Май для Майи

      Есть такие люди-органайзеры. И за день они всё успевают, и после работы время на увлечения находят, и в отпуск всегда едут, куда захотят. Даже собираются туда планомерно: выключают компьютер, где на заставке синее-синее море под золотым южным солнцем, укладывают вещи в сумку спокойно и ровно, не торопясь и не швыряя всё как попало в тщетной попытке утрамбовать. Да вдобавок делают всё заранее, не торопясь, предвкушая отдых.       А есть я — человек-подростковая-записная-книжка. Думаю, в пояснении не нуждается. И если бы где-то устраивали конкурс по самым быстрым и точным сборам, я бы провалила его на старте. Вот как, скажите, можно сосредоточиться, когда тебя постоянно что-то отвлекает? К тому же, о каждой вещи нужно подумать, брать её с собой или нет.       Я взяла со стола фигурку трёхцветной кошки и повертела в руках. Раньше у меня была точно такая же кошка, но она убежала, сразу после того, как моя жизнь наладилась, словно унеся с собой мои проблемы. Это было… очень давно. Теперь проблемы вернулись, а забрать их некому. Ну, ничего, сама справлюсь. Я собралась положить статуэтку в пакет, но тут зазвонил телефон.       — Слушаю.       — Здравствуйте, вы Майя Александровна, исполнительный директор «КК» по маркетинговым вопросам? — учтиво осведомился очень серьёзный мужской голос.       — Да, я. Но...       — Замечательно! — перебил меня собеседник. — У нас для вас уникальное предложение...       — Минуточку, — перебила я в свою очередь. — Со всеми вопросами рекламных предложений обращайтесь к секретарю. Всего доброго.       Я положила трубку и вернулась к перебиранию вещей на столе. Вот рамка с фотографией, где мы с Романом вместе. Наверное, единственное наше совместное фото, всё как-то не было случая просто сфотографироваться, мы вечно были чем-то заняты. На море так и не съездили… Телефон вновь зазвонил, сам звонок прозвучал как-то настойчивее. Я взяла трубку и снова сухо ответила «да».       — Майя Александровна, что же вы так? — упрекнул меня тот же мужской голос, доверительным и несколько фамильярным тоном. — Это предложение именно для вас, и оно вас заинтересует, можете мне поверить.       Это что ещё такое, запоздало удивилась я. Как этот настырный рекламный агент сумел пробиться ко мне напрямую, минуя секретаршу, которой даны чёткие инструкции соединять со мной только по важным вопросам?       — Не интересует, — отрезала я. — Я же сказала, рекламными предложениями занимается секретарь, а я в любом случае этим заниматься уже не стану.       — Почему же? — участливо и очень сердечно поинтересовался нежеланный собеседник.       — Потому что завтра меня здесь уже не будет, а кто с вами сможет обсудить ваше дело, я не знаю. До свидания.       Ладно, вру, всё я знаю, и кто будет на моём месте, и почему. Только не собираюсь это обсуждать со случайным назойливым спамером. Бросив трубку на рычаг, я выдернула из аппарата шнур, чтобы звонки, если последуют (а они явно должны были последовать), больше не мешали. И только тут до меня дошла вторая странность — звонили-то по внутреннему телефону! Неужели кто-то из сотрудников настолько глуп и недобр, чтобы воспользоваться случаем и так по-дурацки пошутить напоследок?       