Май для Майи

      — Что? — озадаченно спросила я, поднимая голову, и оглянулась. Фея рядом как не бывало. — Чем наслаждаться? Ничего не изменилось... Эй, ты где?       — Девочка! — внезапно позвал кто-то прямо у меня над ухом. Я оглянулась. Передо мной стоял маленький, сухонький старичок и смотрел на меня с умилением. — Девочка, ты потерялась?       — Э-э... — растерялась я. — Нет.       Я что, настолько потерянно выгляжу после беготни по парку и крайне… оживлённой дискуссии, что меня уже жалеют посторонние люди?       — А-а, — закивал старичок, — родителей ждёшь? Какая послушная и самостоятельная девочка.       Стоп. Ой, мамочки… Дошло.       — С-спасибо, — пробормотала я, умирая от неловкости.       Ну, Фей! Вот как можно понимать всё настолько буквально! И кто же знал, что он воспримет мои слова как руководство к действию? Я же просто мечтала вслух!       — Давай я тебя покачаю? — заботливо предложил старичок, тыча пальцем в качели на детской площадке.       — Что вы... не надо...       Куда этот непутёвый крёстный фей запропастился? Это вовсе не так весело, как он считает. Через полчаса-час старичок забеспокоится, что никакими родителями и не пахнет, и потащит меня в милицию, а я там ка-ак вытащу паспорт, а там ка-ак будет написано, что мне двадцать с лишним лет!.. и сильно с лишним!       Подавив моё вялое сопротивление, старичок дотолкал-таки меня до качелей, и я присела на маленькое низкое сиденье, чувствуя себя глупее некуда. Детские качели жалобно скрипнули под моим настоящим весом. Старичок легко качнул их, рассчитывая силу на ребёнка, но они подались очень неохотно, отъехав совсем ненамного. Он удивлённо и непонимающе уставился на меня, потом задумчиво нахмурился.       — Тебя же предупреждали, не ешь то пирожное! — заметил Фей, легко раскачиваясь на соседних качелях.       — Я похудела! — крикнула я.       — Бедняжка, — посочувствовал старичок. — Что ж за родители у тебя, изверги...       Я раздосадованно соскочила с качелей, и они снова скрипнули, будто вздохнули с облегчением.       — Девочка, подожди! — неслось мне в спину почти до самого выхода из парка, но я неслась как спринтер, пока не добралась до своей машины, мирно стоящей у кафе. На её сверкающем капоте, напоминая пригревшегося на солнце кота, развалился Фей, блаженно щурясь на солнышко.       — Наигралась? — поинтересовался он. — Теперь домой и сончас!       Я открыла дверцу машины, намереваясь забраться внутрь, и опасливо оглянулась. Никто из проходящих мимо людей не выразил удивления или негодования по поводу того, что ребёнок пытается сесть на водительское сиденье. Я успокоенно вздохнула — значит, шутка закончилась.       — Всё больше убеждаюсь, что рассказывать тебе что-либо просто опасно, — пробурчала я, усаживаясь в машину. — Ты всё переворачиваешь с ног на голову.       В салоне оказалось странно — руль не на своём месте, голова во что-то упирается и вообще всё вверх тормашками.       — А разве неинтересно взглянуть на мир с противоположной точки зрения?       — Ай! — испуганно взвизгнула я. — Не надо! Переверни меня!       Перевёрнутый Фей на соседнем сидении вернулся в нормальное положение. То есть, это я вернулась в привычное положение сидя.       — Правда же, равновесие лучше всего? — улыбнулся он.       — Не смей так больше делать, — не особо внушительно пригрозила я, приглаживая волосы.       — Как скажешь, — вздохнул он. — Я думал, так веселее.       — А как бы я на педали нажимала?       — Всегда готов протянуть руку, то есть ногу помощи!       И не дожидаясь просьбы, надавил на педаль газа. Хорошо, что я не успела снять с ручника. Он ведь об этом знал, да?.. Пожалуй, мне стоит больше ходить пешком. И молчать.       — Мы с тобой неправильно ведём диалог, — осенило меня, когда я защёлкивала замок ремня безопасности.       — Да-а?       — Да, — угрюмо подтвердила я. — И я знаю решение проблемы.       — Да-а?       — Я больше не скажу ни слова, — пообещала я торжественно и тронулась. Пока ещё с места и в машине, но кто знает, как там дальше пойдёт. Предчувствия у меня нехорошие.       Решение должно оказаться верным — поскольку я не издам ни звука, ему не к чему будет прицепиться и придётся молчать, как минимум, пока мы не доедем. Вот только оказалось, что законы логики не распространяются на таких нелогичных созданий, как Фей.

