Выбор судьбы

      С тех пор, как Санса открыла в себе способность переносить свое сознание в тело Нимерии, она изо дня в день стала учиться делать это сознательно, пытаясь воспроизвести эмоции, владевшие ей в момент первого контакта. Ей понадобилось несколько недель на то, чтобы воспитать свой разум, подготовить его для слияния с сознанием волчицы, упорядочить свои мысли и научиться управляться с ее габаритами, подавляя животные инстинкты. Однако намного сложнее оказалось удерживаться в ее теле столько, сколько она того хотела. Каждый раз в момент прыжка через барьер или во время погони за добычей контакт обрывался, и возобновить его она могла лишь несколько часов спустя.       По мнению Клигана, проблема была в том, что Санса пыталась выстроить связь, опираясь на чувство страха, но, так же как и в бою, страх оказался плохим союзником, и незримая нить между ними обрывалась в решающий момент, тогда, когда была необходима сильнее всего. Поэтому девушка решила сначала выстроить доверительные отношения с волчицей, а уж потом пытаться соединить их разумы. Еще одной проблемой было расстояние: как только Нимерия уходила от нее достаточно далеко, Сансе все тяжелее давался контроль над ней и вскоре связь обрывалась. Но время было лучшим учителем, и по прошествии полугода девушка настолько сдружилась со своей серой подругой, что уже не нужно было проникать в сознание волчицы, чтобы она покорялась ее воле.       Желание Сансы усовершенствовать свои навыки завладело ей настолько, что она осмелилась поставить себе почти невыполнимую задачу — научиться контролировать Нимерию, оставаясь в сознании. Девушка не хотела больше подавлять ее волю, чтобы взглянуть на мир глазами волчицы, она хотела достигнуть с ней единения, чтобы та стала такой же частью ее тела, как нога или рука, чтобы силой одной мысли повелевать движениями, определять поступки. Но, к сожалению, разум оказался не способен в полной мере контролировать два тела. Все проходило как-то наполовину. Если девушка уделяла больше внимания координации собственных движений, то на свободу вырывался буйный темперамент Нимерии, и, чтобы усмирить волчицу, приходилось полностью переносить в нее свое сознание.       Однако и на этом поприще Санса добилась немалых успехов. Находясь в теле животного, она научилась одновременно проводить простейшие манипуляции и с собой. Сначала взяла под контроль глаза, а потом и двигательную активность, правда реакция оставалась достаточно заторможенной. Однажды девушка чуть не упала с лестницы, когда решила спуститься во двор, пока Нимерия охотилась. Если бы Пес не ухватил ее в полете, то сейчас она вполне возможно лежала бы в кровати со сломанной ногой.       Со стороны ее похождения скорее напоминали сонную болезнь — казалось, будто она ходит во сне или же потихоньку сходит с ума. Даже Клиган начал опасаться за ее здоровье, ибо слишком много ресурсов она тратила на совершенствование своих способностей.       Сложнее всего оказывалось удерживать внимание на двух абсолютно разных занятиях, но с каждым разом это удавалось ей все лучше и лучше. Вскоре она уже могла налить себе стакан воды, не разлив ни капли, и одновременно выслеживать с Нимерией добычу в дальнем лесу.       В общем, девушка была крайне довольна своими результатами, искренне радуясь каждому выученному действию. Звук приближающихся шагов вывел Сансу из размышлений, и, отложив в сторону начатую вышивку, она перевела все свое внимание на Клигана.       Внешне он был достаточно растрепан, на лбу выступила мелкая испарина, а нетронутая шрамом щека залилась румянцем от мороза. Сквозь кожаный дуплет, расстегнутый до середины, светилась помятая нижняя рубаха, пропитавшаяся потом. Было очевидно, что Клиган прервал свою тренировку, чтобы прийти сюда, а значит, случилось что-то серьезное. На вид он был намного угрюмей обычного, и, несмотря на то что на лицо его была надета непроницаемая маска, в серых глазах читалось неподдельное волнение. — Что случилось? — произнесла Санса, окинув его беглым взглядом. — Ничего хорошего. Слишком долго мы тут просидели, пришла пора расплачиваться. Только что прилетел ворон из Королевской Гавани.       