Я сунула рамку в пакет к остальным вещам и уже хотела отойти от стола, как взгляд зацепился за что-то яркое. Это оказалась конфета, которую я раньше не заметила. Солнечно-жёлтая обёртка с улыбающейся мультяшной пчелой и надписью «Майя». И здесь то же самое, что и на прошлой работе. У людей что, совсем фантазии нет? У кого только ума хватило! Я сердито отвернулась, затем, приняв спокойный и независимый вид, вышла из кабинета.       Секретарша, которая всегда заискивающе улыбалась и старалась угодить, даже не подняла на меня глаза, торопливо стуча по клавиатуре и доделывая работу, чтобы поскорее уйти домой.       — Пока, Оля, — всё же попрощалась я с ней, тепло улыбнувшись.       Но она начисто это проигнорировала, лишь кратко блеснув на меня презрительно-равнодушным взглядом из-под аккуратно накрашенных ресниц. Улыбка сползла с моих губ.       Этот взгляд мне знаком. Он преследовал меня всю мою жизнь, особенно на прошлой работе. Обычно я получала его, подавая голос, в остальное же время являлась пустым пространством за угловым столом.       И теперь он вернулся, этот взгляд. Куда бы я ни посмотрела — он был всюду, колол меня с лиц людей, которые ещё пару недель назад приветливо и безукоризненно вежливо здоровались и внимательно слушали, кивая в такт моим словам. Пару недель назад, до того, как прошёл слух, что меня увольняют.       Здесь так принято, горько размышляла я, шагая по ставшему почти родным коридору к выходу в последний раз. Когда кто-то поднимался вверх по служебной лестнице, он переставал общаться с бывшими друзьями-коллегами, с которыми раньше сидел бок о бок, ограничиваясь лишь сухими приветствиями в лучшем случае. А уж когда кто-то падал с этой лестницы, да ещё и катился кубарем, как я...       Улица встретила меня порывом ветра в лицо и градом мелких холодных капель. И тут же дождь, по-осеннему противный, забирающийся за воротник, намочил лицо и волосы. Вот растяпа — собиралась, собиралась, а зонтик забыла! Но возвращаться не стану — плохая примета. Хотя, куда уж хуже...       До своего парковочного места я добралась уже порядком вымокшая и продрогшая. Май месяц, тоже мне! Льёт как из ведра, словно осенью. И в душе тоже осень… В машине я завела мотор, включила радио, затем включила печку. Сейчас обсохну, согреюсь, и жить станет легче. Но печка почему-то отказалась работать, лишив меня надежды на тепло и уют. И это оказалось последней соломинкой, сломавшей спину верблюда. Я заплакала.       Я держалась до последнего — не хотела, чтобы те, кто мне подчинялся по статусу, кто видел всегда бодрой и жизнерадостной, увидели бы сейчас сломанной и сдавшейся. Это в прошлом, я больше никому не доставлю такого удовольствия. Но сейчас можно, сейчас никто не видит. Но никто и не утешит. И ещё этот голос из динамика, будто издевается. Молодой и радостный, лёгкий и беззаботный, как весенний ветер, так резко контрастируя с завесой ливня за стеклом авто, он пел:       — Ты лети, лети, за груды этажей, за ночной туман, в страну добра и солнца. Ты лети, лети за груды этажей, в перезвонный край, чтоб больше не вернуться...       Кто там обещал вернуться? Точно, Карлсон. Только не помню, он вернулся к Малышу или нет?.. Должен был. Он точно не говорил своему другу: «я тебе уже не нужен». Что это за сказка была бы, иначе?       Я с силой надавила на кнопку выключения. Не хочу это слушать!       Когда я въехала во двор своего дома, окончательно стемнело и зажглись фонари, но дождь и не думал прекращать лить. Я выбралась из машины и тут же наступила в лужу, щедро зачерпнув дорогой туфлей-лодочкой воды.       — Прекрасно! — вырвалось само собой.       И тут же это стало незначительным, поскольку дождь, будто нарочно, хлынул ещё пуще, уравняв шансы обеих туфель. Подсохшие было волосы тут же вновь намокли, неприятно облепив лицо. Дождевые капли смешались с чёрными от туши слезами, и глаза так сильно защипало, что на минуту я перестала что-либо видеть. Моргая и утираясь рукавом, я кое-как закрыла машину, поставила на сигнализацию и вышла в круг дрожащего света от фонаря. К ногам бросилось что-то маленькое и стало толкать, словно пытаясь сбить меня на землю.       — Ой!       Это оказалась всего лишь кошка. Бедняжка так промокла, что шерсть слиплась в колючки. Она жалобно мяукала и отчаянно тёрлась о мои лодыжки.       — Бедненькая, ты почему под дождём бегаешь? — пожалела я и присела, протянув к ней руку. Кошка подняла голову, щуря от падающей с неба воды зелёные глаза.       — Пиратка! — воскликнула я, не веря своим глазам. — Где же ты была всё это время?!       Я сгребла кошку, которая нисколько не сопротивлялась, в охапку, и кинулась к подъезду.       Пиратка вернулась! Мой самый верный друг, единственный преданный друг, за исключением тёти Вали, которая уехала к дочери и её мужу. Мы, конечно, переписываемся, но дружба на расстоянии — совсем не то, что по-настоящему, я теперь это понимаю. А раньше не понимала, писала письма в никуда, мечтая встретить того единственного и обрести любовь... По переписке, ха! Вот я глупая была...       Вообще-то, у меня был ещё один хороший друг. Весёлый, добрый, неунывающий. И симпатичный. Настоящий волшебник. Нет, ангел. Нет, нет, не парень! Именно друг, настоящий друг. Он помог мне, когда мне было плохо и одиноко. Он вселил в меня уверенность в собственных силах. Он говорил, что всё это — ум, находчивость, воля, — уже было во мне, и я всё сделала сама, но я знаю, что без него я бы обо всём этом никогда не догадалась, и уж тем более бы не решилась что-то сделать. Он стал для меня необходимым толчком, движущей и направляющей силой, как топливо для машины. Словно дополнил меня, как половинка...       А потом он ушёл. Сказал, что больше не нужен мне, что теперь я смогу жить сама, как захочу. А я не хотела без него! Он мне всё равно был очень нужен! Не для того, чтобы подталкивать по жизни и утешать, когда расклеюсь, а чтобы… просто был. Но сказать этого мне было уже некому — он просто исчез.       Квартира встретила меня привычной темнотой и тишиной. Включив свет в коридоре, я понесла кошку в ванную — отмывать и сушить сперва её, потом себя. Из комнат не отозвалось на мой приход птичье пение — канарейку давно пришлось отдать, потому что некогда было за ней ухаживать из-за работы, где я проводила время с утра до ночи. А новых животных так и не завела.       Конечно же, никакой кошачьей еды в холодильнике не завалялось, да и с чего бы ей там быть? Сырые фрукты и овощи, соки и йогурты, кусок отварной красной рыбы — весь мой рацион. Отряхивающаяся и старательно вылизывающаяся Пиратка получила рыбу, к которой была прибавлена чашка с водой, а я пошла переодеваться в домашний халат, попутно включив на кухне чайник.       