***
Домой я возвращалась в ещё более, чем накануне, подавленном состоянии, вдобавок голодная. Я провела полдня, мотаясь по городу; после неудачного визита в первую фирму купила газету и заехала ещё в пару мест. Оставила там копии резюме, заполнила многостраничные бессмысленные анкеты, в одном учреждении сразу получила отказ, как только мельком осмотрели все эти бумажки, в другом назначили встречу на завтра. Правда, через час позвонили и отменили. Я как раз в это время устроилась за столиком в кафе и раскрыла меню, намереваясь подбодрить себя перекусом, но один звонок — и аппетит улетучился. Правда, предложили зайти завтра в, как они выразились, “дочернее предприятие”, назвав какой-то неизвестный адрес. Я согласилась — а что было делать? Похоже, вариантов у меня немного. Разве что ещё раз просмотреть газету, вдруг я пропустила вакансию на шикарную должность с прекрасными перспективами и не менее прекрасной зарплатой, которой подойду я и только я? Несправедливо будет, если мы с ней разминёмся. Эх, ну-ну… Я вздохнула и отодвинула газету. Машинально заказав зелёный чай, я так же машинально выпила его, бездумно таращась на потёки дождевых капель на оконном стекле. Мир снова криво мне ухмылялся. Уже почти перед домом я сообразила, что где-то в недрах тёмной пустой квартиры ждёт голодная кошка, и решительно развернула машину в направлении супермаркета. А чуть позже, при виде полок и открытых холодильников с разными вкусностями, на меня нашло вторичное озарение, что голодной останусь сама, если не возьму себе хоть что-нибудь. Правда, толкотня и очередь к кассам слегка поколебали мою решимость. Конечно, с моей природной везучестью, я попала в самый час пик. Из-под носа выхватили последнюю свободную корзинку, мимо пронеслась продуктовая тележка с кричащим ребёнком и отдавила мне ногу, в очереди в кассу произошла целая шекспировская драма в духе “вас здесь не стояло”. И уже укладывая поудобнее кошачий корм и полуфабрикаты в пакет, я услышала что-то злое про мою причёску и моё будущее старой девы. Я недоуменно подняла глаза. Совершенно незнакомая женщина посмотрела на меня с откровенной ненавистью и тут же ушла. Что я ей сделала, почему она такое сказала? Неужели я взяла с полки последнюю упаковку этих консервов, которые ей были жизненно необходимы?.. Проглотив обиду вместе с голодной слюной, я забралась в машину. Боже, как хочется домой, отдохнуть, согреться, стряхнуть с себя все неприятности! И как хочется чего-нибудь сладкого! Бог знает, каких трудов мне сегодня стоило обойти кондитерский отдел... Нет, надо забыть об этом, забыть. И больше никогда не ходить за покупками на пустой желудок. Пока я торчала в магазине, изрядно стемнело. В слабых сумерках от непрекращающегося дождя забрезжили фонари, как болотные огоньки в сырой мгле. Сердце серой пеленой обволокла тоска. Но едва скрипнула квартирная дверь, тут же раздалось тонкое протяжное: — Мяу! И на душе сразу потеплело. Всё-таки приятно сознавать, что ты не один в этом мире, и кто-то рад твоему приходу. Пожалуй, это самая приятная в мире вещь. — Не волнуйся, я про тебя не забыла. Пиратка радостно засеменила за мной на кухню, где привстала на задние лапы, упираясь мне в ногу передними и потянувшись в пакет нетерпеливой усатой мордочкой. Я вскрыла пакет с дорогими консервами и щедро насыпала содержимое в кошачью миску. Довольное урчание подтвердило, что с выбором корма я не ошиблась. — Кто бы меня так покормил, — пожаловалась я кошке, услышав в ответ лишь виноватое чавканье. Ну ничего, салат готовить недолго.***