***

      Уф, ну вот я и дома. Какое счастье, что Фей больше не пытался угробить мою машину вместе со мной, и мы доехали без сюрпризов. Видимо, это потому, что он был занят другим.       Не переодеваясь, я устало плюхнулась на диван и притянула к себе позабытую книжку, валявшуюся горбом на полу.       Правда, спустя некоторое время я окончательно разочаровалась в эффективности выбранного метода. Справедливо рассудив, что я его развлекать больше не стану, Фей решил развлечь себя сам. И с присущей ему заботливостью заодно и меня. Он стал разговаривать сам с собой, задавая вопросы и сам же на них отвечая. Это было тяжело. Мало того, что многие темы были прямо-таки провокационными, так он ещё и травил байки, над которыми я несколько раз едва не прыснула со смеху, и, самое раздражающее, рассказывал очень интересные истории, как назло обрывая рассказ на самом интригующем месте, заставляя меня чуть ли не зубами скрипеть от разочарования и сгорать от любопытства.       Тем не менее, я мужественно держалась на протяжении этой долгой пытки, не реагируя на него и упрямо читая книгу. Не берусь сказать, сколько страниц я пролистала, не поняв оттуда ни слова, но я с честью выдержала это испытание. В тот момент, когда я перелистнула последнюю страницу, он умолк. Попялившись немного в книгу, я подождала, но с кресла больше не доносилось ни звука. Я встала, наугад вытянула с полки другой томик, раскрыла его и... случайно глянув на пыточных дел мастера, буквально краем глаза, заметила, что тот открыл рот. Я медленно закрыла книгу, и его рот так же медленно закрылся. Повторный манёвр дал тот же результат. Тогда я отшвырнула книгу и просто легла на спину, закинув одну ногу на другую и болтая в воздухе верхней. Не удержавшись, снова покосилась на Фея. Он сидел в том же кресле и сосредоточенно, с самым вдумчивым видом, собирал кубик-рубик. Над чем он там думал, не знаю, но точно не над сборкой — уже через несколько секунд готовый кубик с ровными гранями цельных цветов полетел на пол, а в руках Фея возник другой. К тому времени, когда я решила, что больше не могу праздно валяться на диване, возле него их собралась целая гора, и всё это под гробовое молчание. Вот ты какой, спящий режим у феев… Ну и отлично. Раз меня для него нет, пойду выпью чая.       На кухне я налила в чайник воды и включила его. Пока он закипал, помыла заварник и насыпала туда свежей заварки. С жасмином. Хоть бы пришёл кто — ну так, помочь, хотя бы для проформы, а то надрываюсь тут!.. Никто не пришёл. Громко брякнув дверцей шкафчика, достала два блюдца и две чашки, поставила их на стол. Потом, спохватившись, убрала один прибор обратно. Фигушки.       Чайник вскипел, я залила заварку кипятком, и сразу повеяло приятным запахом трав, будто уже наступило лето. Но и на этот запах, между прочим, чей-то любимый, никто не прибежал. Ну и ладно, мне больше достанется. Так, где тут у меня конфетки вчерашние?..       Странно, я же оставляла их на этой полке в чаше для фруктов, а никакой чаши здесь нет. Или не на этой? Здравствуй, старческий склероз. Тогда здесь? Мрачнея всё сильнее и сильнее, я открывала кухонные шкафы и ящики один за другим, но конфеты будто растворились в воздухе. Блин, да где они?! Неужели ночью меня одолел приступ сомнамбулизма и я встала и уничтожила сладкие остатки? Нет, Фей узнал бы и задразнил бы меня сегодня насмерть. Стоп. Фе-е-е-ей…       Грозно топая, я ворвалась в гостиную и не менее грозно нависла над довольным старым другом, который уминал мои запасы. При виде меня он мгновенно сориентировался, сунул одну зефирку себе в рот и быстро вскочил на ноги, подняв чашу над головой.       Издав боевой клич индейцев давно вымершего племени (которое явно вымерло от того, что так орало, погибнув под копытами стада вспугнутых носорогов), я кинулась за ним в погоню по комнате. Не знаю, на что я рассчитывала — проще было поймать ветер. Издевательски хихикая, вредный глюк бегал от меня по всей квартире, прижимая к груди добычу, и даже успевал на бегу жевать сладости. Нет, так бесполезно!       — Ай! Ой-ой-ой-ой... — заныла я, грохнувшись на пол. Схватившись за лодыжку, я громко застонала, сидя на полу и качаясь на месте.       — Горе луковое, — вздохнули у меня над головой, и к моей лодыжке тут же протянулись пальцы Фея, выпустившие конфеты.       — Что упало, то пропало! — триумфально объявила я и схватила с пола изрядно опустевшую чашку, всем своим видом давая понять: настоящий охотник костьми ляжет, желательно чужими, но трофей не отпустит.       — Поверить не могу, — покачал головой Фей, тоже садясь на пол, — ты предала моё доверие. И своё слово.       — Чего это? — подозрительно осведомилась я и тут же вспомнила о своём торжественном обещании в машине.       — Да-да, кто-то обещал, что не скажет ни слова, — хитро прищурился Фей. — А за такие вещи неминуема расплата.       Вот чёрт.       — Так, надо подумать, — нарочито медленно размышлял он вслух, — чем бы таким ты могла расплатиться. Нужно что-то очень ценное, чтобы ты осознала всю глубину своего греха.       Молниеносно сменив расслабленную позу, он превратился в охотящегося барса и на четвереньках стал наступать на меня, по-прежнему сидящую на полу с чашкой в охапке. Само собой, я стала отползать.       — Чтобы хорошо запомнила потерю и больше так никогда не делала…       Господи, он что, действительно может меня наказать? Он меня пугает… Он уже практически загнал меня в угол! А я обещала молчать.       — Да, это очевидно, — зловеще произнёс Фей, приблизившись вплотную. — Я заберу у тебя столько конфет, сколько ты сказала слов. Это будет справедливо и даже великодушно, во имя старой дружбы, а ведь я мог бы взять и с процентами.       Я вспыхнула, открыла рот и набрала воздуха в грудь, но из моего рта вылетели не гневные слова. В удивлении похлопав ресницами, я не сразу сообразила, что прозвенел дверной звонок. Сердце мгновенно ёкнуло и, кратко замерев, часто-пречасто забилось. А вдруг это он… он вернулся? Я вскочила на ноги, забыв про всё, и побежала к дверям. Он вернулся, да, это может быть только он, я так рада, я очень рада, я правда рада! Но рука легла на дверную ручку и задеревенела. Почему я не могу решиться открыть? В дверь снова затрезвонили. Вдохнув и выдохнув, чтобы выровнять дыхание, я открыла.       На пороге стояла девчушка с коробкой в руках. Отодвинув на задний план странное ощущение от того, что это оказался совсем не тот человек, которого я ожидала увидеть, я сообразила, что девочка немного знакомая. Кажется, она с родителями недавно сюда переехала, и я несколько раз видела её во дворе дома, а как-то раз даже с баллончиком с краской возле стены.       — Здравствуйте, — тем временем важно вещала девочка, — не хотели бы вы поучаствовать в новом интересном проекте?       — А… — я открыла было рот, но тут же почувствовала, как на плечо мне лёг чей-то подбородок, а ухо чуть защекотало любопытное дыхание. Междометием я и ограничилась.       Девочка, не особенно смутившись, что всё идёт не по задуманному сценарию, продолжила:       — Почему бы вам не стать одним из инвесторов молодого, но многообещающего предпринимателя?       Я уклончиво пожала плечами, и, кажется, ощутимо стукнула кого-то по подбородку.       — Мы реализуем готовую продукцию, связанную с индустрией развлечений, — уверенно наступала девочка. — Не желаете ли приобрести что-нибудь из наших товаров?       Я заглянула в коробку. Хлопушки, надувные шарики, цветные маркеры и прочий хлам, который без проблем можно найти в каком-нибудь «Детском мире» или магазине канцтоваров.       — Ты смотри, — восхитился голос из-за спины, — юное поколение наступает тебе на пятки! Уверена, что выдержишь конкуренцию?       Я шумно и кратко вздохнула, досадливо отмахиваясь, и хотела мотнуть головой, закрыть дверь и насладиться наконец отвоёванными конфетами, но не тут-то было. В мою руку внезапно что-то сунули, и я озадаченно подняла руку вверх, чтобы посмотреть, что это. Это оказались деньги. Я в безвыходной ситуации, и волчья алчность, мелькнувшая в глазах девочки, только утвердила меня в этом выводе.       — Что вам? — быстро спросила она, не отводя цепкого взгляда от купюр. — Может быть, шарики? Возьмите шарики!       Она выдрала деньги из моей ослабевшей руки, выхватила из своей коробки целую охапку воздушных шариков и ещё какую-то мелочь и сунула всё это добро мне в руки. Я покорно подчинилась, полностью дезориентированная её напором.       — Далеко пойдёт, — заметил голос из-за моей спины.       — Спасибо за покупку! Удачного дня! — отбарабанила юная предпринимательница и бодро зашагала прочь.       Дверь квартиры захлопнулась, кажется, вообще без моего участия. Я молча бросила ненужные покупки на тумбочку и закрыла глаза, глубоко дыша, чтобы забыть, расслабиться, потом спокойно пойти выпить успокаивающего чая, чтобы успокоиться и не разорвать кое-кого в клочки, и… и… Я топнула ногой и облегчила душу в вопле:       — Ммм-гррр-а-а-а ФЕЙ!!!       Да что ж такое?! Я теперь буду открывать двери всем подряд и принимать все сомнительные предложения от кого ни попадя, просто потому что меня поставили в безвыходное положение? Что, в следующий раз он подсунет мне дарственную на квартиру, когда я открою каким-нибудь сектантам? К чёрту чай, лучше пойду убью Фея!       Я решительно развернулась и пошла в гостиную. Вот сейчас как следует побеседую с этим ангелом-хранителем-низводителем-курощателем-и-дуракавалятелем, и если понадобится, пойду на крайние меры!.. Какие именно, я придумать не успела. Потому что застыла на пороге гостиной с самым, наверное, обречённым видом на свете.       Низводитель, курощатель, дуракавалятель и мужчина в самом расцвете сил в одном лице сидел на полу в позе лотоса и привязывал конфеты по одной к ниточкам воздушных шариков. И отпускал в окно.       Он невозможен.       Обнаружив меня, он благоразумно поспешил отпустить очередной и уставился в ответ с самым невинным выражением. Я заглянула в чашу — пустая, конечно. А вся гостиная была полна разноцветных шариков, которые рвались в небо, невзирая на потолок. Разве можно надуть шарики так, чтобы они взлетели? Глупый вопрос. Конечно, можно, вообще всё можно, если у тебя за спиной крылья.       Фей улыбнулся.       — Ты меня звала?       Я вздохнула. Всё, злиться больше не могу. А ведь красиво, внезапно оценила я, рассматривая праздничное многоцветье. Вот нельзя было устроить это великолепие, не мотая мне нервы? Ладно, всё равно проиграла, а конфеты кончились.       — Она была настоящая? Эта девчонка... Или опять твои галлюцинации?       — Ты переоцениваешь мои возможности, мне такой агрессивный маркетинг мог только сниться. На лекциях по рекламе, — уточнил он и скривился. — Ну, на тех из них, которые я не прогуливал.       Я фыркнула и села на пол рядом с ним. На полу безнадёжно остывали две чашки с зелёным жасминовым чаем. Я раньше такой терпеть не могла, считая редкостной бурдой, и пила только чёрный, но потом незаметно полюбила. Зато Фей его обожал. Мы сидели плечом к плечу, пили чай и наблюдали за тускнеющими солнечными бликами на блестящих шарах.       Фей сунул руку в карман и выудил оттуда две последние конфеты, по-братски поделившись со мной. Наконец-то воцарившийся покой нарушил шорох разворачиваемых фантиков. И я его простила.       — А я в детстве не в бизнесменов играла, а в классики, — пробубнила я, проглотив конфету. Дотянувшись, поймала длинный тонкий шарик, из которых делают различные фигурки на всяких праздниках и в цирке, и попыталась что-нибудь скрутить. Естественно, ничего не вышло, кто бы сомневался. — Всё детство в трубу.       — У кого?       — У неё.       — Это всего лишь детская игра. Ещё помнишь, что это такое?       — Ну и игры! — хмыкнула я недовольно. — Она ещё не понимает, каково на самом деле быть взрослым. Например, это значит понимать, что нужно экономить по некоторым причинам, и не покупать воздушные шарики… даже если очень хочется. Да знаю я, красивые, — нетерпеливо отмахнулась я на немое возражение. — Лучше бы пользовалась подольше своим положением, пока может. Ребёнком быть лучше…       — Во всём есть свои плюсы и минусы, — заметил Фей. Он отобрал у меня несчастный шарик, из которого мне почти удалось сложить сердечко. — Чтобы их увидеть, нужно смотреть на жизнь широко раскрытыми глазами.       