Отблески

Движения у Солдата выверенные, отточенные, скупые. Противников он раскидывает легко, без лишних усилий, будто это не требует никакого усердия. А тренировка тем временем продолжается уже второй час. Зола бросает против Зимнего одних из лучших наших убийц, которые нападают скопом, шестером. Одного Солдат швыряет на второго, от нападения третьего уклоняется. Четвертый все же задевает его скользящим ударом в скулу, но быстро падает, подкошенный своевременной подсечкой. Пятая и шестой действуют осмотрительнее - их заставляют лежащие на полу сотоварищи. Некоторое время они кружат вокруг Зимнего, который стоит на месте, напряженный, как натянутая струна, затем женщина внезапно атакует, следом за ней - мужчина. Солдат принимает первый удар на бионику, второй блокирует и отбрасывает противницу. Её напарник заходит сзади, пытается взять Зимнего в захват, но делает ошибку - оставляет живот незащищенным. Пара движений, и оба, что мужчина, что женщина, валятся. Солдат выпрямляется и смотрит в нашу сторону. Хлопок разрывает повисшую тишину, когда Зола деланно аплодирует. - Превосходно, просто превосходно, солдат, - и, спустившись с наблюдательной трибуны, подходит к Зимнему вплотную и тихо говорит. - Код активации "только вперед". Отчетливо видно, как глаза Солдата стекленеют, а взгляд устремляется в никуда. Лихорадочно спешу к ним, пытаясь усмирить роящие в сознании вопросы. Что за код активации? Когда Зола успел ввести его в сознание Барнса? Почему я об этом не знаю? - Какой приказ, сэр? - металлическим безжизненным голосом отвечает Солдат. Профессор вручает ему тонкую белую папку на завязках и почти просящим тоном говорит: - Это твоя следующая цель. Отправишься на задание завтра же. Зимний наклоняет голову, что расценивается Золой как кивок, и учитель произносит: - Теперь можешь идти. И это первый раз, когда я вижу Солдата, шагающего куда-либо без конвоя. Подбегаю к Золе, выравниваю дыхание, параллельно отодвигая всколыхнувшуюся злость, и спрашиваю: - Вы модифицировали голосовые команды, профессор? Или это нечто новое, о чем я до сих пор не знаю? И почему вы позволили ему уйти без охраны? - Охрана больше не понадобится, Нора, - прищелкивает языком Зола. - Больше он не опасен. Он уходит, оставляя меня в недоумении, не потрудившись ничего толком разъяснить. Замираю как вкопанная, затем глубоко вдыхаю и выдыхаю в попытке приглушить жгучее раздражение. Это не сильно помогает, поэтому, развернувшись, со всей силы бью кулаком манекен в виде мужского торса, который многим ранее был прозван мной Германом за сходство с одноименным человеком. От удара манекен Герман отклоняется назад, я же, потирая ушибленные костяшки, спешу в жилой отсек. Глаза у Солдата все такие же пустые, при виде меня он не поднимает головы, продолжая буравить взглядом стену напротив. На коленях у него лежит уже знакомая папка , только завязки повисли беспомощными белыми червями. Тревожное ощущение нарастает. - Как ты? - задаю самый дурацкий вопрос из всех возможных, но других воспаленный мозг сгенерировать попросту не может. Солдат не отвечает. Сажусь рядом и трогаю его за плечо, пытаясь развернуть к себе, но безрезультатно. Пальцы словно натыкаются на ледяную стену, и я понимаю, что стена из такого же льда сейчас окружает и его разум. Черт, черт, черт. Озарение приходит вспышкой - наконец понимаю, как вытянуть из него хотя бы пару слов. - В чем заключается твое задание? Он скашивает на меня глаза. - Найти и устранить цель. Естественно. Всю ночь бесконтрольно мечусь по комнате, периодически беспомощно поколачивая стену. К утру все костяшки на руках синие и пульсируют болью. Зато в ангаре, откуда Солдата выпустят во внешний мир, оказываюсь первой. Стою и втолковываю сама себе, что стоит уже начать привыкать к этому, но самовнушнение не становится спасением. Наблюдаю, как Зимний из живого оружия преображается в ходячий арсенал