Сумерки за окном незаметно сгустились, на город тёмно-синим облаком опустился поздний вечер. В прояснившемся весеннем небе зажглись первые робкие звёзды. Я снова обосновалась в гостиной с книжкой, предпочтя её телесериалу. История, зачитанная до дыр, не отпускала, маня прожить её до конца в энный раз, утешая и захватывая. Я закрыла глаза, воображая себя прекрасной Агнессой, которой красиво признаётся в любви пылкий Август. Вот только истошно завывшая на улице сигнализация неожиданно и неприятно выдернула из сладких грёз и испортила удовольствие. Я недовольно подошла к окну, которое выходило не на крышу, а во двор-колодец, и выглянула. Возле моей машины никого не оказалось. Наверное, кто-то шёл мимо и случайно задел. Пожав плечами, я выключила звук с помощью пульта и вернулась на диван мечтать дальше. Но едва устроилась поудобнее, истеричный вой раздался вновь. Я снова кинулась к окну — никого. Специально постояла подольше, надеясь вычислить шутника, но никто так и не появился. Наверное, он меня видит на светлом фоне окна, осенило меня. Я выключила свет и подкралась к окну, присев на пол и положив подбородок на подоконник. Но машина молчала, возле неё никто не проходил, кроме древней старушки, которая сразу свернула в подъезд. Ну не старушка же хулиганит, в самом деле! Ничего-ничего, я тебя выслежу, будешь знать! Увлекшись игрой в шпионов, я не заметила, как ко мне подошла Пиратка и осторожно обнюхала мою руку, ткнувшись в кожу сухим тёплым носом. Я села на пол, привалившись спиной к стене под окном, и погладила кошку. Внезапно та насторожилась и, округлив глаза, уставилась куда-то в темноту. Над головой раздался стук. Человек, живущий в панельном многоэтажном доме, на уровне рефлексов привык ко всяким посторонним звукам и не обращает на них внимания. Но я живу в старом дореволюционном доме, и над головой у меня не обитают шумные соседи. Там находится чердак. И там что-то стукнуло вторично. Чердак, куда я утрамбовала все свои старые вещи, и который собственноручно заперла на ключ. Ключ, который валяется в вазе у входной двери. — Что это? — спросила я кошку дрогнувшим голосом. Та не нашлась с ответом. — Наверное, просто что-то упало. А следом упало то, что стояло рядом, — успокоила я её и заодно себя. — А пойдём-ка, выпьем чаю? Об потолок что-то ударилось в третий раз. — Я не боюсь, — гордо возразила я на немой кошачий вопрос. Голос, правда, немного не соответствовал героическим словам, но кто придерётся? Решительно поднявшись на неверные ноги, я взяла ключ из вазочки и фонарик из тумбочки, прихватив заодно зонтик-трость. А вдруг опять дождь пойдёт, а на чердаке крыша прохудилась? И двинулась наверх. Давно там надо было прибраться, вот в чём дело. Если начнут валиться все вещи разом, ещё потолок, чего доброго, проломят. И ничего там нет, кроме старых вещей. И никого, да, точно. Никаких крыс. Я повернула ключ, и он отчётливо щёлкнул в замочной скважине в полной тишине. Я вскинула голову и шагнула внутрь, направив вперёд рассеянный луч фонаря, как световой меч. Там никого нет. В тишине раздался отчётливый шорох шага. Задохнувшись от ужаса, я рывком повернулась и ринулась к двери. И тут же за что-то запнулась и грохнулась на пол. Зонтик-оружие улетел во тьму, фонарик тоже вылетел из рук и погас, мгновенно затерявшись во мраке. Всхлипнув от страха, я неуклюже вскочила на ноги и заспешила к двери, ища проход среди нагромождения предметов. И в этот момент мне на глаза легли чьи-то ладони. — Угадай, кто? — шепнули на ухо. Мамочки!!! Заорав и вырвавшись, я тут же почувствовала, что меня не держат. Я извернулась и отпрыгнула назад, к двери. Тут же зажёгся сломанный старинный торшер, следом с интервалом в полсекунды загорелся сам собою брошенный на тумбу светильник и замигала разноцветными огоньками стародавняя ёлочная гирлянда. И в этом сиянии я увидела того, кто так страшно подшутил надо мной. — Ты... Я качнула головой, не веря своим глазам. Передо мной стоял высокий, вихрастый, невозможный, с-таким-вопиющим-чувством-юмора, милый