Любовь и кофе

      Матцури было плохо. Тошно и гадко, а главное – одиноко. Раньше, когда она представляла свои отношения, то всегда с улыбкой мечтала о том, как она и ее парень будут проводить Рождество вместе. И более детальным было представление именно о первом разе.       Видимо, не судьба.       Раньше она смогла хотя бы поехать к дедушке и отпраздновать в его компании, но теперь, если строгий опекун узнает, что ее оставили одну в такой день, то ни о каком нормальном общении молодого человека и дедушки не может быть и речи. Раньше…       Как же быстро Гаара своим появлением поделил ее жизнь на «до знакомства с ним» и «после». С какой поразительной простотой он проник в девичье сердце и мысли, с какой завидной легкостью влюбил в себя, практически не делая ничего особенного. Никто никого не добивался, никто ни за кем не ухаживал.       Все было так поразительно просто, что иногда, анализируя произошедшее за почти полгода, Матцури и сама не могла понять, как так получилось, что она встречается с Гаарой. Но факт оставался фактом – она была намного большим, чем сотрудница или секретарша…       А, теперь понятно, каким-таким образом Йемо удалось обратить на себя внимание – она же была прямо под носом. Уже готовенькая, так сказать, тепленькая.       От таких мыслей Матцури передернуло от отвращения. Больше к себе, чем к тому очевидному факту, что Гаара не особо сопротивлялся искушению. Но она-то…       Хоть не вешалась на него, как полоумная, и ладно. Теперь-то уже ничего не изменишь.       Есть не хотелось. Хотя традиционные курица с тортиком ждали своего часа в холодильнике, их хозяйка чувствовала, что ее стошнит от одного вида еды.       Мысли были будто скомканные, лихорадочные, хотя вполне адекватные. Вот Матцури размышляла о своем любимом, его характере, манере поведения, вот уже вспоминает их первый раз, а потом вновь возвращается к линии поведения Гаары и будто сравнивает, хотя и не может найти существенных отличий, кроме совсем уж очевидных, вроде «не касался, а после целовал». Вот думает уже о своем поведении и пытается понять, как все это смотрится со стороны. Еще одна дрожь отвращения. Мда, ситуация не из приятнейших – пришел невинный барашек в компанию, чуток поскитался, а потом в волчье логово самовольно поперся, да чуть ли не светясь от радости. Волк, естественно, в благородство играть не стал, ибо натура требует полного подчинения инстинктам, быстренько невинного – хотя и тут спорный вопрос – агнца оприходовал, не будем вдаваться в подробности как. И это еще с одной стороны. С другой выходило, что в овечьей шкуре пряталась никто иная, как хитрая лисица, зажелавшая добротной жизни под присмотром и, кхем, чутким руководством того самого волка.       Фыркнув, Матцури встала с кровати, найдя в себе силы дойти до шкафа – еще пару минут назад ей казалось, что тело расползется по ковру апатичной ко всему происходящему желешкой и останется так лежать, пока кто-нибудь добрый и, желательно, морозильно-холодный не вернет ей способность сохранять форму. Но одного взгляда в окно на темно-синее небо хватило, чтобы подняться, одеться и даже отыскать свой давно забытый фотоаппарат. Было еще не так поздно, только начало восьмого, поэтому ей удастся спокойно прогуляться перед сном.       Прогулка сильно затянулась.       Это Матцури поняла лишь тогда, когда от холода перестала чувствовать кончики пальцев. Зато с головы хоть немного выветрился тот туман, что целый день обволакивал ее тягучим апатичным коконом. Хотя настроение в целом осталось точно такое же апатично-одинокое.       