Одно лишь упоминание об этом городе заставило Сансу побледнеть, как простыня. Дрожащими руками она взяла протянутый ей кусок скрученного пергамента и начала читать. — Они нашли нас, — прошептала Санса, бессильно рухнув в стоявшее рядом кресло. — Ты, видимо, читала между строк, — заметил Клиган, — не выдумывай того, чего нет! Они лишь приказывают мне собрать войско и явиться в Королевскую Гавань, обещая, что простят былые прегрешения, если я поддержу их в войне. Какой бы занятой не была сейчас Серсея, я думаю, слухи о том, что я вернулся, дошли до нее. Но раз она никого не прислала, чтобы покончить с нами — дела плохи. — Но как же я? — Про тебя там не говорится ни слова. Видимо, львица напугана до безумия, раз решилась на такие действия. — Это ловушка; мы туда приедем, а они нас убьют! Как Безумный король убил моего дядю и деда, — проговорила Санса. — Мы туда и не поедем. Если золотоволосая гарпия хочет вспороть мне брюхо, то пусть явится сюда самостоятельно. Но все же я не думаю, что это ловушка. Если бы Серсея знала, что ты здесь, у наших стен давно бы стояло целое войско. Нет, тут все куда хуже. В Сарсфинд, Эшмарк и Золотой Зуб пришли такие же послания, — Клиган вынул из кармана несколько свертков, — Ланнистеры вновь собирают знамена, точнее тех, кто еще не сражается, ибо осада Ривверана до сих пор не снята. А значит, дело серьезно. — Что ты хочешь этим сказать? — Представь, как должна быть напугана Серсея, если, презрев свою гордость, стала рассыпать милости таким предателям, как я. Нет Пташка, это не ловушка — это война. — Но с кем? Тиррелы? Мартеллы? — Думаю, что никто из них. Мартеллы, хоть искренне ненавидят львов, так открыто не бросят вызов, пока ими правит принц Доран, а Тиррелы... У Мейса кишка тонка. Они лишили Гавань провизии и ждут, пока там все передохнут с голоду, но в этом случае звать лишние рты смысла нет. Ланнистеры бы только ускорили свой конец. — Болтоны? — Не думаю. Судя по письмам Вимана Мандерли, они засели в Винтерфелле, дрожа от страха за свою жизнь, опасаясь набегов мятежных лордов. Они до весны не отважится покинуть Север, если, конечно, весна наступит. — Но что тогда случилось? — не унималась Санса. — А ты не догадываешься, Пташка? — Дейенерис... — проговорила она. — В правильную сторону мыслишь, — с ухмылкой проговорил Клиган, — видимо, пришло время, Пташка. Из львицы получилась не ахти какая королева, может, из Матери Драконов будет лучше? — Ты хочешь выступить на помощь Дейенерис?! — Я бы предпочел вообще не вмешиваться в это, но... чувствую — придется. В письме от моего осведомителя говорится, что неделю назад они отплыли из Миэрина... — А, значит, к столице подплывут недели через три-четыре! Выходит, время еще есть, — проговорила она. — Время на что? — Перехватить их! — уверенно заявила она. — И ты решила найти их в открытом море? Я понимаю, о чем ты думаешь, но вероятность, что они остановятся на Драконьем Камне, ничтожна, — заметил Пес, неотрывно наблюдая за девушкой.       Годы сделали свое — от робкой Пташки, которую он увез из столицы, не осталось и следа. Перед ним стояла красивая женщина, умная и осторожная, но сохранившая в душе тень детской стыдливой наивности, которая отражалась на ее лице каждый раз, когда Клиган позволял себе достаточно вольные высказывания или напористые монологи. — Но все же она есть! Даже если они не планируют делать там остановку, то корабли будут проходить по морскому тракту рядом. Там мы и сумеем их перехватить, если двинемся немедленно, наймем шхуну и будем ждать их там. — Это слишком опасно! — Я думаю, не менее опасно, чем ждать их в прибрежной