с набором из фактически всего оружия, что можно унести на себе. Напоследок Зола подзывает его к себе и что-то негромко говорит, так, что не могу расслышать. Солдат кивает и покидает ангар на небольшом самолете - в этот раз отряд ему уже не нужен. *** Мышь разражается истошным визгом, когда получает дозу препарата, и я быстро сажаю ее обратно в клетку, чтобы звереныш не укусил меня. Хватит. В последнее время противные грызуны по непонятным причинам искусали мне все пальцы, хотя раньше такого не было. - Док, опять живность мучаете? - смеется из другого конца лаборатории Селена, когда слышит, как я чертыхаюсь, потирая покусанную руку. - Скорей уж эта живность меня мучает, - отзываюсь с досадой. Последние дни выдались тяжелыми как в моральном, так и в физическом плане - моя команда и я завалены работой по горло. Вместе с этим я дорабатываю улучшенную версию бионической руки Солдата, что приходится делать по ночам из-за нехватки времени днем. Как итог - все вокруг ходят уставшие, подавленные и замученные. Селена выделяется среди остальных своим неисправимым, иногда даже вызывающим жгучее раздражение оптимизмом. Она и поспать успевает, и поработать. Я малодушно спихнула на нее наблюдение за тремя подопытными, на которых мы тестировали препарат, погружающий в анабиоз, и вынуждена признаться - она и с этим прекрасно справляется. Ведьма. А я попросту не хочу признаваться даже самой себе, что меня ломает без Барнса. "Найти и уничтожить", - звенит в голове набатом, когда скрепляю между собой металлические пластины. Присоединение новой руки Солдату пока что не входит в планы, но все же через некоторое время протез может понадобиться как запасной вариант. Металл успокаивающе-прохладный, хоть и теплеет под пальцами. Прикасаться к нему приятно, приятнее, чем к живой плоти. Ставить эксперименты на мышах кажется легче, чем на людях, но ненамного. Напряжение слегка скрашивает Кэт, которая изредка плюется ядом в мою сторону, за что я ей даже отчасти благодарна - это неплохо отвлекает от негативных мыслей. Динамик выстреливает словами как раз в тот момент, когда я уже готовлюсь улечься в постель и забыться сном, но, кажется, не судьба. Ступая босыми ногами по ледяному полу, подхожу к коробочке на стене и нажимаю кнопку "Ответ". - Доктор Ридли, в ангар, срочно. Дело не терпит отлагательств, - сухо сообщает полковник и отключается. По спине пробегает холодок: что за черт на этот раз? Сейчас половина шестого утра, вашу ж мать. Наспех одеваюсь, влезаю в туфли, хватаю со стула халат и буквально бегу в центральный отсек. Влетаю туда в самое время - ворота только-только закрываются, а небольшой самолет, на котором вылетал Солдат, заканчивает торможение. Захлестнувшее было облегчение сменяется тревогой - у самолета помято крыло, и из кабины тонкой струйкой вьется дымок. Кабина пилота открывается, и, надрывно кашляя, оттуда появляется окровавленный Солдат. Делает пару шагов и останавливается, вцепившись в борт самолета, пытаясь наладить дыхание. Бросаюсь к нему, но меня опережает Зола, возникший за спиной и в два широких шага преодолевший расстояние до Солдата. - Отчет, - сухо бросает профессор. Зимний стоит, согнувшись, кашляет, прочищает легкие. Не дождавшись ответа, Зола наклоняется и медленно повторяет: - Отчет за задание, солдат. - Миссия выполнена. Цель устранена, - хрипло выдавливает Зимний. Зола отстраняется и с довольным видом передает что-то генералу Фоксу, видимо, только вошедшему. Фокс кивает и отрывисто выкрикивает: - Хайль Гидра! И я глохну от оглушительного ответа всех присутствующих: - Хайль Гидра! - Займись им, Нора, - равнодушно показывает на Солдата Зола и удаляется в сопровождении генерала. Подавив желание отозваться парой ласковых слов, оставляю все эмоции на потом. Сейчас главное - позаботиться о Барнсе. Его лицо покрыто коркой запекшейся крови и запачкано сажей так, что разобраться, где раны, невозможно. Подныриваю ему под руку, предоставляя опору, быстро спрашиваю: - Идти сможешь? - и, получив положительный кивок после небольшого промедления, сразу вызываю санитаров с каталкой. Солдат цедит сквозь зубы: - Я же сказал, что сам.  - Не время геройствовать. В медотсеке мне становится легче думать, работать, функционировать. Руки уже знают, где что лежит - за годы я обустроила операционную по своим правилам, предоставив каждой вещь свое место. Санитары перекладывают Солдата с каталки на кушетку, и тот тут же садится, всем своим видом демонстрируя, что любая помощь для него крайне унизительна. - Я сказала, прекращай геройствовать, - хмыкаю, поливая вату спиртом. Слегка приподняв его голову, начинаю понемногу снимать всю ту запекшуюся кровь, что покрывает его лицо. - Не дергайся. Зимний послушно сидит, позволяя проводить с собой манипуляции, что не может не радовать, как и то, что слой грязи становится все меньше и меньше. С удивлением отмечаю, что даже сидя мужчина ненамного ниже меня. В мусорке скапливается уже целая горка ваток, но, к счастью, под слоем грязи на лице Солдата не обнаруживается никаких серьезных ран, только длинный порез над бровью да пара ссадин. Порез промываю еще раз и наношу толстый слой медицинского клея. - Вот так-то лучше, - говорю больше себе, чем ему. И чуть громче добавляю. - Форму снять сможешь? Солдат честно пытается это сделать, но безрезультатно. Обхожу кушетку, чтобы оценить масштабы ранений, и не сдерживаю вздоха. - У меня две новости: хорошая и плохая. Начну с хорошей - жить ты будешь. А плохая - у тебя в спине застряли два осколка стекла размером с половину моей ладони. Это как же ты так умудрился? - Был взрыв, - коротко отвечает Зимний. После этих слов моя выдержка дает трещину, и осознание того, через что он прошел, тяжким грузом наваливается на плечи. Пытаясь обыденными словами придать ситуации хотя бы слабый оттенок беззаботности, я упустила из виду главное. Это действует как ушат холодной воды - я затыкаюсь и прекращаю треп под язвительные подначивания чертей. В этот раз я их заслужила. Молча разрезаю униформу на спине мужчины, обнажая те самые застрявшие осколки. Без анестезии будет худо, думается мне, и, набрав в шприц обезболивающего, осторожно вкалываю его рядом с поврежденными участками. Выждав с минуту, пинцетом извлекаю стекло и с отвращением кидаю окровавленные куски в урну. Раны глубокие, их нужно зашивать. Нить проходит через кожу с характерным, ни на что не похожим звуком, от которого одна из медсестер, особенно нервная, ёжится и морщит нос. На одну рану приходится накладывать пятнадцать швов, на другую - двенадцать. Затягиваю последний и перевожу дух. Едем дальше. По правде, больше всего меня беспокоит состояние протеза Зимнего, но оно более чем удовлетворительное; место стыка не повреждено, нет ни покраснений, ни сбоя в мелкой моторике. Выдаю Солдату чистую белую майку и оставляю его в палате на ближайшие сутки. Мне срочно нужно покурить. У себя валюсь на кровать и достаю сигареты. Мысли в голове закручиваются так же, как и дым - по спирали. Вопрос вызывает следующий вопрос, тот - еще один, и так до бесконечности. Нужно напроситься к Золе на аудиенцию насчет этих треклятых кодов, черт бы их побрал. Или, как вариант, заняться самодеятельностью. Бегом возвращаюсь в палату, где лежит Солдат, и с ходу выпаливаю при виде него: - Отмена кода "только вперед". Мужчина поднимает на меня глаза цвета стали, в которых читается непонимание. - Повторяю: отмена кода "только вперед", - отчаянно пытаюсь во второй раз. Бесполезно. Видимо, Зола придумал не только этот гребанный код, но и извернулся с его отменой. Черт бы его побрал... Бессильно опускаюсь на кровать. Как теперь достучаться если не до Баки Барнса, то хотя бы до того, кто защищал меня от ветра на крыше? - Отмена кода... - тихо произношу в последний раз. Солдат отворачивается.