Ой, лучше бы он эти слова не иллюстрировал.       — И что такого абсолютно прекрасного во взрослой жизни, сходу назови? — поинтересовалась я. — Одни проблемы. И все кругом... злые. Какие плюсы-то, например?       — Ну... — отозвался Фей. — Вот, например...       Его рука неожиданно легла на мою талию и легонько притянула меня к нему. Он наклонился близко-близко к моему лицу, и у меня вдруг закружилась голова. Я закрыла глаза и ощутила на своём лице его дыхание.       — Вам продают алкоголь, — шепнул он мне на ухо, будто сообщил великую тайну.       Я резко распахнула глаза.       — А ещё вы имеете право выплачивать кредит, платить налоги и работать, чтобы жить. — Он снова увлечённо вертел в руках шарик, складывая из него нечто замысловатое. — Или жить, чтобы работать? — задумчиво спросил он сам себя. Не смешно! И шпилька несмешная, и это… это… поддразнивание. — Ну что, уже завидуешь сама себе?       — Нет, — буркнула я, чуть-чуть отодвигаясь от него. Иногда он просто выбивает у меня почву из-под ног.       — Эх, зря я прогуливал лекции по рекламе.       — Не понимаю, почему ты так иронизируешь. Ты же тогда обзывал меня незрелой, заставлял измениться — и я повзрослела. И знаешь, я думаю, ты был прав.       — А вот и нет! Как была ребёнком, так и осталась.       — Это почему это?       Начинаю скучать по тому времени, когда он молчал.       — Потому, что ты просто надела маску взрослого и пытаешься обмануть окружающих, да и себя заодно. Но суть-то осталась та же.       — А вот и нет!       — А вот и да!       — А вот и…       Тут затрезвонил дверной звонок. Опять эта малолетняя бизнес-леди, что ли? Я сердито вскочила на ноги и кинулась к двери, горя желанием поскорее разобраться с посетителем, чтобы вернуться к более животрепещущим вопросам. Не спрашивая, кто там, с силой рванула дверь, намереваясь выплеснуть на незадачливого визитёра своё раздражение, да так и застыла на месте с глупо раскрытым ртом.       — А вот и да, — как ни в чём не бывало продолжил Фей, перешагивая порог и даря мне цветок, который он скрутил из шарика. Я растерянно приняла «подарок» и даже машинально его понюхала. Так, а о чём мы спорили-то?.. А, ну да, всё о том же.       — Ошибаешься, — вернулась я к «любимой» в последнее время теме и принялась солидно и обстоятельно доказывать свою мысль. — Не помню точно, в чём именно, но ты ошибаешься. — Ага, вспомнила! — Я сделала карьеру, добилась уважения, стала уверенной в себе и даже перестала бояться парней! По-твоему, это ничего не значит?       — У-у, какие мы серьёзные, — насмешливо откликнулся Фей.       — Да ты... ты... ты сам ребёнок! — вспылила я и бросила в него дутым цветком, который он ловко перехватил в воздухе. — Нечего больше ответить, да? Тоже мне, учитель! Чему ты можешь меня научить, если сам можешь отвечать только дразнилками? А как же аргументация? Мудрые истины? Где хоть какие-то обоснованные контраргументы, которые могут действительно изменить мою точку зрения, а не просто довести до кипения?       Ответом мне послужило сакраментальное:       — Бу-бу-бу... — и ребячливо высунутый язык. И вот это я получаю в ответ на мою полную справедливого гнева тираду?! Да я… да я сейчас сама ему язык покажу! Я… У-ууфф, я взрослый, спокойный и рассудительный человек, я не ведусь на провокации.       — Не все умеют взрослеть естественно и безболезненно, — ровно сказала я, отводя взгляд, чтобы не теряться под его одновременно смешащим, одновременно проницательным взором. — Некоторые просто не понимают, зачем это надо и что это вообще такое. Вот и приходится рывками, заставлять себя. Печально, но с детством нужно прощаться.       — Прощаться? Печально? Как скажешь.       Я резко подняла глаза, насторожённая его неожиданно покладистой интонацией, и увидела, как он вдруг широко развёл руками, согнувшись в шутовском поклоне. Стены и потолок внезапно куда-то отлетели, и одновременно с этим грянул оркестр, исполняя классическую цирковую мелодию, но тут же, спохватившись, сменил её «Лакримозой» Моцарта в какой-то возмутительно весёлой аранжировке.       