таверне, но... — Но? — поинтересовался Клиган. — Я, конечно, не знаток военных действий, но мне кажется, что тебе с войсками стоит отправиться в Королевскую Гавань, — последние слова она произнесла почти шепотом, видя, как от удивления глаза мужчины «полезли» на лоб. — Что?! — не веря своим ушам, спросил он. — Мне кажется, что я должна направиться на Драконий Камень, а ты – в Королевскую Гавань, — уже увереннее повторила Санса. — Ты в своем уме, девочка? Или ночью вина перехлебала так, что до сих пор прийти в себя не можешь? Твои похождения в теле волчицы пора прекращать. Ты совсем мозгами повредилась, — прорычал он. — Отнюдь, я считаю, что это единственное правильное решение, послушай.       Санса, как и любая девушка, начала свой рассказ издалека, но вскоре ее мысль более отчетливо вырисовывалась, а в словах прослеживалась определенная логика. Клиган слушал молча, про себя все больше удивляясь тому, какой ум и предусмотрительность были сокрыты в этой хрупкой Пташке, которую он в свое время считал глупой и наивной. Черпая силы в его спокойном молчании, Санса все более набиралась храбрости, и к тому моменту, когда ее рассказ достиг своего апогея, она ничуть не отличалась от опытного монарха, привыкшего произносить пламенные речи едва ли не с пеленок. — Ничего не получится, Пташка! — проговорил Пес. — Это слишком рискованно. Ты всерьез считаешь, что сможешь одна добраться до Драконьего камня, тем более — зимой, проехав по объятой войной стране? Это самоубийство. Если раньше тебя могли лишь трахнуть и убить, то сейчас еще и сожрут останки. И я не подпишу тебе смертный приговор! — Мой смертный приговор давно уже подписан, — проговорила она, — я всю жизнь убегала от своей судьбы, но тени прошлого неустанно следуют за мной, Вам ли этого не знать! Я убежала из Королевской Гавани, я убежала из Миэрина. Хватит! Я выйду навстречу судьбе и будь что будет! — Не будет ничего хорошего, уж поверь. И ты не так умна, если считаешь, что я позволю тебе отправиться в этот путь одной. Неужели ты вообще считаешь, что я позволю тебе сделать это?! — Поймите, если мы этого не сделаем, то погибнут сотни людей. — Сотни людей умирают каждый день, но это не повод следовать за ними. — Сандор, — проговорила она, положив ладонь на его руку, — я всегда следовала за Вами, не задавая лишних вопросов, я доверяла Вам свою жизнь, я прекрасно осознаю весь риск этой затеи, но, прошу, доверьтесь мне хотя бы раз. Я чувствую, что это еще не конец. — Пташка, если ты видела себя парящей над горящим Винтерфеллом — это еще не значит, что ты увидела будущее. — Это будущее, и раз я его видела, то считаю, что смогу до него дожить. Именно поэтому я должна проделать этот путь одна, чтобы не подвергать опасности чужие жизни. — И ты будешь круглой дурой, если считаешь, что я отпущу тебя одну. Ладно, будь по-твоему. Завтра мы выступаем. Кротчайший путь к Драконьему камню ведет по суше через Королевскую Гавань, если мы будем возвращаться в Ланниспорт, то нам нужно будет обойти морем добрую половину материка, можем не успеть. Предлагаю сделать так: мы с малым отрядом двинемся вперед, в столице возьмем корабль. Вторая, основная часть войска, выступит с капитаном стражи. К тому моменту, когда солдаты достигнут Королевской Гавани, я успею проводить тебя и вернуться обратно, идет? — Идет, — проговорила воодушевленная девушка. — Выступаем на рассвете!       Приготовления не заняли много времени. С первыми лучами солнца небольшой отряд хорошо вооруженных воинов двинулся к столице, пробираясь по замершей дороге. К счастью, погода благоволила путникам: несмотря на тяжелые тучи, природа не спешила покрывать землю белой пеленой снега, а горы и леса закрывали путников от порывистого ветра, который уже во всю господствовал на Севере.       