Поэтому, когда мобильный телефон вдруг завибрировал в кармане, Матцури не очень-то хотела вообще доставать его, а тем более разговаривать с кем-то. Вот только этот кто-то был удивительно настойчив, что сразу подсказало личность звонящего. – Да, дедушка, – изо рта вырвалось облачко пара, секундой позже растворившись в холодном воздухе. Опекун сухо и лаконично поспрашивал где она и чем занимается, на что получил такие же скупые ответы. Естественно, он тут же почуял неладное, но его внучка быстро свернула тему и попрощалась. В голову пришла мысль отключить телефон, но Матцури сдержала этот порыв, решив, что беззвучного режима все-таки вполне достаточно. Хотя через несколько минут она все же пожалела об этом, потому что ей снова позвонили. И снова настойчиво. Но в этот раз у Матцури не было желания разговаривать с родственником, да и с кем бы то ни было, поэтому она стойко проигнорировала вибрацию в кармане пальто. Было почти десять часов вечера, когда Йемо подошла к зданию своего дома и места работы. Смотря на высокое сооружения из бетона, железа и стекла, ей хотелось укрыться в нем от холода, от окружающей чарующе-праздничной атмосферы и в то же время что-то отталкивало от этого.       Возможно, она знала, что дома в ее тихой, хоть и уютной квартире мрачные одинокие мысли не дадут ей ни есть, ни спать, ни дышать.       И все же у нее не было права жаловаться. Матцури знала, на что шла. Хотя раньше она думала, что если отношения с Гаарой закончатся, то это произойдет резко и внезапно, а не так убийственно медленно, заставляя ее осознать всю величину пропасти между ними. Дело было не в том, что он начальник, а она подчиненная. И совсем не в разнице их социального статуса, потому что, если разобраться, то не такая она и страшная, эта разница. Проблема была в том, что ей нет места в сердце Гаары но Собаку. Возможно, она ему нравится. Не стал бы он вообще с ней встречаться, если бы она его совершенно не привлекала, верно? Но не могло быть и речи о чем-то более надежном и крепком, чем симпатия.       Сделав фотографию своего дома, нависающего над ней исполином, Матцури закрыла объектив крышкой и подняла взгляд.       Мышцы на секунду окаменели, потому что мозг бросил все ресурсы на осознание реальности. А как тут не засомневаться в действительности происходящего, если сейчас прямо перед ней всего в пяти метрах стоял объект ее размышлений собственной персоной? – Ты не ответила на звонок, – как только она обратила на него внимание, Гаара заговорил, подходя ближе. Он был в расстегнутом темно-коричневом пальто с поднятым воротником, его руки были в карманах. Матцури пришлось опустить взгляд вниз и прикрыть глаза веками для достоверности, потому что весь его вид напоминал ей о том, что ее размышления – это не просто правда, а факт. Гаара был чертовски привлекательным. И чертовски холодным и отстраненным. – У меня звук выключен, – натянуто улыбнулась Матцури, понимая, что ответа на вопрос-утверждение от нее ждут так же настойчиво, как и ответа на звонок.       Ее взгляд встретился со светло-голубой радужкой и потребность говорить тут же стремительно возросла. – Ты сказал, что тебя не будет сегодня. Что-то случилось? – она скользнула взглядом по его одежде, отмечая деловой костюм. – Я передумал, – Гаара ответил легко, без особых усилий, наверняка не подозревая, сколько разных эмоций вызвал его ответ в душе Матцури. Она уже почти озвучила свой вопрос о том, что он делает именно здесь, но сдержалась. Вряд ли причина его пребывания здесь ее обрадует или обнадежит. Это не только здание, в котором находится ее квартира, но и здание, в котором находится офис его компании. – А я вот решила прогуляться и пофотографировать, – снова улыбнулась Йемо, буквально ощущая на плечах тяжесть неловкости. – Закончила? – Гаара, судя по всему, не чувствовал ничего. Совсем ничего. – Еще нет, – ответила быстрее, чем подумала. – А ты что-то хотел? – Хотел. – О, вот как. Ну-у, пойдем тогда прогуляемся, заодно расскажешь мне, что хотел, – оковы неловкости все больше и больше сдавливали ее. Странно. Почему вдруг она чувствует себя так, будто что-то скрывает или недоговаривает?       