Противостояние крови

- Я ненавижу тебя! Просто ненавижу! Из-за тебя она погибла! Из-за тебя мы теперь здесь! Ненавижу! – Небольшой дом, расположившийся на окраине города, содрогался от недовольных криков. Мужчина, с проседью в и без того светлых волосах, спокойно сидел на полу, глядя больными глазами на сына, который в данный момент повышал на него голос. Кутаясь в оборванную ткань, которая некогда была дорогой одеждой, он чувствовал себя ужасно, выслушивая обидные слова от своей собственной крови и плоти. Однако и возразить мужчина как-либо не мог, так как сын, в какой-то степени, возмущался по делу. Действительно, из-за него двое мальчишек сейчас жили в полуразрушенном доме, без матери и должного уважения окружающих к своим персонам. Раньше семья имела высокий статус, положение, то, что возвышало их над остальными, но вот отец, оказавшись более земным, как-то решил отказаться ото всех привилегий, заслуженных им несправедливо, и зажить жизнью нормального, среднестатистического человека. Добиться всего собственноручно, а не пожинать плоды предков. Помимо привилегированного положения, на небезызвестную семью Донкихот ложился и ряд обязанностей, которые Хоминг не смог нести. Ни в одиночку, не целой семьёй. Род славился тем, что промышлял тёмными делами: не всегда честные выборы, подкупные голоса, подделка документации с целью выгоды – подобными правонарушениями не брезговали многие из Донкихотов. Члены данной семьи даже входили в городской совет, тем самым только укрепляя свои позиции. И не повезло здесь родиться честному человеку, который в один момент решил пресечь всю черноту на корню. Вырубить сады лжи и порока, извести обман и лицемерие. Отец семейства поставил новую цель: очистить фамильное имя. Добиться того, чтобы с его звучанием появлялись лишь положительные ассоциации. Никакого подпольного бизнеса, никаких убийств и краж, с целью достижения необходимой цели. Честность встала во главе. Жена не стала возражать решению супруга. Честная девушка сама мечтала перейти в достойную семью. И если ей не посчастливилось сделать это при венчании, то она надеялась суметь исправить всё в замужестве. Также как и младший сын, ещё не испорченный привилегированным положением, был только положительного мнения о предстоящих изменениях. А вот старший… Дофламинго не смог перенести такого удара в спину от родного человека. - Послушай меня, Дофламинго, – начал Хоминг, но сын не желал его слушать. Сейчас Донкихот младший был слишком зол, чтобы вообще что-либо воспринимать. Росинант, сидя у дверей той комнаты, где ссорились остатки его семьи, прижался к косяку и обхватил ободранные коленки руками. Растрёпанные светлые и грязные волосы лезли в глаза, но Росинант не спешил убирать их. Обычно этим занималась мать, подстригавшая своих мальчишек, но та уже как год являлась мёртвой. Она ушла из жизни, оставив сыновей с мужем, надеясь, что те смогут справиться. Но этого не произошло: её уход только усложнил отношения в семье, заставив Дофламинго ненавидеть всех и вся. Разве что к брату он ещё мог относиться снисходительно, но и тому частенько попадало в порыве гнева. Поэтому Росинант предпочитал не лезть под горячую руку Донкихота младшего, принимая решение дождаться, пока брат не успокоится. В этот же раз скрыться от Дофламинго не получилось: мальчишка, выбежав из комнаты, остановился около сжавшегося Росинанта. Он тяжело дышал, грудь вздымалась, а руки, сжатые в кулаки до побелевших костяшек, тряслись, всё хотя заехать кому-нибудь по лицу. Ударить отца Дофламинго не посмел, так как понимал, что в данном поступке было мало смысла: избиение старика никогда не сможет принести ему счастья или хотя бы удовлетворения. Донкихот младший жаждал разобраться с ним иначе, изощрённее, чтобы тот страдал, мучаясь так же, как мучился и его сын. А выплеснуть же всю скопившуюся на данный момент злость он мог и на ком-нибудь другом. Но мальчишка и не подозревал, что все его действия и так причиняют Хомингу такую боль, которая никогда ни с чьей не сможет сравниться. Также страдал и Росинант, видя всю эту ситуацию в доме, в семье. Младший