Выйдя на Золотую дорогу, они обогнули лесными тропинками Глубокую Нору, а уже через пару дней вышли на земли Простора. По пути им попадались немногочисленные полуразоренные деревни и такие же потрепанные разбойничьи шайки, обитающие на руинах когда-то богатых сёл, но, видя хорошо вооруженный отряд, едущий без знамен, никто не решался бросить им вызов.       С каждым днем они все глубже уходили на восток, пока наконец не вышли к берегу Черноводной. — Осталось не долго, Пташка, предлагаю идти лесными тропами, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. В нескольких милях от города есть небольшой перелесок, думаю, что завтра к вечеру мы будем там, а под покровом ночи проникнем на пристань. Нужно будет переодеться во что-то неприметное – если с тобой на корабль зайдут несколько вооруженных воинов, миссия будет под угрозой. Надо придумать, где спрятать оружие. — А где спрятать лошадей? Их нельзя оставлять в лесу без охраны. — Трех человек вполне хватит. Пока что Боги благоволят нам, может, действительно ты взяла на себя богоугодную миссию, — с усмешкой бросил он. — Надеюсь, что остаток пути пройдет также благополучно, — глядя на небеса, проговорила Санса.       Эти слова оказались пророческими — видимо Ланнистеры были настолько заняты подготовкой к ближайшей битве, что не заметили бы их прибытия, даже если бы Санса явилась в Красный замок под сенью волчьих знамен. Серсея умела переключаться и на время забывать о своих обидах, когда дело касалось ее благополучия и жизни детей. Маленькая северянка не представляла большой угрозы по сравнению с Драконьей королевой, имеющей не только армию и законные права на Железный трон, но и трех драконов, которых не смогут остановить высокие стены. Каждый человек был на счету, так что месть отошла на второй план, уступая место инстинкту самосохранения, что было на руку небольшому диверсионному отряду, под видом торговцев проникшему в Королевскую гавань через Львиные ворота.       В порту было не так много судов, но и те, что были, старались не задерживаться в бухте, предчувствуя Великую бурю, которая должна была в любой момент обрушиться на истерзанный войной город. Жители еще не забыли, как пылала Черноводная, как новая, куда более страшная угроза, нависла над их головами. Горожане сотнями покидали свои дома, уходя по Королевскому Тракту в окрестные земли, невзирая на холод и страх, чтобы не попасть в пламя драконов.       Пешие караваны тянулись отовсюду, уходя в никуда, погибая по дороге в неизвестность, на обочине которой лежали десятки исхудавших тел. Но чем дальше дорога уходила на Север, тем меньше тел оставалось лежать в канавах, не оттого, что доходили до туда единицы, а потому, что голод заставлял людей отречься от зароков, данных Семерым, и встать на путь первобытных инстинктов древних племен, не брезговавших человечьей плотью. Но путь этот приняли не только те, кто покидал город, но и те, кто был вынужден там остаться. С тех пор, как Тиррелы перестали подвозить продукты в город, едва ли не каждый второй горожанин узнал в лицо истинный голод. Хлеб стоил баснословных денег, рыба и вовсе перевелась. Сначала люди ловили кошек, голубей и крыс, но, когда и этой животины не осталось, перешли на греховную снедь. Даже стражи цитадели исхудали настолько, что едва могли держать в руках мечи.       Санса с ужасом озиралась по сторонам, видя, как на каждом углу от голода и холода со стонами умирали люди, превратившиеся в живые скелеты, обтянутые кожей. Про себя девушка отметила, что даже если бы они сейчас хотели напасть на ее небольшую свиту, как во время бунта, у них просто не хватило бы сил встать на ноги. — Это город мертвецов, Пташка. Если уже начали ужимать в еде войска, то дело намного хуже, чем я рассчитывал.       