Гаара кивнул на ее предложение и молча пошел вслед за ней. Матцури не нравилось напряжение от тишины, поэтому она пыталась расслабиться.       «Это же Гаара. Он всегда молчит. Я же раньше как-то справлялась и даже не замечала этого. Почему сейчас все по-другому?»       Они подошли к ограждению парка, по которому неспешно шли. Матцури выжидающе посмотрела на мужчину. – Я хочу, чтобы ты помогла мне кое с чем у меня дома, – как всегда – спокойно и уверенно. – Прямо сейчас? – Да.       Йемо едва заметно поджала губы. Вот теперь это было обидно. Разве он не может хоть как-то отреагировать на ее странное поведение? Или он просто не заметил, что ее настроение сейчас совсем не такое, как обычно? Или он вообще забыл, что сегодня за день? С него станется.       Хотелось отомстить ему, вогнать в ступор, заставить чувствовать себя неловко. И Матцури знала одновременно простой и сложный способ обратить этого непрошибаемого парня почти в бегство. – Я думала, что сегодня тебя не увижу. И раз уж ты здесь, то я, пожалуй, скажу это.       Гаара нахмурился, потому что, очевидно, ему не понравилось то, что он услышал.       Ха, то ли еще будет.       Матцури приблизилась к нему, смотря в глаза, и улыбнулась. – Ты стопроцентно это знаешь, потому что этого невозможно не увидеть, и все же будет правильно, если я скажу тебе сама, – ей жутко захотелось обнять его, поцеловать, но Йемо сдержала себя, сжав руки в кулаки в карманах своего пальто. Сердце заколотилось как бешенное. Гаара смотрел на нее выжидающе, хотя, судя по всему, ожидал он совершенно не приятных известий.       Наверно, это для него так и есть. – Я люблю тебя.       Как говорится, все планы эвакуации порваны, все пути побега перекрыты, все мосты отступления сожжены. Видимо поэтому хочется дать деру, а не стоять и не смотреть на его шокированное выражение лица. Хотя, возможно, те мелкие изменения в мимике Гаары – это вовсе не шок и не удивление. Может, это ее воображение выдает желаемое за действительность, а мужчина на самом деле стоит с таким же каменным лицом, как и до этого.       Смех вырвался из глубин ее горла. Стало смешно и легко, будто она избавилась от тяжелого груза. – Можешь не отвечать, – смешки не прекратились. Ее забавляла реакция – или же ее отсутствие? – Гаары. – Пойдем, я замерзла и хочу домой. Ты поедешь к себе? – Мы поедем ко мне, – спустя полминуты молчания наконец ответил Собаку. Матцури тут же посмотрела на него, не поворачивая головы, а лишь скосив глаза влево, но промолчала, оставляя комментарий «к тебе поедем ты и я» при себе. Видимо, ему действительно нужна была помощь, иначе он бы повел себя как обычно. Сбежал, то есть.       Что же такое важное смогло заставить Гаару настоять на своем «предложении»? Может, ей не стоило признаваться, потому что он будет думать об этом и не сможет сосредоточиться? Но с другой стороны лучшего момента могло бы и не быть. Матцури не хотела, чтобы все закончилось раньше, чем она расскажет о своих чувствах. Да и она же хотела более решительный конец, верно? Если бы она вообще хотела, чтобы их отношения когда-либо заканчивались, конечно же. – Гаара… – нерешительно позвала Йемо и посмотрела на парня. Тот, словно ничего не услышав, продолжил вести машину, хмурясь и крепко сжимая руль. – Гаара.       Отклика или вообще какой бы то ни было реакции не последовало, но Матцури сомневалась, что ее специально игнорируют. В девичьей голове тут же пронесся рой мыслей о том, что надо бы как-то исправить ситуацию или хотя бы создать более непринужденную атмосферу. Что почти невозможно, ибо рядом с Гаарой практически нереально дурачиться… только если кто-то не обладает бессмертием.       