Отблески

- А все-таки я не могу понять, с чего это вдруг такое отношение, - задумчиво говорит Барнс. Дым застревает в горле, и я разражаюсь надрывным кашлем. Сидеть рядом с ним и курить уже успело войти в привычку, избавляться от которой у меня нет ни малейшего желания. Иногда, правда, покусывает совесть, ядовито сообщающая, что находиться рядом с курящим вреднее, чем курить самому, но нам обоим как-то плевать. Вернее, ему плевать, а я просто стараюсь дышать в другую сторону. - Мы же вроде говорили об этом, - наконец восстановив дыхание, отвечаю. Барнс упрямо дергает головой: - Я в курсе. Но возникает вопрос: почему ты у меня в долгу? Черт тебя побери, упрямец хренов. - А помнишь, мы еще говорили о том, что лишние вопросы ни к чему? - лениво выпускаю длинную струю дыма в потолок. Настроения нет ни на то, чтобы ругаться, ни на то, чтобы разъяснять что-либо. Барнс убирает волосы с глаз, и я только сейчас замечаю, насколько они отрасли за то время, что он в "Гидре". Прошло уже почти четыре месяца, оказывается, уже весна, начало апреля. Надо же, а так и не скажешь. Такое впечатление, что все дни слились в один бесконечный, настолько они похожи друг на друга. Прикусываю кончик сигареты. То, что Барнс начинает задавать вопросы, мне совсем не нравится. Баки, прежний Баки, черт бы его побрал, пробивается сквозь навязанную нами пелену Зимнего Солдата, а это чревато плохими последствиями. Точнее, только одним. Перед глазами встают мигающая кровавым светом кнопка и серые глаза. И мое гнилое, лживое: "Больно не будет". Нет. Не могу этого допустить. - У тебя скоро новое задание, - сменить тему кажется лучшим выходом, но спустя пару мгновений до меня доходит, что сделала я это не самым удачным образом. Барнс сразу мрачнеет, и между нами разверзается пропасть, хоть он и сидит на расстоянии не больше фута. - Не все так плохо, - неловко пытаюсь сгладить свой промах, но опять попадаю впросак. Глаза Джеймса вспыхивают, он дергается в сторону и кричит: - Не все так плохо? Неделю назад я убил человека ни за что, просто по указу, хотя он смотрел мне в глаза и умолял оставить его в живых! Я не знаю ни своего имени, ни прошлого, ни возраста, ничего, я просто существую в пространстве, считая дни и убивая по указке! Я не помню абсолютно ничего, кроме этого места и тебя, черт побери! И ты еще говоришь, что все "не так плохо"? - издевательски, но с ощутимой горечью передразнивает он меня и отворачивается, зарываясь руками в волосы. - Уходи. Его слова, как пощечины, бьют по щекам наотмашь. Протягиваю руку, пытаюсь кончиками пальцев коснуться бионики, но Солдат встает и отходит. - Я сказал, убирайся. Черти в груди насмешливо машут ему лапами в ехидном "пока-пока", а я, задохнувшись, захлопываю за собой дверь и не смотря под ноги, на автомате иду куда-то. Очухиваюсь только в лифте, который очевидно едет наверх. Прислоняюсь лбом к прохладной стене, закрываю глаза. Сама виновата, утешительница хренова. Лифт останавливается досадно быстро, раскрывая двери с тихой вежливой трелью звонка. Оказывается, я приехала на самый верхний этаж Штаба, в то же место, откуда недавно выбиралась наружу. Занятно. Ну что ж, раз уж приперлась сюда, грех не воспользоваться случаем. Снова выбиваю неподатливый люк и по лесенке выбираюсь на поверхность. А в горах метель. И плевать. Несмотря на то, что я без какой-либо верхней теплой одежды, в одной блузке, брюках и рабочем халате, опускаюсь на колени прямо в снег, потом подгибаю под себя ноги и сажусь. Мелкие снежинки режут лицо холодом, ветер сбивает волосы в колтун. Закрываю глаза. Эта метель так похожа на ту, что бушует внутри, покрывает ледяной коркой внутренности. Мороз извне почти неощутим, что позволяет мне с почти