Сопровождаемые сотней голодных глаз, они сумели добраться до пристани, где им удалось найти небольшую барку, готовую за мешок золотых и несколько мешков крупы проследовать даже в саму преисподнюю. Ее капитан, уроженец Железных островов, прибыл в город несколько месяцев, но так и не смог покинуть бухту, ожидая груз, который так и не был доставлен. Промотав остатки средств в публичных домах, он совсем отчаялся покинуть проклятый город, поэтому был согласен на все, лишь бы убраться отсюда побыстрее.       Загрузив все необходимое на борт, охрана расположилась на палубе, ожидая последнюю пассажирку, которая, будто не видя поднятых парусов, продолжала молчаливо стоять со своим спутником, не зная стоит ли произносить слова, которые, вырываясь из сердца, вставали поперек горла, не давая дышать. — Пора отправляться, — проговорил капитан, подойдя к ним.       Санса кивнула в знак согласия, но осталась стоять на месте. Моряк немного потоптался в нерешительности, ощущая повисшее в воздухе напряжение всеми фибрами своего тела, но, почувствовав себя лишним, удалился. — Ему можно доверять? — спросила Санса, бросив на Клигана взволнованный взгляд. — Сейчас нельзя никому доверять, но я заплатил ему достаточно, чтобы у него не возникло соблазна продать тебя первому встречному, а, учитывая, что никто из команды не отлучался и ни с кем не говорил, предупредить они никого не могли. — Хорошо, — потупив взгляд, произнесла девушка.       Санса и представить себе не могла, что ей будет так тяжело проститься со своим защитником. По дороге сюда она была полна решимости, черпая силы от своего спутника, но сейчас, когда она понимала, что эта встреча может быть последней, ее сердце сжималось от невысказанной боли, а решимость медленно тонула в океане чувств, захлестнувших ее с головой. Сколько она себя помнила, всегда самые тяжелые моменты в жизни с ней делил этот угрюмый воин, и сейчас, когда осознание того, что возможно в самый судьбоносный миг его не будет рядом, окончательно поселилось в ее душе, она не могла найти в себе силы отпустить его. Хотя разум твердил о том, что надо быть верной своим решениям. — Я должна идти, — сглатывая слезы, проговорила она.       Клиган лишь молчаливо кивнул, сквозь маску молчаливой покорности, за которой бушевал такой же океан. Видя ледяное спокойствие воина, Санса начинала потихоньку ненавидеть его за то, что в час прощания он не может позволить себе даже намека на сентиментальность. Как она хотела сейчас услышать от него слова о том, что он будет скучать, что они обязательно встретятся, что она нужна ему, но воин лишь молчал. В тот момент, когда она уже собиралась подняться на борт, его режущий, словно пила, голос остановил ее: — Как я смогу узнать, что твой план удался? — Я приду к тебе в Богорощу за день до сражения в образе Нимерии. Береги ее и... себя, — проговорила Санса, найдя в себе силы перейти на «ты». — А если ты не придешь? — Значит, меня уже не будет в живых, — со смирением проговорила она, наградив его таким усталым взглядом, будто рядом с ним стояла ветхая старуха, уставшая от своего бренного существования.       При виде этого взгляда, по спине у Клигана забегали мурашки, будто у неопытного юнца, впервые вышедшего на турнирное поле. Санса сделала несколько шагов по трапу, но неожиданно развернулась и бросилась в объятия к своему защитнику.       Этот бушующий океан захватил ее настолько, что она никак не могла успокоиться, уткнувшись носом в могучую грудь воина. Подняв на него заплаканные глаза, она подалась вперед, подарив ему прощальный поцелуй, недолгий, но такой проникновенный, такой чарующий. Вся магия этой ласки крылась в том, что понять ее могли лишь те, кто говорил на языке влюбленных, зная, сколько страсти и отчаяния несло в себе это касание, ибо в этот миг соприкоснулись не губы, не тела, а души, ищущие молчаливого благословения в руках своей половинки. — Не покидай меня, — проговорила Санса, ухватив его руку. — Никогда, — ответил он.       Эти слова были красноречивей сотни слов, говорящих о любви, ибо их произнесли не лицемерные уста, а пламенеющие сердца, сумевшие наконец услышать биение друг друга.