В гостиной я плюхнулась на диван и бездумно уставилась в тёмный экран дорогой плазмы. По широким подоконникам и крышному козырьку за окнами барабанил дождь, гулко отдаваясь в полупустой и оттого кажущейся огромной комнате. Телевизор, диван с парой кресел, журнальный столик, где валяются рекламные брошюры и глянцевые журналы — вот и вся обстановка. Роман вечно ворчал, что в квартире можно ноги переломать, и вид её не соответствует моему статусу делового человека, и я запихала все вещи на чердак, благо он большой. Теперь он был забит под завязку, так, что туда даже нельзя было войти. Зато комнаты опустели и стали неуютными, отталкивая модной аскетичной меблировкой в стиле хай-тек и сдержанными серыми тонами дорогого ремонта.       Диван у моего локтя мягко прогнулся и послышалось сытое урчание — наевшаяся и довольная Пиратка вспрыгнула рядом и устроилась под боком. Я легла удобнее, гладя её по высохшей шёрстке и уткнувшись носом в тёплый бок. Мерный стук дождя успокаивал, нагоняя дремоту, и вот уже начало сниться что-то приятное — доброе, улыбчивое лицо. Лицо подмигнуло и вдруг заголосило:       — Тр-р-р!       Я захлопала глазами, звук раздался вновь. Кто-то звонил в дверь. Перебравшись через дремлющую Пиратку, я заспешила к двери, но в скважине уже поворачивался ключ.       — Почему не открываешь? — спросил Роман, входя и снимая мокрые ботинки. — Я думал, тебя дома нет.       И, не дожидаясь моего ответа, ушёл вглубь квартиры. Стало слышно, как он хлопает дверцами шкафов, ища что-то. Потом он, судя по звукам шагов, перешёл в ванную и брякнул там чем-то. Наконец, снова показался в коридоре, где я продолжала торчать так же молча.       — Ладно, пока, — кивнул он и, поставив на пол пакет со своими вещами, стал обуваться.       — Рома, — отмерла я наконец. — Пожалуйста, давай поговорим...       — Зачем? — Он спокойно завязывал шнурки, не оборачиваясь. — Мы уже всё обговорили, и не раз.       — Но так не должно быть! — Я почувствовала, как горло перехватывает, а ресницы опять начинают предательски намокать. — Ведь у нас всё было хорошо! Ничего страшного, что ты один раз... ну, ошибся. Я всё понимаю, я не буду тебя осуждать, только не уходи, пожалуйста.       — Майя, — он выпрямился и устало повернулся ко мне, теперь глядя в глаза. — Не один раз, это серьёзнее, чем случайное приключение. Я люблю её. И, пожалуйста, давай не будем снова начинать? Я по-прежнему хорошо к тебе отношусь, и очень хочу, чтобы мы расстались друзьями.       — Друзьями? — От обиды защипало в носу. — Это она меня подставила, а ты мне не веришь — ты веришь ей! Разве так поступают друзья?       — Я же просил — давай не будем опять по новому кругу, — нахмурился он. — Всё, что я смог для тебя сделать в этой ситуации — дать хорошие рекомендации. И это уже много.       — А чего стоят твои рекомендации, если все и так в курсе, что произошло? Меня уже никуда не возьмут на такую должность, ты ведь знаешь, — я уже плакала, не стесняясь.       — Начнёшь снова снизу, тебе не привыкать, — пожал он плечами. Знаю, хотел подбодрить, но вышло у него, как всегда, жестковато. — Устроишься, я в тебя верю. И мне правда жаль, что так всё сложилось, но цепляться за то, что себя изжило, считаю бессмысленным. Извини, Майя. Прощай.       Звякнули положенные на тумбочку ключи, и дверь за ним захлопнулась. Слёзы снова лились по щекам, непрошеные, горькие, горло царапало и саднило, а в душе медленно, болезненно умирала надежда.       На вешалке у двери остался висеть мой зонтик — последний добрый жест от Романа, который со своей вечной педантичностью вернул мне его из моего бывшего офиса. Или, точнее, избавился от последнего напоминания обо мне.       Зонтик был совершенно сухим.