мазохистским наслаждением осматривать черные, нависающие горы вокруг. В темноте они выглядят совсем по-другому. Создается впечатление, что я сижу в центре исполинской ладони с крючковатыми, когтистыми пальцами. Одно неверное движение - и кулак сожмется, погребая меня. Хотя что толку хоронить уже похороненных? *** От Золы поступает приказ: есть задание для Зимнего Солдата. Эта новость достигает меня, когда я отлеживаюсь в своей комнате, простудившаяся после той ночи на крыше, дура. Аспирин уже не помогает от раскалывающейся головы, и я просто пью чай литрами, заваривая кружку за кружкой. Но известие из динамика заставляет вздрогнуть, расплескать горячую жидкость. Становится страшно: я не готова видеть Барнса после того, как в его глазах впервые промелькнула ненависть, направленная конкретно на меня. Но приказ есть приказ, и я обязана присутствовать при отправке Солдата на миссию. У дверей уже ждет конвой; сколько из этих парней пойдут в сопровождение Барнсу, неизвестно. Киваю им в знак приветствия, отмечаю, как Голд щерится в улыбке. Естественно, и он тут. Глубоко вдохнув, как перед прыжком в воду, провожу магнитной карточкой по замку. Забавно - этот прыжок имеет место быть, хотя в данном случае он чреват тем, что можно разбиться об корку льда, что покрывает океан. Дверь отъезжает в сторону, являя мне и охранникам Барнса, лежащего с закинутыми за голову руками. Делаю шаг вперед и металлическим, бесцветным голосом сообщаю: - Поднимайся. У тебя задание. Мужчина даже бровью не ведет. А после небольшой паузы просто отвечает: - Нет. Буквально спиной ощущаю, как напрягаются солдаты позади. А меня пугает другое. В этом коротеньком словечке отчетливо слышен не Зимний Солдат. Нет, теперь говорит Баки Барнс, тот самый Баки, что улыбался мне в первый день своего пребывания в "Гидре". - Что? - скорей на автомате, чем желая получить ответ, переспрашиваю его. Барнс-таки скашивает в нашу сторону глаза. - Что слышала. Нет. - Ну зачем же так радикально? - возникший будто из ниоткуда Зола заставляет испуганно дернуться в сторону. - Неужели ты не понимаешь, что то, что ты делаешь - для блага всего мира? Джеймс садится на кровати и, сцепив зубы, мотает головой. - Я отказываюсь этим заниматься. И, знаете что, я вас помню. Вы и тогда ставили надо мной опыты, но меня освободил... - морщит лоб, выуживая заветное имя. - Стив. - Что ж, я надеялся, что до этого не дойдет, - вздыхает Зола с притворной грустью и поворачивается к охране. - В лабораторию его. Оружие нужно обнулить. Нет. Цепляюсь за дверной косяк, когда крохотное помещение комнаты наполняется солдатами, словно со стороны наблюдаю, как они набрасываются на Барнса, и с какой легкостью тот их стряхивает. Один из парней пролетает мимо меня в коридор и приземляется с громким хрустом. Сыворотка "суперсолдат" сделала свое черное дело - Джеймс настолько легко расправляется с охранниками, что выглядит это даже нелепо. Они добивают его не силой, но числом. В маленькой комнате становится так тесно, что яблоку негде упасть, и только тогда Барнс сам падает под натиском. Возвращается Зола, подходит к прижатому к полу Джеймсу и аккуратно, почти нежно вводит ему в вену на шее транквилизатор. Мужчина дергается в попытке освободиться, но без толку. Профессор присаживается на корточки рядом с ним и с насквозь фальшивым сочувствием проговаривает: - Ты сам виноват, сержант. И это удар. Удар, который достигает цели. Зола с жестоким рассчетом дает Джеймсу зацепку о его прошлом, но прекрасно знает о том, что через какой-то час он уже не будет помнить абсолютно ничего. Транквилизатор срабатывает, и сознание Барнса медленно погружается во тьму. Гаснущими глазами он находит меня, все еще вцепившуюся в косяк, и не