Матцури снова уткнулась взглядом на свои руки, лежащие на коленях. И увидела то, что может помочь.       Вспышка фотоаппарата на мгновение ярко осветила салон машины. Матцури как раз подгадала момент, когда будет безопасно так сделать, чтобы не попасть в аварию. – Я звала тебя, но ты не отзывался, – слабо улыбнулась она Гааре, когда тот повернулся к ней, наградив пристальным взглядом.       «Я будто все время зову тебя, а ты не реагируешь», – добавила про себя Йемо, мысленно вздыхая. – В чем дело? – прозвучало довольно резко, но Матцури все равно не могла обижаться на него. Мало ли, может, у него серьезная проблема, а она только масла в огонь подливает. – Я хотела узнать, что случилось. Ты сказал, что тебе нужна моя помощь, но не сказал, в чем. Кажется, сейчас самое подходящее время. – Подходящее время… – задумчиво повторил Гаара, возвращая взгляд на дорогу. Вот теперь было точно понятно, что радости ее признание ему не доставило. Ни капли. – Послушай, Гаара… не думай, о чем я тебе сказала, ладно? – она повернулась и посмотрела на водителя. – Я знаю, что твои чувства совсем другие. Ничего, все нормально, правда. Не заморачивайся так сильно, я уже взрослая девочка и могу влюбляться в кого угодно, так что… все нормально.       Собаку не ответил. Честно говоря, Матцури изначально ожидала, что не увидит последствий своего признания, поэтому к такому зрелищу оказалась не готова. Она не знала, что сказать или сделать. Если бы они разошлись сегодня, то завтра можно было бы сделать вид, что ничего не было.       Гаара молчал всю оставшуюся дорогу. Молчал, когда они выходили из машины и заходили в дом. Не сказал ни слова, помогая снять пальто или провожая в гостиную. Лишь только когда Матцури увидела документы и два ноутбука на столе, он наконец-таки нарушил тишину, объясняя, зачем ему понадобилась Йемо в такое время. – Раз такое дело, то завтра я в офисе точно не появлюсь, – хмыкнула Матцури, откладывая фотоаппарат на диван. Она села на пол напротив своего ноута, мысленно запирая все отвлекающие от работы мысли на замок. Странно, но ей это удалось практически без труда, что одновременно и огорчило и обрадовало. Удобно, но совершенно неприятно, что она так легко может абстрагироваться от своих чувств.       А вот хозяин дома не удивил. Он будто и не слышал признания в любви менее часа назад, спокойно разбирая документы и отдавая распоряжения, снова заставляя свою гостью вспомнить о своей абсолютной непрошибаемости во время работы.       Когда они закончили все, что Гаара запланировал сделать, Матцури, засмотревшись на человека, которому призналась в вечер Рождества, который так холодно отреагировал и заставил свою девушку работать до двух часов ночи взамен, поняла, что сейчас ей лучше вернуться домой и долго и упорно внушать себе, что все так, как и должно быть. – Я сварю нам кофе. Вызови мне такси, хорошо? – она встала из-за столика и направилась в кухню, даже не взглянув на того, к кому обращалась. Все будто резко переменилось – запертые на замок чувства рвались на свободу, не желая больше терпеливо сидеть. Они требовали что-то сделать, уговаривали соблазнить Гаару, ведь, хэй, это же сочельник Рождества – день, когда многие японцы хотят побыть со своей второй половинкой, устраивают что-нибудь романтичное, дарят подарки или просто веселятся.       Но нет, Гаара явно не принадлежит к их числу.       Он всегда отличается от остальных.       Ее особенный айсберг, обожающий кофе. Хоть и не таящий от ароматного тепла.       Гаара просто не мог поверить, что все происходит наяву. Она призналась, сказала, что любит его. Она, должно быть, солгала, ведь ни за что на свете Гаара не поверит, что в него можно влюбиться. Да что там влюбиться – полюбить!       