брат уже с трудом держался, чтобы просто-напросто не сбежать из этого дурдома. Но бросить отца сын не мог: оставив его один на один с Дофламинго, Росинант обрекал его на погибель. - Ты будешь за меня, Росинант? – обращался к брату Донкихот младший. Тот поднял заплаканное лицо и посмотрел в горящие яростью глаза, которые потом спрятались за тёмными очками. Дофламинго ждал ответа, ему нужно было знать, нужно было убедиться, что хотя бы один человек в этом мире не предаст его, не бросит и не посмеет променять на врага. Но Росинант медлил с ответом. Он не хотел расстраивать брата ещё больше, не хотел сильнее злить, заставлять разочаровываться в себе. Если это произойдёт, тогда гнев Дофламинго опалит всё округ, затрагивая и сжигая и его. А подобного вынести Росинант больше не сможет. Быстро кивая головой в ответ, тем самым отвечая согласием на слова брата, мальчишка продолжал следить за его реакцией. Донкихот младший успокоился, разжав кулаки и прикрыв лицо рукой. С минуту промолчав, он произнёс: "Рад, что ты смог сделать правильный выбор. А то в противном случае пришлось бы избавляться и от тебя". – Дофламинго, обернувшись к отцу, бросая на него последний ненавистный взгляд, развернулся и ушёл прочь, в свою комнату. Росинант, дождавшись, пока брат скроется за дверью, быстро поднялся на ноги и побежал к Донкихоту старшему, который уже со слезами на глазах всё пытался успокоить себя. Он не должен был показывать свою слабость, подавая только правильный пример своим сыновьям. Но порой сдержаться было настолько тяжело, что слезинки всё равно появлялись на старческом лице, выдавая всю ту бурю отрицательных эмоций, что в этот момент бушевала в израненном печалью сердце. Росинант кинулся к отцу и, уткнувшись носом в его грудь, разревелся. Сейчас он ещё ребёнок, ему можно было проливать слёзы, не сдерживая эмоций. Хоминг, приобняв сына, принялся успокаивать его: "Всё хорошо, Росинант, всё будет хорошо. Тебе не стоит бояться брата". Мальчишка ничего не отвечал, а лишь продолжал выть, пока слёзы не кончились, а голос не охрип. Хоминг также пролили несколько слезинок, показывая слабину. Он видел, каким монстром рос его старший сын, видел, что сам он бессилен его остановить. А если этого не сделать, тогда всему миру придётся познать его жестокость. Допустить же это никак было нельзя. В последнее время участились нападки вампиров на людей. Даже средь белого дня могли атаковать, не говоря уже о том беспределе, что творился ночью. Как мера безопасности в таком случае был введён комендантский час. Также и люди стали вести себя более осторожно на улицах и с незнакомыми им до этого людьми: мало ли, на кого удастся наткнуться? Поэтому, как только на город опускалась ночь, улицы пустели, а редкие скитающиеся силуэты и вовсе растворялись во тьме, благодаря чему внешний мир становился пустым и практически безлюдным. Никто не шатался по городу без надобности, родители строго-настрого наказывали детям не заигрываться допоздна, да и сами предпочитали не оставаться на улице в темноту. Вот и семья Донкихот не стала исключением: Хоминг также просил своих самостоятельных не по годам детей не выходить на улицу, как только пробило десять и принять комендантский час во внимание, а не проигнорировать его, как и ту проблему, что сейчас будоражила весь город. И если Росинант предпочитал слушаться отца, то вот Дофламинго его слова ни во что не ставил. По наступлению ночи он всегда выходил за дверь, уходя в город. О его ночных прогулках в семье могли лишь догадываться, так как не могли ничего знать наверняка. Но в этот вечер, окончательно рассорившись с отцом, Донкихот младший, вновь собравшись на улицу, оказался замеченным своим братом. Росинант, уже плетущийся к себе в комнату, заметил Дофламинго краем глаза, топчущегося у двери. В ободранных клетчатых бриджах, старом тёмном пиджаке, который пришлось донашивать за отца и ботинках, на несколько размеров больше, он уже приоткрыл себе путь к свободе, высовывая голову на тёмную, наполненную всяческими звуками улицу и, подставляя лицо свежему ветерку, что гудел глубоко в городе, как тут, заметив, что