отрывает взгляда до тех пор, пока не теряет сознание. Побелевшими пальцами неосознанно хватаюсь за лицо - такое чувство, будто на коже остался кровоточащий порез. Проходя мимо, Зола трогает меня за локоть: - Ты будешь нужна мне в лаборатории, Нора. - Х-хорошо, профессор, - на выдохе воздух застревает в глотке. Страх липкими пальцами нежно обнимает за плечи и шепчет на ухо: - Трусиха, - и ему взрывом хохота вторят черти, видимо, получающие искреннее наслаждение от того, что уничтожают меня изнутри. Барнса поднимают и грузят на привезенную каталку четверо санитаров в одинаковых белых халатах. Выхожу за ними, когда они выталкивают лежанку на противно скрипящих колесах из помещения. Рядом размеренно шагает Зола, а удерживать обычное спокойно-безэмоциональное выражение на лице мне стоит огромных усилий. Запах почти родной лаборатории немного успокаивает нервы, но не настолько, чтобы наладилось дыхание. Все события повторяются, у меня будто бы какое-то кошмарное дежавю: Барнса сажают на кресло, пристегивают правую руку широким ремнем, а левую наручниками из толстой стали. Только в этот раз адскую машину настраиваю не я, а Зола, и не хватает моего приторно-лживого "Больно не будет". Барнс открывает глаза, моргает, пытаясь сфокусировать взгляд. Видно, что после транквилизаторов в сознании еще каша, но ему хватает буквально нескольких секунд, чтобы понять, где он находится. Дергает бионической рукой, проверяет, насколько хорошо она закреплена. Естественно, что ничего не выходит - после предыдущего раза наручники подобрали специально усиленные. В отличие от прошлого раза, Барнс откуда-то знает, что с ним сейчас сделают. Сделаю я. Неизвестно, восстанавливается ли его память с такой скоростью после данной Золой зацепки, или же подсознание начало возрождать казалось бы стертые воспоминания, но факт остается фактом: он помнит, что происходило в этой комнате. Кошмарное дежавю усиливается, когда Джеймс почему-то безропотно сжимает зубами резиновую пластинку. Как и тогда, он неотрывно следит за мной, а в его глазах бушует океан. Соленая вода разломала лед, вернулись знакомые волны, изменился взгляд. Понимаю, что стою, замерев как истукан, только тогда, когда Зола аккуратно оттесняет меня от приборной панели и возобновляет незаконченные мной настройки. Это тянется целую вечность. Не отрываю глаз от мерцающей алым пусковой кнопки, пролистывая в памяти сегодняшние события. Только сегодня я вспомнила об этом свете, и вот страх сбылся, вот я, вот он, мигает, завораживая. Момент ломает все тот же Зола, закончивший установку. Он делает полшага назад и делает приглашающий жест: - Займешься, Нора? Хватаю воздух ртом. - Нет, профессор, уступлю эту честь вам, - едва выдавливаю из себя. Его слова вышибают дух. - Что ж, как хочешь, - пожимает плечами Зола и легко, будто включает свет, нажимает на кнопку. У меня подгибаются ноги. Адская машина жужжит, опускается на голову Барнса, готовится превратить его в Солдата еще раз. Изо всех сил стискиваю зубы, когда лабораторию вновь наполняет полный боли сдавленный крик, чтобы не заорать самой. Не запоминаю момента, когда кошмар заканчивается, просто в какой-то момент понимаю, что в лаборатории наступает тишина. Санитары крутятся вокруг мужчины на пыточном кресле, освобождают его руки. Взгляд выхватывает алые полосы от ремней, отпечатавшиеся на светлой коже. Зола делает приглащающий жест; кивнув, подхожу ближе, и, к счастью, руки повторяют выверенные годами движения сами. Чудовищное дежавю не отпускает, мозг настойчиво вопит о том, что все происходящее в корне неправильно, но факты остается фактами. Мужчина пока что без сознания, но зрачки на свет реагируют, дыхание ровное, да и пульс в норме. Скоро очнется, бесцветным