Это шутка? Если да, то это очень и очень плохая шутка. Но… Матцури, конечно, тот еще любитель поиздеваться над ним, позлить его или выбить из колеи, но она бы не стала шутить на эту тему. Если хорошо подумать, то все очень логично, он же знал, что она испытывает к нему что-то сильнее примитивной страсти.       Но раньше он мог просто назвать это симпатией! Таким безобидным словом, не означающим практически ничего. А теперь эта «симпатия» внезапно превратилась в «любовь», которую безобидной ну никак не назовешь. Нет-нет-нет и еще раз нет. Она не могла влюбиться. Никак, совершенно. Он же ничего не делал, чтобы его полюбили. Ни цветов, ни подарков, никаких слов, которые так любят романтичные барышни. Не то чтобы Матцури была той самой барышней, но она наверняка любила, когда ей делали комплименты, радовали сюрпризами.       Этого всего не было. Значит, она просто ошиблась, приняла свою сильную заинтересованность… ладно, влюбленность за любовь. На короткий миг ей показалось, что между ними что-то большее, чем обычные отношения, что-то глубже и сильнее, чем симпатия, вот она и поддалась порыву. Что, кстати, с ней частенько происходит – сперва делает, а потом думает.       Вот поэтому Гаара не имел ничего против, когда она решила поехать домой. Он, правда, сомневался, стоит ли отпускать ее на такси в такое время, но все же сдался ее спокойствию – Матцури вела себя так обычно и чувствовала себя, судя по всему, чрезвычайно комфортно и уверенно, заставив засомневаться, что сегодня вообще было признание в любви.       Она, даже не тронув свою чашку с кофе, быстро оделась и, попрощавшись обыкновенным «спокойной ночи», выпорхнула из дома, скрываясь в темной машине со светящейся шашкой такси.       Да, она определенно перепутала, запуталась в своих чувствах и, осознав это, поспешила скрыться, чтобы все обдумать еще раз.       Но это не означало, что Гаара мог выкинуть ее признание из головы или перестать думать о нем. Воспоминание, будто нарисованное на стене его разума, будто приклеенное к сетчатке, стояло перед глазами, заставляя думать, обдумывать, анализировать, пытаться понять и объяснить.       Он выпил две чашки кофе, Матцури уже успела зайти в свою квартиру и написать ему сообщение и наверняка уже спала, а вот он все никак не мог заставить себя подняться наверх и хотя бы лечь в постель.       Никогда бы Гаара не подумал, что Матцури так легко может признаться в любви и потом с такой же легкостью сделать вид, будто ничего не говорила. Как она может спокойно работать рядом с ним, хотя совсем недавно сказала, что любит? Да как она вообще может спать после этого? Гаара пытался понять, но не понимал. У него не укладывалось в голове, как Матцури, которую он знает почти полгода, которая, ругаясь в их первую встречу со своей, видимо, давней знакомой и посылая ту на три буквы, все равно покраснела при этом, которую можно было читать, как открытую книгу, которая позволяла делать ему со своим телом все, что ему хотелось, и не симулировала… как она могла так себя вести?       Может, он был слишком высокого о ней мнения? Или он просто сделал вывод на основе первого впечатления, а всё, что не вписывалось в эту теорию, просто не хотел видеть? Или, что тоже вполне возможно, он просто не замечал медленного изменения ее характера, потому что находился слишком близко? Может, он сам виноват, что она теперь такая?       Как она там сказала? Взрослая девочка, которая может влюбляться в кого угодно? То есть, если бы на месте Гаары был кто-то другой, она бы влюбилась в него – незнакомца, мистера икс? По скромному мнению Гаары икс в этом имени был вовсе не иксом, отображающим загадочность и неясность персоны. Это была буква «хэ» - большая и кричащая о степени мудаковатости и эгоистичности человека, решившего воспользоваться невинным положением личного секретаря-помощника, ее наивностью и добродушием, ее невозможностью перечить начальству.       