за ним наблюдали, резко прикрыл дверь. Но, узнав, что это всего лишь Росинант, перевёл дух и, уже распахивая дверь нараспашку, просто ушёл, и не думая ни о какой конспирации или же банальной осторожности. Росинант, не зная, что делать, волнуясь за брата, увязался за ним. Его не волновало то, что он выбежал на улицу в одних коротких шортиках и перепачканной светлой футболке, в которой предпочитал ворочаться под одеялом. Сейчас Росинанта волновал лишь один человек. Поначалу Дофламинго пытался игнорировать спешащего за ним мальчишку, но когда тот всё же догнал его, делать это больше не получилось. Росинант, теперь уже идя параллельно с братом, молчал до самого центра города, пока наконец не решился спросить: - Доффи? – Старший брат лишь взглянул на него, ничего не отвечая. Росинант продолжил. – Зачем всё это? Ответа также не последовало, по крайней мере сразу. Донкихот, забредая в переулок и задрав голову к небу, устремил свой взор на взошедшую луну. Та заняла его внимание лишь на пару секунд. Потом мальчишка прислушался: нет ли нигде патрульных, которые проверяли улицы, ища нарушителей? Никаких звуков не было слышно, кроме как сопения. Это бездомный, устроившись на улице в том переулке, в который и забрели братья, мирно спал. Дофламинго, обратив на него внимание, подошёл и, что было силы, пнул прямо в живот. Человек, больше походивший на бесформенную массу в своих ободранных одеждах, застонал и стал шевелиться, но Донкихот, не думая останавливаться только на этом, продолжал наносить один удар за другим, вымещая на нём всю свою злость. Руку на отца не поднял, а вот на бездомного и совершенно незнакомого ему человека – запросто. Росинант, принявшись оттаскивать брата, постарался тем самым остановить его, но Дофламинго, вырвавшись из его рук, стал кричать: - Отстань, Росинант! Он всё равно ничего не значит в этом мире! Так пусть послужит хоть чему-то. - Но это не значит, что ты должен его бить! – В глазах блестели слёзы, но мальчишка сдерживал их, так как понимал, что в нынешней ситуации они ничем не смогут ему помочь. Дофламинго, усмехнувшись, всё не переставал отвечать, и не думая сбавлять тон: - Я имею право делать то, что только пожелаю! И если я хочу избить его, то я сделаю это. И ты меня не остановишь, никто не сможет этого сделать! Раз обществу стало плевать на меня, то и на мои действия в том числе. – Пока мальчишка разглагольствовал, уже отступив от совей жертвы и, доказывая что-то опешившему брату, тот бездомный, который, казалось, ничего не мог предпринять в своём положении, всё-таки поднялся и, слегка пошатываясь, кинулся на Дофламинго. Вцепившись зубами в его руку, которой Донкихот младший активно размахивал, он вырвал кусок плоти. Острые зубы с лёгкостью смогли справиться с этой задачей. Оказалось, что братья наткнулись на вампира, о которых так часто говорили в их кругах. И Дофламинго, разозлив его, теперь мог быть растерзан в клочья. Одной руки вампиру явно показалось мало. Он был голодный, да к тому же и разгневанный на то, что какой-то мальчишка, ему совершенно незнакомый, вздумал издеваться над ним. Поэтому, чтобы утолить жажду голода и мести, бездомный перешёл на шею, впиваясь в неё и начиная нещадно глотать горячую и свежую кровь, что струями полилась ему прямо в горло. Дофламинго остолбенел, не в силах пошевелиться. Поначалу он ещё хотел откинуть от себя вампира, но когда тот впился в шею, Донкихота как будто парализовало. Но не он один не мог совершить и шага: Росинант, также во все глаза глядя на то, как его родного брата убивали, ничего не мог предпринять. Да он и не знал что: о том, как бороться с вампирами, мальчишка пока не догадывался, да и не имел ничего при себе, что могло хотя бы отпугнуть кровососущую нечисть. А кидаться на подобную тварь с голыми руками сродни самоубийству. Так он съест ещё и младшего брата, предварительно разобравшись со старшим. А Дофламинго, захлёбываясь в собственной крови, что уже заполнила лёгкие, всё кряхтел, чтобы Росинант решился хоть на что-нибудь, чтобы он спас его, выходя, наконец, из ступора. Но брат по-прежнему не знал, что ему