голосом сообщаю Золе. Тот очевидно доволен, ведь вся процедура прошла как по маслу, все по его плану. Мне на запястье опускается ледяной металл; вздрогнув, смотрю, как обжигающе-ледяные бионические пальцы медленно сжимают мою руку. За спиной слышен окрик санитаров и щелчки взводимых курков, направленных на меня и Солдата. Поспешно машу свободной рукой, приказываю: - Не стрелять! - и, увидев, что охранники мешкают, отрывисто повторяю. - Я сказала, не стрелять! Глянув на Золу и получив его согласие, солдаты неохотно опускают оружие, но напряженность в их движениях говорит о том, что претворить свои намерения в действительность они могут в любой момент. Перевожу все внимание на Солдата, который продолжает держать мою руку в стальном захвате. - Где я? - хрипло спрашивает он. - В безопасности, - твердо отвечаю. Плевать, что я сама в это не верю, главное - убедить его. Мужчина иронично выгибает бровь и глазами указывает на настороженных солдат позади: - Да ну? - Тебя не тронут, - слегка кривлю душой. - А теперь отпусти. Солдат хмурится, будто бы не понимая, о чем я толкую, но потом бросает взгляд на бионическую руку. С тихим "Ах да" разжимает пальцы, и я с трудом сдерживаю немедленное желание потереть предплечье - оно горит огнем. Моя работа закончена - Зимнего под конвоем отправляют обратно в его келью. Теперь появляется возможность вернуться к себе, закурить в потолок, а затем свернуться под одеялом и остаться наедине с разъедающими разум голосами чертей. Прислушиваюсь к себе. Где-то внутри проклевывается слабое "хочу", неочевидное, но довольно ясное. Секундой позже наступаю этому "хочу" на горло - хватит эгоистичных псевдостраданий в одиночестве. Загружаю себя делами до позднего вечера и не замечаю, как быстро проходит время. В течение дня груз вины немного отошел на втрой план, скрылся под чем-то обыденным, несущественным. В то же время я знаю, что Барнсу сейчас промывают мозги убирая из его головы того, кого зовут Баки. Зола вызывает меня к себе двумя часами позже и рассказывает о собственном нововведении, услышав про которое, я покрываюсь мурашками. - Я решил, что будет правильно ввести в оружие коды активации и деактивации. Сейчас с ним работают психологи, поэтому я хочу, чтобы профилактику ты провела позже, а пока что послушай. Кодовым словом активации Солдата станет "восход", своебразным выключением - "закат". Это еще не окончательные варианты, они будут дорабатываться и в сам механизм будут внесены изменения, но на данный момент запомни эти слова. Мужчина заканчивает тираду и откидывается на спинку кресла, глядя на меня с превосходством: давай, оценивай, восхищайся. Я всегда была послушной девочкой полжизни. - Это замечательно, профессор, - с лживым энтузиазмом поддакиваю. - Всегда важно иметь своеобразный "пульт управления", - Зола довольно кивает, видимо, мое определение пришлось ему по душе, - но скажите, каким образом коды будут введены в сознание Солдата? - С помощью шокотерапии, естественно, - так, будто это само собой разумеющееся, сообщает профессор. - Воздействие на нейроны головного мозга совершается напрямую через подачу тока... Он пускается в разъяснения, но слова не достигают цели - я уже не слушаю. Я прикрываю глаза на долю секунды (больше нельзя) и молюсь, чуть ли не впервые. "Господи, если ты есть, то какого черта ты позволяешь всему этому происходить? Где же ты, твою мать, когда ты так нужен?" Зола замолкает, и мысль обрывается, повисая в воздухе, невысказанная, недодуманная. Профессор смотрит как-то странно, но не говорит ничего, предоставляет мне право слова. Облизываю пересохшие губы и проговариваю: - Да, идея действительно хороша, да и способ настраивания надежен. Мой голос звучит неестественно