и волшебный Фей. Он улыбнулся. — Привет, красавица. Я всхлипнула, на этот раз почти плача от счастья, и кинулась его обнимать. — Это ты! Я уж думала, что никогда тебя больше не увижу! Зачем ты меня так напугал, дурак! Я уткнулась лицом в его светлую куртку и зажмурилась, чувствуя, как его руки в ответ обняли меня за плечи. Он вернулся… Вернулся! Он настоящий, я могу его обнять! Я снова не одна… С замиранием сердца я вдруг ощутила, как его ладони скользнули вниз, к талии. И неожиданно цепко ухватили за бока. — Эй, а куда ты дела свои складки? Нет, ну так неинтересно. Я смущённо отпрянула от него. — Я похудела. Он ничуть не изменился. А я уже и забыла про его вечные подколки. Но это и не важно, важно то, что… Губы сами расползались в улыбке. — А почему неинтересно? — спросила я запоздало. — Потому что ты так смешно комплексовала по этому поводу, — радостно напомнил он. Да уж, об этом просто необходимо было напомнить. Кстати, раз уж речь зашла о воспоминаниях... Что он сказал тогда, в ту, последнюю, встречу на крыше? — А... а почему ты вернулся? — тихо спросила я, боясь спугнуть чудо. — Ну, здрасьте, приехали, — надулся он. — Нет, чтоб сказать: «Привет, старый друг, хочешь варенья?» Я снова заулыбалась, услышав капризные интонации Карлсона из любимого мультика. — Привет, старый друг, — послушно повторила я. — Хочешь... э-э-э... яблок? Потому что варенья у меня нет. Фей горестно махнул рукой. — Тащи, — разрешил он. — Раз уж умяла все запасы, подготовившись к встрече гостей. — Вот ещё! — горячо заспорила я. — Откуда я знала, что ты придёшь? — Ты ведь хотела, чтобы я пришёл. Даже звала, — в руках его появился тяжеленный на вид фолиант. — Вот, здесь так и написано, — уведомил он, тыча пальцем в раскрытую книгу. Я заинтригованно заглянула, но он резко захлопнул её, чуть не прищемив мне нос. — Любопытной Варваре на базаре нос не продали! — съехидничал он. — Вообще-то, «оторвали», — поправила я обиженно. — Хочешь, чтоб оторвали? Желание клиента — закон. И не успела я опомниться, как он ловко дёрнул меня за нос и поднял кулак с трофеем над головой. Ахнув, я подпрыгнула, пытаясь отобрать. — Отдай! — Что отдать? — весело осведомился он. — Я у тебя ничего не забирал. Схватившись руками за лицо, я сообразила, что мой нос никуда не подевался. А Фей уже сидел на пыльном шифоньере, свесив голову и заглядывая внутрь. — Даже пыль не потрудилась вытереть, — упрекнул он. — Чего её вытирать ради вредных призраков, — надулась я. — Это я-то призрак? — изумлённо схватился он за голову и заглянул в висящее в воздухе зеркало. Отражение показало ему язык и гомерически захохотало. — Ну, фантом, — исправилась я, — какая разница? Ты же выдумка! Сам говорил, что существуешь только в моём воображении! Ты ненастоящий... — А кто может поручиться, что настоящее, а что нет? — перебил он. — Слышала про солипсизм? — Соли...что? — Солипсизм — крайняя степень субъективного идеализма, — занудным лекторским тоном начал он, вскинув палец к потолку, — при котором личность считает, что всё окружающее есть только благодаря её разуму — при условии его наличия, конечно. И все вещи существуют только тогда, когда эта личность на них смотрит. — Да-а? — заинтересовалась я. И хитро прищурилась. — Ну, раз ты порождение моего разума — а он у меня есть! — предупредительно рявкнула я, и Фей захлопнул рот, зажав его ладонью. — То ты должен знать, чего мне сейчас хочется. — О великий демиург, изволь! — Он картинно упал на одно колено и с фигурным взмахом руки протянул мне пирожное. Корзиночку, с белым кремом и фруктами… Я вдохнула головокружительный аромат свежей выпечки, и в голове помутилось. — Вкуси же, личность, э, то есть Ева, — вкрадчиво предложил искуситель. — С Адамом делиться не