***

      Он давно ушёл, а я всё стояла и пялилась на зонтик, будто загипнотизированная, бесконечно прокручивая в голове одну и ту же ненужную, бессмысленную мысль: «Как он донёс его сухим под таким ливнем?». Слёзы высохли, но осталось тупое непонимание, что делать дальше. Стоять тут остаток жизни или пойти спать?       Кое-как оторвав взгляд от несчастного зонтика, я двинулась на кухню — сказалась многолетняя привычка, которую я так и не смогла до конца подавить. Только теперь в минуты душевных переживаний я грызу морковь или яблоки вместо сладостей и бутербродов.       Вот и сейчас я взяла яблоко и откусила большой кусок. Но оно показалось мне безвкусным. Я вдруг осознала, что страшно, нестерпимо хочу пирожных. Маленькую корзиночку со свежим молочным кремом и фруктами сверху... Аж дрожь по позвоночнику прокатилась. Блин, надо было ту конфету со стола забрать! Я с усилием прожевала кусок и проглотила, едва не подавившись. Потом снова включила остывший чайник, заварила чай без сахара — а нет у меня в доме сахара, нет! — и ушла с чашкой в гостиную.       Там взгляд мой остановился на книжном стеллаже. Глянцевые томики романов Робски, Мураками, Минаева и прочих модных писателей — ещё один штрих моего нового образа, который я создала себе, чтобы измениться. Нет, не измениться, а вписаться. Даже не столько для того, чтобы впечатлить новых знакомых, для которых мы с Романом устраивали здесь вечеринки, а больше для того, чтобы самой поверить, что я теперь — другая, взрослая внешне и внутренне, и в моей квартире и жизни нет места старому хламу и глупостям.       Я попыталась было вытащить блестящую книжку светской львицы, но только расплескала чай от усилий. Охнув, сунула обожжённый палец в рот и оглянулась на окно, за которым послышался короткий стук. Никого там, конечно, не оказалось, кроме ветра, но от собственного отражения, увиденного в тёмном стекле, стало горько. Вот она я — ничуть не изменилась, весь напускной лоск и уверенность растаяли и стекли вместе с дождевой водой, и теперь из окна на меня потерянно таращилась девчонка без косметики и с пальцем во рту. И вдруг поймала себя на том, что понимаю Романа. Я же ему совершенно не подхожу — где он и кто я? Он любит деньги, не столько тратить, сколько зарабатывать, я люблю работать не столько ради денег, сколько ради процесса. А креативность... Кажется, я давно уже ничего не придумываю, только подписываю документы и руковожу другими. Руководила...       Я мотнула головой, отшвыривая тяжёлые мысли, и снова упорно потянулась к полке. Томик гламурной писательницы полетел на пол, и в образовавшуюся щель выглянуло то, что я стыдливо прятала под глянцем — дамские романы. Взяв самый любимый, я прихватила чашку с чаем и забралась на диван. Как же давно я их не читала.       — Ну что, кыс, будем спать? — окликнула я кошку, откладывая наконец книгу.       Но кошки рядом не оказалось — она убежала осваиваться в новом для себя старом доме. Искать я её не стала — почему-то не хотелось заходить в тёмные комнаты, чудилось, что там кто-то прячется. Брр, ну что за глупости! Просто хочу сегодня поспать в гостиной, вот и всё. Я достала плед, выключила свет и свернулась калачиком на диване, натянув плед до ушей.       Тишина почти оглушала. Почему я раньше не замечала? Приходила с работы усталая, болтала по телефону, иногда смотрела фильм, потом быстро засыпала в уютной тишине. А вот теперь обратила внимание, что вовсе она не уютная. Она давит своей громоздкой неподвижностью, и ничто её не нарушает — ни тиканье старых ходиков, которые заменили электронные часы, ни стук дождя, который незаметно прекратился, ни кошачье мурлыканье. Тихонько, совсем шёпотом, я запела детскую песенку — первую, что вспомнилась, — чтобы слышать хотя бы звук собственного голоса. И это успокоило. Допевая, я уже засыпала, и заплетающимся языком бормотала что-то бессвязное, озвучивая возникающие в воображении причудливые картинки.       — Где ты... ты мне так нужен, — бормотала я неизвестно кому. Глаза слипались от сонной пыльцы, и я окунулась в сладкую и тягучую, как мёд, дрёму.       Сквозь сон мне слышались шаги над головой и обрывки неуловимо знакомой музыки. Устроили вечеринку среди ночи, вот странные люди. Но это не раздражало — музыка была прекрасна и навевала воспоминания о детском ожидании праздничного чуда. В зыбком мире снов кто-то вальсировал среди нагромождения отживших своё вещей, в облаке вековой пыли.