Подумал и обомлел.       Ведь, судя по всем названным критериям, Гаара вел себя как самый настоящий «Хэ». Его мысли были далеки от чистых и благородных. Не важно, что он думал вначале, хотел ли, потому что он-таки довел дело до конца, захлопывая расставленные ловушки.       Хотя его тоже можно понять – еще ни разу в своей жизни Гааре не приходилось иметь дело с такой, как Матцури так близко. Раньше такие девушки держались на расстоянии. Под носом всегда крутились опытные и взрослые, знающие свою цену. Они сами звали его, и Гаара шел к ним, получал удовольствие и расставался без каких-либо колебаний. Вернее, принимал уход этих девушек без протестов.       В этот раз его звала Матцури и он откликался – по привычке, по инерции, по собственной воле – не важно почему. Он не остановился, отзывался каждый раз и даже звал ее сам. Она ведь не уходила, не истерила, была такой восхитительно послушной и одновременно дерзкой, не боясь шутить или легко издеваться над ним. Не то чтобы Гааре это нравилось, но он и не бесился и не злился, вспоминая ее подколы. Возможно, потому что их было не так много, чтобы приесться.       Но вот сама ситуация, в которой Гаара оказался, его ни разу не веселила. Скорее наоборот. Уже было три часа ночи, а он все не мог заснуть. Огорошила его своим признанием и сбежала. Да еще и добавила, что, мол, не парься, дело не в тебе, дело во мне – я влюбилась бы в кого угодно, будь он на твоем месте. Так что все ок, все нормально, не о чем волноваться.       Да вот только ничего не нормально! Скинула на него свое признание, как камень на шею, и ушла, оставив одного разбираться.       А Гаара в этом один разбираться не умел, не хотел и не станет.       Сквозь беспокойный поверхностный сон Матцури показалось, что хлопнула входная дверь. Но, когда она открыла глаза и прислушалась, только тишина была ей ответом. И все же отсутствие посторонних звуков ее не успокоило, поэтому она быстро накинула халат и вышла из спальни, вглядываясь в темноту – огни ночного Токио не могли пробиться сквозь плотные занавески, которые она задернула еще днем от нежелания видеть всеобщей радости и вспоминать, что сегодня за день.       Несколько осторожных бесшумных шагов укрепили ее уверенность, что она не наткнется на что-нибудь в темноте.       Но следующий шаг заставил ее пискнуть и буквально отлететь назад, потому что она все-таки врезалась во что-то… вернее в кого-то. – Что… – только и успела выдохнуть Матцури, как ее схватили за плечи и втолкнули в спальню. Здесь из окна лился мягкий свет, давая увидеть очертания предметов и нежданного гостя.       Которым оказался Гаара. – Гаара? – не в силах сказать что-либо другое, выдавила из себя хозяйка квартиры. Она во все глаза смотрела на мужчину, на его лицо и не могла понять, почему же его выражение такое… злое. – В чем дело?       Вместо ответа был поцелуй. Грубый, жесткий, болезненный. Мужские руки с плеч переместились на ее шею и несильно сжали. – Не души меня еще и руками, – вырвав свои губы из плена, перешла на шепот Матцури. Гаара был похож на вулкан, который вот-вот взорвется – один неверный звук или одно резкое движение может стать катализатором. Но все же она не могла не попросить его. Раньше Гаара никогда не душил ее, держал за шею – да, но не сдавливал. – Чем же… еще… я душу тебя? – он тяжело дышал, пытаясь совладать со своими эмоциями, пытаясь сдержать ту мощь, которую хотел обрушить на хрупкую девушку. Но не смог, потому что вместо ответа Матцури потянулась к его губам. Ее руки окольцевали мужскую шею, а его – прошлись по женской фигуре от бедер до груди, собирая шелковую ткань в ладонях. Ткань, которая несколько секунд спустя с треском покинула женское тело и опала у двух пар ног.       