обязательно. Не помня себя от восторга, я схватила пирожное и, зажмурившись от блаженства, вгрызлась в него. Но зубы ухватили лишь пустоту. Я удивлённо и разочарованно уставилась на пустые ладони. — Зачем глаза-то закрыла? — глумливо посочувствовал он. От обиды задрожали руки и свело скулы. Или не от обиды? Всё, больше не могу. Я молча рванулась мимо Фея, шумно протопала по лестнице и вылетела в прихожую квартиры. — Ты куда? — изумился он, возникая в плаще, который я собралась надеть на себя. — Где пожар? Я вытряхнула его из плаща и торопливо обулась. — В магазин! И не вздумай идти за мной! Вот скажите, вас ваши глюки всегда слушаются? Меня — нет. Настырный «ангел-хранитель» вприпрыжку сопровождал меня по тёмной улице, опережая на каких-то пару шагов — потому что шёл впереди и вперёд спиной. — Ты мне мешаешь! — Доказывая свои слова, я торопилась как могла, стараясь оттоптать ему ноги, но наступала только в лужи. Зато он в них не наступил ни разу, ловко отпрыгивая, и даже не забрызгал грязной водой свои светлые брюки. — Сама просила: «Не вздумай идти за мной!» — передразнил он меня с магнитофонной точностью. — Ладно, иди ЗА мной, — сделала я ударение. — Слушаюсь, о создатель мой! Он мгновенно исчез и переместился за мою спину. Однако как шёл задом наперёд, так и продолжил. Ну и пусть кривляется, моя цель — кондитерская! Ну её, эту хорошую фигуру, да зачем она мне теперь. — И кому нужна эта хорошая фигура? — философски заметил из-за спины Фей, завидев супермаркет. — Пусть любят за ум. И за душу. Чем больше тело — тем больше души поместится! — Отстань! Не слушая, я устремилась к магазину и распахнула врата рая. Схватив тележку, тут же ринулась к булочкам. Родненькие мои, как же я по вам соскучилась! — А по мне ты не так соскучилась, — состроил Фей обиженную гримасу. — Прекрати читать мои мысли! — рассердилась я, бросая в тележку булочку с маком. — А ты сотри их со лба. Я торопливо отвернулась, машинально потерев лоб — ну а вдруг? И заметила песочное печенье с повидлом. Упаковка полетела к булочке. — Не забудь отрегулировать водительское сиденье, — с ужасом посоветовал незваный диетолог. — Влезу, — парировала я сквозь зубы. — А вот влезешь ли ты в мою машину — бо-ольшой вопрос! — Я бы даже сказал — огромный, — издевательски согласился он. Не обращая внимания на шпильку, я понеслась в конфетно-шоколадный ряд. Ой, это же зефир в шоколаде! — Не лопну! — опередила я Фея. — Как скажешь, — горько вздохнул тот. — Но предупреждаю, собирать паззлы я не люблю. — Зато я люблю, — и с этими словами я покатила тележку к кассе. — Окстись, старче, — воззвал слабеющий голос разума. — Куда тебе столько? Ты знаешь, что такое мера? С этими словами он предпринял последнюю попытку уберечь меня от умышленной порчи принадлежащей мне внешности и выхватил из тележки пакет с конфетами. — Знаю, — я подпрыгнула за пакетом. — Мера — это единица объёма, принятая на Руси. Дай сюда! — А это уже адресовалось в ответ на его новую уловку — конфеты отдал, а зефир незаметно забрал, пока я прыгала. В ответ на настороженный взгляд кассирши я лишь смущённо улыбнулась, вспомнив давно позабытое ощущение — каково это, понимать, что люди видят, как ты споришь с пустотой с точки зрения окружающих. Порывшись в карманах, извлекла из бумажника карточку, игнорируя поросячье хрюканье над ухом.***
Час спустя я сидела на усыпанном смятыми разноцветными фантиками полу гостиной и таращилась в лицо Фея. Лицо таращилось на меня в ответ. Игра в молчанку затягивалась и начинала нервировать. — Спокойной ночи, — пожелала я наконец, и, поднявшись, с достоинством прошествовала в спальню. Немедленно раздался нарочито громкий скрип прогибающегося под страшной тяжестью паркета. — Не смешно! Кружилась голова. От переизбытка сахара или от радости?