и ломко в гулкой тишине кабинета, но все же я сказала именно то, что Зола хотел услышать. Удовлетворенно кивнув, он отпускает меня, и я еду вниз на чертовски медленном лифте под завывания персональных чертей в груди. Перед уже давно знакомой дверью с кодовым замком останавливаюсь и перевожу дух. Несколько цифр - и проход открывается, а на небольшом экранчике с ироничным гостеприимством светятся буковки, складывающиеся в словечки "доступ разрешен". Солдат сидит не на кровати, как обычно, а на полу, откинув голову и сжав виски руками. Дожидаюсь, пока дверь закроется, и опускаюсь на колени рядом. Осторожно кладу ладони поверх его и слегка надавливаю, заставляя опустить руки. Мужчина открывает глаза, пронзает взглядом насквозь, отчего даже черти затыкают свои поганые пасти. И молчит. И я молчу. Потому что нечего сказать. Единственное, что я могу повторять ему до бесконечности - это мольбы о прощении. Хреновая от меня поддержка, даже дерьмовая. - Мне сказали, я буду должен слушаться. Подчиняться. Буду должен убивать. - Придется. Против воли, но придется. Иначе шокотерапия будет продолжаться в удвоенном количестве. При слове "шокотерапия" Солдат с отвращением дергает уголком губ. - А ты? - А что я? Я не могу сделать ровным счетом ничего, чтобы что-то изменить, - в сердцах бросаю в ответ, но почти сразу же понимаю, что вопрос заключался не в этом. - Да, я тоже многое делаю против своей воли, но все же есть и положительные моменты. Иногда я чувствую себя нужной. Колени начинают болеть, поэтому устраиваюсь около стены рядом с мужчиной и впериваю глаза в потолок. - Тебя скоро опять отправят на задание, - делюсь новостью. Он молчит. Да и что тут скажешь. - Я хочу выйти отсюда, - неожиданно следует просьба. Настолько неожиданная, что я поворачиваюсь к нему: - Выйти? Нет, нельзя, только с разрешения, под охраной, разве что в тренировочный центр. Но в такое время уже нет возможности, там закрыто, - мотаю головой. Но тут возникает идея, которую воплотить я хотела уже давно. - А знаешь, - решительно встаю, пока здравый смысл не перевесил безрассудное стремление, - все-таки одна возможность есть. Притесняя Солдата ближе к стенам, веду его по знакомым коридорам, в которых камеры не установлены, к своей заветной двери. Как ни странно, он безмолвно следует за мной безо всяких вопросов, беспрекословно замирая при любом моем знаке. Вот и люк, до которого мы и добирались. Вопли чертей заглушает предвкушение ощущения чистого, насыщенного кислородом горного воздуха, когда пнутый отработанным движением люк открывается, и нас обдает ледяным северным ветром. Выбираюсь на поверхность первой и приглашающе машу рукой. Солдат после секундного колебания выбирается следом, и я наблюдаю, как в один момент выражение его лица меняется с недоверия на облегчение, столь явное, что кажется осязаемым. Мужчина расправляет плечи и прикрывает глаза, наполняя легкие чистым воздухом. Черти подсовывают мысль о том, что он не был на поверхности уже более пяти месяцев, но затыкаю их легким усилием воли. Пусть так, но теперь я счастлива от того, что смогла выполнить его просьбу. На пронизывающем холоде незаметно начинаю понемногу дрожать - вечно мерзнущий организм напоминает о себе в бесцеремонной манере. Машинально двигаюсь чуть назад, за широкую спину Солдата, что дает хоть небольшую, но все же защиту от ветра. Он замечает это, и, обхватив меня за плечи правой рукой, притягивает к себе. Замираю. Так странно ощущать чье-то прикосновение, до того непривычно, что видится почти неправильным. Но рядом с ним действительно теплее, и я сама прижимаюсь поближе. Мы стоим молча, слышно только завывание ветра где-то выше в горах. Солдат смотрит вверх и тихо говорит: - Спасибо.