Фей распрямился и оказался одетым в траурный чёрный фрак с огромной кричаще-розовой «бабочкой» на голой шее и красным клоунским шариком на носу.       Я смятенно оглядела себя и с испугом обнаружила, что сижу в гробу весёленькой расцветки с внутренней обивкой в какой-то нелепый цветочек. В центре цирковой арены, где расположился Фей, красовалась кафедра с моим портретом. Фото двух-трёхгодичной давности — лохматые рыжие кудри собраны в два хвостика, я с наивной улыбкой прижимаю к себе плюшевого мишку. В углу фото резко перечёркивала траурная лента.       — Добрый вечер, дамы, господа и те, кто против гендерных ограничений! — объявил Фей тоном заправского конферансье в микрофон, преобразованный из всё того же многострадального шарика.— Начинаем наше шоу! Сегодняшняя тема «Похороны детства»!       Публика захлопала.       — Падре, прошу вас, — пригласил кого-то Фей и приветственно замахал.       На арену вышел прыщеватый паренёк в сдвинутой набок козырьком бейсболке. Он прочистил горло.       — Ну, типа. Мы все скорбим, да.       Фей с жаром закивал, скроив горестную мину. Бутафорский картонный цветок в его нагрудном кармане дурашливо закрутился от движения, и владелец зажал его пальцем.       — И я особенно, потому что я знаю, каково это — умирать! — вдруг проникновенно выдал паренёк и обвёл зрителей пылающим взором. Толпа заулюлюкала.       — Спасибо, падре, я бы не смог сказать лучше, — поблагодарил шут-конферансье, и оратор с достоинством удалился, напоследок погрозив кому-то кулаком.       — Но не будем унывать, друзья! Во всём есть светлые стороны — возрадуемся же новой жизни Майи!       На арене ослепительно вспыхнули прожекторы, и из клубов дыма возник баптистский хор, состоящий из бодрых старушек с косичками и в ярких балахонах. По мановению дирижёрской палочки Фея они запели и затанцевали подобие канкана. От сюрреалистического зрелища кровь стыла в жилах.       Забудь веселье до утра —       ведь ты жена!       Стирать-готовить-убирать — не забывать!       Ведь ты же мать!       Пришла с работы — отдыхать?       Забудь! Пахать-пахать-пахать!       Публика притопывала в такт. Старушки допели и испарились в дымном облаке с треском и блеском. Фей вновь обратился к зрительским рядам с возвышения.       — Слово имеет... гм, сказать заслуженный поэт России и просто красивый мужчина — встречаем!       На арену выскочило чудище и громоподобно заревело, тряся рыжей гривой и бешено вращая глазами. Я в ужасе вжалась в шёлковую обивку.       — Спасибо, Никита, — скорбно кивнул Фей.       Чудище что-то прорычало в ответ — как мне показалось, даже в рифму, — и покинуло сцену под шквал аплодисментов.       — А теперь — музыкальная пауза! — объявил инфернальный конферансье.       Разухабисто заиграли раздолбанные гитары в руках у бледных, как мел, музыкантов, и тощий вокалист запел дурным голосом:       Мёртвый чебурашка из могильной глубины-ы-ы       Взирает на ми-и-ир, пуская реки слюны-ы-ы.       Хочет наружу, ушастая паску-уда-а-а,       Ёрзает в гробу-у-у о-он, о-а-ажидая чу-у-уда...       Он выкидывал фантастические коленца телом и не менее фантастические — голосом, завывая, как банши. На припеве вся банда залихватски подхватила:       Не помочь бедняжке!       Мёртвый чебурашка!       Из аудитории полетели свистки и гнилые помидоры, и я поспешила нырнуть на дно, боясь получить по ошибке вместо музыкантов приз зрительских симпатий.       — Что ж, а теперь попрощаемся! — объявил Фей, когда невкусный град закончился. Я выглянула и увидела, как он подскочил к первому ряду и сунул пародию на микрофон какой-то тётке, которая явно рвалась высказаться.       — Вам есть что сказать? Пожалуйста!       — Да! — хищно взвизгнула тётка. — Мне есть, что сказать! Я осуждаю таких, как она! Дети — это счастье, как можно этого не понимать?!       Что за бред, о чём она, какие дети? Тема вообще не та, хотя какая тут вообще может быть тема, это же… цирк какой-то! А Фей, меж тем, отошёл подальше, чтобы на него не попадали брызги праведной злости, и, задумчиво кивая, скручивал из микрофона, который тётке явно не требовался, что-то не очень приличное. Но, быстро опомнившись, вернул шарику предыдущий вид и подскочил к парню, тянущемуся вперёд.       — Вы? Пожалуйста! Что бы вы хотели сказать о Майе?       — Чё? — переспросил парень и наморщил лоб. — Не знаю никакой Майи. Я хочу попросить телефончик вон у той девушки! — он ткнул пальцем в одного из патлатых музыкантов, с меланхоличным видом сидевшего в уголке.       — Что ж, благодарю всех за тёплые слова! — провозгласил Фей, уходя от зрительских рядов. — Теперь осталось попрощаться только мне.       И он приблизился к моему ложу, взглянув на меня сверху вниз. Громко вздохнул, вынул из кармана фрака ядовито-розовую помаду и густо намазал губы. И наклонился ко мне.       — Прекрати! — вырвался у меня крик. — Я живая! Хватит!       Он пожал плечами и выпрямился. Я резко села на месте и огляделась. Как и в давнем случае с судом, весь балаган как сквозь землю провалился, оставив после себя лишь тягостное впечатление. Как и в тот раз, гротескное и абсурдное шоу метко ударило по тонким струнам, вызвав какофонический резонанс. Проще говоря, у меня голова шла кругом, и казалось, что душу вывернули наизнанку, да ещё и потрясли ею перед всем честным народом.       — Что, скажешь, вот это всё тоже прямиком из моей головы? — спросила я глухо.       — Просто в иной форме, немного утрированной для лучшего восприятия. Называется «шоковая терапия».       — Да ну? — язвительно выплюнула я. — И от чего же ты меня лечишь?       — От ипохондрии!       Я фыркнула. Фей подошёл ближе и заглянул мне в лицо. Для этого ему пришлось нагнуться.       — Я всего лишь хочу тебе сказать, что ты рано себя хоронишь. Что с тобой случилось, почему такой упадок духа? Ведь ты всегда была жизнерадостной оптимисткой.       — Я просто подумала… — Я помолчала и подняла на него глаза. — Подумала, что, может, нужно уже стать… реалисткой. Потому что мой оптимизм не работает, я растеряла весь заряд. Как-то всё разом навалилось — меня подставили и я потеряла из-за этого работу, никто мне не поверил, что я не виновата, и Рома… — я с трудом сглотнула вставший в горле ком, — ушёл. — Я искоса глянула на Фея. — Вот, доволен?       — В целом — нет, но в частностях — да. Хорошо, что ты сказала это вслух.       — Да ты же и так всё знаешь, — насупилась я. — Хозяйничаешь в моей голове, да ты прямиком оттуда!.. Хотя в последнем я начинаю сомневаться — у меня и в мыслях нет всего того, что ты делаешь. Откуда только что берёшь...       — Нет-нет-нет, — он покачал пальцем, как метроном, — на меня ты это не свалишь, весь этот трэш — твой, гордись!       Даже отвечать на это не хочу. И ещё, я очень устала. Меня будто выжали, как лимон.       — Ну, не куксись, давай лучше повеселимся! — Он поднёс к моему лицу новый предмет, который сотворил из шарика — подобие собачки. С его-то волшебными способностями мог бы и настоящую собаку слепить. — Ну же, возьми. Я старался. Ав-ав-ав! — дурашливо залаял он, делая вид, что надувное подобие псины гавкает на меня.       Я сердито оттолкнула его руку вместе с глупой игрушкой.       — Не хочу. Я что, по-твоему, маленькая?       Он опустил руку и отшвырнул шарик прочь. Воздушный пудель причудливо заскакал по полу от толчка, совсем как живой.       — Ладно, мадам, раз ты такая взрослая, как говоришь, то пойдём развлекаться по-взрослому, — последнее слово он проговорил важно, с нарочитой серьёзностью.       Он заговорщицки склонился ко мне и щёлкнул у меня перед носом пальцами. В следующий миг я чуть не оглохла от убийственного грохота ритмичной танцевальной музыки. Мы сидели за столиком в ночном клубе, а передо мной стоял стакан с коктейлем размером с доброе ведро.       — Иди, потанцуй, — великодушно отпустил меня Фей, хитро сверкнув глазами.       Я глянула на танцпол. Там, в полутьме, ритмично освещаемые лихорадочными вспышками света, танцевали, если можно так сказать, люди. Вернее, бесстыдно и откровенно отирались друг о друга потными телами, туго обтянутыми минимумом одежды.       — Да что-то не хочется, — я отвела глаза от хаотично движущегося людского месива. — Лучше с тобой посижу.       — Давай-давай, вперёд и с песней, — подбодрил меня Фей. — Покажи мне, как развлекаются взрослые люди.       Я упрямо сжала зубы, решительно встала с диванчика и бесстрашно нырнула в средоточие толчеи, будто в омут прыгнула. И вот уже там поддалась панике. Чужие тела, пышущие жаром и алкогольными парами, задевали и толкали меня, вынуждая войти с ними в резонанс или же быть задавленной. Он всё равно не видит, успокоила я себя, по возможности уворачиваясь. Внезапно какой-то неприятный парень с тонкой бородкой и мутным взглядом, сально улыбаясь, повернулся ко мне передом и принялся исполнять что-то невообразимое — видимо, брачный танец, сдабривая действо призывным мычанием. «Боже, куда я попала? — билась о стенки черепа паническая мысль. — Куда он меня притащил! Я хочу домой!». Альфа-самца, к счастью, быстро смыло волной тел, и я облегчённо вздохнула. И вдруг чьи-то руки сзади легли на мои бёдра, и, плавно их покачивая, прижали меня к чьему-то телу.       — Ну как? — опалило моё ухо чужое дыхание. — Нравится?       Я вырвалась, резко оборачиваясь, вскинула руку для пощёчины... и увидела Фея. Неподвижный и светлый, как каменный ангел, взирающий на человеческий мир с крыши Александровского столпа, он застыл посреди моря волнующейся толпы — чужой, странный, несоответствующий, — и, засунув руки в карманы, серьёзно смотрел на меня. Я медленно опустила руку и пробормотала, потупившись:       — Нет.       Рёв псевдо-музыки мгновенно смолк и пульсирующий свет замер, сменившись мягким освещением моей гостиной.       — Хочешь, ещё куда-нибудь сходим? — дружелюбно улыбнулся Фей.       — Нет!       Я бухнулась на диван, обняв себя руками, из глаз потекли слёзы. Словно вывалялась в грязи... Будто мне «цирка» не хватило, где меня заживо похоронили равнодушные клоуны. Но хуже всего было воспоминание его рук на моих бёдрах и дыхание, щекочущее ухо. Зачем он так?! Почему он так делает? Я не знаю, как к этому относиться!.. Просто не знаю, что думать. И почему мне хочется накинуться на него и… и то ли придушить, то ли что-то ещё сделать, равное по силе, но ведь он, если подумать, ничего плохого мне не сделал? Почему же меня разрывает от мыслей и эмоций, среди которых ни одной ясной?       — Почему ты плачешь?       Да откуда мне знать!.. Откуда мне знать, что именно меня так задело в этом шквале впечатлений. Наверное, просто мозг перегрелся от такого объёма информации. Да, точно, эта душевыворачивающая буря чувств и образов здесь ни при чём, я просто ужасно устала, морально — слишком много всего для одного дня. Когда же он кончится, этот бесконечный, безумный день?       — Я больше не хочу обсуждать всё это, — проговорила я бесцветно. Мой голос тоже устал. — Не хочу больше спорить, в этом нет смысла… потому что всё это глупо.       — Хорошо. Только не плачь. Ты нас обоих утопишь.       Ещё платок мне протягивает, хотя ведь это из-за него я реву… Обойдусь, не надо мне. Ох, как же гудит голова, как будто на неё надели колокол и хорошенько грохнули по нему молотком.       А слёзы всё капали, с тихим звоном ударяясь обо что-то. Они падали на опустевшую чашу для фруктов с голубой каёмкой, которую услужливо подставил мне Фей — разумеется, не чтобы подурачиться, а чтобы я не заляпала свою блузку. Но глаза… он смотрел с таким состраданием и с таким ужасным пониманием, знанием того, что я сама не знала о себе и не хотела знать, что глядеть на него было невыносимо.       — Отстань!       Его лицо застыло, словно я в самом деле его ударила. Чашка исчезла вместе с его шутовством. Я отвела взгляд.       — Как скажешь, Майя.       Моё имя, скатившееся с его уст, непривычно погладило слух. Не помню, чтобы он обращался ко мне по имени. Называл как угодно: «принцесса», «мать», даже «старче», но не по имени. Только один раз, давным-давно, он мягко сказал: «Майя… по-моему, здорово. Как весна». И сейчас, как и тогда, имя слетело с его уст лёгким весенним ветерком.       — Спокойной ночи, — запоздало пожелала я, немного устыдившись своей грубости. Но когда подняла глаза в ответ на его молчание, его уже не было.