делать. Росинанта охватила паника, а страх сковал тело. Только тогда, когда вампир уже повалил Донкихота и стал расправляться с ним, заставляя замолчать, мальчишка очнулся. Обшарив карманы, он обнаруживает зажигалку. Пока что Росинант не курил, однако уже подумывал о том, чтобы начать отравлять свой организм. Будто всего происходящего вокруг ему не хватало. Но, думать о такой мелочи, не было времени. Зажигалка уже хранилась в его кармане, дожидаясь того часа, когда же ей наконец воспользуются. И вот этот момент настал, хоть поджигать Росинанту пришлось не сигарету, а человека. Мальчик не мог быть уверенным, что огонь поможет умертвить вампира, однако то, что он сможет прогнать его прочь, знал точно. Подожги ты любого, будь это простой человек или же вампир, он в любом случае сгорит, а значит, больше не сможет представить какую-либо угрозу. На счастье Росинанта, вампир был одет в лохмотья, так как жизнь успела потрепать его, выбросив на улицу без средств к существованию. Ветхая одежда легко воспламенилась. Мальчишка, поджигая вампира, отскочил от него в сторону. Огонь быстро распространился по всему телу, охватывая человека. Он, сразу почуяв что-то неладное, тут же отпрянул от своей жертвы и понёсся прочь по улице, пытаясь сбить огонь. Но тот никак не хотел потухать, перебросившись с одежды на кожу. Плавя тонкий, чувствительный к резким перепадам температур слой, разъедая острой болью незащищённое мясо и поражая сухожилия в считанные секунды, огонь приносил несравнимые ни с чем страдания вампиру. Так, не сумев с ним справиться, бездомный сгорел заживо. Лишь обугленное тело, с искривлённым от ужаса и крика лицом, дымилось и валялось где-то вдалеке. Росинант, которого не переставало трясти от всего произошедшего, большими глазами глядел в сторону умершего вампира. Взглянуть же на то, что осталось от его брата, он боялся. Мальчишка уже понимал, что не смог спасти брата, и что скорее всего он уже валялся мёртвый, на грязной улице в луже собственной крови, с прокусанной и разорванной шеей. Однако лежащее на холодеющих камнях переулка тело ещё дрыгалось, что давало слабую надежду на то, что Донкихот был жив. Как он только смог пережить нападение вампира? У Росинанта не укладывалось в голове, но и убеждать себя в том, что его брат был действительно жив, не торопился. Мальчишка всё ещё боялся взглянуть на него, посмотреть в глаза человеку, которого он не сумел спасти. Конечно, по большей части именно Дофламинго виноват в том, что сейчас лежал и истекал кровью, но и промедление брата смогло сыграть с ним злую шутку. Росинант не смог быстро среагировать и что-то предпринять, не смог справиться с вампиром, хоть тот на вид и был слаб, не смог спасти брата, ради чего и пошёл с ним, позабыв про запреты отца. Изначально, беспокоясь о Донкихоте, мальчишка и увязался, надеясь, что в случае чего он сможет ему помочь. Но Росинант надеялся, что единственная напасть, которая сможет с ними приключиться, это встреча с городским патрулем или простой шпаной, которая также решила нарушить комендантский час и прогуляться в ночное время. На встречу же, а тем более драку с вампиром, он никак не рассчитывал, из-за чего и смог оплошать. - Доффи?.. – дрожащим голосом спросил Росинант, делая шаг назад, отступая от тела. Страх всё ещё не позволял ему кинуться вперёд и начать оказывать первую помощь. Младший брат просто не мог поверить в то, что старший может быть жив. В то, что его сердце ещё совершало свои удары, а те движения тела не предсмертные конвульсии, а попытка привлечь к себе внимание. Всё же что-либо произнести у Дофламинго теперь вряд ли получится: прокушенное горло топило все слова в булькающей хрипоте. Мальчишка бесполезно пытался призвать на помощь, тогда как сделать это было невозможно. Его немые крики никто не услышал, а единственный, кто был ещё в силах спасти, неподвижно стоял где-то поодаль, продолжая содрогаться всем телом, не веря собственным глазам. Время шло, надежда на спасение сгорала прямо на глазах. Скоро от неё ничего не останется, как и от вампира, чей прах был уже развеян по улицам города поднявшимся ветром.