему про волнения в Дистриктах, про визит Сноу и про то, во что это все может вылиться. – Ну так это хорошо! – воодушевленно вскликивает мой названый кузен. – Что тут хорошего, Гейл? Хоторн начинает что-то вещать про то, что пора менять нашу жизнь, хватит жить под гнетом Капитолия. За все время знакомства с ним, я наслушалась тысячи таких речей, но сейчас не то время. Все намного серьезнее. – Ты не слышала, что происходят в шахтах, – тем временем продолжает он, – ведутся разговоры, людям надоело. Надо поднять восстание. Мы можем это сделать? – Что вы можете? Люди Двенадцатого слабы! – вспоминаю, когда-то сказанные слова Хеймитча, когда я с таким же жаром говорила о восстании. – Любую попытку сопративления погасят в ту же секунды. Мы самый слабый, и малочисленный Дистрикт. – Не важно! – с горящими глазами отвечает Гейл. – Люди готовы бороться! Знаешь, что это, Китнисс? – спрашивает он. – Это революция! – Революция, да? – тихо переспрашиваю, останавливаясь и поворачиваясь к другу. – А ты знаешь, что такое революция, Гейл? Революция – это война, и не а бы с кем, а с Капитолием. А ты знаешь, что такое война, Гейл? Война – это смерть. Ты готов к этому, Гейл? Готов к тому, что люди вокруг тебя будут умирать, готов самостоятельно отнимать жизнь, смотря, как в глазах угасает жизнь. Скажи мне, Гейл, ты готов к этому? – Да, готов! – отвечает он мне, – я умею убивать. – Отнять жизнь у животного, это не то же самое, что отнять жизнь у живого человека, – холодно парировала я. – Уж поверь мне! Ты не знаешь, каково это убивать людей. Война, это всегда смерть, и не только миротворцем. Старики, дети, женщины – никто не останется в стороне. Скажи, ты сможешь убить маленького ребенка, – я невольно вспоминаю созданные им бомбы, – такого же маленького, как Пози, или Прим, или подвергнуть их опасности быть убитыми миротворцами? Ты хочешь восстания, Гейл? А ты не думал о том, что если ничего не получится, будешь отвечать не ты, а твоя семья? Ты готов на это? Закончив говорить, я отошла на шаг назад от парня, который смотрел на меня во все глаза, а точнее не на меня, а на мою руку, в которой я держала стрелу. От напряжения я настолько сильно сдавила, разломав на две части, края которых теперь впивались мне в кожу. Разжав кулак, я смотрела на то, как вместе с обломками стрелы на снег падали крупные капли крови. Тошнотворный металлический запах достиг носа, заставив меня скривиться. Гейл всегда жаждал крови Капитолия, тут нечему удивляться. Это уже не исправить. Но я пообещала себе, что я не допущу, чтобы Гейл начал создавать ловушки, не задумываясь ни о каких моральных принципах. У меня пропадает всякое желание охотиться, поэтому я лишь следую за притихшим Гейлом, который, поймав еще двух белок и одну индейку, предлагает мне возвращаться. Уже на Луговине он останавливает меня, схватив за руку. – Китнисс, прости, я… – начинает Гейл, но я прерываю его, так и не дослушав, за что он извиняется. – Все хорошо, я не злюсь, – он скептически кривит губы, – почти не злюсь. Просто подумай о моих словах. И еще, Гейл… – Да? – Не советую появляться с дичью в Котле, или не дай Бог в городе. Лучше отнеси домой. – Ты что-то знаешь, Китнисс, – серьезно глядя мне в глаза, говорит Гейл, на что я только пожимаю плечами, – хорошо, – сдается парень, протягивая мне двух белок, – я спрячу мясо дома. Я прощаюсь с ним, и иду обратно в Деревню Победителей. Забегаю в свой бывший дом, оставляю маме одну белку и иду в свой новый дом. По грохоту посуды, понимаю, что Пит уже проснулся, и принялся готовить завтрак. Снимаю верхнюю одежду и иду к нему. Устроившись за столом, наблюдаю, как он уверенными движениями готовит блины. – Что-то ты быстро, – замечает Пит, повернувшись ко мне, – думал, до обеда не появишься. – О, значит, эту аппетитную гору блинчиков ты готовишь чисто для себя? – сложив руки на груди, интересуюсь я. – Конечно же нет, – театрально подкинув блинчик на сковородке, смеется Пит, – я вообще-то думал успеть к твоему приходу. Я фыркаю, подпирая рукой подбородок, раненой рукой, о которой я успела забыть. От такого простого действия, остановившаяся кровь, опять начинает идти, капая на стол. Зашипев, я начинаю рассматривать рану, замечая пару кусочков дерева, вошедших в ладонь. Все мои действия не остались не замеченными Питом. Выключив плиту, он подошел ко мне, осторожно схватив за руку. – Нужно вытащить занозы, позволишь? – Валяй, – ответила я, откидываясь на спинку стула. Он достает аптечку, берет небольшие щипцы, которые смазывает спиртом. Осторожно, стараясь не причинить мне боль, он вытаскивает из моей ладони три кусочка сломавшийся стрелы. Затем Пит аккуратно смазывает ранки заживляющей мазью и перебинтовывает мою ладонь. – Что случилась? – интересуется парень, пряча аптечку и накрывая на стол. – Нелепая случайность, – отвечаю, а затем пересказываю ему наш с Гейлом разговор. – Не злись на него, Китнисс, – выслушав меня, говорит Пит, – это мы с тобой пережили три Арены, революцию, пытки, смерть близких. Мы знаем цену смерти, так как пережили ее сами, но Гейл не знает всего этого. – Я не злюсь, просто я вспоминаю те бомбы… – Он не знал, как их будут использовать. – Но он создал их, чтобы убивать, и это самое худшее. – Мы не позволим этому случиться, – говорит Пит, я слегка улыбаюсь и киваю. – Ты не помнишь, когда Тред появился в Двенадцатом? – Сразу после Тура? – задумчиво говорит Пит, – плюс-минус пару дней. Ты предупредила Гейла, чтобы не шастал по Дистрикту с сумкой, полной дичи. – Конечно. Надеюсь, он меня послушает, второго такого раза я не выдержу. Надо бы еще предупредить людей в Котле, чтобы были осторожней. – Сходим, предупредим. Только как мы объясним им? – Скажем, что подслушали в Капитолии, никто не будет уточнять. – Дистрикт ждет тяжелое время, – замечает Пит. Вздохнув, я вспоминаю, что должно случиться с приездом новых миротворцев: пытки, казни, закрытые шахты, сгоревший Котел, отсутствие нормальной еды и прогнившие посылки с Капитолия. И все из-за вспыхнувшего восстания в других Дистриктах. – Тогда пережили, и сейчас переживем, – тяжело вздохнув, отвечаю я, – уже ничего не исправишь.