Гаара знал, что ведет себя грубо, что в каждом его движении и прикосновении видятся только грубость, животное желание и злость.       Но он не знал, что Матцури видела это по-своему. Она видела нетерпеливость и жажду, будто Собаку сошел с ума и единственное лекарство, возвращающее ясность рассудка, было спрятано в ее теле. Она чувствовала исходящий от Гаары жар, она таяла в нем и сама сходила с ума от его яростного желания обладать. Матцури понимала, что сегодня все по-другому, еще жестче и нетерпимее. Если раньше она могла попытаться перехватить инициативу и даже преуспеть в этом, то сегодня у нее просто не было шансов. Гаара был беспощаден. Не жесток, но он заставил ее кричать, пока она не выбилась из сил, подвел ее к самой грани и заставил умолять себя разрешить пересечь черту и освободиться, он брал ее в таких позах, где только от него зависел исход. Он будто наказывал ее. Давал то, что она так хотела, – себя, но буквально пытал ее желанием, зная, что ни за что на свете Матцури не попросит его уйти и оставить ее в покое. Ведь даже когда у нее уже не было сил, даже когда из глаз текли слезы от удовольствия или скрипели стиснутые зубы от болезненного напряжения, она не могла сказать ему «нет», не могла остановить его. Она не хотела. И не потому что боялась, что он уйдет, разозлившись из-за отказа, а потому что не хотела, чтобы он уходил и оставлял ее, послушавшись просьбы.       И вообще, она не то, что говорить не могла, даже дышала с большим трудом, когда Гаара дал ей передохнуть. Он лежал прямо на ней – голова на мягкой покусанной им же самим груди, а торс между ее разведенных бедер, внутренняя сторона которых буквально прилипла к его бокам. Его дыхание было таким же сбитым и тяжелым, но пальцы будто жили своей жизнью и гладили ее ребра.       Матцури закусила губу – уже настрадавшуюся от подобного за эту ночь – в попытке перебороть стягивающую каждую мышцу истому. В горле была чертова Сахара, поэтому было просто жизненно важно собрать хоть каплю сил и пойти на кухню промочить горло. Когда же дыхание пришло в норму, Матцури поймала себя почти провалившейся в сон. Скинуть оковы дремоты было куда легче, чем выскользнуть из объятий Гаары, до сих пор лежащем на ней, но ей все-таки удалось сделать это, не потревожив мирно спящего любовника.       На кухне Матцури вцепилась губами в бутылку с негазированной минералкой и отлипла от нее только опустошив наполовину. Тяжело, но удовлетворенно вздыхая, она вернулась в спальню и обнаружила Гаару сидящим посреди кровати.       Йемо закашлялась, пытаясь предложить ему воду, поэтому просто протянула бутылку и села рядом, успокаивая свой кашель. Гаара пристально смотрел на нее, но взгляд у него был, как у пьяного – не совсем осознанный, поддернутый пеленой то ли сна, то ли еще не схлынувшей ярости, то ли вообще страсти. Он поставил почти пустую бутылку на пол и наклонился ближе к Матцури, осматривающей повреждения своего халата, который захватила по пути на кухню и в который куталась все это время. Заметив, что ее пристально разглядывают, она ответила тем же, кладя свою ладонь на мужскую щеку и поглаживая ее большим пальцем. Не удержавшись, она приблизилась и поцеловала своего «мучителя», едва заметно морщась от болезненной реакции собственных губ.       Гаара ответил моментально, притягивая ее ближе, крепко прижимая к себе, словно она в любую секунду могла передумать и сбежать. Он снова избавил ее от халата, но в этот раз мягко и неторопливо, целуя оголившиеся плечи. Да, Матцури устала, но эти поцелуи снова вскружили ей голову, разбудили задремавшие эмоции и чувства, которые смогли отпустить ее тело из своего плена только тогда, когда она засыпала под боком Гаары в залитой рассветными лучами спальне.